Сестры Кавалеровы

Сестры Кавалеровы

Татьяна Иванова

© Татьяна Иванова, 2016

ISBN 978-5-4483-3743-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Надежда

Кичились майские красотки

Надменной грацией своей;

Дохнул октябрь – и стали тётки,

Тела давно минувших дней.

И. Губерман

…Кратко, точно и совершенно про меня. Вот зеркало в прихожей, а вот я в нём. 7:15, я на старте… Такой поэт! И написал обо мне! Аж целых четыре строчки! Спокойно. Главное – не загордиться.

Вот эта лошадь серая —Надежда Кавалерова.

Здорово. Свежий образ. Наши отдельские девки за глаза зовут меня серой мышью… Да если с них косметику смыть…!

Для мыши я, пожалуй, крупновата. К тому же я терплю-терплю, но могу и лягнуть. В общем, так вернее. Лаконично и ёмко, как у Незнайки.

– Папа, я пошла, пока!

В детстве отец всегда называл меня Надеждой. Не Надей, не Наденькой, ни в коем случае не Надюшей, только Надеждой. Помнится, лет в двенадцать я решила, что я у родителей неродная, тем более что к Женьке он относился куда мягче. А Викушкой занимался всерьёз, зарядку специальную делал… А сейчас он вообще избегает упоминать моё имя. В крайнем случае – дочка. Потерял надежду. Надежду сделать из дочери нечто такое, чем можно было бы гордиться. До чего же неистребимо у мужчин это стремление всех переплюнуть!

… – Выходите, женщина?

– …А… да.

– А спереди вас выходят?

(«А куда они денутся… Спереди, хм.»)

«Осторожно, двери закрываются…» Бр-р-р-бумм! Бросок по коридору, эскалатор, платформа.

… – «Да дайте же выйти…! Да куда ж вы прёте!!!» – опять кто-то замешкался.

Бр-р-р-бумм! …«Осторожно, двери закрываются…»

«…Восемь утра, а уже такая духота. Асфальт этот калёный. Коробки эти серые. Прямо чувствуется, как от них жаром пышет. Что к вечеру будет, страшно представить. Ну, вот и родная проходная. Сколько уже раз я через неё… Двадцать лет. Или двадцать два? Нет, двадцать. Один раз переезжала в другой кабинет. И всё. Зам начальника группы. И начальником не стать до гробовой доски. Не потому, что бестолочь, а потому, что за это надо бороться, а мне противно. Противны эти интрижки, эти копеечные тайны мадридского двора, эти комплоты из дамского туалета… Господи, хоть что-нибудь мне здесь нравится, кроме суммы прописью?»

«Ну вот и родное кресло, тренажёр мой геморройный. Так, ещё три минуты, как раз успею восстановить причёску… Подмазаться… Ну вот, на что-то похожа.»

– Доброе утро, дорогие дамы! Эллочка, вы, как всегда, неотразимы! Таня, я потрясен! Зоенька, здравствуй, деточка! Надежда Васильевна, пожалуйста, ко мне со статистикой.

Это наш Кувалдис. Помнится, ещё Софья Израилевна его так прозвала. За что – непонятно, но приклеилось. Карнеги обчитался – сыплет комплиментами, улыбается во всю пасть. А работать всё равно приходится и за него, и за себя… и за того, как говорится, парня. Вот при старухе Софье мы втроём умудрялись справляться со всем, что сейчас делают двенадцать баб во главе с Кувалдисом. И компьютеров этих не было… Как их Миша зовёт? А! Глюкодром мастдайный!

– Ну, Надежда Васильевна, вернёмся к нашим баранам. Что у нас с отчётом?

«У нас… Это – у нас, у тебя-то будет полный порядок…»

– Всё в порядке. За квартал всё обработано, осталась последняя неделя. Всё идет по плану.

– По плану? Хе-хе-хе… Ха-ароший у вас план, таварщ Жюков! …Так, а это у вас тут откуда?

– …

«Если тебе не ясно, откуда это – что ты тут делаешь? Дурак. То есть баран.»

