Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 2. Ольга Константиновна

– Там к вам опять пришли. Говорит, что он ваш дядя. Брат вашей тети.

– Скажи, я сейчас, – заволновалась Оля.

Она перелезла через Михаила, быстро оделась и вышла. В гостиной взглянула на часы. О боже! Три часа ночи. В прихожей и правда стоял дядя Володя.

– Поехали к Ольге, – просто сказал он. – Утром приедет твоя мать. Ты должна с ней встретиться сразу. Это важно.

– Почему?

– Потому что она не заслужила того, как ты с ней поступила. Хоть задним числом, но ты должна получить ее разрешение. Лулу сумеет понять тебя.

Этот аргумент сыграл свою роль. Оля вернулась в комнату, растолкала Мишу.

– За мной дядя Володя приехал. Я поеду с ним к тете Оле повидаться с мамой.

– Когда ты вернешься? – тяжело соображая, что происходит, спросил Миша.

– Думаю, днем.

– Подожди, я встану. Я тебя провожу.

– Лучше не надо, – сказала Оля, поцеловала его в щеку и вышла.

⁂

Луиза приехала в Москву рано утром, перепуганная и сильно взволнованная. Не менее перепуганная и взволнованная встречала ее на вокзале и Ольга Леонардовна.

– Вышла замуж? – ахнула Луиза, услышав от актрисы обо всем случившемся. – Всего-то! Ну слава богу. А я-то думала, с ней случилось что-то страшное. А жива-здорова – и слава богу! – Но тут до нее дошло то, о чем ей только что сообщила золовка, и она остановилась на перроне как вкопанная. – Подожди… Ничего не понимаю. Как это вышла замуж за Мишу Чехова? Они что, по-настоящему венчались?

– Ну так о чем я тебе и толкую. Тайно. Вчера утром. Но я с боем забрала ее домой. Она спит в своей комнате.

Когда добрались до квартиры и мать зашла к ней, Ольга сидела на кровати в ночной рубашке, опустив голову.

– Здравствуй, дочка! – растерянно произнесла Луиза. – Что за спешка была в этом венчании? Ты беременна?

– Нет.

– Ну, значит, зло еще не так велико. Собирайся. Сегодня же вечерним поездом поедем домой к отцу. Вместе решим, что делать дальше.

– А разве папа не на Урале?

– Сейчас – да. Но через два дня он возвращается. Вот ты сама и преподнесешь ему свой подарок.

– А может, мне лучше не ехать?

– Обязательно ехать. Ты должна поговорить с ним. Иначе… Ты знаешь его характер.

Еще по дороге в Петербург мать и дочь выработали план. Зная крутой нрав Константина, Луиза перед самым его приездом уложила дочку в постель. Он должен был застать ее «больной». Кроме того, зная, что лучшая защита – это нападение, Ольга, как только отец после разговора с матерью вошел к ней, сразу разразилась истерикой.

– Если ты будешь сейчас меня упрекать, я выброшусь из окна! Я покончу с собой! – талантливо рыдала она.

И сработало. Случилось чудо! Константин, на лице которого только что было строгое выражение, вдруг обмяк, подошел к кровати, погладил ее по голове и поцеловал в лоб. Вот это да! А тетя Оля еще говорила, что у нее нет актерского таланта. Есть, дорогая тетушка! Буря-то миновала!

– Я не буду тебя упрекать, родная. Не волнуйся. Ты вышла замуж – и это свершившийся факт, – без угрозы в голосе сказал отец. – Аннулирован он может быть только Синодальной консисторией. Я поговорю кое с кем, и сделать это можно будет в ближайшее время.

– Но я не хочу его аннулировать, папа, – слабым голосом пропищала Оля. – Я люблю Мишу.

– Что ты понимаешь, моя девочка, в любви? Тебе всего семнадцать!

– А если я уже беременна?

– Как это? – вскинул брови Константин. – А твоя мать уверяла меня, что ты ночевала у Ольги после венчания!

