Превратности судьбы

На лесной дороге попадается мне навстречу лошаденка, запряженная в телегу, в которой сидят два мужичка. Я встречала их и раньше, они привыкли, что я езжу по этой дороге, а чаще конечно хожу пешком. Иногда, если было по пути, они меня подвозили, знали что я из Времянки и в школу хожу одна.

Они остановили лошадь и спрашивают: «Рая, что с тобой?».

Видимо я выглядела очень перепуганной после такой гонки. Я им рассказала обо всем только что увиденном. Они, когда услышали про большой коричневый зад, то уточнять больше ничего не стали, а хлестнули лошаденку и помчались как можно быстрее подальше.

Вся вспаренная я приехала домой. Рассказала родителям, о том, что со мной в пути произошло.

Отец говорит: «Господи, ну что же делать-то с тобой, прямо беда. Может вместе с тобой в следующий раз в школу пойти, чтобы тебе не так страшно было?».

Ну, а что тут поделаешь? Отец работал, мама хозяйством занималась, у нее всегда высокое давление было, поэтому ее уж и не тревожили. Вот так я и закончила учебу.

Травма

Когда мы с мамой приехали в Сибирь, отец сразу начал заготавливать лес. Ему разрешили рядом с общественной баней занять небольшой участок земли, выделили лес. Он сам деревья топором валил, сам сучья рубил. Потом сделал из чурки примитивную тележку, на которую комель дерева кидал, чтобы одному можно было с бревнами управляться. Катил на этом колесе бревна ближе к дому. Там мы с мамой их шкурили.

Отец начал строить дом! Понемножку венец за венцом, поднимался небольшой домик, размером с деревенскую баню, примерно пять метров на четыре всего. Должны были получиться маленькая кухонька, небольшая комната, а коридор отец собирался смастерить из досок. На большой дом не хватало ни сил, ни средств.

Закончив учебу в школе и получив аттестат, я решила поехать в Красноярск учиться в Архитектурном техникуме. Ехать надо было примерно за семьсот километров от дома, но это меня не пугало. С отцом посоветовалась.

«Конечно, надо ехать. Нужна какая-то специальность, учись. Только мне казалось, что ты займешься языками или литературой. Почему Архитектурный техникум?», – удивился он.

В день отъезда, стою на берегу, жду пароход, чтобы уехать в Красноярск, а ко мне подъезжает молодой человек на велосипеде. Я узнала его, это был литовец из Времянки по имени Казимир.

«Рая, меня попросили передать тебе, что твой папа нечаянно отрубил себе ногу», – сказал он.

В это время я вижу, что пароход «Товарищ» уже к берегу подходит.

«Я не знаю, что мне делать. Видимо надо возвращаться», – растерянно отвечаю я.

Сердце сжалось в комок от сострадания к отцу, и еще я поняла, что если папа получил такую серьезную травму, значит, я не смогу учиться, мне не на что будет. На учебу худо-бедно все равно какие-то деньги нужны.

«Не отчаивайся», – говорит Казимир, – «Давай договоримся так. Ты поезжай в Красноярск. Поступай учиться. Я тебе помогу финансово, выучишься, потом долг вернешь».

Но я была так воспитана, что рассчитывать привыкла только на свои силы, и решила отказаться.

«Нет, я вернусь домой», – сказала я.

Остановили мы с ним попутную машину, он с велосипедом в кузов залез, а я села в кабину.

Приезжаю домой. Вижу, сидит мой отец. Мертвенно – бледный, но в полном сознании. Он сам совместил кости перерубленной ноги, поставил кость к кости и сделал перевязку. Врача мы не нашли, он с утра уехал зачем-то в район. Первую помощь оказать было некому. Мама пришла только вечером, она ходила в лес за грибами. Отец сам себе наложил шину из дощечек, забинтовал ногу оторванными от рубахи рукавами.

Любой бы испугался, растерялся, запаниковал. А он нет! Один справился.

Отцу дали больничный лист на неделю, потом оформили отпуск. Доктор из Соленого из амбулатории приезжал, литовец по фамилии Буткус, рану на его ноге осматривал.

«Вы врачом раньше работали?», – спрашивает отца.

Видимо отец достаточно грамотно себе первую помощь оказал.

