Полная версия:
Дзаянчи
Они долго сидели молча. Друг против друга. Раздумывали. Каждый о своем, но, в сущности, об одном и том же. Наконец Безликий тряхнул головой.
– Значит, Оранжевые Пески спелись с Гостями… Ну, да, они друг друга стоят… Хоть я и не хотел этого – какой шикарный дал им повод! Послали зов о помощи… Еще бы – нападение! Местные их, бедняжек, обидели! Значит, скоро и в Песках, и в Долине этих голубчиков будет, как грязи. Средняя ветвь Дома понимает это вряд ли хуже, чем я. И мне не стоит бежать к ним со своими мудрыми советами и информацией, которую они и так знают. Да и я ведь умер. Погиб в огне, так, Хугедей? А если даже по сути и не так – оставим всех пока при их заблуждениях. А себе тем самым обеспечим свободу маневра…
Охотник кивнул, он помалкивал, справедливо полагая, что его Пленник сейчас просто думает вслух.
– Я не хотел и не хочу причинить зло Долинам. И народу Второй Расы. И другим, волшебным, удивительным краям! Я не хочу, чтоб нас уничтожили, Хугедей. А им так легко это сделать! Сейчас они сильнее нас. Их надо… остановить. Притормозить. Заставить посмотреть нам в глаза. При всем своем могуществе они не… идеальны. Они не знают и не умеют… многое. Ты слыхал о Тэнгерийн Сумун, Хугедей?
Охотник вздрогнул. Кивнул.
– Они не врут. Скорее всего когда-то давно мы действительно были одним народом. Во всяком случае, одним из праязыков Долин они владеют так, как можно владеть только родным языком. Их имена: Джор, Сотон… Нас, Безликих зовут – чотгоры… Свою машину -тхеуранг… И они знают легенды о Тэнгерийн Сумун. О Небесной Стреле, которой владели Истоки… О том, как Истоки прежде, чем навсегда покинуть своих детей, сделали им прощальный дар. О том, как они сломали свою Небесную Стрелу на три части, и вручили каждому племени по обломку… Хаос, Цепь и Меру… Так вот, Охотник – Хаос достался им! Родственничкам из другого Мира…
Безликий замолчал. Искоса взглянул на Хугедея. Вздохнул и кивнул.
– Ты правильно понял. Цепью владеем мы. Безликие. До сего момента – абсолютно тайно. Ты – первый, кому один из Хозяев… проболтался. Впрочем – обломок есть обломок. НАШ кусочек Небесной Стрелы сам по себе силы или власти в реальном мире – мире вещей – не дает. Вещным миром управляет Хаос. Только он волен изменить что-то. Что именно и где именно – решает Цепь. А насколько именно – Мера. Мера и Цепь без Хаоса – бессильны. Хаос без Цепи и Меры – … Сам понимаешь – бардак в особо крупных размерах… Итак: где Цепь – знаем мы с тобой. Где Хаос – знают наши гости и мы теперь.
Подозреваю, что наведались они к нам отнюдь не так случайно, как хотели мне продемонстрировать… А вот где лежит Мера… И знает ли она сама, о том, что она Мера… Но, кажется, я догадываюсь, где можно ее поискать… Как думаешь, Охотник, стоит?
– Опасно… – буркнул Хугедей.
– Знаю, – кивнул Безликий, – Наши милые родственнички только и ждут, чтоб мы напугались их силы, вооружились Цепью и Мерой и пришли к ним под окошечко вразумлять и увещевать…, и они тогда без всяких хлопот получили бы целехонькую Небесную Стрелу! Грубая сила Хаоса, которой они владеют, дает им право воображать, что именно они тут и будут… хм… решать, как остальным жить дальше.
– Ты хочешь сделать им такой подарок? – нехотя и хмуро поинтересовался Хугедей, – Или – себе? Или – Мере? Нет? Вообще никому? – слегка озадачился Охотник, видя, как Безликий медленно отрицательно качает головой.
