Они не умерли

Действительно, в Людкове не было видно ни одного человека. Как будто деревня полностью вымерла, а жили в ней человек триста. Куда же они все делись?

– Да прячутся, наверное, – сказал муж.

Мы подъехали к дому Лёни. В окнах не было видно никакого движения. Я постучала в дверь. Тишина.

– Лёня! Теть Оль! – покричала я. – Вы дома? Скажите, что происходит? Можете не открывать, просто скажите через дверь, почему вы не выходите?

Никто не ответил. Дверь была закрыта на ключ. Я обошла террасу и подошла ко второй двери со стороны двора. И вот везение! Она оказалась открыта.

Зайдя на террасу, я шепнула:

– Лёня, тетя Оля…

Мне стало страшно. Вдруг они все-таки в доме. И мне было жутко от того, что я могла там увидеть.

На террасе все выглядело обычно. Аккуратно застеленный диванчик, ведра с водой на полу, у двери в дом стоят мужские ботинки. Я постучала в дверь, которая вела внутрь дома. Тишина. Подошел папа и медленно открыл ее.

– Алёха, ты дома? – спросил он.

Распахнул дверь шире и вошел. Я за ним. Но никто к нам не вышел. Дом оказался пустой. Шкаф открыт. Какие-то вещи разбросаны на полу и на диване. На кухне опрокинутый лежит стул. Этот дом покидали в спешке.

– Машины нет в гараже.

В дом вошел дядя Серёжа.

– У соседей тоже нет машины. Они уехали все.

Мы решили проверить другие дома. Оказалось, что во многих из них двери не были заперты. Мы входили внутрь и видели одну и ту же картину: открытые шкафы, кругом разбросаны вещи, у кого-то на столах недоеденные обеды.

– Они сбежали, – тихо сказала я. – Но почему мы об этом не знаем? Почему к нам никто не заехал?

– Что будем делать? – спросил муж.

– Если они убежали, то им еда не нужна, – твердо сказала я.

– Ага, а если они вернутся скоро? – уточнил Рома.

Мы долго думали, как нам правильно поступить, и решили, что если мы из холодильников возьмем то, что скоро может испортиться, то на нас сильно не обидятся. Все равно пропадет!

Мы снова вернулись к Лёне в дом. В холодильнике нашли закрытый пакет молока, кастрюлю супа, который плохо попахивал уже, высохшие макароны, две банки рыбных консервов и замороженную курицу. Я вылила суп и выбросила макароны за двор. Если они вернутся, то им не придется отмывать заплесневелые кастрюли. Остальное мы решили забрать.

Я знала, где они хранят заготовки на зиму. В коридоре мы откинули ковер и открыли люк в полу, который вел в глубокий подвал. Тетя Оля всегда любила закрывать много разных банок: с вареньем, с солеными огурцами и помидорами, квашеную капусту и лечо. Она делала такие большие запасы, что им хватило бы на несколько лет. Мы взяли несколько банок разных солений, но сильно не наглели.

На столе я оставила записку, что в доме были мы. Просила нас извинить. И что потом обязательно все отдадим, когда они вернутся. Просила сообщить об их возвращении.

Так же мы сделали еще в пяти домах. Брали немного и то, что долго храниться не может. У кого-то брали один-два пакета крупы, у кого-то консервы или мясо из морозилки, у кого-то соленья и конфеты. Детей ведь тоже надо было порадовать. Я нашла несколько пачек сигарет и две бутылки водки. Не думая, взяла и их. В каждом доме оставляла записки. Деньги оставлять не стали на случай, если сюда придет кто-то чужой.

Нам удалось собрать еды целый багажник.

– Может, все-таки вскрыть один из магазинов? – предложила я. – Их тут четыре. А то в чужих домах как-то неудобно брать еду. Нас потом посадят.

Папа засмеялся.

– Кто? Больные с красными глазами? И в наказание будут нас зацеловывать? А за магазин нас не посадят?

Все посмеялись. Но в каждом взгляде были сомнение, тревога и страх.

– Вы понимаете, что нам этого надолго не хватит? – продолжила я. – А в магазинах тоже есть много продуктов, которые быстро испортятся. А зачем им пропадать?

– Давайте посоветуемся с остальными, – предложил муж.

Так и решили сделать.

На этот раз даже мама не спорила. Неуверенно, но согласилась, что лучше вскрыть дверь магазина. И также оставить записку. А когда вернется хозяин, то сразу за все заплатим.

