Копия неверна

Да что ж с ней такое произошло?!

– Добрый день, Зоя Андреевна, – сказала Вера, выходя из комнаты охраны. – Капитан Кашук Вера Михайловна, оперативный отдел Управления Д. Вы хотели со мной поговорить?

– Д-да, – неожиданно низким голосом согласилась Зоя. – Только можно не здесь?

– Разумеется, не здесь. – Придется тащить ее в кабинет, обреченно подумала Вера. Обе комнаты для работы со свидетелями были заняты сотрудниками детского отделения. – Может быть, вам нужен психолог или просто врач? Вы как себя чувствуете?

– В-все хорошо, – слабо улыбнулась Зоя.

– Мне показалось, что вы меня испугались. Возможно, вы все-таки хотите поговорить со специалистом горячей линии или с другим оперативником?

– Нет-нет! – наотрез отказалась Зоя. – Я просто никогда… никогда не видела женщины-Д-шника… но я буду с вами разговаривать.

Бред какой-то, раздраженно подумала Вера. Зачем тогда просила встречи с женщиной из Управления, если думала, что таких не бывает?

– Тогда пойдемте к лифтам, поднимемся в мой кабинет, – предложила она.

Двери лифта за ними уже закрывались, когда в проем втиснулась нога в не очень чистом замшевом ботинке, а за ней и весь Щеглов – Верин начальник, руководитель всего оперативного отдела Управления. Был он, как всегда, неукротимо энергичен и жизнерадостен:

– Добрый день, добрый день! Очень приятно! – приветствовал он Зою, которую при виде такой бурной активности накрыл, видимо, очередной приступ паники, потому что она буквально отползла от Веры и окончательно забилась в угол. – Работаете, капитан Кашук?

– Работаю, товарищ полковник.

– Ну и отлично! – не пойми чему обрадовался Щеглов. – Потом зайдите ко мне.

Они вышли на одном этаже. Щеглов направился направо, Вера с Зоей – налево. Вера приложила пропуск, толкнула дверь кабинета, и Максимыч с Илюхой синхронно подняли головы.

– Проходите, Зоя Андреевна, – пригласила Елагину Вера. – Вон у того стола присядьте пока. Коллеги, у нас тут немного нетиповая ситуация: свидетельница просит, чтобы при ее рассказе не было мужчин.

– Протокол, – тихонько напомнил Максимыч.

– Знаю, – вздохнула Вера. По регламенту личные беседы с таким «самотеком» полагалось вести минимум вдвоем. – Но второй женщины у нас нет.

– Давай из детского позову психолога, – настаивал Максимыч. – Я Черникову с Кирьяновой видел с утра. Или аналитиков наберу, там Лариса Петровна на месте точно.

– Ну давай, – уступила Вера. – Но мы все равно сами начнем, чтобы время не терять. Давайте, ребят, попейте кофе пока.

За Максимычем и Илюхой закрылась дверь. Вера устроилась за столом и повернулась к Зое. Та вроде бы преодолела первый страх и теперь следила за Верой неотрывным, каким-то даже жадным взглядом.

– Ну что ж, Зоя Андреевна, ваше условие выполнено, – обратилась к ней Вера. – Давайте вы все-таки попробуете рассказать, с чем же вы пришли.

– Спасибо вам большое, – с горячечной торопливостью заговорила Зоя, заглядывая ей в глаза. – Я так вам благодарна, что вы меня приняли, я уверена, что никто, кроме вас, не сможет мне помочь… А вы давно допов ловите?

– Давно, – терпеливо согласилась Вера. – Зоя, давайте все-таки не обо мне, а о вас.

– Извините, – немедленно вспыхнула та. – Простите, просто к этому не так-то легко перейти. Но я чувствую, что вам можно доверять, потому что вы такой добрый, понимающий…

Она протянула к Вере ладони, словно затем, чтобы взять ее руки в свои. В тот же момент Вера изо всех сил толкнулась спиной и опрокинулась назад вместе со стулом. Сверху на нее бросился доп, целясь в ее запястья. Вера пнула его ногами в грудь – Зоя отлетела к окну, но тут же пружинисто прыгнула на корточки и снова бросилась вперед.