– Ну ладно, идите… э… благодарю вас…

Дурак, хотя это пережить можно. Но ведь вчера было то же самое. И завтра будет… Он же ничего не смыслит в бухгалтерии. Он не знаком с азами экономики. Он не умеет считать. Он путается на «рабочем столе». Роль свою как начальника видит в общем руководстве – ну очень общем… Сайентолог, господи прости. Единственная от этого польза – этот наш уголок рекреации, его инициатива и его старания. Настоящая пальма, кофеварка автоматическая. И кофе в соцпакет включили. Где-то вычитал, что это восстанавливает душевное равновесие и повышает производительность труда. Вот я сейчас туда пойду и восстановлю душевное равновесие…

Картина маслом. Зойка-то прямо как заяц к своему столу бросилась. В мышь вцепилась, словно утопающий в соломинку. Бедная девочка, запуганная с детства на всю жизнь.

А вот Эллочку не напугаешь. Сколько ленивой грации в этом томном движении ног, плеч и ресниц. С каким презрением к миру она водружает свою безукоризненную фигуру на рабочее место…

– Хватит болтать, девочки. Пора за работу. Да и Надежде Васильевне это совершенно не интересно.

И тщательно отработанная улыбка, приоткрывающая чувство безграничного превосходства.

Спасибо, Эллочка, я тебя тоже очень люблю.

И искренняя улыбка, совершенно неотличимая от настоящей. Вот тебе.

«Господи, что я тут делаю? Здесь же не осталось ничего, что я когда-то любила. Поменять работу? Какой смысл? Здесь хотя бы я всё говно знаю, а на новом месте – придётся долго изучать. Да и возраст… В какой-то рекламе было что-то вроде „в сорок лет всё только начинается“, но ведь известно, что бабий век – сорок лет. Лично у меня начаться может только климакс. Единственная приятная перспектива – неумолимо надвигающийся отпуск…»

«Об отпуске подумать, что ли? Денег хватит самое большее на Турцию, но там я уже была. Конечно, пляж. Конечно, отель. Конечно, сервис. Но эти молодые турки с алчными глазами… Так и вспоминаются Гомиашвили с Филипповым: „Дэньга, дэньга давай!“ Неужели я похожа на женщину, которую за бесплатно никто любить не будет? Нет, на фоне этих альфонс-беев Женькина речка и даже деревенские алкаши здорово выигрывают. Не нужен мне берег турецкий.»

«…Что это? Ах, да, телефон. Вот так-то – отвлекаться в рабочее время. Совершенно выпала из реальности.»

– Слушаю, Кавалерова.

– Надя, здравствуй! Это Некудыкин! Узнала, конечно!

– Да, Лёша, конечно. Здравствуй. Сто лет тебя не видела.

– Сто не сто, а года три! Как твои дела, в двух словах!

– В двух? Как всегда…

– Ну да, ха-ха, понимаю! Ну какие-то новости должны быть!

– Лёш, ну какие новости? Работа… магазин… дом… работа… С Новым Годом…

– Ха-ха-ха-ха! Да, такая жизня наша! Ничего не поделаешь!

Лёша Некудыкин звонит мне примерно раз в полгода. Ненавязчиво интересуется, как дела у моей сестрицы. Никак не может поверить, что ему здесь не светит. Когда-то он за ней сильно ухлёстывал, но не преуспел. Потом трудился то в жёлтой прессе, то в сетевом маркетинге, купил новую иномарку, женился, развёлся, снова женился, но всегда готов развестись, если Женька мигнёт пальчиком…

– Чёрт знает что! Как ты не понимаешь! Ну ты представь: Женя – и у печки! Бред полный! Похоронила себя в деревне! Надо ещё разобраться, чем он её там держит! Зомбирует!

– Да брось ты, Лёша. Всё у неё в порядке. Мужика своего она любит, так что тебе ловить тут нечего. Оставь ты её в покое. Думаю, гостем она тебя будет рада видеть, а так – не волнуйся. Ты ведь сестрицу мою знаешь, она всегда прекрасно понимала, что ей надо и как ей лучше.