Мы даже не представляли масштаба катастрофы, которая происходила в мире! Если бы знали, что там творится, то не сомневались бы, брать или не брать, что брать и сколько.

Наш дом разделен на две половины. В каждую есть отдельный вход. За стеной живет баба Нина и ее сын Толик. Баба Нина очень добрая и милая старушка. Раньше всегда угощала моих мальчишек конфетами, а я ей в благодарность приносила из леса то чернику, то ведро опят. Толику совсем немного оставалось до пенсии. Он, как и его мама, очень добрый и веселый человек. Часто выпивал и становился еще добрее. С соседями нам повезло. И я с радостью поделилась с ними продуктами, которые мы привезли в этот день. А сестре Ольге дала две пачки сигарет и конфеты для Кати.

Я была в доме у бабы Нины, когда в деревне погас свет. Следом прекратилась подача газа. Батареи остыли.

Мы понимали, что электричество больше не включат. Скорее всего, уже некому было его включать. И утром тем же составом отправились в магазин «спасать» продукты.

Папа за пять минут открыл дверь первого магазина. По жизни он был мастером на все руки. Ремонтировал квартиры, отделывал дома. У него всегда были клиенты, его ценили и уважали. Он мог починить все что угодно. И в нашей с мужем квартире сделал хороший ремонт. И в своей квартире у него всегда было уютно. Поставить замок или починить его – для него было не проблемой. Поэтому и вскрыть дверь он смог очень быстро. А точнее, он справился с замком обычным ломом.

Во всех четырех магазинах, что есть в Людкове, стояли сигнализации. Было несколько случаев краж, и хозяева магазинов старались уберечь свой товар. Но после отключения света сигнализации не работали. Да и приехать на их сигнал было уже некому.

В первую очередь мы брали продукты, которые могли быстро испортиться, из холодильников и морозильников. Мясо, рыбу, полуфабрикаты, масло, творог, пельмени, колбасу и сыр. А потом брали все подряд: крупы, консервы, шампуни. Лежали там и фонарики с батарейками, которые нам сейчас были ой как нужны.

Но в небольшой багажник автомобиля много не поместилось. Мы решили отвезти все домой и снова вернуться.

Садясь в машину, папа замер.

– Смотрите! – крикнул он.

Со стороны Москвы по шоссе мчался автомобиль. Это был военный грузовик. Не мешкая, мы бросились ему навстречу.

Автомобиль затормозил возле нас. Оттуда выскочил солдат, парень лет двадцати.

– Вы что тут делаете? Почему не уехали?

– А куда уезжать? – спросила я. – Где все люди?

– Их эвакуировали на Север. И вам надо бежать… Хотя уже поздно.

– Почему поздно? Почему на Север? Что происходит? Почему нам никто ничего не сказал? Мы живем в соседней деревне!

Мы заголосили, перекрикивая друг друга.

Парень сел в машину и в открытое окно сказал:

– Мужики! – посмотрел на меня. – И девушки. Бегите. Сюда идут зараженные. Их несколько миллионов. Миллионов! Они идут на юг. Замерзли, сволочи.

Парнишка хихикнул.

– Всех людей эвакуировали… Кого успели. Видимо, наши ребята не внимательно объезжали деревни. Но многие автобусы с людьми попали в засаду… Мы не ожидали, что толпа больных пойдет и этой дорогой. Наверное, юго-запад их тоже устраивает.

– А если мы просто спрячемся и переждем, когда они пройдут? – спросила я.

– Девушка, они заходят в каждый дом, а у закрытых дверей стоят по несколько часов. И если вы сможете без единого звука провести несколько дней, то вам повезло. Когда они вас услышат, уже не уйдут. Их слишком много. Своим напором просто выдавят дверь, и все. Мы не знаем, что у них в голове. Но мы точно знаем, что их главная цель – заразить всех на этой чертовой планете. Поняли? Так что удачи вам. Она вам понадобится.

Он махнул рукой и резко тронулся с места. Я еще так много хотела у него спросить! Куда он едет? Придет ли еще помощь? Куда именно эвакуировали людей? Как далеко зараженные? Когда они дойдут сюда? Можно ли уехать с ним?

Мы не знали, что нам делать. Стояли растерянные и смотрели вслед скрывшемуся грузовику.

Вернувшись в Алферьево, я закричала:

– У нас новости! Мы видели военных! Идите скорее все сюда!

