Они не умерли

В районе Марьино жили мои родители, две родные сестры со своими сыновьями. Муж был только у младшей сестры. Старшая не замужем.

Стук по капоту. Прямо перед нами стоял школьник, маленький мальчик из второго или третьего класса. Его красные глаза смотрели прямо на меня.

– Задави его! А то он нас заразит! – закричала Лиля. Ее дочка снова заплакала.

– Тихо! – рявкнула я. – Прекрати панику! Ты всех детей пугаешь.

Мои ребята еще сильнее прижались друг к другу.

Я не могу задавить ребенка. Он просто болен. Мы в запертой машине. Он нам не угрожает.

Я дала задний ход, а мальчик пошел за нами. Его взгляд не выражал никаких эмоций. Вдруг сзади удар по багажнику. Там стоял мужчина в полицейской форме. Я резко остановилась. Он тоже был заражен. Что же делать? Кого-то придется давить? Они больны, но я не хочу, чтобы мои дети всю жизнь вспоминали, как мама убила ребенка или полицейского. Надо что-то придумать.

Я посигналила. Они не сдвинулись с места. А из школы начали выходить дети. Много детей. Сорок или пятьдесят. Они направлялись в нашу сторону. У всех были красные глаза.

– Мама, они нас заразят? – заплакал Лёша.

– Нет, Лёшенька. Все будет хорошо. – Я секунду подумала и резко нажала на педаль газа…

Когда я сдавала задом, мы успели отъехать от школьника на несколько метров. Это дало мне преимущество. Резко вырулив машину вправо, я объехала мальчика, задев крылом припаркованную машину. Плевать! Главное, мне не пришлось давить ни ребенка, ни полицейского.

Они ведь не умерли! Просто заболели. Я надеялась, что им скоро помогут. Заберут в больницу, вылечат. Или хотя бы изолируют от здоровых людей.

Мы помчались в сторону МКАДа. Если это творится во всей Москве, то выехать из нее будет трудно. Если вообще возможно. Нам повезло, что мы жили на окраине и до кольцевой дороги было недалеко.

Лиля пыталась дозвониться мужу, но мобильная сеть была перегружена. Она снова и снова набирала его номер, но звонок не проходил. Мы выскочили на Алтуфьевское шоссе. Пробки не было. Машин мало. Людей, разгуливающих с красными глазами, не видно. Водители ехали в обычном темпе. Это было странно. У дома их много, а здесь тишина.

Я очень нервничала и старалась не попасть в аварию. Мне хотелось давить на газ даже на красный свет. На последнем светофоре впереди меня «девятка» не тронулась с места, когда загорелся зеленый. Я посигналила. Он остался стоять. Тогда я объехала его, взглянула на водителя и по его стеклянному взгляду поняла, что он сейчас «превращается». Надо торопиться, сейчас и тут начнется.

Не проехав и ста метров, я увидела машину с открытой дверью, брошенную прямо на дороге. Как будто водитель просто нажал на тормоз и вышел, не заботясь о том, что это третий ряд Алтуфьевского шоссе.

Я видела лица других водителей. Они были удивлены и возмущены, ругали глупцов, которые не тронулись с места на светофоре или бросили машину на трассе. Они не знали, что происходит в спальных районах. Никто не знал масштаба надвигающейся катастрофы.

А это и правда была катастрофа. Об этом мы узнали позже.

Добравшись до кольцевой, я быстро сообразила, что нам на нее нельзя. Если мы встанем в пробку между съездами и там начнется эпидемия, то не сможем выбраться. Только если бегом. А с тремя маленькими детьми и с девушкой, которая на грани нервного срыва, наше бегство будет обречено на провал.

Выехав из Москвы, я двинулась прямо. Подальше от города.

Я пробовала дозвониться мужу, родителям, сыну, сестрам. Но сеть была перегружена. Даже гудков не было.

Вдруг пришло сообщение: «Мама, мы у деда. Не могу до тебя дозвониться. Что случилось?»

Значит, эсэмэс пробиваются! Надо остановить машину и всем написать, раз дозвониться не получалось.

– Ай! – вскрикнула Лиля. – Она меня кусает больно.

– У нее нет зубов, не прогрызет. – Я в глубине души жалела, что ее не высадила у метро. Она постоянно пугала меня и моих детей. Рыдала и кричала. Я думала, что мне надо будет успокаивать детей, а оказалось, что взрослую тетю.