Вера толкнула стол – грохота он создал бы немало, но опрокинуть его совсем Вере не удалось, только монитор с принтером полетели на пол. Сто тридцать секунд, думала она, на копирование ей нужно целых сто тридцать секунд. Но для установления контакта, при котором Вера умрет, как известно, хватит и одной.

Зоя рухнула на нее сверху. Это уже было совсем плохо – при близком контакте приходилось защищать запястья, что сильно ограничивало возможности. Вера попробовала достать допа головой. В этот момент наконец-то распахнулась дверь в кабинет. Кто-то – Илюха? – рванул Зою за плечи, но сам потерял равновесие и грохнулся. Зато Вера получила пространство для маневра и еще раз изо всех сил пнула допа ногами в живот. Зоя резко отклонилась назад и вскочила на ноги. В этот момент Маевский выстрелил.

На несколько секунд все замерло. Илюха тяжело дышал. Паша стоял, опустив оружие. Тело бывшей Зои Елагиной неподвижно лежало на полу.

– Вы же кофе пить пошли, – прошептала Вера.

– Какой еще кофе? – неподдельно удивился Максимыч откуда-то сверху. – Это у тебя, Михална, шок, не иначе. Несешь, прости старика, сама не знаешь что.

Пятнадцать лет назад

Их было двое. Оба светловолосые, один повыше и потоньше, другой пониже и покрепче, оба в гражданском, в джинсах каких-то и пуховиках, но Вера сразу поняла, что это Д-шники, оперативники. Они пришли за ней прямо на урок – была опять геометрия, у доски маялась от собственной несообразительности и общей бренности бытия Валькова, Ирина Викторовна зевала в кулачок, за окном опять валил снег.

– Здрасьте, – пробасил тот, что пониже. – Извините, а Кашук Вера в этом классе учится?

– Простите, а вы кто? – строго спросила Ирина Викторовна.

Вера встала из-за парты.

– Центральное Управление Д, – представился ее собеседник. – Капитан Борисов, лейтенант Близнюк. Документы показывать?

Теперь весь девятый «А» смотрел на них во все глаза. Настя подавала Вере отчаянные знаки, но та уже зашла за спину капитану Борисову и встала у двери.

– Можно, Ирина Викторовна?

– Так срочно, что нельзя было подождать конца урока? – демонстративно вздохнула Ирина Викторовна. – Иди, Кашук. Валькова, продолжай, пожалуйста, я всегда зеваю, когда мне интересно.

Дверь закрылась. Вера, капитан Борисов и лейтенант Близнюк стояли втроем в пустом коридоре.

– Пойдем вниз, Вера. – Капитан Борисов мягко подтолкнул ее к лестнице. – Там секретарь вашего директора нам какой-то кабинет открыла. Поговорим без посторонних.

Кабинет, который им открыли, оказался биологическим. «Биогеоценоз» – гласила грозная надпись на доске. На стене раскинулся гигантский плакат с эволюционным древом, желтый от старости. Они расселись вокруг первой парты и замолчали.

– Как вас зовут? – наконец спросила Вера.

– Николай Андреевич, – представился капитан Борисов.

– Николай Андреевич, вы вроде бы поговорить хотели.

– Хотел, – согласился Борисов. – Но разговор у нас будет тяжелый, Вера. Тяжелый даже для взрослого человека, а ты еще такая молодая…

– Он погиб? – спросила Вера. – Женя.

Николай Андреевич молча кивнул.

