Копия неверна

– Не знаю, потолок, наверное. Просто… Женя должен был прийти к школе в четыре и не пришел. – Никогда она ничего не скрывала от папы, нечего было и начинать.

– Заболел? – уточнил папа и засунул в рот кусок котлеты, обрезанной с четырех сгоревших сторон. – Двусторонняя пневмония?

– Не знаю.

– Ну узнай. Вдруг твой Женя в беде. У него есть какие-то друзья, которых ты знаешь?

– Да, Севка Полетаев. Но, пап, а если я просто все придумала, и он и не собирался приходить?

– Такое тоже может быть, – кивнул папа. – Но ты бы, наверное, хотела узнать, так это или нет? А чтобы что-то узнать, надо начать что-то выяснять. Звони Севке Полетаеву.

Полетаев был дома, но был увлечен компьютерной игрой и долго не мог сообразить, что Вере от него нужно.

– Женя? – недоуменно переспросил он. – Какой еще Женя? А, Длинный-то?

– У него фамилия есть? – терпеливо уточнила Вера.

– Вершинин Женя, – вспомнил Полетаев. – А нафига тебе его фамилия? Замуж собралась?

– Очень смешно, – язвительно вздохнула она, хотя подумала именно это – «Вершинина Вера». – Так что с ним случилось-то?

– Это ты мне скажи! – сказала Вера в отчаянии. – Ты его после тусовки у Ивановой видел? Может, вы по телефону говорили? Или, может, я не знаю, он тебе письма писал романтические и складывал в почтовый ящик?

– Нет, – отперся слегка оторопевший от такого напора Полетаев. – Не видел, не звонил, и писем тоже не было.

– Ясно. А школа точно шестьсот двадцать пятая?

– Это верняк, – с облегчением выдохнул Полетаев. – Отвечаю. Она самая, на Шверника.

– А класс какой? Одиннадцатый, а буква?

– Усложняешь, – заметил папа из кухни. – Просто попроси его номер телефона.

Точно, надо было сразу сообразить. Просто взять номер телефона.

– Сейчас, погоди, – пообещал Полетаев и куда-то ушел. Вера сделала два круга по коридору, зашла к папе на кухню, взяла зачем-то чашку с чаем, вышла. Наконец Полетаев объявился снова, но голос у него был какой-то странный. – Слушай… я нашел и городской номер, и мобильный, только…

– Ну? – поторопила его Вера.

– По-моему, я его только что в окно видел. Он в свой подъезд заходил с улицы.

– Я поняла, – ровным голосом сказала Вера, хотя поняла она только то, что Женя не болен и не сломал ногу, раз уж ходит по улицам. – Телефоны мне продиктуй, и я отстану. Хорошей игры тебе.

Прошло пять минут. Потом десять. Подняться в квартиру, отсчитывала Вера. Лифтов у них нет, пятиэтажки. Раздеться. Помыть руки.

Первым она набрала городской. Трубку сняли после третьего гудка.

– Да, – голос был какой-то непонятный, то ли Женин, то ли нет.

– Жень? – неуверенно спросила Вера.

Сперва в трубке ничего не было слышно, даже дыхания. А потом раздались короткие гудки.

– Кажется, звонить на мобильный уже нет смысла, – пробормотала она.

– Похоже на то, – согласился папа. – Во всяком случае, ты знаешь, что он жив, выходит из дому и бросает трубку. Может быть, он и в самом деле был не так уж… м-м-м… заинтересован в тебе?

– Видимо, да. Но это так странно, – тихо сказала Вера. – Зачем притворяться, что влюблен до полусмерти, если на самом деле нет? Ты же сам все время говоришь: у любого действия есть цель. Какая тут могла быть цель? Ну, то есть… я понимаю, какая, но тогда логичнее уж ее добиться, а потом уже… нет?

– Не знаю, – развел руками папа. – Меня же там, слава богу, не было. Если не хочешь воспроизводить мне все ваше общение дословно, думай сама.