– Рисковать опасно, – мягко сказал он наконец, – А не рисковать опасно не меньше. Но есть еще одно но. Даже если мы не дадим им знание, которого они хотят, если мы победим их и навсегда прогоним со своей земли – это значит, что Небесная Стрела не достанется никогда и никому. Нам – в том числе… Я еду в Столицу, Охотник. В Столицу, а, может быть, еще дальше. Я не имею права решать один. Решать могут только все втроем: Хаос, Цепь и Мера. Попробую найти нашу третью составляющую. И вот тогда мы… побеседуем. На равных.
Хугедей недоверчиво и неохотно пожал плечами. Помолчал. Потом со вздохом кивнул: – Я думаю – тебе видней.
– Может быть, – Безликий смотрел в глаза Охотнику. То, чего Хугедей аккуратно старался не допустить все эти семь дней. Но он уже некоторое время смотрел в его глаза. И только сейчас это осознал. И вздрогнул. Но это оказалось не страшно. Взгляд был не требовательный, властный, ломающий волю – но спокойный, внимательный и… не холодный, нет – прохладный. Не лед – застывшая бесчувственность, но вода – дающая свежесть, ясность и утешение. Да. Взгляд Хозяина. А Хозяева не бывают глупыми и наивными. Они мудры. Всегда. – Но я вернусь. Скоро. Если ты выпустишь меня из клетки, конечно…
Они снова переглянулись понимающе. Безликий усмехнулся, Хугедей серьезно кивнул. Потом сообщил как бы между делом:
– Я продал твоего пегого, Хозяин. Слишком приметный. Я привел тебе другого коня. Пса хорошо бы тоже оставить здесь… Но он… он все равно пойдет за тобой – живой или полумертвый… Дикий пес не меняет хозяев.
Безликий печально кивнул. Они оба знали, что это будет последнее путешествие Старого Дикого пса.
– Я ведь тоже погиб, – с грустной насмешкой сказал Пленник Хугедею, – Да и в Столице жил парнишка с другим именем и другим лицом… Есть у тебя в хозяйстве большое зеркало, Охотник?
Зеркало в хозяйстве нашлось. И новая одежда, и сумки с едой на дорогу. Хугедей старательно собирал своего Пленника в путь. Оседлал и вывел коня, приторочил сумки. Еще и еще и еще раз все проверил. Потом ушел в дом и плотно закрыл за собой дверь. Хотя его любопытство вопило, топало ногами и вылезало из кожи вон. Хугедей не дал ему воли. Превращения Хозяев – дело самих Хозяев и только Хозяев. Охотник и так сунул свой нос слишком далеко. Он знал и видел такое, что знать и видеть человеку Второй Расы не полагалось.
Он сделал только одну уступку своему любопытству – подошел к окну, выходящему на тракт и чуть-чуть приоткрыл створку. Очень трудно было высидеть спокойно целых пол часа. Из приоткрытого окна тянуло морозом… Но Хугедею не привыкать было ждать – и он дождался.
Застучали по мерзлой земле копыта гнедого коня. Легкий худощавый всадник, одетый в теплые дорожные меха, приподнялся на стременах, оглянулся и посмотрел – кажется прямо в лицо Хугедею. Смуглая кожа, вороные волосы, нос с горбинкой. Хугедей тихо прищелкнул языком в восторге. Да. Совсем незнакомый всадник! Мимо едет. И пусть его. Вот только глаза… Хугедей ужаснулся про себя – он и вправду залез туда, куда лазить никак не следовало! Он научился распознавать Безликих по взгляду! Зеленовато-карие глаза незнакомого всадника смотрели спокойно, внимательно и … прохладно. Не лед равнодушия дарили, но свежесть, ясность и утешение…
Всадник поднял коня на дыбы, вскинул вверх ладонь:
– Баррей вернется, Охотник на Диких псов! Мы еще встретимся. Жди!
Столица
пролог второйВечер. Ветер с залива. Конец зимы в Столице, влажно, ветрено, хмуро. На балконе двухэтажного дома, выходящего окнами в сторону порта, стоит женщина.