– Но мне так сказала твоя сестра, дорогой мой, – оправдывалась Лулу, слегка растерявшись. – Она заявила, что Оля ночевала дома.

– Меня от мужа забрал дядя Володя только в три часа ночи. До этого-то я была у мужа!

Константин строго взглянул на жену. Соврала или действительно этого не знала? А может, это его сестра сказала ей неправду?

– Что ж, – обреченно сказал он. – Ты, дочка, загнала нас с матерью в угол. Нам не остается ничего, кроме как признать твой брак.

– Спасибо, папа, – сразу заговорила нормальным голосом Ольга и даже села в кровати. – Так ты разрешаешь мне вернуться к мужу?

– Разрешаю. Но без денег и без драгоценностей. Никакого приданого за тобой он не получит. Можешь забрать из дома только свое белье и платья. Согласна?

– Но почему?

– Я хочу удостовериться в том, что он женился на тебе не из-за того, что ты выгодная для него партия из богатой семьи, а действительно по большой любви, как ты говоришь. Теперь тебя должен содержать твой муж. Сможет он тебя содержать? Сможет взять на себя оплату твоей учебы в Художественном училище?

– Конечно, папа. Ты даже не представляешь, как он знаменит в Москве. Он получает очень хорошую зарплату у Станиславского.

– Какую?

– Я не знаю, – смутилась Оля.

– То-то и оно, – вздохнул Константин.

Ему было тяжело сознавать, что его дочка так своевольно и бездарно вышла замуж за какого-то актеришку. Не для такой жизни растил он свою красавицу. Как это сестра недоглядела! Не надо было Олю отпускать к ней в Москву!

На вокзале Ольгу провожали лишь мама и сестра Ада. Отец не поехал принципиально, а у младшего брата Лёвушки были в это время занятия по боксу. Это был для парня новый вид спорта, которым он увлекся настолько, что ни при каких обстоятельствах не пропускал ни единой тренировки. Вот уж воистину, належавшись в детстве с больным позвоночником, он теперь наверстывал упущенное и постоянно укреплял свое тело, занимаясь различными видами спорта в свое удовольствие.

– Если с финансами будет проблема, ты мне сообщи. Я постараюсь тебе иногда хоть что-нибудь высылать, – сказала на прощание Лулу. – Только отцу не говори. И потом, помни, дорогая моя, ты всегда можешь вернуться к нам, если поймешь, что ошиблась.

Проводив дочь и вернувшись домой, Лулу надолго слегла в постель. Все напряжение этих дней сказалось на ее здоровье. В то время, как у нее воспалилась сердечная мышца и около нее колдовали врачи, Олечка мчалась в мягком вагоне первого класса к мужу, и, как оказалось, в последний раз ехала она в столь комфортных условиях. Впереди ее ждала совсем другая жизнь, но слова, что она всегда может, если захочет, вернуться домой, согревали ей душу.

Глава шестая

На вокзале Олю встречал ее муж с матерью. Увидев, что невестка приехала лишь с одним небольшим чемоданом, Наталья хмыкнула. Ну конечно, даже нечего было и думать о том, что за Ольгой дадут приданое.

– Это все твои вещи? – на всякий случай спросила она. – В багажном отделении ничего нет?

– Нет.

– Тогда и носильщика не стоит брать, – сказала Наталья. – Нечего деньгами сорить.

Миша согласился с мамой и сам дотащил чемодан до возницы. По дороге никто не проронил ни слова. Ни свекровь, ни Миша ни о чем ее не спрашивали, она же, в свою очередь, ни о чем не спрашивала их. Приехали в Ермолаевский переулок. В душной, темной квартире, в которой Оля успела-таки провести один день после венчания, ее встретила притворно-ласковая улыбка няньки. «Неужели теперь я буду тут жить всегда? – в ужасе подумала молодая жена. – Нет. Сегодня же поговорю с Мишей, чтобы мы снимали отдельно!»