– Мне кажется, я уже подумала, – проговорила Вера, и тут же ей стало понятно, что и думать тут не о чем, все кристально ясно. – Знаешь, ерунда это все, что я тут наговорила. Все у нас было по-настоящему. Но почему тогда он не пришел?

– Продолжай собирать информацию, – посоветовал папа.

Глава 4

Пока Вера и Максимыч отсыпались по домам после дежурства, Илюха, упрямо отказывавшийся признавать, что у него заклеено пол-лица и на руках больничный лист, все-таки сгонял на Университетский проспект. Начал он с того, что опросил соседей профессора Запольского на предмет того, кто к нему приходил и с кем они его встречали. Полученные свидетельства были немногочисленны: юная пара, снимавшая соседнюю квартиру, вспомнила «седого, в очках», вроде бы темноглазого человека, который регулярно наведывался к профессору. Этого же персонажа подтвердила и молодая мама Алиса Юрьевна Поливанова, из двадцать первой квартиры, добавив, что у посетителя в очках, несмотря на седую голову, были совсем черные брови – «красит, наверное».

Она же вспомнила платиновую блондинку лет тридцати с длинными волосами, собранными в высокий хвост, и ярким макияжем, а также мужчину и женщину, приходивших несколько раз вместе – «она лет пятидесяти, темно-каштановая, прическа – каскад по плечи, с таким, знаете, контурингом, а его я, извините, вообще что-то не запомнила». До декрета свидетельница Поливанова работала парикмахером-стилистом первой категории.

В двадцать второй не открыли. На этажах выше и ниже профессорской квартиры вообще не нашлось никого, кто мог бы сообщить Управлению хоть что-то полезное. Да, профессора знали. А вот фамилию его, извините, слышим впервые. Потому что не общались. Да поди пойми, кто из всех людей, заходящих в подъезд, идет именно к нему. Нет, сам он ни с кем не выходил.

– Зато я теперь знаю, что такое контуринг, – уныло подытожил Илюха, закончив отчитываться Вере по телефону о результатах своей бурной деятельности. – На фига мне, правда, это знание…

– Лишних знаний не бывает, – утешила его Вера. – По крайней мере, ты установил четырех человек, которые приходили к профессору домой, и на трех из них имеешь даже какие-то приблизительные описания. Значит, сделаем так. Ты позвонишь Максимычу…

– Так он же спит!

– Так я тоже сплю. Проснется, ничего страшного. Позвонишь Максимычу, возьмешь у него телефон института, какой-то контакт у него там есть. Потом свяжешься с институтскими. С ними договаривайся о встрече и сразу дуй туда. Попробуй с ними сверить эти описания, может, узнают кого. И вот этого мужика без особых примет возьми прям на заметку – чем черт не шутит, вдруг это наш ночной труп. Я тебе фотки сейчас сброшу, если они его опознают – звони на пульт, пусть направляют в институт группу. И мне набери обязательно.

– Наберу, – обещал он с энтузиазмом, но, когда он перезвонил через час – Вера так и не проснулась окончательно и, стоя у плиты, машинально подъедала яичницу с помидорами прямо со сковородки, – голос у него был скорее задумчивый.

– Порожняк? – напрямую спросила Вера после нескольких минут многоголосого институтского шума и не вполне внятных Илюхиных объяснений, где он был и с кем успел встретиться.

– Не совсем. То есть, смотри, седой с черными бровями – это Хлиян Роберт Арамович, секретарь Ученого совета. Ну, то есть я его сфоткал, потом сгоняю на Университетский, людям покажу, но, скорее всего, он. Он и сам не отрицает, что неоднократно бывал у Запольского.

– А брови-то он красит?

Яичница закончилась, а с ней, кажется, и вся еда в квартире. Немытая сковородка смотрела на Веру укоризненно и явно думала что-то неприятное о бытовых инвалидах вообще и Вериных хозяйственных способностях в частности.