Высокая легкая фигура, завернутая в теплый плащ. Ветер задувает пряди волос под капюшон. В огромных темных глазах отражаются огоньки вечернего города, игра волн вечернего моря… Женщину не беспокоят звуки, долетающие снизу, с улицы (на первом этаже дома приютился маленький трактирчик).
Глаза слепо скользят вдаль по крышам домов, по мачтам кораблей в порту, но взгляд обращен внутрь себя. Женщина созерцает свою Дверь. С некоторых пор в глубине своего "я" она обнаружила эту странную картинку, которую лучше рассматривать в полной темноте или с закрытыми глазами.
Бархатистая чернота, в которой играют огоньки – то ли звезды, то ли свет из окон жилья… точно такая же, что сейчас видна с балкона двухэтажного дома. Но женщина знает, что та, внутренняя чернота – и вправду бархатная – это ткань, занавес прямоугольной формы. Женщину томит любопытство – а что откроется там, за занавесом, если его приподнять? Она привыкла потакать своим желаниям, но сейчас не может подойти и сунуть любопытный носик в Дверь. Вернее – ей не позволяют это сделать. У Двери есть Стража.
Необычная, мягко говоря. Левый косяк Двери подпирает плечом женщина, как две капли воды похожая на хозяйку видения. Разве что одета по-другому. В какие-то безумные пятнистые штаны и легкомысленную голубую маечку. Картинка – живая. Стражница время от времени меняет позу, прохаживается – два шага туда, два шага обратно… Одно неизменно – она все время смотрит в сторону, хотя прекрасно осведомлена, что за ней наблюдают, кто наблюдает и чего хочет. Это "нет" во плоти. Если будет зависеть от нее, в Дверь никто и никогда не заглянет.
Второй страж, поместившийся справа от входа не так непримирим. Женщина чувствует исходящую оттуда симпатию, любопытство, готовность пообщаться – и сожаление. Пока ничего этого нельзя. Женщина уже знает имя этой сущности и молча зовет: " Буря! Впусти меня!"
Темная тяжелая туча колышется, из нее лепятся чьи-то облики – знакомые и нет. Чаще всего возникает добродушно-лукавая конская морда и косит на просительницу шкодливым глазом. Сожаление усиливается: "Пока нельзя. Но скоро, скоро…"
Ну, что ж, пока нельзя… Женщина вздыхает и глаза, до того неподвижно смотревшие внутрь себя, оживают. Обводят крыши на берегу, мачты в заливе.
Ночная Столица, огоньки, влажный ветер, который – пока едва уловимо – пахнет весной. Женщина вздыхает – да, зима на исходе и вскоре на нее свалится куча хлопот, которую подкинул ей любимый братец… и станет не до того, чтоб разбираться – что оно такое, что с некоторых пор поселилось в глубине ее "я" и манит тайной?..
Женщина еще раз вздохнула, тряхнула головой, коварно улыбнувшись самой себе – да и пошла с темного холодного балкона внутрь – в теплую и светлую комнату.
Союзники
Баррей вытащил кресло на середину комнаты. Так, чтоб разом видеть и то, что за окном, и обе комнаты гостиничного номера. Уселся. И стал думать, что ему теперь делать. До Столицы он добрался – а дальше? Продолжить путь на Запад? Задержаться здесь?
По коридору застучали целеустремленные шаги. Они направлялись прямиком к двери номера, снятого Барреем. Фалко, лежавший у ног хозяина, поднял голову и тихонько зарычал. Баррей изумленно посмотрел на пса. Старый Дикий пес подавал голос очень редко. Предупреждая о постороннем, он, обычно, легонько трогал носом ладонь хозяина и настораживался в ту сторону, откуда намечались гости. А сейчас и предупреждать не было нужды – шаги в пустом коридоре гремели, как барабан – хозяин не мог их не слышать. А пес рычал. Не предупреждая, приветствуя. Баррей вспомнил. И уже знал, кто сейчас постучит в дверь.
Из десяти писем, которые Баррей послал с дороги своим бывшим приятелям-сокурсникам ответ не пришел ни на одно. И в речном порту, после переправы через Эйвон никто Баррея не встретил. Он не удивился этому.