– Это точно? Никакой ошибки быть не может? Вдруг он все-таки…

– Доппельгангер, который… захватил его тело, – медленно проговорил Николай Андреевич, – был направлен на тест Малиновского еще вчера. И провалил этот тест с треском, Вера. Там все прозрачно, никаких ошибок. Совсем свежий, не успел еще вжиться как следует. К тому же он, видимо, по каким-то своим причинам очень торопился перекинуться, когда ему встретился Женя. Зима, вечер, парк. Увы, это классика.

– А я читала, что тест Малиновского на детях дает некорректные результаты, – упрямо сказала Вера.

– Именно что на детях, Вера. Пока ребенок не начнет хорошо говорить, пока он не начнет отличать реальный мир от мира своих фантазий, от него, конечно, многого не добьешься. Но Жене было почти восемнадцать лет, он был психически здоров, с развитой речью и памятью. Для таких людей тест Малиновского отлично подходит, и результаты его, как правило, достоверны.

– «Как правило» – значит, бывают исключения?

– Тело уже нашли, – внезапно вмешался Близнюк. – Там же, в парке, под снегом. И родители его опознали. Оно, конечно, промерзло за сутки, но для опознания это даже…

В кабинете вдруг потемнело, и Вера больше не видела его лица. «Но я же не теряю сознание, я же сижу, а не падаю, – подумала Вера. – Я слышу их хорошо, капитана и лейтенанта, могу дотронуться до своего носа, по щекам мурашки какие-то, но это ерунда, я же понимаю, кто я и где нахожусь. Разве это так происходит?»

– Знаете, это странно, – сказала она им. – Но я почему-то совершенно вас не вижу.

– …несовершеннолетнюю! Без присутствия законного представителя! Ее отец уже выехал в школу! Да я на вас персонально и на все ваше Управление жалобу подам! Ей пятнадцать лет, вы понимаете или нет?!

– Вы имеете на это полное право, – кротко согласился Николай Андреевич. – Вы во всем правы. В наше оправдание я могу сказать только то, что при общении она производит впечатление очень взрослой и самостоятельной девочки. Ведь она сама поняла, что перед ней доппельгангер, сама позвонила в Управление и оставила заявление. Никаких законных представителей при этом не было.

– Да мало ли какое впечатление! Есть протоколы! Не знаю, нормативные акты! Вы не могли ее допрашивать вне присутствия законного представителя!

– Да никакого допроса и не было!

Вера открыла глаза. Орала Анжелика Юрьевна, школьная медсестра, разъяренная белокурая бестия. Борисов сидел на стуле около кушетки, на которой лежала Вера. Близнюк стоял нога за ногу, утомленно прислонившись к косяку двери медкабинета. Оглушительно воняло какой-то медицинской дрянью.

– Тихо, не вставай, – сказал Николай Андреевич.

– Да нет, я в порядке, – пробормотала Вера. Она села, тут же поняла, что насчет порядка наврала, и прислонилась затылком к стенке.

– Я прошу вас обоих немедленно покинуть мой кабинет, – заявила Анжелика Юрьевна. – Вы уже ей сказали все, что хотели. Вы тут совершенно лишние.

– Вера, ты молодец, – сказал Николай Андреевич, не обращая внимания на эти вопли. – Ты все сделала правильно и, возможно, помогла избежать еще большей беды. Я оставлю тебе номер телефона, если у тебя появятся какие-то вопросы, позвони мне, хорошо?

– Подождите. – Вера поняла, что они сейчас уйдут. – А похороны Жени? Вы знаете, где они будут и когда?

– Верочка, какие похороны, детка, тебе лежать надо! – снова завелась Анжелика Юрьевна. – Психоэмоциональная нагрузка в твоем возрасте…

Но Близнюк, уже выйдя за дверь, бросил как бы через плечо:

– Послезавтра в двенадцать на Троекуровском.

Глава 6

Дверь квартиры на Криворожской им открыла глухая бабушка, которая ни о какой Зое Елагиной сроду не слышала и что от нее хотят Д-шники, не поняла. В самой квартире тоже ничто не указывало на проживание молодой девушки. Типичное бабкино жилье, и даже кот был на месте – тощий и весь какой-то ободранный, он выгибал спину, оглушительно шипел и всячески демонстрировал, что им тут не место.

