Копия неверна

Из необъятного светового пятна появились и замелькали быстрые светящиеся мушки, а потом так же быстро растаяли, и в зеркале проросла профессорская спальня – стена, кондиционер, часть окна, но это было уже неважно, потому что перед ней выросло ее отражение. Вера расширила глаза и замерла – ее отражение тоже расширило глаза на секунду, а затем прищурилось, поднесло к щеке руку, насмешливо усмехнулось, наклонило голову…

– Вера! Вера!!

Максимыч с силой оторвал ее руку от дверцы и захлопнул шкаф с такой силой, что на люстре зазвенели подвески.

– Сядь сюда. Ну что ж ты, извиняюсь, прешь как танк, я же сказал, что я первый! Что ты из лекарств пьешь? Вот тут у него аптечка у кровати, давай поищу успокоительное какое-нибудь…

– Н-ничего. – Вера все еще дрожала, и, чтобы говорить отчетливо, ей приходилось сильно напрягать челюсть. – Ничего не п-пью. А вп-печатляющая у него аптечка, да?

– Неплохая, – согласился Максимыч, разглядывая четырехъярусную тумбу, целиком забитую таблетками, капсулами, бутылками и чем-то еще. – Если ты не против, я пока сам посмотрю, что у него в гардеробе, а ты как раз займись аптечкой.

– З-займусь, – смущенно согласилась Вера. – Да что ж т-такое-то!

Минут пять ей пришлось посидеть, созерцая тумбу-аптечку и ожидая, когда перестанут дрожать руки. Михалыч деловито копался в карманах профессорской одежды. Нарыл он несколько авторучек, две пары очков, таблетки, пожелтевший носовой платок – в общем, ничего интересного.

Убедившись, что хотя бы руки и ноги ее слушаются, Вера все-таки слезла с кровати и села на корточки перед тумбой. Из второго сверху ящика торчал краешек распечатки. Она осторожно потянула за него и поднесла к глазам.

«Цель исследования: исключение метастатического поражения костей».

– А вот это уже кое-что, – медленно произнесла Вера.

– Что? – встрепенулся Максимыч.

– Заключение радиолога, причем совсем свежее. Вот: четвертое октября. Он ходил на остеосцинтиграфию.

– А по-простому нельзя? – взмолился Максимыч. – На какую графию?

– Сейчас, погоди… «множественные очаги гиперфиксации РФП». Короче, у него искали метастазы в костях. И, судя по всему, нашли.

– Ты и в этом разбираешься? – ужаснулся Максимыч.

– Папа, – коротко пояснила Вера.

Похоронив папу, она сняла зеркальную дверцу гардероба в его комнате, вывезла в лес и, зажмурившись, расстреляла в притаившуюся в отражении незнакомку из пневматического пистолета все пули, что были с собой, – пятнадцать штук. Больше у нее дома не было зеркал.

А через полгода, едва вступив в наследство, она продала их квартиру и переехала в однушку, в модную новостройку-высотку, где никто ее не знал и узнать не пытался.

– Сейчас просмотрим все остальное, наверняка тут есть и еще медицинские документы. А потом надо будет связаться с больницей или онкодиспансером, где он наблюдался. Не удивлюсь, если ему там дали месяца три. Вот почему он так торопился.

Верин сотовый зажужжал. Звонил Илюха.

– Ну я скинул справку-то, Вер, – жалобно сообщил он. – Сказали, до конца недели. А на фига, не болит же даже!

– Ладно. – Вера изобразила усталое снисхождение, хотя, если честно, ей просто не хватало рабочих рук. На того же Илюху, старательного и безотказного, давно уже покушалась группа Паши Маевского, и она боялась, что, если его недогружать, рано или поздно он попросится к Паше сам, а Щеглов его отпустит. – У нас тут для тебя как раз нарисовалось задание.

Максимыч терся рядом с безразличным видом, рассматривал заключение.