Десять лет прошло. Разнесло старых приятелей по белу свету – они, в основном, тоже были приезжими, как и сам Баррей. А те, кто жил в Столице… могли сменить адрес и не получить его письма, могли получить, но махнуть рукой – а, что было, то быльем поросло, недосуг…
И тем не менее, один из десяти все-таки откликнулся, пришел… Причем тот, на кого Баррей мог рассчитывать и в ком нуждался в последнюю очередь! И все-таки он пришел – а это дорогого стоило. И когда в дверь постучали – быстрой, мягкой, ненавязчивой дробью, Баррей уверенно откликнулся:
– Входи, Вик! Не заперто.
Прошуршала створка двери, рык пса стал громче.
– С приездом в Столицу, Баррей! Соскучился… у себя… да? Фалко, вредный ты старик! Опять?! Я думал – ты остепенился за столько-то лет! Баррей, открой тайну – почему он рычит на меня? Ведь сколько знаю, он больше ни на кого… Вроде и веду себя… руками не машу, животных люблю… а твоего зверя вообще… уважаю!
Баррей не встревал в сумбурную речь. Знал – бесполезно. Старый приятель не изменился – все так же напоминал толстенького, малость избалованного мальчика, абсолютно уверенного в том, что все всегда его любят, рады видеть и ничего плохого ему ни в коем случае не грозит. Даже манера разговора у него осталась все та же – манера пятилетнего ребенка, который рассуждает, задает массу вопросов – но в ответы не очень-то вслушивается. Если вслушивается вообще. И вот это-то чудо должно оказать Баррею помощь в его… миссии, скажем так.
Баррей знал, что подобные случайности случайностями не бывают. После десяти лет разлуки, из десяти человек, которым он послал весть о себе… из этого-то далека возник один он, Вик. Значит – Дзаянчи. Судьба.
Баррей с тоскою вспомнил немногословного Охотника и вздохнул.
– 2 -
Столица Серединной Земли. Город чудес и диковинок. Красивый и мирный, золотисто-спокойный, полный достоинства и приветливости. Настолько, насколько способен на все это город, построенный людьми. Хотя, если честно, Баррей не встречал в своей жизни городов, построенных нелюдьми…
Разве только Дарьивские Холмы. Но это совсем другое. Это не город. Это… даже не место, наверное. Состояние духа? И, в любом случае, он там еще не был. Холмы – не для живых. А он-то пока в Столице, плетется следом за Виком, который решил устроить старому приятелю экскурсию по городу, по "местам старой славы", где хаживали они хорошей компанией десять лет назад, где развлекались – по-разному: и шумно, и тихо, где – молодые и лопоухие, казались самим себе много повидавшими ветеранами.
Баррей отметил про себя, что первое впечатление обмануло. Вик таки изменился. Стал – с одной стороны – совсем домашним и рискованных развлечений избегал. С другой – в нем появилась спокойная скрытность. Веселый, благодушный, он не был уже таким доверчивым, как раньше. Какая-то не шибко приятная тайна была теперь у лапушки Вика и старому приятелю открывать он ее не собирался. В отличие от Баррея, Вик-то считал их встречу проходным эпизодом. Маленьким ностальгическим приключением в череде Столичных буден. Тем более, что уже исчерпал всю свою фантазию и уже решительно не знал, чем еще развлечь залетного гостя. Он досадовал на себя, был растерян и больше всего боялся, что Баррей почувствует это, поймет, что стал в тягость гостеприимному хозяину, обидится и уедет из Столицы с плохим воспоминанием о нем, Вике… Баррей усмехался под нос, но выводить старого приятеля из заблуждения не торопился. Вик нужен был Баррею не просто так, а по делу. Но в какой форме проявится эта самая нужность – и сам пока не знал, потому и позволял развлекать себя, надеясь, что по ходу дела оно само всплывет. А если не всплывет… Чтож, будет утро – будет дело, двинемся дальше непросвещенными…
– А! – вдруг с триумфом ударил себя по лбу Вик. – Вспомнил! Ты ведь любил шахматы, я так помню?
– Любил и люблю, – подтвердил Баррей.