Все жители забыли, что еще утром боялись нас. Они быстро собрались в центре деревни. Раньше на это место два раза в неделю приезжала автолавка с продуктами. Не все старики могли дойти до Людкова, чтобы купить продукты. И для них и других отдаленных деревень был организован передвижной магазин. Машина всегда останавливалась в центре деревни возле нашего дома, и жители собирались вокруг нее. Купив продукты, они еще долго стояли и разговаривали, сплетничали и обсуждали дела насущные.

И сейчас все собрались в этом месте возле нашей машины с продуктами. Как будто был обычный день, и в мире все было по-старому. Даже вредная Зинка пришла, но стояла в стороне. Побаивалась нас.

Мы рассказали о встрече с солдатом и о том, что сюда идет огромная толпа зараженных.

– Что будем делать? Уезжать? – спросил мой старший сын Ромик.

Моего мужа тоже звали Роман, и чтобы они понимали, к кому из них я обращаюсь, сына я называла Ромиком, а мужа просто Рома. Ромик обнял свою девушку Нику. Было видно, что она сильно напугана. Вдали от своих родителей, в мире, где творится хаос, ей было нелегко. Она почти ни с кем не общалась и старалась не отходить от моего сына.

Я подошла к ним, ободряюще улыбнулась Нике.

– Поехали в Лесутино. До него семь километров, может, они туда не дойдут, а пройдут по шоссе. Завалим дорогу деревьями. Может, их это остановит. Мы не знаем, как они думают. Вдруг повезет, и этих препятствий будет достаточно.

– А если нет? – спросила баба Нина. – Может, лучше в погреб?

– Несколько дней в погребе? Мы там замерзнем, и дети не смогут там сидеть тихо, – ответила мама.

Мы понимали, что бежать на юг, куда идут больные, нет смысла. Бежать на Север сквозь них – глупо. Мы не пробьемся через миллионную толпу. Прятаться дома – очень опасно. Дети не смогут сидеть тихо несколько часов, а несколько дней тем более. Они будут плакать от страха, просить есть и просто могут захотеть в туалет. В погребе мы замерзнем. В лесу постоянно придется жечь костры, этим мы привлечем внимание. Других вариантов мы не знали.

Все были растеряны.

Зинка не стала ждать нашего решения. Бросилась в свой дом, закрылась там и занавесила окна. Я хотела ее остановить, но мама сказала:

– Она одна. Сможет сидеть тихо. Не трать на нее время. Выживет. Такие всегда выживают.

Мы решили ехать в Лесутино. Но не все согласились с этим. Три семьи спрятались у себя в домах. Мы пытались их отговорить, ведь у них тоже были маленькие дети. Но они не стали нас слушать и разошлись.

Прихватив теплые вещи и еды дня на три-четыре, мы запрыгнули в машины. Нас было двадцать семь человек вместе с детьми.

Лесутино – маленькая деревня в семи километрах от шоссе, за нашей деревней. Там стоит десять домов. Летом во всех домах живут дачники, а осенью только две старушки, одна женщина и один мужчина. Мужчину зовут Женя. Он друг дяди Серёжи.

В Лесутино тоже не знали, что всех эвакуировали. Приехав к Жене, мы все рассказали. Он не стал задавать много вопросов. Быстро распределил нас по домам, собрал старушек у себя и выдал всем мужчинам топоры и пилы.

– Пойдемте, – твердо сказал он. Мужчины ушли валить деревья, чтобы перекрыть ими дорогу. Даже Ромик отправился с ними, ведь он уже не был мальчиком и предпочитал работать наравне со всеми.

А старушки сказали:

– Да, видели мы новости, что творится в городах. А нам-то что? Это же в городах. Мы живем среди лесов, какое нам до городских дело?!

Мы пытались объяснить, что это касается всех жителей: и городских, и деревенских. Ведь больные давно вышли из городов и теперь разгуливают по деревням. А старушки отвечали:

– Городские слабенькие, болезненные все. Пока дойдут досюда, издохнут!

Не стали мы с ними спорить, просто попросили сидеть тихо. Старушки демонстративно обиделись, но сидели молча. Нам же как раз это и требовалось.

Я попала в дом бабы Кати, которая умерла несколько лет назад. Она была бабушкой моей двоюродной сестры Ольги. Старенький дом. Пол скрипел, печь облупилась, кровати отгорожены занавесками, а запах в доме стоял затхлый.

Ольга и ее мама, тетя Валя, затопили печь. Так как в доме никто не жил, температура в нем была такая же, как на улице. С нами расположилась Ольгина дочь Катя, мои младшие сыновья и Ника. Муж и Ромик должны были вернуться после того, как закончат с деревьями.