Специалисты там были хорошие, два доктора литовца с высшим медицинским образованием в ссылке находились, но у них ничего из необходимых обезболивающих препаратов не было, кроме самых примитивных лекарств. Об инвалидности даже речь не шла.

Отец долго хромал, страшно мучился, терпел боль молча, иногда его лицо становилось землисто-серого цвета от невыносимых страданий.

«Как может на долю одного человека выпасть столько испытаний?», – часто думала я о нем.

Первая работа

Ко мне обратилась знакомая продавщица-литовка из магазина по имени Рута: «Отпусти меня, Рая, в отпуск. Замени в магазине, все какую-то копейку заработаешь, и я отдохну немножко».

«Я же ничего не умею», – отвечаю ей.

А она мне: «Я тебя всему научу, здесь работать не сложно».

И я приняла у нее магазин. Люди, приходившие за покупками, видели, что за прилавком стоит совсем молоденькая девчонка, но никто не грубил, не шумел, все старались помочь советом. Чувствовалось, что никто не хотел обидеть. Месяц я отработала продавцом. Боже упаси, чтобы хоть что-то взять и не заплатить! Постоянно сама себя проверяла.

Неожиданно приезжают ревизоры. Тогда ревизии проводили только ночью. Чтобы днем магазин мог работать. Ну и начинают проверку.

Вдруг, как гром среди ясного неба: «Недостача!». Да что-то очень большая! Позвонили директору ОРСа (отдела рабочего снабжения), рассказали ему о результатах ревизии. Он сразу примчался, этой же ночью.

«Покажи мне документы на продукты, которые ты получила», – говорит.

Я показала.

Он спрашивает: «Где бочки у тебя?»

А тогда в магазин поступали бочки с копченой колбасой, залитой говяжьим жиром. Они были весом по двести килограммов и по сто.

Он посмотрел на эти бочки и говорит: «В накладной написано: бочка двести килограммов, а получила ты сто. Минусуй эту сумму и у тебя все сойдется».

В общем, отчиталась я очень хорошо. Как оказалось не одного продавца тогда таким образом «нагрели». Кто-то заплатил, кого – то посадили, а мне крупно повезло, что на контрольную ревизионную проверку приехал сам директор ОРСа.

Представительный мужчина, еврей по национальности. У него было две дочки, одна по имени Жасмин, а вторую не помню, как звали, тоже название цветка какого-то. Сын у него недавно родился и имя ему дали Изюм. Самого же папу величали Перец. Вот такая еврейская семья. Он, наверное, представил на моем месте своих девочек и понял, чем это может для меня закончиться. У него душа за меня заболела. Я благодарна ему до сих пор, он глубоко порядочный человек.

Вот так я отработала первый месяц в своей жизни. Сама не знаю, как на такую ответственную работу решилась.

Столовая

Когда вернулась продавщица магазина из отпуска, меня пригласили временно заменить официантку в столовой, там я работала дольше.

Помню, в столовой поваром трудился китаец, все его звали Вася. Очень вкусно готовил, и такой мужчина был доброжелательный. Как-то даже пытался научить меня готовить свои национальные блюда.

В столовой произошла очень смешная история. Как-то раз приезжает бухгалтер из Соленого на Времянку с проверкой. Пожилой мужчина, строгий.

Говорит: «Можно у вас покушать?».

«Что бы вы хотели?», – спрашиваю его.

Роскошных яств не водилось, но несколько дежурных блюд всегда было, и первые и вторые.

«Я бы борща поел», – отвечает.

Повар Вася, конечно постарался. Борщ получился наваристый. Принесла я проверяющему тарелку, поставила перед ним на стол, отошла в сторонку.

Вдруг он кричит: «Подойдите сюда! Зовите быстро повара!».

Зову Васю, он перепугался, прибежал немедленно.

Бухгалтер орет: «Смотрите, что вы подаете, это же таракан плавает!».

Вася аккуратно поддел ложечкой таракана, положил в рот и, причмокивая, его съел.

А проверяющему говорит: «Это не таракан. Это лук жареный».

И такую потешную гримасу состроил в мою сторону, что я чуть не расхохоталась. Тому ничего другого не оставалось, как съесть этот борщ. А тараканов в столовой было видимо невидимо.

И еще произошел один забавный эпизод. Обедать к нам приходили рабочие с лесных делянок. Там много людей работало разных национальностей. Появились среди них не то таджики, не то узбеки, невысокие, черненькие, смуглые. Плохо говорили по-русски.