Миша пронес чемодан в свою комнату. Ольге вдруг стало очень грустно. Ведь еще вчера она находилась в шикарной квартире родителей, в своей детской, где так уютно, просторно, а теперь…

– Миша, а куда мы повесим мою одежду? – спросила она, оглядываясь. – У тебя только один шифоньер, да и тот маленький.

– А у меня немного вещей.

– Но мои там не поместятся. Надо купить еще шкаф.

– А куда мы его поставим?

– Этот сдвинем к окну, и тогда встанет еще один. И потом, надо будет купить кровать пошире. Вдвоем на этой очень неудобно. И вообще… Нам надо с тобой срочно снять другую квартиру.

– Зачем это? – удивился Михаил.

– Затем, чтобы жить отдельно от твоей мамы. Мы теперь с тобой семья, и у нас должно быть свое хозяйство и своя прислуга.

Миша как-то сразу загрустил.

– Я не могу оставить мать, – сказал он.

– Ты хочешь сказать, что мы всегда будем жить с ней и с твоей нянькой?

– Да. Но если родители дали тебе денег на квартиру, мы, конечно, можем снять бóльшую по площади, чтобы нам всем было в ней удобно.

– Нет. Родители не дали мне денег, – растерялась жена. – Мало того, отец сказал, что я не получу вообще ничего. Сказал, что теперь ты обязан содержать меня и оплачивать мою учебу в училище, раз не получал согласие на женитьбу. В приданом мне отказано.

– Ну так о какой квартире ты тогда говоришь, дорогая моя женушка? – рассмеялся Миша. – У меня хватит денег разве только на твое пропитание.

– А на шкаф и кровать? – осторожно спросила Ольга.

– Постараемся, – обнял ее муж. – Бесприданница ты моя! Куплю я тебе и шкаф, и кровать широкую. Только не сразу.

Миша поцеловал ее, и, как когда-то в театральной кулисе, ей вдруг стало все равно, где с ним жить, лишь бы быть рядом. В эту ночь у них уже все было по-другому. Михаил был трезв и нежен. Ольга уснула на его плече и была счастлива.

⁂

Вскоре молодая жена привыкла и к вечно брюзжавшей свекрови, и к няньке, у которой постоянно что-то падало из рук, билось и ломалось. Привыкла она и к тому, что обе они ее ненавидели. Ну как же! Им ведь приходилось теперь делить своего ненаглядного Мишеньку с этой непонятно откуда свалившейся на них девицей, которую надо было еще и содержать. Чтобы меньше видеть их обеих, Оля старалась как можно реже бывать дома. Она продолжала учебу в Художественном училище, сидела на репетициях у Миши в студии, смотрела спектакли, участвовала в тех дискуссиях, которые разгорались между молодыми актерами после представлений, читала труды Ницше и Шопенгауэра, чтобы хоть немного приблизиться к Мишиным познаниям в философии. Философия эта давалась ей с трудом, но она видела, что мужу нравится, что она хотя бы читает эти труды. Иногда по вечерам молодежь собиралась у них дома, и тогда они почти до утра спорили о том, как правильно надо актеру подходить к роли, как надо играть, и порой даже критиковали систему Станиславского.

– Меня сейчас все больше увлекает форма, – говорил Евгений Вахтангов. – Главное, найти правильную интонацию, точный жест. И если этот внешний рисунок заполнить переживаниями, то образ получится сочнее, ярче…

– Но ведь Станиславский говорит совсем о другом. Только от состояния духа своего героя надо искать правильный жест и интонацию, – волновалась Соня Гиацинтова.

– А я, например, прихожу к исполнению своих ролей через рисунок, – вступает в спор Миша Чехов. – Сначала нарисую своего героя на листе бумаги, каким я его вижу, а уже затем, отталкиваясь от его внешности, начинаю постепенно вникать и в суть его поступков. Выходит, ты, Вахтангов, прав!