– А-а-а-а-а-а-а! Что с ее глазами???

Тут я психанула и свернула на обочину. От Москвы мы отъехали уже километров на десять.

Я вышла из машины и открыла заднюю дверь.

– Покажи! – строго сказала я.

Лиля развернула девочку ко мне лицом. Малышка не спала и не плакала. Она смотрела прямо на меня, и ее глаза были красными.

– Выходи! – крикнула я.

Лиля подчинилась. Ее руки и губы дрожали. Как и мои.

– Ее тоже целовали твои родители?

Лиля мотнула головой – нет. Тогда почему девочка заразилась? Значит, вирус передается по воздуху? И мы тоже все обречены?

Вдруг Лиля перестала рыдать, выпрямилась и посмотрела мимо меня. Ее взгляд стал стеклянным, как у той мамочки с детской площадки. Я не стала мешкать. Вернулась в машину и рванула с места. В зеркало я видела, как Лиля, продолжая держать дочку на руках, медленно двинулась за нами. Она была заражена. Но я быстро набрала скорость и потеряла ее из виду.

Открыв все окна, я надеялась, что вирус выветрится из машины. Я не знаю, как люди заражаются и вообще от чего. Но если по воздуху, то окна открывать уже было поздно. Но надежда ведь умирает последней! Надо было попробовать. Вдруг поможет?

Километров через пять я остановилась, вышла из машины и прикурила. Надо было перевести дух. Больше никого сажать в машину не буду! Я не могу так рисковать детьми! Мальчишки смотрели на меня испуганно.

Написала сообщения мужу и папе: «В Москве началась какая-то эпидемия. Люди превращаются в психов с огромной скоростью. Берегитесь красных глаз и бегите из Москвы прямо сейчас! Не ждите! Берите больше вещей. Встретимся в деревне. Я еду туда. К вам заехать не смогу».

Затем написала еще одну эсэмэску мужу: «Найди способ добраться до деревни! В метро не заходи. Дети в норме. Мы уже далеко. Мы будем ждать тебя».

Очень сложно было все объяснить в одном сообщении. Я не знала, как муж и папа отреагируют, будут ли они действовать прямо сейчас, но надеялась, что через несколько часов мы встретимся в деревне.

Я написала еще несколько эсэмэс – сыну, маме, сестрам. И тут у меня сел аккумулятор. В машине зарядки не было. Ведь давно собиралась купить! Я даже не узнаю, если мне кто-то ответит на сообщение. Надо найти магазин, пока эпидемия не дошла и сюда, и ехать дальше.

Я волновалась за мужа. Пусть я готова была развестись с ним, но лишать детей отца в мои планы не входило. На работу он ездил на метро. Как он будет выбираться из Москвы? Успеет ли? Успокаивало то, что его типография находилась за МКАДом. Рядом ходили электрички как раз в сторону нашей деревни в Калужской области. Но последние сто километров надо было проехать на автобусе. Сложный путь. А действовать следовало немедленно. И в замкнутых вагонах электричек тоже было опасно находиться.

Подъехать к его работе я не могла. Добираться до него мне пришлось бы не меньше часа, и для этого надо было снова вернуться вплотную к Москве. Что там будет твориться за такой промежуток времени, страшно представить.

Страшно. За всех детей. За себя. За родителей. За сестер.

Родители тоже жили на самом краю города. У папы был автомобиль, но уместить всех в одну машину с вещами – нереально. Ведь среди них было семеро взрослых и двое детей! Мама, папа, младшая сестра Олеся с мужем Максимом и пятилетним сыном Ярославом, старшая сестра Юля с четырехлетним сыном Макаром, мой старший сын Ромик и его девушка Ника.

А ведь у меня была еще одна младшая сестра, Марина. Она жила со своим мужем Димой и двухлетней дочкой Кристиной практически в центре Москвы. Что же будет с ними?

Я не удержалась и зарыдала. Как можно держать эмоции, когда вокруг происходят такие страшные вещи?!

Мы подъезжали к кольцевой, в народе ее называли бетонкой, в двадцати пяти километрах от Москвы. Чтобы выехать на трассу до деревни, мне надо было по ней проехать около сотни километров, и все время я находилась бы в двадцати пяти километрах от Москвы, так как это кольцевая дорога. Слишком близко к Москве. Она всегда загружена фурами. Те, кому не надо было заезжать в столицу, объезжали ее именно по этой дороге. Для них это был самый короткий путь.