– Не спросил, – хихикнул Илюха. – Схожу уточню, если тебе интересно. Теперь эта пара, которая вовсе не пара, а сотрудники из лаборатории. Они Запольскому всякие бумаги возили. С контурингом – это Кудимова Светлана Олеговна, а мужик с ней – Богатов Артур Андреевич. Не знаю, чем он нашей Поливановой так не глянулся, у него одна черта даже очень примечательная – глаза разного цвета. Один карий, второй такой, серый типа.

– Гетерохромия. Может, она его в профиль видела.

– Может быть. На фотки твои он совсем не похож, но я его на тест Малиновского все равно направил.

– Твоей бы энергией малые города отапливать, – вздохнула Вера. – Вот на фига его на тест, если это совершенно точно не тот, которого мы в парке нашли? Этот твой Богатов вчера тест уже прошел, иначе бы еще сидел на карантине!

– Ну, на всякий случай, – попытался оправдаться Илюха. – А зато я еще протокол вскрытия у судмедэксперта выпросил!

– Вот это скорость! – восхитилась Вера. Часы показывали начало четвертого. – А где ты его телефон взял?

– В суточной сводке был. Слушай, Вер, а что ты ему сделала? – с любопытством спросил Илюха. – Когда я тебя упомянул, он прям это… разложился на плесень. И на липовый мед, – добавил он с сомнением.

– Ты опять в машине батину подборку слушал? – догадалась Вера. – Смотри, Лисичкин, так ведь и до бардовской песни докатишься! Отрастишь бороду, купишь каподастр…

– А это еще что?! Гигантская морская свинка из Южной Америки?

– Нет, свинка – это капибара, а ты купишь приблуду струны прижимать. Потащишь Анютку в поход по горам Челябинской области…

– А вот мне кажется крайне подозрительным, что ты уходишь от ответа!

– А я и не ухожу, будущая звезда Грушинского фестиваля. И ничего я Мишину не сделала. Он немного пытался дурить, а я ему немного объяснила, что так себя вести нехорошо. Так что в протоколе?

– Ну там что пил, что ел… – Судя по паузам в разговоре, Илюха параллельно открыл у себя протокол и только сейчас сам начал его читать. – Алкоголь в крови есть, но так, умеренно, не то чтоб до беспамятства. По наркотикам чисто. Пил, скорее всего, вино белое, а ел… прикинь, мидии в сырной корочке. Кучеряво жил потерпевший!

– А пришли мне этот протокол прямо сейчас, можешь? – попросила Вера, переключаясь на громкую связь.

Пока она ждала файл, успела налить себе огромную кружку горячего чая и некоторое время сидела, грея о нее ладони.

– Ага. Вижу, да. Ух ты, и впрямь мидии. Глаз-алмаз у нашего Олега Валентиновича, зря я с ним так… Слушай, Илюш, ты, когда закончишь с визитерами Запольского, поищи мне рестораны и кафе в… Где у нас Лосинка, Северо-Восточный? Да, вот в Северо-Восточном округе поищи мне, пожалуйста, где подают мидии в этой самой корочке, и мы с тобой туда смотаемся. Ну или ты с Володей смотаешься, если будешь хорошо себя вести.

– Не вопрос, – легко согласился Илюха, и Вера в который раз с тоской подумала: нет, не упустит Маевский такого, ни за что не упустит. – Слушай, я все-таки что-то забыл.

– Да ты вон сколько всего уже переделал!

– Не, рассказать забыл… Что ты до этого говорила?

– Поедешь с Володей, если будешь хорошо себя вести.

– А еще раньше?

– Когда закончишь с визитерами Запольского.

– Точно! – Даже на фоне гула голосов был слышен стук, с которым Илюха хлопнул себя по лбу. – А ты тоже хороша, не спросила!

– Да про что?! – Вера уже потихоньку начала раздражаться. Пора было все-таки дойти до магазина, пока выходной, но в лифте часто пропадала связь, и, не закончив разговор, выйти из квартиры она не могла.