– Порожняк, – подытожил Максимыч уже в машине. – Регистрация купленная, судя по всему. Куда теперь?

– Да вот непонятно, – пожала плечами Вера. – Наверно, в Управление. Не тащиться же в ресторан вчетвером.

– А паспортные данные есть? – внезапно спросил Володя.

– Даже целый паспорт есть. – Максимыч помахал в воздухе паспортом Зои Елагиной. – Вот ни телефона, ни ключей нет, а паспорт – вот он.

– Можно пробить номер сотового, а по нему – адреса доставки. Ну, куда по этому номеру пиццу заказывали, например. Есть же базы такие в «Телеграме».

– Есть! – откликнулся Илюха. – Давай прямо сейчас попробуем, а?

– Ну можем. – Володя с сомнением покосился на Веру – базы, о которых он говорил, явно были не то что неофициальными, а откровенно нелегальными. Но руководство хранило молчание, и он, зарулив на парковку гипермаркета, выключил двигатель, после чего они с Илюхой засели за телефоны, оживленно обмениваясь советами.

– О, – наконец сказал Володя. – Есть наша девушка. Вот, смотри: Ереванская, тринадцать, даже не очень далеко. Поедем?

– Поедем, – решила Вера. – Только, если там не откроют, дверь придется вскрывать. Максимыч, надо звонить с полицией договариваться.

– Угу, догадался уже, – пробурчал Максимыч и полез в недра своего сотового, где хранил, кажется, номера всех отделений полиции в Москве.

В квартире им действительно никто не открыл, и вскрытия двери пришлось ждать довольно долго. Пока в ожидании полиции Илюха бегал за чаем в ближайшую кофейню, Максимыч как бы невзначай завел разговор об утреннем происшествии, и Вера никак не могла взять в толк, к чему же он клонит.

– А к Щеглову ты заходила потом? – не отставал он.

– Конечно заходила. Все рассказала, как было, но он, по-моему, отнес все это к разряду необъяснимых форс-мажоров.

– А ты?

– А ты? – в упор посмотрела на него Вера.

– А я так думаю, Вер Михална, что она конкретно на тебя шла.

– В смысле? – не поняла Вера.

– А в том, что к чему была вся эта бодяга именно о женщине?

– Ну, с женщиной, очевидно, проще справиться, а Зоя была не то чтоб богатырь.

– Допустим, – кивнул Максимыч. – А зачем тогда она просила опера? Согласилась бы на психолога, была бы ей не просто женщина, а даже не очень физически тренированная женщина.

– Значит, психолог не годился для ее целей, – парировала Вера. – Ты же понимаешь, что планировалась очень короткая операция, в чем бы она ни заключалась. Мое тело осталось бы в кабинете, и вы нашли бы его очень быстро – это раз. Моего двойника вы бы раскололи за минуту – это два. Значит, по ее плану дело обстояло примерно так: она задваивает меня, тут же делает то, ради чего пришла, причем очень быстро, и так же быстро сматывается. А вот зачем она пришла?

– За тем, к чему был доступ именно у тебя, – упорно сказал Максимыч. – Материалы какие-то? Убить Щеглова, парализовать работу отделения? Что-нибудь взорвать или распылить…

– Ничего у нее с собой не было ни для взрыва, ни для распыления. Материалы именно нашей группы у нас в головах и легко восстанавливаются. Материалами Маевского и Булавина я не располагаю. Вот у Щеглова – да, у него все отчеты есть. Так и шла бы к Щеглову.

– Информация! – поднял палец Максимыч. – Может, она хотела не уничтожить информацию, а, наоборот, узнать.