Выехав на бетонку, мы сразу встали в пробку с гружеными фурами. Дети после потрясения заснули. Я постоянно поглядывала на них. Очень боялась увидеть, как они превращаются в тех, с красными глазами. И надо было найти магазин, где можно купить автомобильную зарядку для телефона.

Над нами пролетал самолет. Я подумала: «Повезло им, улетают из Москвы. Подальше от этого ужаса. И в пробках стоять не надо…»

Вдруг самолет перестал набирать высоту и начал резко снижаться. Затем снова резко взмыл вверх, а через мгновение камнем полетел вниз. Не может быть!

Все водители это видели. Движение на дороге остановилось. Я даже дышать перестала. Никогда это не забуду. Удар о землю. Взрыв. Черный дым. Секундная тишина, а затем крики. Кричали водители и их пассажиры из всех машин. Кто-то снимал все на телефон. Кто-то пытался дозвониться в службу спасения. Самолет упал в двух-трех километрах от нас.

Если ничего не сделать прямо сейчас, мы на этой дороге застрянем надолго. Я свернула на обочину и поехала по ней. Раньше я не рисковала так из-за больших штрафов за езду по обочине. Но сейчас разве это имело значение?

Проехав километра три, уткнулась в припаркованную фуру. Дальше пути не было. Но впереди я увидела небольшой рынок. Там можно было найти зарядку на телефон.

Страшно было оставлять спящих детей одних в машине, поэтому я их разбудила. В первой же палатке нашлась зарядка. Прихватив в соседней палатке две бутылки воды и конфет для детей, мы вернулись в машину в тот момент, когда фуры тронулись с места. Не спеша, но мы поехали.

Включила телефон, и сразу посыпались сообщения.

От мамы: «Мы увидели новости. Выезжаем».

От сына: «Мама, где ты?»

От мужа: «Еду с Николаем Ивановичем на машине. Подъезжаем к Серпухову».

От мамы: «Таня, где ты? Как мальчишки? Напиши срочно!»

От мужа: «Я еду один. Николай Иванович заразился. Где вы?»

И еще несколько сообщений от коллег: «Ты куда пропала?», «Что у вас в Москве происходит?», «Нам Даша написала, что в Питере то же самое! Таня, у тебя все нормально?»

Я пыталась перезвонить маме и мужу, но звонки до сих пор не проходили. Тогда я написала одно сообщение и нажала «отправить всем»: «Я выбралась. Далеко от Москвы. Еду в деревню. Мальчишки в порядке».

Муж отъехал от Москвы дальше, чем мы. Он приедет в деревню первым.

Дети снова заснули. Я включила радио на небольшой громкости.

«…Мы не знаем, что это за болезнь. Уже очень много жителей Москвы заражены. Нам сообщают, что это происходит в нескольких городах: Москва, Питер, Самара, Уфа, Нижний Новгород, Владивосток… Люди в панике. Никто не знает причину заражения. Зараженные целуют здоровых людей… Зачем они это делают? Возможно, передают болезнь… Люди закрываются в своих домах. Кто-то пытается выбраться из города…»

Радио периодически пропадало. Я переключала станции.

«…военные вошли в Москву… перекрывают все выезды… людям рекомендуют не выходить из дома…»

Зазвонил телефон! Мама.

– Таня, где ты?

– На бетонке. Дети спят. Мы живы и здоровы. Пока что… Вы все выбрались?

– Да, Дима и Марина сразу приехали к нам на своей машине. Мы все успели уехать. Только Олеся с Максимом в Ижевске у бабушки Максима. Мы пока не смогли им дозвониться…

– Как Ромик? Он с вами?

– Он с Никой в машине деда. Родители Ники на даче. Они ей приказали уезжать с нами…

Связь оборвалась. Теперь я почти спокойна. Все родные выбрались из Москвы. Город закрыли. Только о младшей сестре и ее муже ничего не было известно. Надеюсь, в Ижевске это не происходит.

Добравшись до Киевского шоссе, я обрадовалась: пробки нет. Военные перекрыли выезды из Москвы. Все, кто успел, уже отъехали далеко, и трасса была свободна. Людей на улице не видно. Услышав новости, все спрятались в своих домах.

На улицах небольших городов и деревень, которые мы проезжали, было тихо. Там не было вируса. Редкие прохожие испуганно смотрели на нашу машину. Ведь она с московскими номерами.

Ближе к вечеру мы добрались до деревни Алферьево в Калужской области, 245-й километр.