– Тогда пошли. Сегодня, может, последняя возможность, если денежки есть!
– Не так много, как когда-то… Подожди! – изумился Баррей. – Ты хочешь сказать, что в Столице теперь за игру в шахматы деньги берут?!
– Не в шахматы. Не в Столице. И не теперь, а просто всю Зиму тут все с ума сходили, а она скоро уезжает, если не уже. Может повезет, еще застанем!
– Не понял, – сообщил Баррей приятелю, – Ты сам-то понял, что сказал? И кто такая "она"? Я ведь говорил тебе, женщины меня нынче не интересуют.
Вик надул губы в затруднении:
– Не умею объяснять, да… Да еще штука такая заковыристая… А женщина… ну и что? Она не в этом смысле, мог быть кто угодно… Ладно, пойдем, сам увидишь.
Донельзя заинтригованный, Баррей пошел за Виком покорно, как овечка.
Когда они ввалились в маленький кабачок, было уже около полуночи. Вик протопал прямо к стойке и вопросил у хозяйки, женщины в возрасте, но выглядевшей еще очень и очень ничего:
– Милейшая госпожа Фрея! Лиса еще не уехала?!
– На днях собиралась, но пока еще здесь, "милейший господин Вик"! – кокетливо передразнила кабатчица.
– Она еще принимает?!
– Вы грубиян, господин Вик! Врываться к женщине среди ночи!
– Полно, милейшая Фрея. У нее сидят и до утра. И сутки… Я хочу знать – пока клиентов никого?
Баррей слушал диалог со все возрастающим недоверием. Куда это привел его старый приятель? Что за Лиса такая обслуживает клиентов круглые сутки?!
Вик, между тем, положил в пухлую ладошку увесистую денежку, которую еще на входе стряс с Баррея, чмокнул "милейшую Фрею" в мягкую щечку и, уцепив приятеля за рукав, потащил к деревянной лестнице на второй этаж:
– Идем, идем, Баррей! Повезло тебе! Такого – нигде. Только в Столице увидишь!
– 3 -Вопреки своему названию она была не рыжая. Да, в свете лампы волосы иногда проблескивали живой огненной искрой, но, вообще-то, были светло-русыми. Лиса не рассердилась на ночное вторжение. Она еще и не собиралась ложиться спать, поэтому поздних клиентов приняла… с охотой, как показалось Баррею.
С Виком она поздоровалась по-приятельски и чуточку снисходительно. А Баррея рассмотрела внимательно, не торопясь и не стесняясь, большими глазами, цвет которых при скупом освещении определить было невозможно. Только после этого… обследования, Лиса вежливо наклонила голову и жестом пригласила Баррея за маленький столик, стоящий посреди комнаты, под самой лампой.
Безликий усмехнулся совпадению – стратегическая позиция, которую выбрал давеча и сам Баррей – середина комнаты, так, чтоб разом видеть и то, что за окном, и обе комнаты гостиничного номера, и входную дверь, на всякий случай.
А она далеко не дура, эта Лиса!
Тем временем женщина выложила на столик тонкую, складную, прекрасной обработки доску и коробку, в которой что-то глухо, деликатно и множественно постукивало. А потом протянула Баррею узкую плотную книжицу.
На его вопросительный взгляд пояснила:
– Это таблица ходов. Изучайте. И будьте внимательны. То, что вы шахматист, может вам здорово помешать. Попробуйте не дать сбить себя с толку вроде бы знакомой формой. Эта игра имеет с шахматами мало общего… За пробную партию я денег не беру. Если после нее вы не сбежите сразу же, эту тему оговорим отдельно и подробно… А пока – изучайте.