Родители и сестры с детьми зашли в соседний дом. Баба Нина отправилась к местным старушкам в дом Жени. С нами была еще одна семья из Алферьева, семья Лысовых. Супруги и три дочери. Дочки были уже большими. Они спрятались в крайнем доме, самом дальнем от дороги.

Мы приготовили несколько ведер с водой. Если зараженные появятся на горизонте, потушим печь, чтобы не привлекать внимание. Я открыла продукты, которые были запакованы в целлофан, чтобы позже не шуршать им. Высыпала все по тарелкам и на скатерть, расстеленную на полу. Опустив одеяла и подушки на пол, мы сели на них, чтобы нас не было видно в окна.

На улице пошел снег. Крупный, хлопьями, усиливаясь с каждой минутой.

– Может, дорогу завалит снегом, и больные не смогут пройти к нам? – с надеждой спросила тетя Валя.

– Мама, чтобы они не прошли, снег должен идти дня три, – ответила Ольга. – А если они уже рядом?

В этот момент резко открылась дверь. Мы вздрогнули, а Тимоша вскрикнул. Но тут же успокоился. Пришли мужчины.

– Мама, они рядом. Мы их видели вдалеке. Они в Алферьеве.

Ромик сел рядом с Никой и прижал ее к себе. Девушка дрожала как осиновый лист. По ее взгляду было видно, что не от холода, а от страха.

– Тушите печь, – сказал Рома, мой муж.

Температура в доме успела подняться градусов до пятнадцати. Этого было мало, чтобы сидеть несколько дней. Уже к утру дом остынет, и мы замерзнем. Я засомневалась, что мы приняли правильное решение приехать сюда. Но отступать было поздно.

Все замерли. Младшие дети прижались ко мне и сидели очень тихо. Они понимали, что их ждет, если они будут шуметь. Они не хотели снова встретиться с людьми с красными глазами. Слишком сильно они перепугались в тот день, когда все началось и нам пришлось убегать из Москвы.

Прошло около двух часов. На улице было тихо. Солнце давно село, а снег продолжал идти. За окнами ничего не было видно.

Несмотря на опасность, очень хотелось кушать. Дети первые попросили печенья и бутерброды, лежащие перед нами на скатерти. Как говорят, война войной, а обед по расписанию. Да, было страшно. Да, зараженные ходили рядом и их было очень много. Но сколько мы могли так просидеть? В доме было прохладно, пришлось кутаться в куртки и не снимать сапоги. Двигаться страшно, чтобы не производить шума, а, чтобы не замерзнуть, надо было есть.

После ужина дети заснули. Я накрыла их пыльными, но теплыми одеялами и подползла к мужу.

– Вы видели, чтобы больные шли в эту сторону? – шепнула я ему на ухо.

– Нет, мы подъехали ближе к Алферьеву, чтобы положить несколько бревен, и увидели, как там по деревне ходит много людей. Они бродили туда-сюда между домами.

– Надеюсь, сюда они не пойдут. Это ведь живые люди, им должно быть холодно. Ведь не просто так они на юг идут.

Постепенно я задремала, прижавшись спиной к чуть теплой печке. Разбудил меня тихий стук в окно. На улице уже светало. Все в доме спали. Осторожно выглянув в окно, я увидела Женю. Он махал рукой, призывая выйти на улицу.

– У вас все хорошо? – спросил он, когда я вышла на порог.

– Да, все спят.

– Надо сходить проверить, где эти твари. Позови Ромку.

Муж услышал, как я выходила, и появился за моей спиной.

– Идем, – сказал он Жене, натягивая шапку.

Снег продолжал сыпать крупными хлопьями. Ветра не было. На улице стояла полная тишина. И была такая красота, что не хотелось заходить в дом. Хотелось стоять и смотреть, как серая земля покрывается белым покрывалом. Хотелось дышать чистым воздухом. И казалось, что в мире все по-прежнему. Там, в городах, обычная людская суета обычного рабочего дня. А здесь спокойная размеренная жизнь. Что вот сейчас приедет автолавка, соседская старушка придет поболтать, так как скучно, и телевизор плохо показывает из-за снега, падающего на антенну. Дети, обрадовавшись началу зимы, схватят детские лопатки и весело начнут раскидывать снег в разные стороны.

Я продолжала стоять на пороге, представляя обычную жизнь, на минуту забыв об опасности, и не сразу услышала, как меня тихо зовет Лёша.

– Да, Лёшенька? Что ты хочешь, сынок?

– Я хочу писать, – ответил Лёша, переминаясь с ноги на ногу.

– Пойдем на улицу. Там тихо. Никого нет.

– А где плохие?

– Они ушли. Папа пошел посмотреть, куда они ушли.

Лёша схватил меня за руку.

– Папа вернется? Я хочу к папе!

Я поцеловала его в лоб.

– Обязательно вернется. Не переживай. Он быстро сходит и придет к тебе. А теперь побежали в туалет.

Ко мне вернулась тревога. Я места себе не находила. Неизвестность мучила. Хотелось самой побежать посмотреть, что там происходит, но не могла оставить детей.

Мужчины долго не возвращались. Они пошли пешком, чтобы не привлекать внимание. Автомобили слышно издалека, а пешком можно остаться незамеченными. До Алферьева пять километров. Час туда и час обратно, но прошло уже почти три часа, как они ушли.

Я проверила родителей, бабу Нину. Там все было хорошо.

– Может, снова затопить печь? – предложила тетя Валя. – Дом почти остыл.

– Не знаю, – задумалась я. – Надо дождаться мужчин. Посмотрим, что они скажут.

Прошло еще полчаса. Я не выдержала и побежала к маме.

– Мама, побудь, пожалуйста, с мальчишками. С тобой им будет спокойнее. Мужиков давно нет. Надо проверить, что с ними.

Мама хотела возразить, но я не дала ей вставить ни слова.

– Там и твой муж. Уверена, ты тоже хочешь узнать, что происходит.

Не дожидаясь ответа, я тихо вышла на улицу. Мама следом. Я проследила, как она вошла в дом к моим сыновьям, и быстро побежала к дороге. Насколько могла, потому что за ночь выпало много снега и идти стало сложно. На снегу были видны следы четырех пар ног: папы, Ромы, Жени и дяди Серёжи.

Пройдя километр, я увидела на дороге бревна и ветки, которые они вчера тут сложили. Следы вели дальше. Чем дальше я шла, тем тревожнее мне становилось. А если они уже одни из них? Если нас уже ничто не спасет? У нас не осталось путей отхода. Вокруг стоял глубокий лес. Эта дорога была единственной, которая вела на шоссе.

Вдруг впереди послышались шаги. Спрятавшись за кустами, я затаила дыхание. Но через мгновение вышла, вздохнув с облегчением. Это были наши мужчины.

– Почему вас так долго не было? – шепнула я им.

– Они ушли, – в полный голос ответил папа. – В Алферьеве никого нет. Мы заходили в дома, где люди остались, но и их там нет. Двери открыты.

– Все-таки убежали? – спросила я.

Папа пожал плечами.

– Или вступили в ряды красноглазых, – сказал Женька.

– А Зинка?

– И Зинки нет, – ехидно ответил Рома. – Наверное, бродит уже с красными глазами.

Папа продолжил:

– Мы сначала долго наблюдали, не подходили. Вдруг их за домами не видно. Потом окольными путями подошли ближе. Через огороды. Там все затоптано следами. Они обошли каждый дом, каждый двор, но в Лесутино не пошли. Следы остановились возле плотины в конце деревни.

– А к шоссе вы не ходили? – обратилась я к мужу. – Может, они в Людкове еще? Вдруг снова сюда пойдут?

– Не ходили. Мы знали, что вы волнуетесь и решили вернуться.

В Лесутине нас ждали.

– Бабка Маня померла, – вышла навстречу к нам баба Нина. – Не выдержали нервного напряжения. Сердце остановилось.

– А говорили, что вас это не волнует… – тихо сказала я так, чтобы меня никто не услышал.

Бабка Маня всю жизнь прожила в Лесутине. Дети ее давно уехали в город и жили там со своими семьями. Приезжали они очень редко. Это все, что я про нее знала.

Мы приняли решение остаться в Лесутине еще на одну ночь. Женя с дядей Серёжей поехали в Алферьево на машине. Они хотели машину оставить там и пешком сходить до шоссе, посмотреть, что творится в Людкове. Сказали, что побудут в Алферьеве несколько часов. Понаблюдают. И если зараженные снова появятся на горизонте, то сразу приедут. Выбрали самую тихую машину мужа моей сестры Марины, Димы. У «ауди» был бесшумный двигатель, который не привлечет внимание за километр. Но сначала надо было убрать бревна с дороги.

Во всех домах снова затопили печи. На всякий случай ведра с водой не убирали, если придется быстро потушить огонь. Папа разобрал старый сарайчик во дворе бабы Мани и начал сооружать гроб для нее. Толик с Димой пошли копать могилу. К обеду все было готово.