Один из них говорит: «Мы хотим кушать маленький кругленький, как его фамилия не знаем».

Оказалось, что они хотят заказать биточки, только не знают как их фамилия. А я, как только вспомню об этом, начинаю улыбаться, мне смеха хватило на целый день. Такая хохотушка была.

В столовой часто появлялся еще один интересный персонаж. Немолодой мужчина из столичных интеллигентов, еврей по национальности. Он работал возчиком. Привозил продукты с базы в столовую на лошади, запряженной в телегу. Когда он заходил в столовую, то всегда здоровался с нами особенным образом: «Вас приветствует единственный в Советском Союзе еврей, который не имеет должности».

Маша

Китаец Вася женился на русской женщине с ребенком. У его жены была дочка Машенька, лет четырнадцати, наверное. Уже тогда было видно, что из нее получится редкая красавица, одна коса чего стоила, длинная, толщиной с мою руку. Как-то летом поехали они покупать поросят в Иркинеево. Я там раньше училась в школе. Меня звали с собой, но мне надо было папе помогать на строительстве дома, у него еще нога болела. К ним присоединилось еще человек пять-шесть из молодежи, кто верхом на лошади, кто на велосипеде.

Вернулись без Маши. Машенька утонула в горной речке Иркинеевке.

Стоял жаркий день. Ребята решили в устье этой реки выкупаться. Когда Маша начала тонуть, парнишка, который рядом с ней купался, пытался ее вытащить. Но она потянула его за собой, судорожно вцепившись в него руками, и ему пришлось отодрать от себя ее руки. Иначе погибли бы оба. А схватить Машу за косу он не догадался. Так ее на глазах у всех и унесло быстрым течением.

Вася нам сказал: «Я на работу не выйду, пока мы Машу не найдем и не похороним».

Он ушел с работы, нашел всех китайцев, которые там жили, их было человек десять и они все занимались поиском тела Маши.

А нашли и вытащили его уже на двести километров ниже по течению в Ангаре, потому что Иркинеевка в Ангару впадает. Там недалеко находится станция Стрелка, так вот немного не доезжая до нее, так далеко Машу унесло.

В столовой я проработала до середины сентября, пока не вернулись из отпусков постоянные работники. Потом в столовую пришел работать помощником повара еще один китаец. Они вдвоем с Васей быстро готовили, очень быстро и вкусно. Народ был доволен. Моя память сохранила очень хорошие воспоминания об этом времени.

Саар

Не смотря ни на что, я с благодарностью вспоминаю годы, проведенные в Сибири. Нас окружали люди с высоким уровнем культуры. Очень комфортно было жить среди них.

Помню одного эстонца, его звали Саар. Это был представительный мужчина лет пятидесяти, двухметрового роста, очень загорелый, с чудесной белозубой улыбкой. Редкая смесь мужской брутальности и интеллигентности. Тоже политический ссыльный, как и мой отец. Скорее всего, в Эстонии он работал в сфере культуры или искусства.

Саар был хорошим рассказчиком, несмотря на то, что говорил на ломаном русском языке. Он умел подобрать правильные слова, точно и выразительно передавать свои мысли. Саар много рассказывал о своих детях, оставшихся в Эстонии: дочь пела в оперном театре, сын танцевал в балете. Жена тоже чем-то занималась в высоких сферах.

Саар дружил с моим отцом, и отец пригласил его к нам в гости на свой День рождения. У отца был юбилей, ему исполнилось пятьдесят лет. Мы сидели за столом, и речь зашла о танцах. Я спросила Саара, не знает ли он, что это за танец такой «рок-н-ролл». Где и услышала-то это название? Саар вызвался мне его показать. Он вышел на свободное место в нашем маленьком домике и принялся так лихо отплясывать рок-н-ролл под собственный аккомпанемент, что отец, испугавшись, что дом рухнет, прекратил урок танцев. А танцевал Саар виртуозно.

Он часто покупал в магазине рыбу. Тогда треску или горбушу привозили в бочках по сто или по двести килограммов в рассоле. Саар покупал пару килограммов, мыл рыбу, резал на куски и ставил в чугунке вариться на печку-буржуйку поближе к трубе, где было не так горячо на целый день.