– Так про четвертого фигуранта, длиннохвостую блондинку! – торжествующе воскликнул Илюха. – В институте такой никто не знает. У них там вообще с молодежью не очень, сорок пять лет – научный младенец.

– Любопытно, – подумав, сказала Вера. – Значит, она не с его работы. А откуда? Какая-то неучтенная нами родственница? Так у него все родственники в Латвии. Правда, в Латвии блондинов много, вдруг приехала и давай навещать двоюродного дядю или кем он там ей приходится. Все-таки я им сейчас отправлю запрос, пока при памяти.

– Иностранцев обычно видно, – с сомнением возразил Илюха. – Даже если они из Латвии и молчат.

– Проверить все равно лишним не будет, но я с тобой согласна. Тогда другое поле возможностей: она не из Латвии и не родственница. Что связывает тридцатилетнюю блондинку с шестидесяти-с-чем-то-летним профессором? Давай, когда вернешься к Поливановой, помимо опознания Хлияна, попробуй из нее вытащить побольше. Когда примерно эта дамочка приходила, в какое время суток, во что была одета, как себя вела. Окей?

– Все понял. Сперва Поливанова, потом поискать рестораны.

– Спасибо. Ты просто сокровище, – совершенно искренне похвалила его Вера. – Все, Илюх, на связи.

Положив трубку, она какое-то время сидела, созерцая вытяжку над плитой и размышляя, не упускает ли чего. Так и не придумав ничего путного, Вера отпила совершенно остывший чай, привычно чертыхнулась и, уже натягивая кроссовки, чтобы идти в магазин, сообразила, что так и не отправила запрос в латышское Управление Д. Чертыхнувшись вторично, она сняла кроссовки, вернулась на кухню и со вздохом уселась за компьютер.

Пятнадцать лет назад

В восемь утра было еще темно. Вера стояла на крыльце шестьсот двадцать пятой школы, переминаясь от холода с ноги на ногу, и вглядывалась в лица всех прохожих, кто был выше ее хотя бы ненамного. Конечно, зеленую шапку с помпоном пропустить было невозможно, но вдруг именно сегодня он будет в какой-то другой шапке?

Но нет, его не было ни в зеленой шапке, ни в фиолетовой, ни в полосатой – ни в какой. Мелькали чьи-то папы, уставшие уже с утра пораньше, папы в дубленках, пальто, пуховиках, папы красноносые от мороза, с небритыми сонными лицами. Иногда попадались и старшеклассники, и старшеклассницы – Вера всматривалась в лица, но в шапках и капюшонах все они были одинаково несимпатичными. Некоторые в ответ так же изучающе смотрели на Веру, но никто к ней так и не подошел и ни о чем ее не спросил.

Восемь двадцать пять. Внутри глухо прозвенел звонок. Восемь тридцать. Начался первый урок. Поток у школы сразу поредел, и Вера осталась одна. Кругом стремительно светлело. Восемь сорок. Алгебру она прогуляла сознательно, но, если хочет успеть хотя бы на геометрию, уже пора идти.

Она сделала шаг на ступеньку вниз и вдруг увидела у калитки зеленую шапку с помпоном.

Женька шел к двери прямо на Веру, торопливо хмурясь, и лицо у него было абсолютно равнодушное. Он не прятал глаза, не делал вид, что они незнакомы. Под его ничего не выражающим взглядом Веру продрал мороз. Он ее просто не узнал.

Вот он стремительным шагом пронесся мимо нее. Вот взялся за ручку двери.

– Привет, – громко сказала Вера.

Он обернулся к ней, не отпуская ручку, и чуть вопросительно улыбнулся: мы знакомы? На левой щеке у него появилась ямочка. От этой улыбки, очень милой и открытой, но совершенно равнодушной, ее сердце остановилось.

– Привет, – сказал Женя. – Что-то случилось?