Похоронили бабу Маню за ее огородом, до кладбища не пошли, потому что оно было далеко и пришлось бы тащить гроб через поле, а большой машины, чтобы ее туда отвезти, у нас не было. И шуметь лишний раз не хотелось.

Вернулись Женя с дядей Серёжей, рассказали, что в Людкове тоже море следов на снегу. В домах, которые не были закрыты на замок, двери нараспашку. Больные съели все продукты, кроме круп. Даже замороженное мясо было покусано. Значит, зараженные тоже голодные, кушать хотят. Вот только сухие макароны им не по вкусу, и закрытые двери они не умеют открывать. Консервы и заготовки на зиму тоже остались нетронуты.

Я вспомнила, что дверь магазина осталась открытой.

– Там они тоже все съели? – спросила я.

– Еще как! – ухмыльнулся Женя. – Хорошо, что вы много успели вывезти.

Он достал из машины три бутылки водки.

– И хорошо, что водка им не по вкусу, – ухмыльнулся он. – Надо отметить это.

– Не надо, – сказала я. – Еще рано. Они могут вернуться.

– Вряд ли, – сказал дядя Серёжа. – Мы проехали километра три в обе стороны от Людкова. Там никого.

Продукты, которые мы успели забрать из магазина, остались лежать в багажнике моего «ниссана». Ну ничего! В Людкове четыре магазина. И три из них были заперты. Плюс чужие дома, которые были на замке. Там тоже много чего осталось. Перезимуем. Главное, успеть все собрать до очередного снегопада, а то машины по сугробам не проедут.

Вторая ночь была спокойнее. Печь успела полностью протопиться. В доме было тепло. Вскипятили чайник, даже котлет нажарили, которые лежали у нас в багажнике. Мужики выпили водки и разошлись спать.

Мы понимали, что в Лесутине было безопаснее, но никто не хотел оставаться здесь надолго. Дома были очень старые. Мебель уже сыпалась, запах стоял тяжелый. Печи давно не топили, и вся мебель отсырела. Надо много времени, чтобы все просушить. И просто хотелось жить в своих домах, родных.

Утром мужчины отправились на разведку. Вернулись на этот раз быстро. В Алферьеве и Людкове никого не было. Зараженные должны быть уже далеко. И мы вернулись к себе домой.

Я сразу обратила внимание, что не слышно лая собак. Заглянула в будки к собакам дяди Серёжи. Их там не было.

– А где Амур и Грета? – удивилась я.

Дядя Серёжа грустно вздохнул.

– Сожрали, – ответил Женя. – Одни косточки остались.

– Как это? – удивилась я.

– А вот так. Эти твари жрут все подряд. И собак, и кур у Зинки половину сожрали, которых смогли поймать. Мы всех закопали. И обглоданные продукты тоже. Они ведь теперь заразны.

Мы услышали, как плачет тетя Валя. Во дворе она держала свинью, десяток кур и кроликов. Найти смогла только трех кур, которые залезли под потолок.

Женя махнул в ее сторону рукой.

– И у нее всех пожрали.

Оля успокаивала мать:

– Не реви! Что теперь ныть? У Зинки отловим тех, кто остался. Они ей больше не нужны.

Теть Валин дом, так же как у нас, состоял из двух половин. На второй половине за стеной жила Надька с мужем Серёгой, но все его называли Рябец. От фамилии Рябцев. У себя во дворе они держали овец и кур. И от них ничего не осталось. Больные ели сырое мясо как жаркое. Надька предложила тете Вале поделить оставшихся Зинкиных кур и уток поровну. А мы решили поискать уцелевшую живность в Людкове. Скорее всего, какие-то еще бегают по деревне. Зачем пропадать добру?!

Дядя Серёжа дал мне ключи от дома напротив. Через дорогу стоит небольшой дом его друга дяди Саши. Он жил здесь в теплое время, с мая по октябрь. А когда уезжал, оставлял ключи моему дяде. За две недели до начала событий он уехал в город Чехов, где жил в квартире всю зиму и часть весны. Мы надеялись, что он вернется, но понимали, что этого может не произойти никогда.

Дом у дяди Саши маленький. В нем стоят две кровати и шкаф. Мы бы не смогли здесь жить с тремя детьми и Никой. И я предложила этот дом бабульке и женщине, которых мы забрали из Лесутина. Звали их баба Тоня и Елена.