– Тогда она должна была точно знать, что она у меня есть, да еще и иметь план действий на случай, если я успела запаролить вход в систему. Ну ладно, допустим, у меня пароль qwerty или вовсе никакого. Что у нас сейчас в производстве незаконченного? Возняк, Косенко, Катина, хвосты по Запольскому и неизвестный мужик. В любом случае, либо мы имеем дело с организацией, либо у Елагиной тут были источники. Даже не знаю, что хуже.

– Хуже только комбинация обоих вариантов. А ты заметила, как она на тебя смотрела? – вдруг вспомнил Максимыч.

– Да, странно. Но она в принципе была очень странная. Ее так трясло, что я сперва решила, что там по меньшей мере групповое изнасилование…

Вернулся Илюха – одновременно с чаем, участковым и специалистами по вскрытию. Вера и Максимыч тут же замолчали, зато Илюха болтал без умолку. Даже когда полицейские уехали, а Д-шники включили видеорегистраторы и приступили к осмотру жилья Зои Елагиной, он продолжал комментировать все найденное, как испорченный репродуктор:

– В прихожей шкаф производства… «Шатура Мебель». В шкафу зимний пуховик Orsa в чехле, размер сорок два, в карманах пусто. Куртка кожаная бренда… нет, это мне не выговорить… размер сорок два, в правом кармане жвачка Orbit, начатая. Ветровка спортивная Baon, размер сорок два…

– Тебе еще не надоело? – с тоской спросил Максимыч.

– Не-а, – откликнулся Илюха. – Пусть у нас все на записи останется, не придется вспоминать потом.

– Вер, пойдем пока кухню посмотрим, – предложил Максимыч. – Он тут сам прекрасно справится.

На кухне наконец нашлось свидетельство, что квартира действительно Зоина, – фотография самой Зои в рамочке с пальмами на подоконнике. Но больше ничего интересного там не было. Небольшой совмещенный санузел закончился еще быстрее.

В спальне же они снова столкнулись с Илюхой, который продолжал бормотать, как акын:

– На подоконнике книга «Двойные стандарты» Майкла Коэна. О, классика доповедения! А также банка с металлическими монетами достоинством от десяти копеек до десяти рублей.

– Сейчас пересчитывать будет, – ехидно спрогнозировал Максимыч. Илюха бросил на него взгляд, исполненный оскорбленного достоинства.

– На стене над кроватью кондиционер Kitano… не знаю такой, но, наверно, хороший…

– Слышь, малой, – не выдержал Максимыч. – Ты только не обижайся, но видеофиксацию изобрели именно для того, чтобы не комментировать каждый свой чих!

Не обращая на него ни малейшего внимания, Илюха придвинул к себе стул и полез к кондиционеру поближе:

– А это что?

– Датчик температуры и влажности, – объяснил Максимыч медленно, будто обращаясь к слабоумному. – Продается на «Алиэкспрессе» за малую копеечку. Клеится на… ну, на что захочешь, вот на кондиционер тоже можно. Что ты к нему прикипел-то?

– Максим Максимыч, – восторженно прошептал Илюха. – Тут видеокамера. И запись идет.

– Да ты что! – ахнула Вера.

Оба, не сговариваясь, бросились к стулу, на котором стоял Илюха, и благоговейно наблюдали, как он осторожно отцепляет провод и снимает камеру с фронтальной панели «наверно, хорошего» кондиционера Kitano.

– Домашняя, обычная, – сообщил он сверху. – Как и сказал Максим Максимыч, на «Алике» такого добра навалом. Передает владельцу изображение и звук, скорее всего, через какое-то приложение типа Google Nest. Возможно, хранит записи, но вряд ли долго.

– Зачем допу снимать себя на камеру? Да еще на скрытую?

– Незачем, – согласился Илюха. – Но, я так думаю, это не он снимал. Точнее, не она. Не Елагина.

– А кто тогда? – нахмурился Максимыч. – Она же одна жила!

– В паспорте-то у нее другой адрес, – прищурился Илюха с высоты стула и своего немалого роста.