Поддержит тебя в самой страшной беде

Горячая линия Управления Д

Телефон в Москве – 775-37-35

В самой страшной беде. В самой страшной…

– Я Настя, – проговорила Вера, сама не веря тому, что делает. – Настя Иванова, я в другой школе учусь. Помнишь, ты у меня в гостях был в субботу?

Он с облегчением кивнул: помню, разумеется.

– Конечно! Ты извини, Насть, я просто опаздываю…

– Да-да, я на минутку, мне самой уже бежать надо! – махнула рукой она. – Просто ты у меня книжку взял, помнишь, а про нее мама вдруг вспомнила и спрашивает, так что надо ее быстро вернуть на место. Ты ее найди, пожалуйста, а я тебе вечером позвоню, и мы договоримся, как мне ее забрать, ладно?

– Конечно, не вопрос. – Он снова улыбнулся. – Ты когда позвонишь? Часов в семь нормально?

– Да, отлично! – выпалила она с абсолютно ненатуральной щенячьей радостью. – Все, Жень, я побежала!

И действительно побежала. Побежала, как не бегала, наверное, никогда в жизни, пока в висках не заколотился требовательный пульс, а дыхание совсем не закончилось. Она ведь прокололась во всех возможных местах – думала Вера, вдох, выдох, – она все запорола. Не пояснила, почему просто не прислала ему сообщение и не позвонила, а ждала у школы. Назвалась хоть и не своим, но реально существующим именем, именем близкой подруги. Не сказала, какая книжка, кто автор, да и вообще глупо вышло – кто сейчас берет почитать бумажные книги? Надо было другое что-то…

Но он ее не догонял. И, кажется, ничего не заметил.

Она выскочила на Новочеремушкинскую, на заледеневший бульвар, чуть не сшибла какого-то гражданина, идущего на работу. На нее приветственно залаяли два огромных пушистых облака – лайки-самоеды, Вера помнила их клички – Джой и Мэй, но сейчас пронеслась мимо стрелой, и их хозяин удивленно посмотрел ей вслед. Она свернула к своему дому, забежала одна в подъезд – так тоже делать было нельзя, – взлетела по лестнице, отперла дверь в квартиру и минут пятнадцать стояла, прислонившись горячим лбом к ее темной от времени деревянной изнанке. Потом упала на пуфик куда-то в темноту, под подолы висящих курток. Под ботинками скопилась темная снежная лужа и расплылась по плитке. Вера достала телефон. «Ты где???» – писала Настя. «Позвони», – писал папа.

В самой страшной беде…

– Вы звоните на горячую линию Управления по защите населения от доппельгангеров по городу Москва, – сообщил механический голос. – Пожалуйста, ожидайте.

Вера откинулась спиной к стене, приготовившись к обещанному ожиданию, но музыки проиграло буквально два такта, и уже вполне человеческий, довольно строгий голос отозвался:

– Да!

– Здравствуйте, – сказала Вера. – Я, кажется, только что разговаривала с допом… доппельгангером.

– Сейчас вы в безопасности?

– Да, – сказала Вера. – Надеюсь.

– Тогда давайте по порядку, – устало предложил голос. – Имя, фамилия?

– Мои или его?

– Ваши, девушка, – вздохнула трубка.

– Кашук Вера Михайловна.

– Год рождения?

– Девяносто четвертый.

– Так вы еще несовершеннолетняя, – внезапно смягчился голос. – Вы не переживайте, Вера Михайловна, сейчас мы во всем разберемся. Но поскольку вам нет восемнадцати, мне придется уточнить еще и данные ваших родителей. Отец у вас есть?

– Да. Кашук Михаил Борисович, шестьдесят пятого года.

– Записал. Мать?

– Умерла.

– Давно? – сочувственно спросил голос.

– Тогда же, – сухо ответила Вера. – В девяносто четвертом. Аневризма.

– Соболезную. Проживаете вдвоем с отцом или еще кто-то есть?

– Вдвоем.

– Ваш домашний адрес?

– Винокурова, пять дробь шесть, корпус два. Тридцать восьмая квартира.