– Но ведь в таком случае получаешься не ты в предлагаемых обстоятельствах, как проповедует Станиславский, а тот образ, который ты сам себе создаешь, – говорит Алексей Дикий.

– Точно. И я вообще против того, что мы должны опираться на свои собственные воспоминания из личной жизни, чтобы прийти к живым, творческим чувствам, – продолжает свои рассуждения Чехов. – Чем меньше актер затрагивает личные переживания, тем больше он творит. Я считаю, что истинные чувства достигаются только через фантазию.

– А я уверен, что у каждого актера существует свой подход к роли, – говорит Алексей Дикий. – Вот даже ты, Евгений! Ведь ты помогаешь разрабатывать Константину Сергеевичу эту его систему, а сам в то же время в ней сомневаешься.

– Я не в ней сомневаюсь, я думаю вообще о возможности другого существования актера на сцене, да и вообще о существовании другого театра, – отвечает Вахтангов.

– Какого другого?

– Театра, в котором не будет быта вообще. Эдакого театра в старых итальянских традициях дель арте. Театра яркого представления.

– Значит, ты отрицаешь устои Художественного?

– Я их не отрицаю, я говорю о том, что театр может и должен развиваться в разных направлениях… Нельзя застывать…

Ольга слушала эти разговоры и мечтала. Она была уверена, что придет время, и она тоже станет актрисой. Как же это прекрасно – быть в постоянном творческом поиске и погружаться в чью-то неведомую тебе жизнь. Счастливые эти актеры, и тетя Оля счастливая. А интересно, тетя Оля играет по системе Станиславского или по какой-то своей, только ей ведомой системе?

⁂

Миша Чехов в эту зиму репетировал со Станиславским роль Моцарта в пушкинском «Моцарте и Сальери» и был просто одержим этой ролью. Роль же Сальери играл сам Станиславский.

– Миша, вам надо научиться манерам благовоспитанного кавалера эпохи рококо, – сказал ему как-то на репетиции Константин Сергеевич. – Я прошу вас в течение этой недели обедать со мной в моем доме. Я научу вас, как надо правильно держать себя за столом.

Миша же не был уверен в том, что Моцарт должен быть непременно «благовоспитанным», но решил не перечить и регулярно в четыре часа дня сидел за столом в особняке мастера. Но с первого же обеда он понял, что и сам Станиславский не ставил цели сделать из него «благовоспитанного» кавалера. Просто он все еще разрабатывал свою систему и, как оказалось, во время трапезы элементарно проверял ее на Михаиле.

– Миша, представьте себе, что только что умер ваш ребенок. Как вы будете есть поданный вам обед, узнав это? – предлагал режиссер.

Миша вживался в образ: давился, отбрасывал ложку, рыдал, и слезы падали ему в тарелку с борщом.

– Очень хорошо, – констатировал Константин Сергеевич.

– Дорогой, – появлялась из-за дверной портьеры Лилина. – Дай же юноше поесть.

– Не мешай, Мария. Уйди, – нервничал Станиславский. – А теперь представьте, что вы сели обедать после того, как узнали, что девушка, которую вы любите, отвечает вам взаимностью. Как вы будете есть?

Михаил засветился радостью, с жадностью съел пару ложек борща, потом опять же отбросил ложку и, улыбаясь, встал из-за стола. По нему было понятно, что он настолько переполнен счастьем, что никакой кусок ему не лезет в горло. Он сыт любовью!

– Интересно, – похвалил Станиславский. – Это интересно.

И так продолжалось всю неделю.

Позже Станиславский скажет, что Миша Чехов – это само воплощение его системы, но «воплощение» этой системы, утомленный и голодный, каждый раз возвращался домой после этих «изысканных обедов» у Станиславского и жадно съедал всё, что подавала ему нянька.