Женщина улыбнулась Баррею поощрительно и повернулась к его спутнику:
– Ви-ик! Как поживаете? Вы давно не заглядывали. Не болели? Конец Зимы – гнилая погода. Простудиться легко…
Доска была расчерчена клеткой. Но на этом ее сходство с шахматной и кончалось. Во-первых, доска Лисы была раза в полтора больше доски обычной. Во-вторых, доска Лисы была цветная. Четыре цвета, пять полей. Насколько понял Баррей, играть можно было хоть вдвоем, хоть втроем, хоть вчетвером. В-одиночку – тоже можно, но это он осознал несколько позднее…
Итак: четыре поля, дома игроков, разноцветные: желтый, синий, коричневый и зеленый. Центр доски – белый, нейтральная зона, но почти все клетки заполнены красными значками или рисунками. Некоторые были понятны без пояснений: зАмки, мосты, таверны; звери и птицы – реальные и мифические. Другие значки Баррею ничего не говорили. Пришлось-таки лезть в таблицу…
Он заглянул – и брови поползли вверх. Баррей знал и любил Столицу – город чудес, обладающий поразительной способностью притягивать в себя диковинки со всех краев мира… Но даже здесь столкнуться с подобным!..
Гости из другого Мира учили его играть в свои игры, на машине с живыми картинками – вот на что больше всего похожа игра Лисы! Это было как раз из тех совпадений, которые Баррей совпадениями не считал. Те самые, вроде бы случайные и не связанные друг с другом события, которые его соплеменники, Безликие, люди Третьей Расы, называли: Дзаянчи, Судьба. Иногда – больше, чем судьба: акт творения, доступный человеку. Тебе даны исходные сущности – твори! Твори свою игру. Твори свою судьбу. Дзаянчи!
Баррей задумчиво покусал губу и начал перечитывать правила заново – уже внимательней.
А в начале партии его ждал еще один шок. Расставляя фигурки, Лиса мурлыкала себе под нос незамысловатую мелодийку. Расставила. Замолкла. Сосредоточенно взглянула на доску, прикоснувшись пальцами к кулону, висящему на груди на серебряной цепочке. Камень на секунду засветился, а фигурки на доске… ожили. Лиса кинула на клиента шкодливый взгляд и мягким мурлыкающим тоном пояснила:
– Теперь вы можете не лазить каждый раз в таблицу, Баррей. Вам достаточно тронуть фигурку и назвать место на доске – добираться туда они будут самостоятельно. Но не полагайтесь полностью на эту самостоятельность. Вы видите всю доску и можете вычислять события, они – нет. Если вы чего-то не учтете, они могут попасть в ловушку… И уж тогда я буду решать, что с ними делать дальше!
– Откуда у вас такая вещь? – облизнув пересохшие губы спросил Баррей.
– Брат подарил, – весело и охотно откликнулась Лиса. – Не тот брат, который Лорд, а тот, который Волшебник. Чтоб не скучно было путешествовать.
Ха! Ну, конечно. Сестра Волшебника! И сама Волшебница, надо полагать, судя по тому, как светился камушек под ее пальцами. Баррею теперь нет нужды ехать из Столицы куда-то еще. Сдается, он уже нашел того, кто был ему нужен… осталась малость: уговорить Лису бросить все свои дела и поехать с ним в Долины… Всего-то на всего!
– Ну, что, вы готовы? Начинаем!
Он чуть-чуть не выиграл у нее. И расстроился. Он был о своем интеллекте лучшего мнения. Но, подумав, отдал должное сопернице. Искусный и опытный игрок! Но все равно. Больше еще одного раза ей у Баррея не выиграть. Сестра Волшебника и Безликий посмотрели друг на друга – с равным уважением и интересом.
– Грешно будет брать с вас деньги за следующую партию, – медленно сказала Лиса, – Когда мне еще попадется такой партнер! У вас есть чему поучиться…
– Сыграем… на интерес? – у Баррея похолодело в груди, как перед прыжком в воду с Чертова Камня. Он рисковал, задавая Судьбе такой прямолинейный вопрос. Судьба этого не любит, а он еще имел хороший шанс … не выиграть… следующую партию.
– Если выиграю я, то вы едете со мной, завтра же утром, не задавая лишних вопросов. И там, куда мы приедем, играете в ту игру, которую предложу вам я…
Брови Лисы взлетели изумленно и насмешливо от подобной наглости. Но она не указала Баррею немедленно на дверь. В огромных глазищах, цвет которых Безликий так и не удосужился рассмотреть, вспыхнул огонечек. Огонечек, хорошо знакомый тем, кто и сам в душе – игрок.