– Ты гений, – медленно сказала Вера. – Никакому Маевскому я тебя не отдам. Останешься у меня – года через три будешь лучшим опером в Управлении. Максимыч, квартира съемная. А запись вел собственник.

– Я сгоняю в УК тогда? – полувопросительно уточнил Илюха и спрыгнул со стула. Модный ламинат жалобно дрогнул.

Вера кивнула, и через минуту Илюхи в комнате уже не было. Еще через двадцать минут у Веры зажужжал сотовый:

– Есть собственник! – выдохнул Илюха. – Лукьянов Артем Егорович, будет у нас в течение часа. Мы ему прям с управляющим позвонили, сказали, что тут потоп и он залил все квартиры по стояку. Мчит, родимый.

– Супер. Слушай, будь другом, зайди пока купи еды хоть какой-нибудь. Пофиг что, хоть дошик. Я уже с голоду помираю. Пока он там мчит, как раз перекусим.

– Да тебе бы вообще, по-хорошему, отгул взять, – пробурчал Максимыч. – На тебя навалилось с утра пораньше: и драка, и ликвидация.

– Отгулы для слабаков, – грустно сказала Вера. – А допа ликвидировала не я, а Паша Маевский. Я всю дорогу вела себя фантастически глупо, Максимыч, и все это знают.

– Ну ничего, – утешил ее Максимыч. – Зато Лисичкин у нас вон какой умный. Практически как щенок чау-чау.

Пятнадцать лет назад

На кладбище они поехали втроем – Полетаев, Вера и Настя. Вера принесла белые розы, Полетаев – темно-красные, с длинными, за все цепляющимися стеблями. На Насте был нарядный ярко-голубой пуховик, и она чуть не в слезах объясняла Полетаеву, что это ее единственная теплая верхняя одежда, хотя Полетаев и не думал ее в чем-либо обвинять. Он вообще как-то очень резко повзрослел, ненавязчиво, но постоянно заботился и о Вере, и о Насте, поддерживал их на скользких ледяных дорожках, посадил в маршрутке на хорошие места, поправлял на Насте капюшон и вел себя спокойно и сдержанно, что раньше ему было совершенно не свойственно.

Изменение личности, подумала Вера, может быть признаком того, что тело вашего знакомого уже захвачено доппельгангером. Хотя этого, конечно, быть не могло – она знала, что Севку вчера тоже прогоняли через тест Малиновского в каком-то специальном институте, как и все Женино окружение.

Ее почему-то не вызвали. Наверно, из-за того, что она сама обратилась в Управление.

В крематории было много молодежи: Женькин класс, Женькина команда по гребле, друзья по общему с Полетаевым кружку по программированию. Полетаева тут же окружили, он представлял девчонок – ребята кивали и, как правило, тут же отворачивались, продолжали тихо разговаривать между собой, но, видимо, какие-то слухи все-таки просочились, и Вера стала ловить на себе чужие взгляды через плечо, шепоток – «та самая…»

А потом перед ней оказалась женщина, слишком молодая для Жениной мамы и все-таки очень на него похожая. Очень симпатичное заплаканное лицо. Старшая сестра?

– Это ты, – тихо, но жестко сказала она. – Это все случилось из-за тебя. Уходи отсюда… Кашук Вера.

– Простите меня, – ответила Вера, опустив голову и не двинувшись с места. Пол в крематории был кафельный, серый, в мелкую матовую плитку.

– Что ты стоишь? Иди!

– Я сочувствую вашему горю, – негромко сказала Настя, беря Веру под руку. – Но это случилось не из-за нее. А из-за этого проклятого допа. А она Женю… любила. И я думаю, мы имеем право попрощаться… с другом. А потом уже уйти. Да?

Сестра (или все-таки мама?) некоторое время сверлила их взглядом, затем резко развернулась и отошла.

– Так, перекур, – скомандовала Настя. – Выходим наружу пока что. Потом вернемся.