– Выходит, если б мы его не взяли, – бормотал он, – профессор бы точно перекинулся сегодня в кого угодно. Мы сегодня кого-то от задвоения спасли, Михална.

– А дежурство? – в параллель ныл в трубку Илюха.

– До завтра свободен! – рассердилась Вера. – Какое тебе дежурство, ты рожу свою видел?!

– А я чувствую, – заявил он. – Раз меня не будет, значит, точно произойдет что-то интересное!

– Не каркай, – отрезала Вера и дала отбой.

Пятнадцать лет назад

– …Ну мое прозвище ты, наверно, уже вычислила.

– Метр с кепкой на коньках? – предположила Вера.

Женька расхохотался.

– Угадала. А твое как?

– Кошак.

Он фыркнул от неожиданности.

– Нет, ну что-то от пантеры в тебе есть… Но почему Кошак, а не Кошка?

– Потому что фамилия такая. Я Вера Кашук.

– Необычно. А что это значит?

– Понятия не имею. Все, моя очередь. Каким спортом ты занимаешься?

– Таким, что ни в жизнь не угадаешь. Все, как увидят, сразу: о, баскетболист. Ну или волейболист.

– А на самом деле?

– Ну все тебе скажи. Хотя бы попробуй для приличия сама угадать.

– Единоборства какие-нибудь? Самбо?

– Академическая гребля. Давай, тут должна быть рифма. Ну?

– Да ну тебя… Нет, серьезно, что ли?

– Абсолютно.

– В Москве есть академическая гребля?!

– Есть, в Серебряном бору. Ладно, я смотрю, ты не особо впечатлена. Тогда мой вопрос. Почему ты не красишься? То есть ты не подумай, ты и так красивая, – смутился Женька. – Очень. Просто… ну, вроде у вас тусовка, девчонки все нарядные, накрашенные. Все, кроме тебя. Я подумал, должна же быть этому какая-то причина. Аллергия?

– Аллергии нет. – Вера помолчала. – А причина есть, тут ты прав.

И снова замолчала.

– Вер, если это какая-то тяжелая тема, ты извини меня…

– Просто, чтобы накраситься, нужно смотреться в зеркало, – мрачно выпалила Вера.

– Ну да. И?

– А я не могу смотреться в зеркала. И никогда не смотрюсь.

Обычно на этом месте собеседник начинал испытывать неловкость, будто узнал о какой-то очень стыдной Вериной болезни и стремился свести все к шутке: «Да ладно, ты не настолько страшная! А если прыщ выскочит, что станешь делать? Ой, ты, наверное, вампир!»

– Я читал в детстве такую книжку, – задумчиво сказал Женька. – Девочка, чтобы спасти друга, дала слово год не смотреться в зеркало. А она была танцовщица, а в танцклассе были зеркальные стены. И тогда она начала танцевать с закрытыми глазами.

– А что было дальше?

– Она упала со сцены прямо во время выступления. И за ее самоотверженность фея простила ее друга. Что там, в зеркалах? Другая ты?

– Не-а, не я. В том-то и дело. Там… двойник, наверное. Лицо такое же, но не я.

– Но у допов всегда одно тело, – возразил Женька. – Не бывает двух одинаковых допов.

– Я знаю. Я даже не уверена, что это доп. Просто кто-то с моей внешностью.

– И что она делает?

– Всегда разное. Но это никогда не я. Думаешь, я чокнутая?

– Думаю, это очень страшно, – сказал он чуть слышно. – Но это ничего. В той книжке девочка сказала другому своему другу: «Будь моим зеркалом». Так тоже можно.

– Все, – решительно сказала Вера в полный голос. Это уже было слишком. – Теперь мой вопрос. Погоди, ты же старше нас? Тебе сколько, шестнадцать?

– Семнадцать.

– Все, считай, старость. Куда поступаешь?