Мой муж уже ждал нас. Он долго обнимал детей и плакал. Мне он просто кивнул в знак благодарности, что смогла вытащить сыновей из кошмара.

Через час подъехали две машины. Родители, сестры с мужьями и детьми и мой старший сын со своей девушкой. После долгих объяснений, кто как выбирался, мы уложили детей спать, включили телевизор и смотрели его всю ночь.

В новостях сообщали, что все началось в крупных городах. Одни говорили, что вирус охватил двадцать городов, другие говорили, что сорок. После того, как военные попытались закрыть их, людей охватила паника. Кто-то спрятался в квартирах, кто-то пытался вырваться сквозь заграждения. Среди военных тоже началась паника и стрельба по людям, никто не разбирался, заражены они или нет. Конечно, убитые не вставали из мертвых, потому что они до этого не были мертвы. Они просто были заражены непонятным вирусом.

Никто не знал, где президент. Кто-то говорил, что его эвакуировали в убежище. Кто-то предположил, что он тоже заболел, потому что из убежища он вышел бы на связь.

В стране начался хаос. Мы боялись, что в любой момент вирус дойдет до деревни, потому что он вырвался из городов, несмотря на попытки военных удержать его там. Молодой журналист взял интервью у военного врача. Тот выяснил, что время заражения после поцелуя составляет около двух-трех часов. Зависит это от возраста и состояния здоровья. До «превращения» в организме нет никаких симптомов. Только анализ крови мог показать, заражен человек или нет.

Заснули мы под утро. Суток еще не прошло с начала событий. СМИ показывали только панику, погромы, пожары, которые снимали с вертолета. Никто ничего не мог внятно объяснить.

Наша деревня стоит в двух километрах от шоссе. В ней двадцать домов. Больше половины старые, построены в 80-х годах прошлого столетия. Остальные соорудили себе дачники. В конце осени дачные и часть старых домов пустовали. Только в семи обитали местные жители. В других раньше жили старики, их дети разъехались по городам. Старики умерли, кого-то забрали в город. Деревня больше чем на половину пустовала.

В нашем доме когда-то жили мои дедушка и бабушка, но они давно умерли, еще в 2003 году. После их ухода здесь живет мамин брат, дядя Серёжа. В доме напротив – его бывшая жена, тетя Валя. Дети их давно выросли и уехали в разные города. Только старшая дочь Оля периодически туда возвращается. Она уезжала работать то в Калугу, то в Москву, то в Подольск. Но больше года нигде не оставалась. Возвращалась домой на несколько месяцев и снова уезжала куда-нибудь работать. У Оли есть дочь Катя, она живет здесь с бабушкой, с тетей Валей. В год начала катастрофы училась в девятом классе местной школы в соседней деревне Людково, через которую проходит шоссе.

В те дни Ольга была в Алферьеве, она планировала уехать через неделю в Подольск. Нашла там хорошую работу. Но планы ее не сбылись.

Несколько дней мы все жили с дядь Серёжей. Десять взрослых и пятеро детей. Спали практически друг на друге. Все мужчины и моя мама спали на полу. Детей с матерями расположили на кроватях. Когда разбирали вещи, выяснилось, что много важного не взяли. Ведь было некогда, собирались за несколько минут и в машины мало что смогли уместить. Детям не хватало одежды.

Теплые дни закончились, начинались заморозки. Приближалась зима.

В течение недели вещали только два телевизионных канала. Уставшие журналисты рассказывали, что зараженные вышли из городов, бродят везде. Вирус распространялся очень быстро.

«Нам стало известно, откуда пришел вирус», – вдруг сказал диктор.

Мы все замерли.

Оказалось, что была заражена водопроводная вода во всех крупных и средних городах. Все, кто пил воду, заболели в течение двух-трех часов. Те люди, которые спрятались в своих квартирах, когда началась паника, вышли из них на следующий день уже с красными глазами.

Я вспомнила, как дома, в Москве, налила в чайник воды, потом сделала себе кофе, но не успела выпить ни одного глотка. Бросилась собирать вещи и бежать. Это меня и детей спасло. В дороге мы покупали две бутылки воды. Но она была чистой.

Значит, все-таки террористы. И какой масштаб! Несколько десятков или сотен городов одновременно. Кому мы так сильно насолили, не было известно.

А где тогда президент? Вряд ли он пил воду из-под крана, пусть и фильтрованную. Получил заразный поцелуй? Об этом не сообщали.