– Насть? – вопросительно позвал ее Полетаев, сроду не называвший ее иначе, чем «Иванова».

– Все нормально, Сев, – ответила она, хотя всю жизнь обращалась к нему «Полетаев». – Пять минут.

Он остался внутри. Настя вытащила сигареты и дала Вере одну.

– Не бери в голову, – строго сказала она. – Не вздумай. Если бы не ты, они бы этого допа еще год ловили. Или, не знаю, десять лет.

– Если бы не я, Женя бы этого допа даже не встретил. Она права.

– Ничего подобного. Ты его в этот парк не выгоняла. Он принял решение сам. Он мог бы… да хоть вернуться ко мне за Полетаевым… Севой. Или позвонить родителям, чтобы его встретили. Много вариантов.

– Я могла настоять, – бесцветным голосом сказала Вера. – Он бы меня послушал. Она права, конечно, все из-за меня.

Около них остановился какой-то мужик – вроде бы не совсем рядом, но последние ее слова он, конечно, слышал. Настя неприязненно уставилась на него:

– Простите, вы что-то хотели? Если про сигареты, то…

– Я хотел бы сказать пару слов Вере, – перебил он. Она подняла взгляд и в этот момент его узнала – это был капитан Борисов, тот самый Д-шник.

– Николай Андреевич, – сказала Вера.

– Я, – согласился он. – Послушай, Вера, у меня не такой уж большой опыт общения с подростками. Моей дочке всего три года. Поэтому я могу, может быть, не самые правильные слова говорить. Но я скажу как думаю. Тебе кажется, что ты могла что-то для Жени сделать и не сделала. Так сделай что-то сейчас. Ты сейчас можешь сказать «уже поздно», но просто поверь мне, что это не совсем так. Напиши для него песню, нарисуй картину, скворечник сколоти, я не знаю. Все, что в голову придет, но только это должно быть что-то хорошее. Полезное. Нужное. Ладно?

– Скворечник, – повторила она.

– По-дурацки звучит, я понимаю, но…

– Я, кажется, знаю, что надо делать, – внезапно сказала она. – Николай Андреевич, вы где учились?

– Учился? – немного растерялся он. – Ну в Боровичах в школе учился, в пятнадцатой. Потом в Высшей школе милиции, в тверском филиале. Сейчас это Университет МВД.

– В Управление к вам попадают обычно оттуда?

– В Центральное – да. В региональные обычно из региональных вузов.

– А какая специальность для этого должна быть?

– Веришь, у нас до сих пор нет специальности «защита от доппельгангеров», берут с разных специальностей. У меня была ОРД, оперативно-разыскная деятельность. – Николай Андреевич пристально посмотрел ей в глаза. – Но я догадываюсь, к чему ты клонишь, поэтому сразу скажу: на ОРД девчонок не берут.

Вера не отводила от него взгляда.

– В Управлении Д нет женщин?

– Да есть, есть. В детском отделении много девушек работает, в основном психологов-диагностов. Ты же знаешь, что все дети-вундеркинды стоят на учете, проходят тесты – ну там специальные, детские?

– Это не подходит, – помотала головой Вера.

– Можно в следователи, там тоже много женщин. Правда, почти все потом так и остаются в системе МВД – в Д ведь нет следствия, где им там себя применять… Рост у тебя какой?

– Сто шестьдесят четыре.

– Нормально. Проблемы со здоровьем есть? Травмы были? Зрение хорошее?

– Нет. Нет. Да.

– Стометровку за сколько пробегаешь?

– А за сколько надо? – нахмурилась Вера, которая в последний раз ходила на физру в начальной школе.

В спортзале была зеркальная стена, потому что он заодно использовался гимнастками. Очередная папина барышня, детский невролог, что-то подкрутила в аппарате ЭЭГ, выдала ей справку с диагнозом «нейроциркуляторная дистония», и с тех пор Вера в свое удовольствие читала в раздевалке, пока стометровку бегал кто-то другой.