Вечером он съедал эту рыбу вместе с костями. Однажды отец спросил его, как он управляется с рыбьими костями, и Саар дал нам попробовать приготовленную таким способом рыбу. Оказалось, что кости становились совершенно мягкими, вываривались до состояния рыбной мякоти.

Саар показал нам свои зубы, они были белые и крепкие и сказал: «У меня на родине в Эстонии у всех зубы остаются такими до старости благодаря тому, что мы едим рыбу с костями. В костях много кальция и фосфора».

Саар, как и все ссыльные, работал в лесу на лесозаготовках. Однажды он предложил съездить за ягодами на рабочей машине. Сказал, что недалеко от лесной делянки, где он работает полно ягод.

Мы отправились вчетвером, Саар за рулем в кабине, а мы втроем, я и еще две знакомые женщины – в кузове.

Приехали мы в лес, прошли лесную делянку, Саар сказал: «Стойте здесь».

А впереди перед нами открылся живописный вид на большущую зеленую поляну с ровными очертаниями, заросшую травой и невысоким кустарником. Нам захотелось броситься туда, лечь на зеленую сочную траву.

Но Саар взял увесистый камень и бросил его в центр поляны. Оказалось, что то, что мы издалека приняли за поляну, на самом деле – огромный глубокий, заросший деревьями котлован, с удивительно ровными краями. А кустарник оказался верхушками деревьев, росших на дне этого котлована.

Мы долго слышали звук эха, как в горах от падения камня, а потом увидели, как зашевелились ветки в котловане, там внутри что-то ожило, зашипело, зашуршало, зашевелилось. Оказалось, что котлован сплошь заселен змеями, потревоженные, они сплетались огромными клубками, шевелились и шипели, переползая друг через друга.

Мы в ужасе отшатнулись.

Саар сказал: «Не бойтесь, наверх они не вылезут. Но не дай Бог оказаться внутри ямы!».

Я никогда не видела такого количества змей. Мы забыли про ягоды и решили вернуться домой.

Когда мы шли к машине, Саар задумчиво произнес: «Наверное, когда-то очень давно сюда упал метеорит, и от его удара о землю образовалась такая ровная глубокая воронка. Возможно, от метеорита и сейчас идет какое-то излучение привлекающее змей. Вот они здесь и поселились, живут и плодятся».

Мне подумалось, что Саар привез нас сюда не за ягодами, а чтобы показать странный котлован. Наверное, его давно мучила эта загадка природы, и он решил ею с кем-нибудь поделиться. Возможно, воронка действительно была местом падения Тунгусского или еще какого-то метеорита, но обсудить с кем-то компетентным это явление у Саара не было возможности.

А у меня еще долго перед глазами мелькало шевеление веток и травы, переползающие друг через друга отвратительные твари, я никак не могла избавиться от неприятного видения.

С Сааром была связана еще одна история. В ссылке он познакомился с женщиной по имени Хилма, они стали вместе жить. У нее было двое взрослых детей сын Валентин и дочь Майми. Хилма была маленького роста, невероятно толстая. В хозяйстве у нее имелась корова. Хилма часто угощала нас парным молоком.

Хилма, простодушная хохотушка, сама первая заговорила с Сааром.

Выходила из магазина, увидела Саара и говорит: «Ты сегодня мне во сне приснился. Как-будто, сватать меня пришел».

Трудно было найти пару более неподходящих друг другу людей. Несмотря на это сложился гармоничный союз, в котором люди без слов понимали друг друга. Наверное, они были посланы один другому как спасательный круг, когда особенно нуждались в заботе и любви.

Когда у Саара закончился срок ссылки, он, как и многие другие уехал из Сибири на родину к своей эстонской семье.

Дом культуры

В Соленом не было Дома культуры. Часть жилого дома отделили, чтобы организовать импровизированный кинозал, он являлся единственным очагом культуры на многие километры вокруг.

Жил в поселке один человек, если память мне не изменяет, по фамилии Гордон, тоже ссыльный, к сожалению, его имя и отчество не помню. В прошлом работник культуры, говорили даже, что возглавлял какой-то театр в Москве, пожилой еврей.

Однажды он пришел к директору леспромхоза и предложил ему построить Дом культуры.

«Давайте»,– говорит, – «сделаем жизнь людей в поселке интереснее, веселее. Если вы дадите лес на строительство, я организую работу молодежи на стройке, и мы быстро возведем Дом культуры своими силами».