«У нас осталась последняя бутылка воды, – испуганно говорила девушка с экрана. – Выйти мы не можем, вокруг тысячи зараженных. Нам продолжают поступать сообщения со всего мира. И мы будем вам их рассказывать, пока еще можем… А что еще нам остается делать? – девушка грустно улыбнулась. – Только что мы получили сообщение, что вирус вышел за пределы России…»

В этот момент вещание прекратилось. Я переключила на другой канал. Там тоже был серый шипящий экран.

Вот и все. С этого дня мы уже не могли никак узнать, что происходит в мире. Радио тоже не работало. Мобильная сеть, соответственно, и интернет отключились через два дня после начала эпидемии. Мы не знали, чего ждать.

Соседи старались не выходить на улицу. Все опасались нас, ведь мы приехали из Москвы. Они боялись, что мы в любой момент можем стать теми, зараженными. Им было неважно, что сказал военный врач о времени заражения. Не более двух-трех часов. Врач мог ошибаться, ведь у него не было достаточно времени на изучение этого злосчастного вируса.

Нам нужна была еда. Все запасы, что были у дяди Серёжи, быстро заканчивались. Даже те пачки макарон и риса, что я успела бросить в сумки с вещами. В избытке была только картошка, которую мама упорно сажала каждый год на большом огороде. Мы всегда ее раньше ругали за это. Купить картошку было намного выгоднее, чем сажать самим. Пропахать огород – надо заплатить трактористу, нарезать грядки – снова заплатить. За удобрение – заплати. За копалку – заплати. Плюс самим приходилось сажать, полоть, собирать. А это нелегко. А сколько денег тратили на дорогу, чтобы ездить в деревню и ухаживать за этой картошкой! А потом периодически приезжать, чтобы отвезти сначала один мешок в Москву, потом другой, третий… Но мама была непреклонна. И теперь мы были ей благодарны. Картошки целый погреб, а еще морковь, свекла, лук, чеснок и несколько кочанов капусты.

Летом мы варили много варенья и компотов. Фруктов и ягод у нас росло много. Но сразу отвозили их в Москву. И в итоге они остались там. Только несколько баночек стояли на полке в кладовой.

Домашний скот дядя Серёжа не держал. Он продолжал работать после выхода на пенсию, и заниматься скотом было некогда. Да и желания не было. У него были только две собаки и кошка. А их тоже надо было кормить.

– Надо съездить в Людково в магазин, – сказал папа. – Сколько у нас денег?

Подсчитали наши общие сбережения, стало понятно, что можно закупиться едой на всю зиму и жить спокойно. Воду мы брали в колодце. Рядом с нашим домом их было два. Отопление газовое. Газ продолжал поступать, свет горел. Пока что все было хорошо. Только тесно.

Еще в доме была печь. Ведь его строили в те времена, когда никакого газа рядом с нашей деревней еще не было. И если вдруг свет и газ пропадут, то обогревать дом будем по старинке.

Было решено утром отправиться в магазин, пока не начались снегопады и по проселочной дороге еще можно проехать.

Перед сном я вышла на порог покурить. У меня осталась последняя пачка сигарет. Папа мой тоже был заядлым курильщиком, и мы договорились, что завтра он купит побольше сигарет в тайне от других, а то они будут ругаться, что деньги потратили зря.

– Тань, – услышала я. – Я здесь.

Это была Ольга, моя двоюродная сестра, которая жила в доме напротив. Она тихо подошла к калитке.

– Дай, пожалуйста, сигарету.

Мы сели на лавочку.

– Вас все боятся. Если моя мамка увидит, что я с тобой сижу, не пустит домой. Скажет, что я тоже заболела.

– Оля, если бы мы были заражены, то давно бы уже вас зацеловали до красных глаз, – съязвила я.

– Я знаю. Я слышала, что воду в городах заразили, и что люди начинают набрасываться на других уже через два часа. А вы тут неделю, и пока все здоровы. Поэтому мне не страшно.

Я благодарно улыбнулась.

– Мы завтра едем в магазин. Тебе привезти что-нибудь?

– Ты думаешь, они работают?

Я задумалась. Здесь пока тихо. И люди хотят кушать. Они будут продолжать ходить в магазин. Одно меня беспокоило: откуда в него привозят товар? Раньше товар привозили из Калуги. Но Калуга – большой город. А там было заражение? Если да, то за неделю на наших прилавках уже ничего не осталось.