– Ох, Надя, ничего ты не понимаешь! А я уверен, что тут что-то нечисто! Не может ей нравиться эта глушь! Силой он её там держит! Спасать её надо!

– Ох, Некудыкин, не смеши. Ты и впрямь её спасать собрался? Да Ивана ты одолеешь, только если он со смеху помрет… Не лезь ты к ней, всё у неё в порядке. Успокойся. Лучше заходи как-нибудь, я тебе фотки покажу. Как они там живут…

– Эх, Надя, Надя! Так ты и осталась прекраснодушной оптимисткой! Смотри, не кончилось бы это чем нехорошим!

– Перестань, Лёша. …Ладно. Мне тут работать надо, ты уж извини…

– Ладно, Надюш, это ты меня извини! Всего тебе хорошего! А о том, что я говорил, подумай всё-таки! Привет!

– Привет, привет.

«Бдит – а вдруг Женьке надоест сельская глушь, и она вернётся в Москву, а тут Некудыкин – вот он, богат, красив, на всё готов. Кретин… И это не черта характера, а диагноз. Да Женька из нас самая счастливая. Живёт с любимым человеком на лоне сладостныя натуры, занимается любимым делом, и всё начальство далеко за пределами прямой видимости…»

«Боже, ну и толпа. Опять один эскалатор не работает. Спокойствие, только спокойствие, это дело житейское…»

– Гос-с-поди, да куды ж вы, черти, прёте???

– В преисподнюю, бабка, в преисподнюю! На рабочее место! Гы-гы-гы-гы!!!

«Ф-фу-ух… Ну вот, свежий воздух. Теперь остался гастроном. Вечерний, так сказать, шоппинг.»

– Триста сорок – восемьдесят. Скидка есть?

– Нет.

– Как – нет???

– Нет.

– Ой, извините…

Вымученно улыбается. Видать, у неё тоже к вечеру крыша едет. Или просто дура.

Подъезд. Лифт. Тапочки. Продукты на кухню… Ну вот. Весь стол в грязной посуде. И полная раковина. Кого здесь угощали, и главное – скольких? Хорошо, хоть горячую воду вчера дали… И Тимоша сидит у своей миски и смотрит на меня с такой любовью во взоре. Хоть одно живое существо меня любит. Просто любит. Хотя и не совсем бескорыстно.

Сын там же, где всегда – перед монитором, на голове наушники. Ушёл в виртуал. У отца гости. Знакомый голос, кажется, уже бывал когда-то. Страстные инвективы аж здесь слышны: «Ментовский произвол!… Я знаю, как с ними разговаривать!… На Западе… Да он масон, это все знают!…» Господи, опять!

Пастернак и Патиссон —Что ни овощ, то масон…

– Дочка, здравствуй. Хорошо, что ты пришла. Сделай-ка нам чаю… А это мой друг, знакомься.

– Добый вечер, Надежда Васильевна (лёгкий и изящный наклон головы). Позвольте представиться – Александр Седов. Кандидат наук. Философ и целитель.

– Очень приятно. Надежда Кавалерова. Бухгалтер…

«Ну зачем я так. Мужик как мужик, собой очень даже ничего. Выпендривается? Или просто знает себе цену? Это в общем неплохо. Надоели размазни, которые умеют только рассуждать о возвышенном. Заварим-ка мы им… ну, скажем, „Хэйлис“. И варенье поставим черничное, Женькин гостинец…»

«Хэйлис в разливе», так сказать. И подносик возьмём жостовский. Когда-то в мещанских штучках числился, а сейчас – круто и стильно. А мне просто нравится. Какие на нём розы – в натуре таких не бывает…»

– …Конечно, Василий Эдуардович, после ИНН нас уже ничем не удивишь. В Бразилии начали метить детей чипами с дистанционным считыванием. В Мексике опробовали вживляемые маяки, которые пеленгуются прямо со спутника. Осталось только в законодательном порядке… О, как кстати. Надежда Васильевна, вы нас спасли от полной дегидратации!