– Учитесь в школе?

– Да, в сорок пятой. Девятый класс.

– Ого, спецшкола, – с уважением прокомментировал голос. – Математическая?

– Языковая.

– Вы сейчас дома, Вера Михайловна?

– Да.

– Возможно, вы хотите подождать отца, чтобы наш разговор происходил в присутствии вашего законного представителя?

– На моих глазах доп вошел в здание школы, – не веря своим ушам, проговорила Вера. – Разве можно в таких обстоятельствах кого-то ждать? Мне же не пять лет все-таки!

– Это отказ?

– От присутствия… представителя? Конечно отказ!

– Принято, Вера Михайловна. Что у вас произошло?

Теперь, когда пора было переходить к сути, она вдруг растеряла все нужные слова.

– Вера Михайловна? – напомнила о себе трубка.

– Мой… знакомый, – аккуратно начала Вера, словно ступая мелкими шажочками по очень тонкому льду, – сегодня меня не узнал. Я назвалась именем подруги, и его это все равно не насторожило. Он вел себя… странно. Будто мы никогда не встречались.

– Как зовут знакомого?

– Вершинин Женя. Год рождения не знаю, но, наверное, девяносто второй. Плюс-минус год. Шестьсот двадцать пятая школа, на Шверника, одиннадцатый класс, букву… тоже не знаю.

– А адрес знаете?

– Дом только, и то приблизительно. Он на Новочеремушкинской живет… или это тоже Шверника? – Вера никак не могла сообразить, где же находится полетаевский дом. – Там через дорогу общежитие ДАС, знаете? Телефон домашний есть, вы, наверно, можете определить по номеру…

– Телефон запишем обязательно, – согласилась трубка. – Давно вы знакомы с Вершининым, Вера Михайловна?

– Нет. Мы встретились в субботу в гостях у моей подруги, долго разговаривали… – Она сглотнула. – Он проводил меня до дома. Часов в десять вечера мы попрощались. И он пошел домой.

– Один? – спросила трубка с упреком.

– Один, – прошептала Вера и заплакала.

Глава 5

Когда на следующий день Вера переступила порог рабочего кабинета, почти вся группа была уже в сборе. Не хватало только водителя Володи – его, видимо, опять забрал Щеглов по какой-то своей надобности, как уже нередко бывало. Максимыч увлеченно бездельничал, делая вид, что читает сводку, а Илюха висел на телефоне. Увидев Веру, он зажал рукой трубку и прошептал:

– Нашел ресторан! «Мидиатека» на Преображенке. Но никакого мужика они не помнят, во всяком случае, администратор не помнит.

– Никаких никогда никто не помнит, – хмыкнул Максимыч. – Вот если б был хоть какой…

– Понял, – сказал Илюха в трубку. – Ага, спасибо. Подъеду ближе к вечеру. Всего доброго.

– Ты его как описывал-то? – усмехнулась Вера. – Абсолютно среднестатистический мужик?

Илюха слегка покраснел.

– Не, ну я ж понимаю, что надо ногами ехать! Но обозначиться-то надо было.

– Надо, надо, – успокаивающе сказала Вера, включая компьютер. – Сгоняем туда сегодня же, раз ты так удачно обо всем договорился. Что по блондинке?

– Глухо, как в танке, – вздохнул Илюха. – Единственное, что наша свидетельница говорит полезного: блондинка приходила не один раз, а минимум два. Оба раза днем, когда Поливанова то ли выходила с коляской, то ли заходила с коляской. Между четырнадцатью и шестнадцатью часами. Описание – треш: тюнингованная, модная, спортивная, фитоняшка… что-то на инстаграмьем, в общем. А! С большой сумкой, вроде так.

– Спортивная и фитоняшка – это ее фигура или одежда произвела такое впечатление?

– Одежда спортивная, да. Кроссовки, штаны, куртка короткая. Про фигуру там вообще ничего не понятно. «Стройная, подтянутая». Ну правда, Вер, если бы не волосы, это могла бы быть вообще любая хорошо выглядящая девушка, хоть Анютка моя.