Я затушила окурок и сказала:

– Завтра узнаем.

Утром папа и дядя Серёжа уехали в Людково, но вернулись слишком быстро.

– Все закрыто, – сказал дядя Серёжа. – И на улицах никого нет. Мы зашли к Бородиным, но они не открыли.

– Боятся? – спросила я.

– А кто ж их знает! Может, боятся, может, спрятались. Марковы и Бекасовы тоже не открыли. И там тишина. Даже цыган не видно.

– И что же делать? – спросила мама.

– Поедем в Мосальск, – предложила я. – Там много супермаркетов. Может, что-то открыто. Давайте проверим? Кушать ведь надо.

Мама всплеснула руками:

– А если там зараженные?

– Мы быстро уедем, – сказала я. – Они ж летать не умеют. И бегать, по-моему, тоже. Я не видела, чтоб они бегали. Только ходили.

– А вы к Рачкову, владельцу магазина, домой не заезжали? – спросила мама у дяди Серёжи.

– Заезжали. И к Андриянову тоже, у которого желтая палатка. Они тоже не открыли.

Все думали об одном и том же.

– Может, их там и нет? – сказал папа. – Но как проверить? Лезть через забор? А если солью в зад нам выстрелят? Убежать не сможем!

Папа, как всегда, не падал духом и шутил. Он во всех ситуациях так делал. И мне всегда это нравилось. А мама, наоборот, постоянно спорила и предлагала свои варианты решения.

– Не надо на чужую территорию лазить. Пойдем к Зинке. У нее пятьдесят кур и уток. И соленья, наверное, есть. Купим у нее. Ей одной много не надо.

Я засмеялась.

– Что-то я сомневаюсь, что она тебе что-то продаст. Она же всех ненавидит.

– Ну а вдруг?.. – сказал папа и подмигнул. – Я сам пойду. Поулыбаюсь.

– Нас ведь все боятся, – сказал мой муж. – Дядь Серёж, сходите вы. Она вам не откажет. Вы же сосед.

– Ага, – ухмыльнулась я. – Только соседу пока дверь никто не открыл. И она не откроет.

Зинка была вредной бабой, одной из тех, кто любил поскандалить по каждому поводу. В деревне не осталось ни одного жителя, с кем бы она не поругалась. Даже ее взрослые дочки перестали с ней общаться. Но хозяйство у нее было большое. Несколько десятков кур, цыплят, уток бродили по всей деревне. Выбегали на дорогу, не давая проехать.

Однажды, когда мои младшие мальчишки были еще маленькими, они поймали одного цыпленка и смеха ради бросили его в пруд возле ее дома. Цыпленок остался цел, выплыл, отряхнулся и отправился гулять. А вот Зинка подняла такой крик, что слышно было за километр. Прибежала ко мне.

– Понарожала детей, а воспитывать их не собираешься?! – кричала она.

Я пыталась с ней вежливо разговаривать, не повышая голоса, но хватило меня ненадолго. Как только она начала угрожать своей собакой, что та перепрыгнет через забор и покусает моих детей, я прогнала ее, предупредив, что если мои дети из-за нее пострадают, то вопросы будем решать цивилизованно – через суд.

Зинка чуть не захлебнулась от возмущения, но больше не приходила. Видимо, ей хватило той порции энергии, которую она успела высосать из меня.

С ней никто не хотел связываться. Знали, что она использует любой малейший повод, чтобы снова поднять шум.

Дядя Серёжа вздохнул, взял деньги и пошел. О его провале было слышно на всю деревню.

– Пусть убираются в свою Москву! Чего они сюда приперлись?! – кричала Зинка. – И деньги эти заразные оставьте себе! А лучше сожгите!

Нам нужен был другой план.

В Людкове жил мамин родной брат Лёня со своей женой, тетей Олей. Еще один мой родной дядя. Надо съездить к нему. Он нам должен открыть. Ну хотя бы через дверь сказать, что у них происходит. Тетя Оля была инвалидом. У нее было что-то с ногами или спиной, я не знаю. Она не выходила из дома, и за несколько лет очень сильно располнела. Настолько сильно, что по дому ходила с палочкой. Вряд ли она могла убежать далеко сама. Если только на машине. Надо проверить, стоит ли их старенький жигуленок в гараже.

Я настояла, что поеду в Людково сама. Я не испугаюсь перелезть через забор и заглянуть в окно. Папа, дядя Серёжа и Рома поехали со мной.