– Хорошо, – сказала женщина, и от ее улыбочки у Баррея поползли мурашки по спине. – А если выиграю я…
– Тогда вы можете… – яростный взгляд заставил его заткнуться.
– Могу. И не вам решать за меня – ЧТО могу и в каких размерах, – голос неестественно спокойный – по сравнению с глазами, мечущими фиолетовое пламя. – Итак, если выигрываю я – вы отправляетесь играть в свою игру в гордом одиночестве. Предварительно все мне об этой игре поведав: где, кто, когда – и в чем, собственно, дело. С подробностями. Согласны? Прекрасно! Ви-ик! Пожалуйста, позаботьтесь, чтоб нам принесли что съесть и что выпить во время… сражения!
– 4 -Вик, сидя верхом на стуле, жадно наблюдал. Как заметил Баррей – он не сделал даже попытки присоединиться к игрокам. А Лиса не сделала даже попытки пригласить его в игру. Причина могла быть вполне банальна – у старого приятеля не было денег. За это говорило, что во время "тура" по Столичным кабакам платил всегда Баррей, хотя законы Столичного гостеприимства предполагали обратное. С другой стороны, в таких делах Вик всегда был потрясающим разиней – мог неделями сидеть на шее у приятелей просто потому, что к нему не обращались по поводу "заплатить". А если в чью-то голову все-таки приходила такая светлая мысль и Вика начинали "раскручивать", тот без разговоров платил за всех в тот момент присутствующих – в какую бы сумму это ни выливалось.
Судя по всему, Вик был частым гостем у Лисы. Возможно "болеть" ему просто нравилось гораздо больше, чем играть? В любом случае, Баррей никогда не возражал против зрителей. Любому подвигу свидетель необходим. А Вик зрителем был азартным и благодарным.
Партия затянулась. И Баррей и Лиса бились всерьез. Безликому нужна была Волшебница, Волшебницу явно не устраивала перспектива идти туда, не знаю куда, с тем, не знаю с кем. И, как обычно, в ситуации, когда сходятся противники одинаково искусные, партия затянулась. Надолго. Она благополучно шла к ничьей, но, тем не менее, закончить ее все-таки не удалось. Уже под утро, заспанная и сердитая Фрея постучала к ним в номер.
– Лиса! – сказала она, – Там внизу вас требуют трое каких-то нахальных юнцов. Они дерзят и слушать ничего не желают. Они надо мной смеются! Они смеют мне угрожать! Похоже, это те самые богатенькие сопляки, что были у вас дней десять назад. Что мне делать? Добром они не уйдут!
– Впустите их, Фрея, – спокойно сказала Лиса.
Трое "хамоватых богатеньких сопляков", едва закрылась дверь за кабатчицей, тут же припрятали свое нахальство до лучших времен, и чуть ли не в струнку вытянулись. На Баррея и Вика они не обращали никакого внимания. А спокойная, деловитая и весело-ироничная Лиса преобразилась. В комнате откуда-то появилась бесспорно красивая, но очень неприятная женщина. Ехидная и пакостная. Устроить подлянку, сказать гадость – все ей было мило и любо, она и говорила, она и устраивала. Выговор получили все трое, но особенно досталось рыженькому хрупкому пареньку, который в компании был за главного. Наконец Лиса утомилась, выпустила в несчастные жертвы весь свой яд и начала недвусмысленно поглядывать на Баррея. Он явно ей мешал. Вик, как самостоятельная единица, не рассматривался. Но Баррей для себя уже решил, что уходить ему пока что рановато. Во всяком случае не раньше, чем он узнает, куда из гостиницы направится Лиса и трое Учеников, прибывших, чтобы сопровождать ее. Двое рослых молчаливых парнишек – Ученики брата. И хрупкий рыженький парнишка – Ученик Лисы… Впрочем, какой к шутам парнишка? Расслабившись среди своих, он превратился в высокую худощавую девушку, очень юную и очень гордую своей первой ответственной ролью.