– Так блондинка же у нас лет тридцати?

– Так ярко же накрашена! Если Анютку ярко накрасить, неизвестно, сколько ей бы дала посторонняя тетя. Может, и блондинка моложе.

– Тюнингованная? Аня?

– Да упаси Господь, – ужаснулся Илюха. – Нет, конечно. Но Поливанова сама не может объяснить, в чем там тюнинг. Просто, говорит, видно, что ухоженная, и все.

– Печаль, – согласилась Вера, сама имевшая о тюнинге крайне смутные представления. – А протокол-то есть у тебя?

– Пока только заметки в телефоне, – признался Илюха. – Полчаса мне дай, сделаю.

– Бери. Только прям полный сделай, ладно? Максимыч, а ты что скучаешь? По делу Возняка что у тебя?

– А я пишу, вот! – Максимыч оскорбленно развернул к ней экран монитора с открытым документом – насколько Вера могла судить, практически незаполненным.

– У тебя час. – Вера наконец развернулась к компьютеру с ее собственными недоделанными отчетами.

Но мысль не шла. Какое-то время Вера созерцала портрет Беннигсена над входной дверью – умное усталое лицо легендарного Д-шника, сумевшего разглядеть доппельгангера в действующем монархе, убедить в своей правоте графа Палена и возглавить операцию по ликвидации, вошедшую во все мировые учебники истории. Леонтий Леонтьевич смотрел на Веру с некоторой укоризной.

Она открыла окошко браузера, но и в Интернете ничего вдохновляющего не нашлось. В США левацкие активисты активно призывали к бойкоту Джоан К. Роулинг, которая опрометчиво призналась в своем блоге, что в первой версии «Гарри Поттера и философского камня» у Фреда Уизли был брат-близнец. Наличие у любимого героя полной копии было воспринято хейтерами как «оскорбление чувств родственников жертв доппельгангеров» и «неприятная и необъяснимая толерантность к двойникам».

В следующей статье сообщалось, что Netflix приступил к созданию очередного мини-сериала о Ганнибале Лектере – популярном допе-маньяке, который скопировал и съел известного психиатра. К авторам сериала (а также всех предшествующих ему произведений о Лектере) претензий об избыточной толерантности к двойникам почему-то ни у кого не возникло.

– Вер Михална! Ну телефон же звонит!

Она очнулась и наконец сняла трубку.

– Пост охраны беспокоит, – сообщили ей. – К вам тут посетительница.

– Посетительница? Ко мне?! – оторопела Вера, представив себе почему-то разыскиваемую ими блондинку. Ощущение абсурдности происходящего накрыло ее окончательно.

– Ну не прям лично к вам, – уточнил невидимый пост охраны. – Просто тут девушка пришла, хочет сообщить о допах, и почему-то обязательно только женщине. Утверждает, что обстоятельства дела таковы, что она совсем никак не может рассказать о них мужчине. Причем ей нужна именно женщина из оперсостава, а таких во всем Управлении только вы.

Час от часу не легче. Что бы ни случилось с неизвестной девушкой, Вере эта история уже заранее не нравилась. С другой стороны, на горячей линии действительно дежурили только опера мужского пола.

– Сейчас спущусь, – пообещала она.

Неторопливо листая паспорт Елагиной Зои Андреевны двухтысячного года рождения, уроженки города Кадникова Вологодской области, зарегистрирована на Криворожской улице в Москве, Вера из-за прочного стекла поста охраны разглядывала посетительницу. Невысокая и тонкая в кости, очень хорошенькая, с наивными русыми кудряшками, стянутыми сзади в хвостик, на блондинку-фитоняшку Зоя Елагина не тянула никак. Она заметно волновалась, а увидев Веру, и вовсе оцепенела от ужаса: личико у нее стало совсем бледное, и всю ее потряхивало, как от электротока.