И директор ведь согласился. И даже разрешил занять участок земли в Соленом посреди поселка на небольшой горке. Измерили площадь. На самом верху на возвышенности как раз ровного места хватало, чтобы построить Дом культуры. Остальные, жилые дома размещались вокруг у подножия этой горки. Стали лес возить.

Гордон пошел по домам, всю молодежь собрал и обратился к ним с такими словами: «Ребята, хотите культурно жить? Давайте построим в поселке Дом культуры. Денег на строительство нет, работать будем бесплатно. Может быть, премии дадут отличившимся, когда закончим. Трудиться будем в свободное от основной работы время. И еще. Кто из вас раньше учился музыке? Обещаю организовать два оркестра струнный и духовой. Музыкальные инструменты купим», – пообещал Гордон.

Нашлось шесть-семь человек из латышей, эстонцев, литовцев, которые до ссылки учились в музыкальных учебных заведениях.

Я бы никогда не поверила, что такое чудо возможно, если бы собственными глазами этого не видела. Ведь Дом культуры возвели меньше, чем за год. Даже года не прошло, как посреди Соленого возникло большое бревенчатое здание.

Торжественное открытие клуба на четыреста мест, представляете, на четыреста мест! назначили на ближайшее воскресенье. Открытие было грандиозным праздником.

Во время официальной части всем, кто отличился на строительстве, выдали премии. Директор леспромхоза выделил деньги на музыкальные инструменты, на занавес для сцены. В общем, все сделали, как положено. Состоялся большой концерт, играли два оркестра, струнный и духовой. Все было очень торжественно и красиво.

Таких как Гордон, хорошо образованных, интеллигентных людей было множество в Сибири. Само их присутствие производило революцию. Под их влиянием в сибирских селах возникали хоры, драмкружки, художественная самодеятельность, организовывались концерты, да просто люди начинали читать хорошие книжки, хотя книг, журналов, газет было очень мало. О телевидении вообще тогда не слышали.

Впоследствии в клуб ходило много народу и молодежь, и пожилые люди. Конечно, по вечерам там проводились танцы. Танцевали вальс-бостон, па-де-грас, кадриль и многие другие танцы. Местные жители даже не слышали таких названий. Среди ссыльных находились люди, которые сами умели и других учили танцевать.

С появлением Дома культуры к нам стали приезжать на гастроли театры и артисты с концертами из Красноярска, Абакана и других городов. Культурная жизнь в леспромхозе закипела.

Три танкиста

По выходным мы ходили в Дом культуры на концерты или на танцы. Там я часто встречала компанию из трех молодых людей, все их называли «три танкиста», они работали трактористами на лесозаготовках. Все трое были передовиками производства. Эти ребята очень выделялись из общей массы местной молодежи. Они не пили, не курили, не матерились, если надо было, могли постоять за себя. Сами никого не задевали, но в обиду друг друга не давали.

Не смотря на молодость, каждый из них прошел непростой жизненный путь до ссылки в Сибирь. Одного звали Томас, ему было двадцать три года, второй Казимир двадцати четырех лет и третий Йонас, ему было двадцать шесть. Дружные ребята, они всегда были вместе.

И что интересно, если я оставалась в клубе на танцы, они всегда ждали меня, чтобы потом проводить домой, все трое. Позже мы стали ходить в клуб все вместе и к нашей компании присоединились еще три литовские девушки. Они были постарше, где-то лет под тридцать им, наверное, было.

Однажды, стою я у кассы в клубе и слышу такой разговор: «В этой команде из Времянки, которые всегда втроем приходят, «три танкиста», один только билеты на всех всегда заказывает», – рассказывает кому-то из знакомых женщин кассирша.

Я заинтересовалась, но виду не подала. Стала наблюдать и выяснилось, что билеты на концерты, а к нам тогда уже часто стали приезжать артисты, заказывает и покупает только Казимир. Звонит по телефону, узнает, какие артисты приедут, и заказывает всегда самые хорошие места.

Услышанное произвело на меня положительное впечатление, но я никому из них троих не отдавала предпочтения, не спешила показывать, какое к кому имею отношение.

Паша Желтянников

На Времянке проживал еще один интересный персонаж, звали его Паша Желтянников, он был из уголовных ссыльных, «блатной» как там говорили.

Его все немного побаивались, от него исходила негативная криминальная энергия. Красивый был парень, улыбаясь, золотыми фиксами сверкнет: все девчонки – его. Такой был щеголь, очень красиво танцевал, хорошо пел.

Помню один эпизод с ним связанный. Мы как-то купались на Ангаре, неподалеку от парохода «Товарищ». Я незаметно для себя заплыла или, может быть, меня течением унесло за пароход, на другую его сторону. Когда пароход пошел, а волны от него образовались огромные, я стала захлебываться.

Никто на берегу этого не заметил, хотя народу было очень много. Обратил внимание только Павлик Желтянников. Он бросился в воду и поплыл ко мне. Я уже из последних сил держалась на воде. Он меня спас. Паша вытащил меня на берег, а в это время туда подъехали «три танкиста».

Пашка и говорит им: «Гулять-то с ней гуляете, а не заметили, что девчонка чуть не утонула».

Парни его поблагодарили за мое спасение, но предупредили, чтобы больше он ко мне не подходил.

Бывало, иду из Времянки в Соленый в магазин, а путь неблизкий – шесть километров, а Пашка идет за мной следом в некотором отдалении. Ходил, но никогда не заговаривал со мной. Помнил, что ему строго наказано было.

Случилось так, что из Латвии в ссылку привезли отца и дочь. Во время ареста матери не оказалось дома, и их забрали вдвоем, девочку и ее отца.

Удивительно красивая девчонка. Лет, наверное, шестнадцати всего. В Риге она училась в балетной школе. Высокая, стройная. Талия такая тонкая, что казалось можно обхватить ладонями. Длинные, светлые, легкие волосы до пояса. Распахнутые ясные глаза в пол-лица. Звали ее Алина, отец называл Айли. Она очень плохо говорила по-русски.

Паша Желтянников «положил на нее глаз», начал за ней бегать, караулить повсюду. Заставил ведь Айли выйти за него замуж. Буквально заставил. Отец за девочку заступиться не мог, он с горя запил.

Помню, как она однажды от Пашки убежала. А куда там было бежать? Два ряда домов, а дальше необъятная глухая тайга. Он догнал, скрутил ей руки, Айли на колени упала.

Пашка засмеялся и сказал: «Пока не согласишься за меня замуж выйти, будешь так стоять».

Что ей оставалось делать? Конечно, она согласилась.

На их свадьбе она рядом с Пашкой сидела невероятно красивая. Айли заплела косы и венком уложила их на голове. Еще детский, аристократический овал лица обрамляли «нежные локоны милых волос». Выглядела она как принцесса из сказки. Очень красивая пара получилась. Пашка достал ей где-то туфли на высоких каблуках, модное платье. Где достал? Не понятно.

В Доме культуры на танцах они всегда выходили первыми танцевать.

Потом, когда Айли была уже беременна, он начал выпивать, часто домой не приходил по несколько дней. Очень ей трудно жилось. Мы над ней шефство взяли, то с едой немножко поможем, то деньжат одолжим.

Мы учили Айли русскому языку, потому, что Пашка постоянно смеялся над тем, как она слова произносила.

Однажды приходит Айли ко мне и просит: «Дай мне пуфетку».

Я удивленно спрашиваю: «Какую пуфетку?».

Оказывается, Пашка ей сказал, что табуретка по-русски называется «пуфетка». Вместо того чтобы помочь жене научиться правильно говорить , высмеивал и обманывал ее. Такое у него своеобразное чувство юмора было.

Они, когда мирно жили, то приходили в Дом культуры на танцы, а ребенок, мальчик у Айли родился, спал на лавке или на стульях, а они танцевали. Когда мальчик проснется и заплачет, они уходили домой.

Но это счастье длилось недолго. Вскоре Айли родила второго ребенка. У Пашки к тому времени закончился срок ссылки, он получил разрешение на выезд. Айли он пообещал, что как только устроится, приедет за ней. Но не приехал.

Что с него взять? Перекати–поле. Две дороги у него по жизни – в тюрьму и из тюрьмы.

Сама еще почти ребенок, Айли осталась одна с двумя детьми, без денег, без работы. Многие семьи помогали ей, чем могли. Потом ее устроили кассиром, билеты продавать в Доме культуры, чтобы хоть какие-то средства к существованию она имела.