⁂

Премьера пушкинских «Маленьких трагедий» состоялась 26 марта 1915 года. Все газеты писали о гениальности актера, сыгравшего гениального Моцарта, и лишь вскользь о Сальери – Станиславском. При этом Михаил не играл свою роль по той системе, что писал с него Станиславский. Он просто играл так, как внутри него сложился этот образ. Может, кстати, тому способствовали и издевательства мэтра за обедом в его доме? Определенного ответа на это у Миши не было, но зато появилось еще больше поклонниц, которые забрасывали его цветами и поджидали у служебного выхода из театра. Оля гордилась мужем. Гордились им и мать с нянькой, которые, конечно же, тоже побывали на премьере.

– Наш Миша так талантлив, – восклицала Наталья, когда они с Маней уже ехали на извозчике домой после спектакля. – Самого Станиславского переиграл! Вот скажи мне, Маня, зачем он на этой Ольге женился? Мог бы сделать хорошую партию с богатой невестой. А эта Ольга, тьфу на нее! Ни копейки в дом не принесла. Обуза только. Да еще такая гордячка!

– И то верно, барыня, – поддержала ее Маня. – Никакого от нее толку. Только покупки всякие новые. Вон у Мишеньки сколько новых одежек появилось! Это чтобы ей не стыдно с ним было в люди выходить. А что, разве он раньше плохо одевался? Всё у него было как надо. Всё у нашего Мишеньки было, если он что хотел.

Для своей няньки Миша навсегда оставался ребенком. Она никак не могла понять, что он уже вырос, баловала его и очень любила. Миша отвечал ей взаимностью. Когда Маня сердилась на него, то непременно пугала:

– Вот ужо погоди, уеду я от тебя.

– Когда? – спрашивал Михаил.

– А вот числа тридцать четвертого и уеду! – отвечала нянька и уходила в свою комнатку при кухне.

Очень любила и баловала его и мать. Глядя на это, Ольга скоро поняла, что ее муж дома просто избалованный сынок с барскими замашками, но при этом исключительно талантливый человек с серьезным творческим подходом к делу в театре. Как будто это были два разных человека. Поняла она и то, что Миша любит выпить и делает это каждый день. А уж после того, как отыграет спектакль, всегда возвращается домой не только пьяным, но, бывало, и под утро. С кем был, где? Ничего не рассказывал. Отвечал всегда коротко:

– С друзьями.

Мирило ее с этим только то, что когда она еще жила у тети Оли, то та тоже после спектакля возвращалась домой среди ночи и тоже навеселе. «Вероятно, это у актеров так принято», – думала Ольга. Но все же она ревновала мужа. Ведь у Миши было столько поклонниц! Порой, где-нибудь на вечеринках, где они бывали вдвоем, Михаил, подвыпив, совершенно откровенно начинал ухаживать за какой-нибудь присутствующей там девицей. Это было так нагло и беспардонно! Ольга страдала. Но потом Миша был так с ней нежен и ласков, что через день-два Ольга уже забывала про это и прощала.

Глава седьмая

В конце апреля 1915 года Художественный театр, как всегда, отправился на гастроли в Петербург, который к этому времени уже переименовали в Петроград. А как же иначе? Ведь Россия вела войну с Германией. Разве можно было, чтобы у столицы великой империи было немецкое окончание «бург»? Только русское «град»! Так и превратился Петербург в Петроград.

Олечка поехала вместе с мужем. Константин решил, что дочь вместе с зятем должны жить у них в Царском Селе. Раньше Михаил бывал в этой огромной, богато обставленной квартире с множеством слуг, но только теперь, когда они с Олей поселились здесь на целый месяц, он ощутил вполне ту большую разницу, которая была между этими апартаментами и той площадью, на которой они жили в Москве. Но он всегда был далек от быта. Мало того, вскоре он даже заскучал по матери и по своей комнатке. Здесь, в Царском Селе, он должен был надевать к столу рубашку с воротом и как минимум курточку; есть определенной вилкой и ножом каждое из блюд и, главное, не пить. Нет, он, конечно, выпивал, но редко и мало, чтобы не пугать тестя с тещей. Оля всячески старалась, чтобы родители поняли, как сильно они с Мишей любят друг друга. Может, отец увидит это и простит? Они сидели за столом рядом, часто целовались и подкладывали друг другу лучшие кусочки.