– В МАДИ. Ну, или, если не получится, в армию пойду. А ты будешь меня ждать.

– Я тебя впервые вижу, – напомнила Вера.

– Я тебя тоже, – пожал плечами Женька. – А ты все-таки жди.

– Это ты лучше все-таки поступи.

– Раз ты просишь, я постараюсь, – серьезно сказал он. – А ты сама куда планируешь?

– На экономический, наверно, но я точно еще не решила. Я же еще только в девятом, так что время…

Она запнулась. На пороге комнаты стояли изрядно потрепанные страстью Ленька и Вероника. Вид у обоих был довольно неприглядный, и Вера даже испытала удовлетворение от того, что не она сейчас стоит перед всеми с размазанной косметикой и взлохмаченными волосами, в перекрученной юбке, держа Бегункова за потную бледную руку. Но Вероника смотрела прямо на нее, и взгляд у нее был ликующий, победный, презрительный даже, будто она выиграла сложные соревнования. Вера почувствовала, как снова до боли напрягает спину и начинает считать: вдох, выдох, вдох…

– Смотри на меня, – сказал Женька где-то рядом. – Вера, смотри на меня.

Она посмотрела. Его лицо было совсем близко. И тогда он ее поцеловал.

Сидя это было даже очень удобно. Непонятно, почему Насте не пришел в голову такой очевидный вариант.

Вокруг стало как-то очень тихо.

– Не понял, – сказал Ленька.

– Давай я тебе объясню, – с готовностью предложила Настя. – Вот прям щас расцепляйся со своей простигосподи, двигай на кухню, и я там тебе объясню. В доступной твоему интеллекту форме.

Вероника что-то протестующе пискнула.

– Рот закрой, – беззлобно предложила ей Иванова, большой души человек.

– Он не наш, – тяжело уронил Ленька. – Пацаны.

Но в этот момент Женька встал с дивана.

Он был минимум на голову выше Леньки и заметно шире его в плечах. Он был старше и спокойнее. Рядом с ним Ленька весь как-то съежился и уже не выглядел так грозно, как раньше, хотя он-то как раз занимался боксом, а вовсе не академической греблей (рифма же, подумала Вера, рифмует, правда, вовсю, как выясняется).

– Ну давай тогда я объясню, – добродушно сказал Женька. – Только не все на одного, а лично я – лично тебе. Но зато предельно доступно, даже лучше, чем Настя.

Обернулся и подмигнул Вере.

Повисла тяжелая тишина. Ленька оказался в сложной ситуации – авторитет потерять было нельзя, но и противник выглядел серьезно. А думал Ленька всегда не очень быстро.

– Ну, я смотрю, ты уже и сам догадался, – подытожил Женька. – Пошли, Вер.

– Разговор не окончен, – сквозь зубы сказал Ленька им вслед.

– Договорим еще, – бросил ему Женька через плечо. – Соскучиться не успеешь.

Потом они шли до Вериного дома несчастные пятьсот метров часа два, останавливаясь под каждым фонарем и рыхля снег мокрыми ботинками, и Вера все время смеялась как дурная.

– Ну что опять? – вздохнул Женька уже у ее подъезда, когда ее накрыл очередной припадок хохота.

– Да вспомнила одну вещь. Настя сказала, что с тобой целоваться неудобно. В теории.

– А на практике?

– На практике тоже неудобно.

– Тебе каблуки нужны.

– С тобой не каблуки нужны, а ходули… Погоди! – спохватилась она. – А как ты домой пойдешь один?

– М-м-м… собирался ногами, а что?

– Это же через парк. А если доп? – Предупреждающие плакаты висели по всему городу, и на стенде у подъезда тоже болтался один, весь мокрый от снега, с размазанной эмблемой Управления.

Поддержит тебя в самой страшной беде

Горячая линия Управления Д

Телефон в Москве – 775-37-35

Не оставайтесь наедине с малознакомыми людьми!

Не ходите одни в безлюдных местах!

– Допы все разбежались, – уверенно сказал Женька. – Сидят по домам и пьют чай с малиной. Тем более, как ты могла убедиться, не так-то легко решиться на меня напасть. Что-то мы с тобой до этого обсуждали более интересное. Что ты сказала последнее?

– Не каблуки, а ходули.

– Хо-ду-ли, – задумчиво повторил Женька и внезапно поднял ее в воздух, прямо в водоворот падающих снежинок.

Вера наклонилась к нему из темноты и опять засмеялась.

– …Так, – сказал он минуты через две. – Значит, завтра я тренируюсь…

– В Серебряном бору? – подсказала Вера. – Ледокол дорожку проложит?

– Откуда ты все знаешь, даже удивительно. Нет, в зале, но это все равно надолго. В понедельник у тебя сколько уроков?

– Восемь, – вспомнила Вера. – Потом репетиция еще. Часа в четыре освобожусь.

– Что репетируешь?

– Да какая разница, – снова засмеялась она. – Какая сейчас разница, Женечка, что я репетирую!

– Ну интересно же! У тебя рок-группа?

– У меня английский спектакль.

– Спектакль – это хорошо. – Он все-таки поставил ее на землю. – Надо будет посмотреть. Жаль, что я совсем не знаю английского.

– Веронике цветов купи, не забудь. У нее роль раза в три больше моей.

– Вероника – это кто? – искренне удивился Женька. – А, эта, беленькая? Господи, Верчик, какая ты у меня еще… Как бы так сказать, чтоб ты не обиделась? То тебе этого быковатого подавай не пойми зачем, то какой-то дуре роль дали больше… Да пропади она совсем. Это не важно. Понимаешь? Не важно.

– А что важно?

– Важно, что послезавтра в четыре я буду ждать тебя у выхода из вашей школы. Только сильно не опаздывай, там по прогнозу минус двадцать. Ну что? Все-таки обиделась?

– Нет, – серьезно сказала она. – Конечно, ты прав. Конечно, только это и важно.

Глава 3

Чутье у Илюхи было, конечно, феноменальное. Только Вера пристроилась спать, уронив голову и локти прямо на рабочий стол, как зазвенел внутренний телефон и буквально через минуту Максимыч уже тряс ее за плечо:

– Подъем, Михална. У нас выезд на труп.

– Что за труп? – Вера помотала головой, разгоняя сон.

– Говорят, свежий. Там дежурная СОГ уже на месте. Лосиный остров в пределах МКАД, неизвестный мужик лет тридцати – тридцати пяти. По виду типичная Д-жертва.

– Да что ж у них за осеннее обострение, – простонала Вера. – Только одного взяли, другой пошел перекидываться. А как было летом тихо!

– Зато судмедэксперт, кажется, толковый, – утешил ее Максимыч.

Вера уставилась на него с подозрением.

– Ну ведь сколько раз ухитрялись проглядеть свечение, особенно если слабое! – немедленно исправился Максимыч. – Все, я пулей за Володей.

– Маевскому отдам, – пригрозила Вера ему вслед.

– Не возьмет! – радостно донеслось из коридора. – Они ж Илью хотят, молодого-красивого, зачем им я, старый пень!

О, ну скажем так, предрасположенности Веры Кашук к разнообразным экспертам мужского пола по Управлению ходили если не легенды, то, во всяком случае, многочисленные слухи. Эксперты могли быть судебно-медицинскими, криминалистами, почерковедами – неважно; с Вериной точки зрения, к этой профессии прилагался целый набор плюсов. Во-первых, раз уж человек научился хоть в чем-то хорошо разбираться, значит, какие-то мозги у него есть. Во-вторых, никто из них не работал в Управлении – все они занимались человеческими преступлениями. В-третьих, встретившись с экспертом в неофициальной обстановке раза два или три (тут Вера исключений не делала), можно было спокойно оборвать все контакты и не встречать его по работе больше никогда. Сами они ее тоже не разыскивали – первый пункт работал безотказно.