«Слова-то какие знает. А о чём это он тут вещал? Чипы какие-то… Опять кому-то что-то вживили… Мне бы кто вживил мобильник, а то я его вечно то забываю, то теряю…»

– Дочка, Саша тут интересные вещи рассказывает. Я давно подозревал, что в жизни всё не так, как на самом деле, хе-хе. Но тут факты такие, что последние остатки волос встают дыбом!

«Ох, папа, не прибеднялся бы. С твоей шевелюрой в твои годы конечно, можно пококетничать, но в меру. Хорошо, что я волосами не в маму пошла. Тоже есть чем гордиться…»

– Да, вы знаете, Надежда Васильевна…

– Александр батькович, не усложняйте. Просто Надя. Тем более мы с вами примерно в одной возрастной…

– Ну что вы! Вам ведь не больше тридцати? Ну хорошо, только с вашего разрешения. Но тогда соответственно – Саша.

«Каков наглец. А впрочем, это, кажется, комплимент. Была бы я на глаз заметно старше своих годов – было бы хамством, а так даже приятно.»

– Мы, дочка, тут с Сашей обсуждали одну проблему. Ты же знаешь, нас всех берут под контроль, и вот Саша подобрал интересные факты о технике этого дела. Компьютерные базы данных, вживляемые чипы…

Терпеть не могу эти словечки. Были у нас микросхемы, теперь поди ж ты… Щелочные батарейки стали алкалиновыми, а хэ-бэ – это вам не хэ-бэ, это настоящий коттон! Даль с Пушкиным в гробах переворачиваются. А просто ребята, которые этим ширпотребом торгуют или в своих газетёнках о нем пишут, кроме «Мурзилки» и прайс-листов ничего не читали… О, ещё одно словечко из новояза.

– …поневоле начнешь всерьёз относиться к Апокалипсису…

«Приехали. Сейчас про звезду Полынь вспомнят. А там и до трёх шестёрок недалеко. А потом у папы на старости лет крыша съедет.»

– Что касается «Откровения», Василий Эдуардович, не могу с вами согласиться. Режьте – но не могу. Иоанн Богослов писал острозлободневный политический памфлет, и числом 666 закодировал – в соответствии с правилами Платоновой нумерологии – имя императора Нерона. И заботила его исключительно патологическая нелюбовь Нерона к христианам. За это и предрекал он ему такое печальное будущее.

Помнится, на 666 поезде ездили мы с Женькой в Калининскую область на озёра… Да, Москва-Осташков. Леса бесконечные за окном, полустаночек какой-то с разбитой ещё с войны водонапорной башней, три часа пешком по лесной дорожке… Потом поезд перенумеровали по требованию православно озабоченной общественности, а Женька вышла замуж и уехала в деревню.

– Интересно, интересно. Такой версии я ещё не слышал…

– Не буду хвастаться – я её не сам придумал, это довольно давнее прочтение, оно хорошо аргументировано…

«Ишь ты. Вот не подумала бы…»

– Надя, вы, конечно, знакомы с Откровением Иоанна Богослова, сиречь Апокалипсисом?

– Да, хотя в самых общих чертах.

– И как вам такая версия?

– Трудно сказать… Но правдоподобнее, чем пророчество. Во-первых, не верю я в пророчества, во-вторых, в таком духе Апокалипсис подгоняли и к Наполеону, и к семнадцатому году, и везде вроде сходилось… Что это за пророчество – безразмерное, как колготки, которое на любое историческое лицо натянуть можно?

– Вот-вот! Совершенно верно!

«Ну я и сказанула. Колготки – на лицо… Черномырдин отдыхает!»

– …да и своих забот у Иоанна в то время хватало. Всё равно как сейчас арабы плюнули бы на Израиль и ополчились на Испанию…

– Надя, я покорён! Вы в двух словах раздолбали всех этих дьяконов кураевых и прочих мракобесов! Считайте, что один положительный отзыв на вашу кандидатскую у вас в кармане!

«Мелкий льстец…»

– Какую ещё кандидатскую?

– По философии! Или по истории! А то и по психологии – скажем, «Роль толкователей Апокалипсиса в формировании… -э э-э… структуры управляемого общества»!

– Боже меня упаси! У меня ещё с вуза на истмат с диаматом аллергия!

– А что вы кончали?

«Ну, поехал… Сейчас общих знакомых найдёт…»

– …А доцента Нехаева помните?

– Ну конечно. Очаровательный дядька. Тупой, но добрый. Читал у нас диамат, кстати.

– Можете себе представить, ушёл в монахи. Где-то на Владимирщине подвизается. А проректор Шкурупий уехал в Израиль в девяносто третьем, а в девяносто пятом вернулся. Слишком там, говорит, евреев много… Знаете, в аэропорту Бен-Гуриона на прилёте висит плакат: «Не думай, что ты самый хитрый: здесь все – евреи!»

Где-то я эту хохмочку уже слышала… А, Мишка рассказывал. А он её в интернете откопал. Но всё равно смешно.

– А как вы, Надя, относитесь к Губерману?

– Хорошо. Весёлый дядька. Жизнь понимает.

– А вот:

Мой небосвод хрустально ясенИ полон радужных картинНе потому что мир прекрасен,А потому, что я кретин.

– Великолепно. Сразу видно, что кокетничает.

– Кокетничает? Ха-ха-ха-ха! Вы, Надя, не в бровь, а в глаз!

«Меня развлекают. Мне читают стихи. Мной восхищаются… Да меня же клеят!!! Шокинг.»

– А знаете, Надя, как посадить гостей?

– Ну…

– Надо внимательно слушать и всё-всё записывать!

– Хм… А-а-а! М-да… Юмор у вас, Саша…

– Что ж делать. Битьё, так сказать, определяет сознание. Живём мы с вами где? Правильно, в полицейском государстве. Что КПСС отодвинули на задний план – это ничего не значит. У рычагов власти те же люди или в крайнем случае их ставленники. Ничего в этой стране не меняется…

«Ну вот… Не люблю я, когда мою страну называют „этой“. Кстати, опять калька с английского. Англичанин или янки, говоря о своей родине, говорит „this country“. То-то всё больше наших интеллектуалов завели себе такую привычку. Но мы же не англичане. И, слава богу, не американцы.»

– …но в нашей стране всё же есть люди, которые не приемлют нового мирового порядка. Не могут. Холка под седёлку у них не годна, как говорится. И они будут бороться. За свободу, как бы пошло это ни звучало в наше циничное время.

– Вот как? Ну, Саша, чтоб вас посадить – даже и записывать ничего не надо…

– Но я же среди порядочных людей!

«Опять комплиман. Ох, как тебя, Надька, окучивают!»

– …Так вот, о слежке. Вы, Надя, пользуетесь кредитной картой?

– Конечно. Нам на неё зарплату перечисляют.

– И когда покупаете, картой расплачиваетесь?

– Ну да, бывает.

– Так имейте в виду, что где-то в недрах компьютеров ФСБ имеется файл, в котором все ваши покупки отражены! Записано место, время, сумма, что купили. И если понадобится, по этой информации о вас много чего узнать можно. Всё схвачено.

«Хм. Кому это интересно – сколько Надька Кавалерова купила тампонов с тридцать третьего мартобря двухтыщезатёртого года по нынешний день?»

– …отказаться от ИНН, нигде его не указывать, тем более что мы вырвали себе такое право! Платить только наличными! Нигде и никогда не давать о себе данных! Интернет – вообще особый разговор, только из интернет-кафе или через «левый» сотовый, и ни в коем случае не из дома. Регулярно заменять ящики. Никаких регистраций на сайтах. Помните, всё под контролем!

«Нет, беда с мужиком. Ка-анкретная мания преследования.»

– …А вам когда завтра на работу? Уже поздновато…

– Моя работа всегда со мной. Ноутбук, сотовый, модем – в общем, мобильный офис…

«Не понимает. Или делает вид, что не понимает. Ну, как хотите…»

– Ну ладно. Тогда счастливо оставаться, если ещё чаю захочется – с чайником справитесь, а мне пора бай-бай. Я человек подневольный, с утра опять в каменоломни.

– Вот-вот! Это очень важно – быть свободным! Когда все осознают это…

«М-мыслитель!»

Не сказать чтобы в эту ночь я прямо-таки лишилась сна. На следующий день вечернее чаепитие на кухне вообще как-то выпало из памяти. На за ужином отец вдруг спросил:

– Ну как тебе Саша?

– Саша? Какой? А, этот… Саша как Саша. Пижон и хвастун. Как все мальчишки.

– Ну, дочь моя, плохо ты в людях разбираешься! Ты просто не разглядела. Александр – человек неординарный. Настоящий талант, не побоюсь этого слова – гений! В нормальном обществе таких людей ищут, а найдя – на руках носят. Это только у нас они годами сидят в ассистентах кафедры!

Понеслось…

Я уже убрала со стола и вымыла посуду, а отец продолжал расхваливать молодого (ну, разве что по сравнению с ним!) гения (вот так, не больше и не меньше!), восходящую звезду свободной мысли, не уступающую Вернадскому, Жан-Поль Сартру и Ульянову-Ленину.

– Что-то никак твоя звезда не взойдёт, уж засиять бы пора, – попробовала я съязвить, но отец уже ничего не слышал. С ним это бывает. Начав излагать что-то свое, он просто перестаёт воспринимать всё, что этому противоречит. Не круглый стол ему нужен, а амвон. Кафедра проповедника, так сказать. Минбар, как в мечети. Я представила, как мой папочка возглашает: «Вперёд, к победе коммунизма!», и толпа валится лбом в пол, и прыснула.

– Что тут смешного? – возмутился отец. – Ты вся в свою мать, такая же недалёкая!

Спастись от дальнейшего мне удалось, лишь запершись в ванной.

Весь следующий день отец на меня дулся и разговаривал односложно, но потом, видимо, отошёл и вновь принялся осторожно расхваливать Седова, его многочисленные способности, ассоциативность его мышления и широту взглядов. Как узбек на рынке свои дыни. Цветисто и сладкоречиво. …Ну и на здоровье, пусть он там такой гениальный, мне-то что за дело?

А дальше… Дальше было – «чем дальше, тем страньше», так, кажется, говорила Алиса в аналогичной ситуации. В пятницу вечером перед парадным подъездом нашей конторы между «тойотой» генерального директора и «копейкой» электрика припарковался скромный «Фольксваген Туарег». И Саша Седов, небрежно прислонившись к капоту, поигрывал великолепной розой. И весь этот спектакль, как выяснилось, устроен ради меня… Эллочка с этой своей подругой из отдела кадров чуть не рухнули прямо в проходной, увидев, как передо мной галантно распахивают дверь шикарного авто. Так забавно было на них смотреть.

– Куда поедем, Надя?

Неожиданно как-то. Вообще-то я собиралась домой. Мужиков своих кормить…

– Пятница, вечер – и домой? Неужели они сами не накормятся? Это ведь не так сложно.

В чем-то он прав. Но мне не хочется абсолютно никуда. Очень не хочется. Там везде будут какие-то незнакомые люди. А главное, неясно, зачем всё это. В бескорыстный интерес к моей скромной особе что-то не верится, а в чем корысть – непонятно. Первая мысль, которая приходит в голову в связи с этим, как-то чересчур вульгарна.

– Ну, чего хочет женщина, того хочет бог. Поехали к дому, по дороге заедем в «Ашан», скажем. Посмотрим чего-нибудь к столу. Возьмём конфет и ананас…

Ну, пижон!

Предусмотрительный Саша захватил с собой и гитару. Дважды пижон, подумала я.

Дома нас встретила оглушительная тишина. Тимоша на мягких лапах неслышно возник посреди прихожей, внимательно оглядел Александра и удалился, покачивая хвостом. Больше никого. Так, значит. Приехали. По законам жанра (мелодрамы, естественно) будет открыта бутылка вина и зажжены свечи, и после первой, в крайнем случае после второй он приставать начнёт… Зачем мне это? Свернуть мероприятие – не нахожу способа сделать это достаточно тактично. Плыть по течению – скучно: то, что все мужики одинаковы, я и без него знаю. Ладно, будем действовать по обстановке. Может быть, отец скоро вернётся и ситуация разрешится сама собой.

Пока я так размышляла, Александр с пакетами в руках уверенно направился на кухню. Отступать некуда. Пока я расставляла на столе всю эту икебану, Александр принёс гитару. Потрогал струны, пошевелил колки. Звук у инструмента был очень неплохой – «Кремона», не хухры-мухры.

Всем нашим встречам разлуки увы, суждены,Тих и печален хрустальный ручей у сосны,Пеплом несмелым подернулись угли костра…Вот и окончен маршрут, расставаться пора.

И на моей кухне как будто запахло костром, и время вернулось на двадцать лет назад.

– Саша, вы, наверное, ходили в походы?

– Я и сейчас хожу. Без этого нельзя – загниёшь, погибнешь. А вы, Надя?

– Это было давно. Ещё в прошлой жизни. Хорошо тогда было…

– А потом вы вышли замуж, и походы закончились.

– Да, так и было. Родился Антошка, и муж стал ходить уже без меня…

– …и встретил там другую. Я угадал?

– Да, слава богу, встретил! А то я неизвестно сколько ещё собиралась бы от него уйти. Дура была.

Спрашивать о его семейном статусе не буду: мужчины всегда понимают этот вопрос на удивление однозначно, несмотря на всё своё хвалёное аналитическое мышление. Впрочем, этого не потребовалось. Александр раскололся сам.

– Я со своей женой тоже познакомился в походе. И тоже не сложилось. Наверно, девушки для того и ходят в походы, чтобы найти мужа. Я прав, Надя?

– Александр, девчонки ходят в походы в поисках настоящего мужчины, а мальчишки – в поисках себя. Ну, и чтобы этого себя девчонкам показать. С лучшей стороны, естественно. Если подумать, поход – это ролевая игра. Каждый играет самого себя, но в лучшей версии. Все стараются быть порядочными и помогать друг другу. Потом возвращаются в город, и игра кончается. В обыденной жизни не у всех хватает сил её продолжать.

– Вы совершенно правы, Надя. Именно игра. Собственно, вся жизнь – игра… Ну, а взрослые люди ходят, чтобы спастись, хотя бы на время, от плодов цивилизации. Они нас когда-нибудь погубят.

Я изумилась:

Электричество? Горячая вода? Или гастроном на соседней улице?

– Да, да и ещё раз да! – взвился Александр. – Мы отвыкаем от реальных трудностей, заменяем их искусственными! Для нас самое опасное – это когда начальник недоволен! Ещё бы, ведь тогда не видать нам отпуска в августе! А если со включением отопления запоздают на неделю, мы так и мёрзнем в своих шикарных квартирах! А представьте себе, Надя, что сейчас выключится электричество. Это будет такой «последний день Помпеи»…

Хм. В конце концов, множество опытных специалистов занято именно тем, чтобы электричество не выключалось. А если вдруг выключится – чтобы побыстрей включилось снова. И пока каждый из них делает своё дело, есть надежда, что катастрофы не будет. Несколько лет назад была, помнится, серьезная авария, обесточило несколько районов Москвы. Ну и что? Никто не умер, никакие толпы мародёров не бродили по улицам. Потом подали напряжение – и все вернулись к своим делам. Не надо истерик. Если где-то чего-то нет из того, что обычно есть – значит, кто-то своих обязанностей не выполняет. Взять его за шкирку и потрясти.