– У вас такая идиллия, что просто завидно, – сказала как-то сестра Ада. – Но отец все равно приданого за тобой не даст. Я слышала, как он говорил маме: «Чувствует мое сердце, не проживут они долго вместе».

– Это почему же он так решил? – удивилась Ольга.

– Не знаю.

А между тем Миша успел уже на второй день после приезда покорить сердце Лулу. Он сел к роялю. А играл Миша, как когда-то и его отец, превосходно, имел абсолютный слух и мог быстро подобрать любую мелодию.

– Это у меня от отца. Отец в свое время вполне мог бы стать профессиональным музыкантом, – сообщил он.

– А вот Олечка играет плохо, потому что неусидчивая, – пожаловалась на дочь Лулу. – Хотя музыку любит. Сыграйте нам еще что-нибудь.

Ну а уж когда все семейство сходило еще и на спектакли, увидев зятя сначала в роли старика Калеба в «Сверчке на печи», а затем и в роли Моцарта, все уже были совершенно очарованы. Даже Константин смягчился по отношению к своему новому родственнику.

– Твой муж и вправду очень талантлив, – сказал он дочери. – Но все равно твой выбор я не одобряю. Муж-актер – это несерьезно для людей нашего круга! Если ты от него уйдешь, я буду это только приветствовать.

– Значит, ты нас не прощаешь?

– Ты по поводу приданого? Нет, не прощаю.

⁂

Уже почти год, как шла война, и брат Ольги, Лёвушка, рвался на фронт. Ни слова не говоря родителям, он отправился на призывной пункт.

– Сколько вам лет? – спросил военный, составляющий списки призывников.

– Восемнадцать, – отрапортовал он, хотя ему только-только исполнилось шестнадцать.

– Ваши документы? – внимательно взглянув на юношу, спросил военный.

– А это обязательно?

– Обязательно.

– Тогда мне шестнадцать, – промямлил юноша, протянув свой паспорт.

– И что же вас так гонит на фронт?

– Хочу Россию от врага защищать.

– Похвально. Но вот в паспорте записано, что вы сын статского советника. Негоже человеку из такой семьи в солдаты идти. Если непременно хотите Родину защищать, я могу направить вас в высшее военное училище конной артиллерии.

– Но пока я буду учиться, война уже закончится, – разочарованно сказал Лёвушка.

– Да, учиться там два года. Эта война закончится, другая может начаться, а вот вы будете уже офицером русской армии и, командуя артиллеристами, принесете ощутимую пользу России и царю нашему.

Так Лёвушка и попал в Орловское высшее училище конной артиллерии. Родители были не против.

– Мальчик вырос, – сказал Константин. – Считаю, что профессию он выбрал правильную. Мужскую профессию выбрал.

– Ему только шестнадцать, а он уже из дома упорхнул, – переживала Лулу. – Ольга в Москву уехала. Ада вот-вот замуж выйдет. Останемся мы с тобой одни.

– Не причитай, а собирайся. Поедешь со мной на Урал. Что тебе здесь одной куковать? Ты теперь свободна. Воспитывать больше некого.

⁂

В отличие от Лёвушки, рвущегося на фронт, Миша Чехов страшно этого боялся.

– Не волнуйся, дорогой, – успокаивала его Оленька. – Пока то да сё, война кончится.

Но она всё не кончалась, а в конце августа 1915 года сбылось то, что так страшило актера. Пришла повестка явиться на призывной пункт. У Миши началась паника. Придя на репетицию, он был так бледен и рассеян, что к нему подошел обеспокоенный его поведением руководитель студии Сулержицкий.