Увы, судмедэксперт Мишин Олег Валентинович – высокий, черноглазый, вполне даже симпатичный – вел себя настолько надменно и с такой брюзгливой неприязнью, что его кандидатуру Вера отмела сразу и навсегда. Зато следователь обрадовался Вере как родной и, почти насильно всучив ей протокол осмотра места происшествия (в протоколе было заполнено от силы три строки), удалился в туман, стуча копытами и даже, кажется, демонически хохоча.

– Ну и кто у нас теперь руководит осмотром? – осведомился Олег Валентинович, с тоской глядя ему вслед. – Чья была гениальная идея отпустить следователя?

– В Управлении Д следователей нет, – вкрадчиво пояснил Максимыч. – Поскольку нет ни следственного процесса, ни судопроизводства, не запаслись, извините. В случае Д-преступления осмотром места руководит старший в оперативной группе, в данном случае капитан Кашук.

– И где же он, ваш капитан?

– Да вот стоит.

– А-а… – Мишин выразительно посмотрел на Веру. – Я вас внимательно слушаю.

– Это я вас внимательно слушаю.

– А что вы хотите услышать? Причина смерти – копирование доппельгангером, вызвавшее остановку дыхания и прекращение сердечной деятельности. Наблюдается типичное для Д-копирования серебристое свечение по всем открытым участкам тела, степень выраженности – средняя, на контактном запястье – выше средней. Все.

– Время смерти хоть примерно?

– А не знаю! – радостно улыбнулся Мишин. – Умер-то он не здесь. Вот у нас следы волочения, видите? И на земле тоже – вон, к дороге, это вам Екатерина Георгиевна лучше объяснит. Скорее всего, его на машине привезли и сюда от дороги отволокли. Если это так, имел место резкий перепад температур, а значит, по таблицам уже ничего определить не получится.

– А без таблиц? Сами как считаете?

– Ну мало ли, как я сам считаю, – с удовольствием протянул Мишин.

– Максим Максимович, сходи пока к свидетелям, обнаружившим тело, вон они с операми стоят, – попросила Вера, кивнув на пару измученных собачников, и присела на корточки, поближе к телу и эксперту. – А вы, Олег Валентинович, прекратите для разнообразия дурака валять и давайте уже начнем работать. Следователь к вам в любом случае не вернется. Осмотром руковожу я. Раз я уточняю ваше мнение, значит, оно мне нужно. Для дела. Это же не очень сложная мысль?

Некоторое время они смотрели друг на друга.

– Как тяжко мертвецу среди людей, – наконец проговорил Мишин будто сам себе, переводя взгляд на жертву, куда-то в область неуместно выставленного кадыка.

Ах ты ж черт, подумала Вера с сожалением, он же еще и начитанный. «„Как он умен! Как он в меня влюблен!“ В ее ушах – нездешний, странный звон: то кости лязгают о кости».

Блок, «Пляски смерти». Эти стихи она часто читала про себя, тренируясь в тире. Сейчас была ее очередь, и она начала с новой строфы:

– Живые спят. Мертвец встает из гроба, и в банк идет, и в суд идет, в сенат… Чем ночь белее, тем чернее злоба, и перья торжествующе скрипят.

Теперь удивиться должен был Мишин, и он действительно вскинул на нее растерянный взгляд, но Вера не оставила ему времени:

– Труп ведь совсем свежий?

– Часа два от силы, – ответил он как завороженный. – Может, даже полтора.

– Вскрытие сегодня? Распишут вам?

– Если сегодня, то мне. Если завтра – другому эксперту. Простите, капитан, не знаю вашего имени-отчества…

– Вера Михайловна.

– Вера Михайловна, а что вам даст вскрытие? – Олег Валентинович все-таки прочухался от изумления и снова ушел в глухую оборону. – Типичная Д-жертва.

– А личность потерпевшего мы как устанавливать будем? – ласково поинтересовалась Вера. – По родинкам на попе? Хорошо, если его родственники завтра хватятся, а если нет? Причем, судя по тому, что доп даже не стал заморачиваться его прятать, а просто выбросил труп, чует мое сердце – нет, не хватятся. Значит, мне нужно содержимое его желудка. Содержание в крови алкоголя и самых распространенных наркотиков. Шрамы, рубцы, следы чего угодно, хоть что-то, за что я смогу зацепиться. И к Екатерине Георгиевне я тоже обязательно подойду. С той же самой целью.

Но прежде, чем идти к криминалисту, она решила сама осмотреть тело, насколько это было возможно в темноте лесопарка, и сделать несколько снимков.

На вид Д-жертва была абсолютно ничем не примечательной. Средний мужик среднего роста с вполне, насколько можно было судить в свете фонарика, среднерусским лицом и короткими русыми волосами. Довольно крепкий, мог бы отбиться, но не отбился. Ноги кривоватые. Из одежды одни трусы в клеточку – остальное надел на себя доп. Ищи ветра в поле.

Разговор с дамой-криминалистом только подтвердил предварительные выводы Мишина: скорее всего, тело привезли на машине, немного протащили между деревьями и оставили, лишь слегка, для проформы, забросав листьями. Неудивительно, что собачники обнаружили его почти сразу.

– Демонстративное какое-то преступление, – недоуменно сказала Екатерина Георгиевна. – Я, конечно, в вашей теме не специалист, но я до прошлого года в Питере работала, и мне Д-шники рассказывали, что Д-жертва – это всегда пазл, собираемый по кускам. Светящаяся рука, светящаяся нога… то в баке мусорном обнаружится фрагмент, то из Мойки что выловят… У вас в Москве не так?

– У нас в основном пытаются сжечь или кислотой заливают, – призналась Вера. – Иногда просто закапывают поглубже или забрасывают мусором. Расчлененка – это чисто питерская фишка. Скажите, пожалуйста, а вы там работали случайно не с группой Лещинского?

– Случайно именно с ней, – довольно согласилась Екатерина Георгиевна и затянулась сигаретой – не модной и не дамской, с обычным желтым фильтром. – Вы знакомы?

– Ну так… – Вера неопределенно покачала рукой. – Скорее слышала отзывы.

– Прекрасный оперативник Даниил Юрьевич, не сотрудничество, а сплошное удовольствие. Впрочем, в Москве тоже очень хорошее Управление, – тут же исправилась она, испугавшись, видимо, что Вера обидится. – Ну что, вам следы протекторов поискать? Попробуем установить машину?

– И весь путь от дороги до места, где он лежал, тоже, пожалуйста, поподробнее…

– Понятно, понятно, – закивала Екатерина Георгиевна. – Темень, правда, сами понимаете. Кстати, тащил его один человек. То есть доппельгангер. По следу видно невооруженным взглядом. Почему они так редко объединяются, Вера? Разве не логичнее было бы действовать вместе, чтобы перебить нас всех?

– А кого тогда копировать? – вопросом на вопрос ответила Вера. – Мы же кормовая база. А насчет того, почему среди них так много одиночек, я не знаю. Проработав в Управлении почти десять лет, я до сих пор не уверена, что это именно так.

Она отвернулась и снова посмотрела на труп. Неизвестный мужчина лежал на земле, запрокинув в темноту удивленное лицо, и светился жутковатым серебристым светом.

Пятнадцать лет назад

В понедельник в четыре Женька не пришел.

Мороз действительно стоял страшный, и у Веры сперва замерз нос, потом пальцы на руках, потом пальцы на ногах, и колени, и лоб, а потом она заледенела вся целиком и отступила за дверь школы, чтобы хоть немного согреться, но все равно каждые десять минут выскакивала на крыльцо ненадолго – вдруг он придет, увидит, что ее нет, и решит, что она его не дождалась.

В половине пятого с репетиции, с которой Вера все-таки сбежала пораньше, чтобы успеть к Женьке, вышла Вероника Хороненко с подружкой, две исполнительницы главных ролей, леди Уиндермир и миссис Эрлинн. На крыльце Вероника окинула Веру взглядом сверху донизу, доверительно спросила: «Что, бросил тебя твой столб фонарный?», обидно засмеялась и пошла дальше. Надо было тоже, конечно, уходить, но было уже совсем темно и идти было не с кем, и Вера так и ходила с крыльца в темный вестибюль и обратно до самого вечера, пока не дождалась Валерию Павловну, учительницу ИЗО, с которой им было примерно по дороге.

Папы дома еще не было. Вера машинально скинула каменную от холода куртку, помыла руки, переоделась и встала жарить котлеты. Котлеты шипели, как змеиные головы, и по форме были примерно такие же.

Два варианта, думала Вера, всего два варианта, и это очень плохо, потому что двойка, как известно, цифра несчастливая. Либо он не захотел прийти. Либо не смог.

Вариант «не захотел» тоже можно разделить на две ветки. Первая – передумал под воздействием внешних факторов. Родители популярно объяснили, что надо думать о поступлении в институт, а не о малознакомых девятиклассницах. И он подумал: точно, как же я сам не дошел до этой мысли! Вера хмыкнула. Нет, этот вариант, пожалуй, можно отбросить. Что еще? Кто-то ему что-то сказал о Вере. Что-то очень плохое и очень убедительное. Кто бы мог это сделать? Ленька либо Вероника. Но Ленька вроде собирался Женьку бить, а не разговаривать. Кроме того, для такой сложной комбинации он слишком тупой, подумала Вера и сама удивилась – как же до нее раньше не доходило, что Бегунков такой тупой? Тупой и агрессивный, зачем он вообще ей понадобился? Стыдобища.

Ладно, тогда, предположим, Вероника. Вполне в ее духе, но ей же это совершенно невыгодно. Пока Вера с Женькой, Вероникиному сомнительному счастью ничто не угрожает. Поссорить их просто из вредности? Допустим, но Женька не стал бы слушать Веронику. Все же на поверхности лежит. А если она была невероятно достоверна? Но как она вообще до него добралась, если он вчера весь день был на тренировке, а из общих знакомых у них один Полетаев?

Змеиные головы почернели. Вера ахнула, выключила конфорку и переставила сковородку на подставку. На кухне все было в дыму, как после лесного пожара.

Открываем окно. Включаем чайник. Идем дальше.

Он передумал самостоятельно. Протрезвел, вспомнил и подумал: ну и начудил я вчера! Вера какая-то. Или Катя, или Маша, или как ее там. Ужас какой.

Правдоподобно? Нет. Конечно нет.

– Нет! – возразила Вера дыму.

А может быть, предположил дым, вообще все было враньем. Поэтому и номер телефона у нее не взял, а вовсе не забыл, – логично! И у него, например, есть девушка в этой его шестьсот двадцать пятой, красивая, взрослая, выпускница. Длинная, конечно, чтобы удобно было. Вообще, наверно, даже модель. И вчера он был с ней. А сегодня она его пригласила в какое-то очень крутое место, например, в ночной клуб…

– Нет, – сказала Вера в ужасе. – Нет, пожалуйста…

– С кем разговариваешь? – весело спросил папа из коридора. Через пару минут он появился на кухне. – О, горелые котлетки, какая прелесть. Ты убеждала их не гореть?

– Прости, пожалуйста, – вздохнула Вера. – В принципе, у нас еще есть колбаса.

– Та, из туалетной бумаги? Нет уж, горелые котлетки прельщают меня больше. Так кто твой невидимый собеседник?