– У вас что-то случилось, Миша?

– Да, – протянул ему повестку Михаил.

– Не уверен, знаете ли вы о том, что в свое время я отказался идти в армию и давать присягу. Я никогда бы не мог взять в руки оружие и убивать по моим религиозным убеждениям, – сказал Леопольд Антонович, взглянув на бумажку. – Меня судили, и я два года провел за это в Туркестане на каторге…

– Знаю, – нервно ответил Миша. – И все очень уважают вас за эту вашу принципиальность. Вот и я не хочу брать в руки оружие, но и на каторгу не хочу! Я там не выдержу! Что мне делать?

– Прежде всего вам все-таки надо пройти медкомиссию, – мягко ответил Сулержицкий. – Обязательно, а то вас могут туда повести принудительно. И если вам одному идти тревожно, я провожу вас. А вот потом мы с вами обдумаем, как поступить.

Миша был поражен и потрясен таким отеческим вниманием к своей особе. Присутствие рядом такого человека уже заранее действовало на него успокаивающе.

– Мне действительно очень страшно, – сознался он. – Я был бы вам очень благодарен, если бы вы были рядом.

Сулер был хоть и невысокого роста, но обладал широкими плечами, мощной грудью, крепкими мускулами и огромной физической силой. Несмотря на то что два года он провел на тяжелых каторжных работах, он сумел сохранить в своем сердце огромную любовь к людям, а потому, как только его освободили, он тут же по поручению Льва Николаевича Толстого организовал переселение нескольких тысяч русских духоборов в США и Канаду. При этом он не только добился там для них земли, но и достал кредит на покупку скота, необходимого инвентаря, семян и многого другого, что необходимо было для обустройства жизни крестьян. Сделав это доброе дело, Сулержицкий вернулся в Россию и сошелся с Горьким, а через него и с Художественным театром, очень быстро став неотъемлемой его частью. Этот мощный человек был ярким заводилой всех затей, шуток и розыгрышей, устраиваемых на актерских вечеринках. Он великолепно пел, танцевал, ставил юмористические цирковые номера, показывая при этом свою силу и ловкость, участвовал в написании сценариев актерских капустников и их постановке, а вскоре стал даже преподавать актерское и режиссерское мастерство в студии. Студийцы его обожали.

– Растите в своей душе добро. Изгоняйте из своей души зло! – говорил он им.

⁂

Ранним утром Сулержицкий заехал за Михаилом. На душе у Миши было покойно. Уж если такой человек был рядом с ним, значит, всё должно было каким-то образом разрешиться в лучшую сторону. Ехали молча. Затем, соскочив с пролетки и отпустив возницу, Сулер проводил его до самых дверей громадного здания, в котором происходил осмотр новобранцев, и крепко пожал ему руку.

– Идите. Я вас подожду, – ободряюще сказал он.

– Спасибо, – ответил актер и, смешавшись с толпой возбужденных и озлобленных парней, оказался внутри.

И началось. Бесконечное число грязных комнат, окрики солдат. Новобранцев партиями запирали в одной комнате, потом перегоняли в другую и опять запирали. Часы проходили в какой-то бестолковой сутолоке. Время шло. Сквозь окна было видно, как на улице внезапно пошел проливной дождь. Он потоком лил на толпу женщин, старых и молодых, ожидавших своих братьев, мужей и сыновей. Все находились в повышенно нервном состоянии. Лишь ближе к вечеру, когда за окном уже темнело, группу, в которую попал Чехов, завели в комнату, где приказали раздеться и ждать вызова. Долго стояли они так голые, ожидая своей очереди на холодном полу. Мише казалось, что прошел не один час, пока наконец-то его не вызвали на комиссию. Врачи тоже были вымотаны. Они кричали на новобранцев, впиваясь в них руками и пронзая своими трубками… Миша еле держался на ногах, он готов был уже к нервному срыву, когда совершенно неожиданно услышал: