С.П.А.С. 107

Татьяна Баззи

С.П.А.С. 107

УДК 82 – 3

ББК 84

Б 17

Баззи Татьяна

Берег скифской мечты. Том 2 : С.П.А.С 107 Татьяна Баззи. 2025 г.

ISBN 978-5-0062-5395-7

16+ В соответствии с ФЗ от 29.12.2010 № 436 – ФЗ

С.П.А.С. – значимые ступени, по которым прошла скифская цивилизация, отчаянно боровшаяся жизнью царей Скилура и Палака за возрождение величия Скифии, добытой на полях сражений их предшественником великим Атеем, но обреченная стать на последнюю из них – плиту судьбы Савмака. Роман о времени 135 – 106 годах до н. э., и, эта книга о современном нам мире. Поворот на Восток, разве не означает он, обращение к своим предкам, скифам. Какой символ может объединить людей? По мере выстраивания конструкции книги, не кто иной, как герои произведения, имеющие реальных прототипов, сами раскрывают свою тайну. История любви скифского царя и дочери греческого сфрагистика Евпсихии, кто из них убивает жреца. Как под влиянием внешних обстоятельств меняются отношения влюбленных: царевны Сенамотис и князя Ксеркса, что вынуждает царевну изменить своим чувствам. Во что перерастает детская дружба Лукии и Сагилла в период дворцового переворота и восстания рабов Боспорского царства. Человеческие судьбы в нечеловеческих условиях вызывают эмоции, близкие современному читателю. Не дрогнет рука, занесшая смертельный меч над головой царя Боспора. Удастся ли Диофанту, пленившему Савмака преодолеть морскую стихию и достичь Синопы? Как загадочные Скифы посеяли свои золотые семена во вселенной. Герои романа живы, и сдается, что история сохранит скифов и передаст их человеку будущего. Чей зов помогает нам отогнать злые ветры и направиться к счастливому берегу каждой человеческой судьбы – Берегу скифской мечты.

ISBN 978-5-0062-5395-7 Татьяна Баззи 2024-2025 г.г.

Исторический любовный роман

Посвящается моему отцу Горному Борису Григорьевичу

В судьбе каждого человека есть следы прошлого – признаки его предков, сцепление взаимодействий внешних факторов современности с неповторимым характером индивида и реверсные влияния на судьбу его будущего, относительно далекого или близкого. Счастье и удача заключаются в том, чтобы воздействий из будущего было больше.

С глубокой благодарностью каждому творцу, кто посвятил Скифам свои знания и страсть, воплощенные в слове, танце, музыке; живописи, без которых написание книги было бы затруднено; искренней признательностью к первым читателям Ⅰ тома романа.

Предисловие

Ключи прошлого открывают пароли будущего.

«Есть ли идея, способная объединить Европу с Азией и все страны, возникшие на территории СССР?», – спросит заинтресованный читатель. И есть ли такой посыл вообще? Да, и это идея «СкифИя». Поймем это, заглянув в книгу.

В современную нам эпоху активно выстраивается информационная инфраструктура, которая призвана сломить сопротивление человека к принуждению, и ее воздействие устремлено не на социальную психологию, а, минуя социокультурные коды, на архетипы психики, поведение толпы. Первообразы современного человека шлифовались в древние времена, поэтому нам так важно их исследование, восстановление динамического психологического портрета человека античности скифа, грека, сатарха, тавра. Большинство важных и насущных дел люди игнорируют из-за погруженности в свои дела, проблемы, выживание. Многие привыкли жить в своем маленьком мирке и те страшные вещи, которые можно остановить в зародыше, игнорируются современным обществом. Попытаемся найти организующие черты современных архетипов, исследуя жизнь наших предков. Задача это не простая. Конструкция современного мира держит человека в особом состоянии, когда предметы предстают перед ним, подернутые тончайшим налетом неестественности, фальши, ложных следов, неисчислимых преград, за которыми прячется суть вещей. Так, что даже в местах исторических, туго пропитанных информацией, трудно пробиться к настоящим посылам, когда совершается переход от застывшей грани кристалла к живой клетке мысли.

Нельзя дважды написать первый роман. Свое первое сочинение в этом жанре я посвятила теме Скифов. Оглядываясь на прожитое со скифской темой время, которое, как сейчас понимается, пришло из далекого детства, приходит понимание того, что не всегда правдой является мнение, якобы писатель определяет или интуитивно выбирает тему для своего произведения. Возможно, не он, это его выбирают для решения определенной задачи. Автор выступает лишь частью длинной цепи непредсказуемого и дивного мира переплетающихся неслучайных случайностей и не совсем логичных необходимостей, когда предугадать конечный результат очень сложно.

Несколько слов для тех, кто интересуется процессом проникновения в знания давно минувших дней. «Откуда вы знаете? Мы там не были и не ведаем, что было там на самом деле!» – заявляют равнодушные скептики. Действительно, процесс познания древности сложный, он заключается в особом состоянии, когда глубокое погружение в суть научных источников, крайняя степень заинтересованности, эмоциональная чувствительность и синхронизация с проявлениями природы начинают влиять на восприятие реальности в различных ее срезах и позволяют описать событийность конкретного места в заданных модусах. Состояние обостренной сонастройки, когда органы чувств по-новому начинают воспринимать близость к древним предметам, ритмичный шум моря становятся языком; прикосновение ветра к коже, пульсирующий танец солнечного света сквозь листву, начинают рассказывать истории, скрытые от обычного восприятия, когда ощущения начинают приобретать совершенно другие откровения. Осознать их и передать – вот та движущая сила, которую могут называть восприимчивостью вдохновения. Состояние, когда разум становится мостом между физическим миром и духовным, что позволяет с ясностью исследовать глубины бытия. Состояние, когда глубокие откровения ожидают нас, и по-особому освещенные сухие выкладки начинают говорить о многом. Следует учитывать, что содержание психики человека с его многовековой историей и всего 3-5 миллиметровой толщиной культурного слоя, слабо поменялось за тысячелетия. Как и две тысячи лет назад, люди любят и ненавидят, верят и предают, смеются и плачут. Все повторяется, только на новом витке научно-технического прогресса.

Каковы механизмы развития нашей цивилизации? И как это произошло, что давно забытое, казавшееся не нужным, устаревшим оказывается сейчас опережающим современность? Аналогия вызовов, с которыми столкнулись скифы в свою завершающую эпоху, сегодняшним задачам мира, приближает их к современности. Опыт скифской и древнегреческих цивилизаций владеет паролями победы сил прогресса. Скифы, – вперед!!

Введение

В превозносящих красоту греческих городах полисах все горделиво, даже пороки, даже язвы. В античные времена нигде не существовало рабовладельческого строя несравнимо великолепного, более отвратительного и сильного, чем в эллинистических государствах и Римских колониях. Однако в начале своего зарождения и становления этот строй был продуктивен по сравнению с предыдущей формацией. Эллинистическая культура оставила бесценные плоды античной философии и искусства. Автору этой книги посчастливилось прикоснуться к некоторым из них, это, прежде всего, наследие философов-стоиков. Передовой мысли научных мыслителей античности не суждено было в достаточной мере смягчить и уврачевать язвы рабовладения греческих колоний. Вспыхивают восстания рабов в различных государствах.

Страсть к свободе и справедливости зажигает скифов на восстание под предводительством Савмака, всеобщего взрыва, начавшегося банальным дворцовым переворотом, но переросшего в настоящий народный протест, который, приблизительно, в 106 г до н. э. терпит неудачу, но вдохновляет на борьбу народы других стран. С.П.А.С. – значимые ступени, по которым прошла скифская цивилизация, отчаянно боровшаяся жизнью царей Скилура и Палака за возрождение величия Скифии, добытой на полях сражений их предшественником великим Атеем, но неминуемо обреченная стать на последнюю из них – плиту судьбы Савмака. События, описанные в первом и втором томах романа, привязаны к территориям проживания скифских племен. Действия разворачиваются на отрезке времени с 135 по 106 года до н. э. Однако, сюжет включает событийный анализ истории скифов с седьмого века до н.э. и до третьего века н. э.

Герои произведения имеют своих древних прототипов, а исторические аналогии, вектор судьбы и характер людей близки нашему времени, что наводит на мысль о том, что в глазах истории отрезок в две с лишним тысячи лет не слишком велик.

Несколько слов необходимо сказать об особенностях обозначения исторических объектов. В примечаниях указываются географические и другие названия соответственно наиболее общепринятой точке зрения, они не всегда точно совпадают с современными объектами. Так древняя река Танаис (Сину), ассоциирующаяся с современным Доном, на самом деле, по описаниям древних историков, например, Геродота и координатам Птолемея, соответствует Северному Донцу – притоку Дона. Предположительно, и Борисфен не полностью соответствовал нашему современному Днепру, в качестве его истока древними рассматривалась река Березина. Что касается современных топонимов мест, обнаруженных археологами скифских и греческих поселений, то некоторые из них точны, как, например, Херсонес, Калос-Лимен или Керкинитида, другие не соответствуют существовавшему в то время языку античных народов данной территории. Так Кара-Тобе никак не могло быть именем скифского поселка 2 века до н. э. Поэтому выбрано название, пришедшее на ум, после длительного пребывания на территории уникального городища – Птэхрам (Бараний холм). По аналогии выбраны топонимы и для других скифских объектов Тан, Бозайран, Достайри. К сожалению, скифы не оставили следов с надписями, по которым можно было бы с убедительностью судить о названиях их городов и поселков.

Часть первая

Влюбленные скалы

Ничего особенного

Он понял нас совершенно так, как способен

понимать бог. Понял яснее, чем мы

можем догадаться о своей жизни.

Седой старик с вечно воспаленными глазами и душой устроился на верхушке холма прямо под стенами строения из желтоватой ракушки. Он задремал на рассвете, а всю ночь не спал; и теперь ему пригрезились стрелы, летящие в селение, и другие, устремляющиеся в ответ. Для него не было ничего странного, когда вдруг стали доноситься взрывы снарядов и артиллерийская пальба. Тишина… относительно недолгая, и опять мощные взрывы; там, вдалеке, густой черный дым ложится от земли к морю.

Перед ним встает лишь один из возможных вариантов, а время перебрало их немало. Вспоминается разное: стрельба из лука (скифские пастухи добыли фазаний ужин), стук топоров – развернулось скифское строительство, звон мечей – греки обороняют башню, сменив скифов и наоборот. И снова укрепление достается скифам, когда они вытесняют греков из дальней Херсонесской хоры, занимают свои старые земли; дьявольски методичный звон римских монет в храме Девы, Евпаториона, тяжелая римская поступь; ворвались и исчезли, свирепо грохнув дверью, чуждые племена. Время перебрало много из этих невероятных вероятностей, оно давно отбросило, как было на самом деле, оставив опустившийся к степи холм вечным напоминанием, как годы способны поступить с прошлым величием. Склоны возвышенности так пропитаны стонами, болью и бедой, и не может быть, чтобы по ним беззаботно хаживал кто-то, напевая веселую песенку. И теперь, через тысячи лет, в ветреную погоду холм переговаривается с новым памятником, своим более свежим побратимом в металле на самом морском берегу на полпути от возвышенности к Керкинетиде.

Ночью холм видит огни близкие и далекие, тот ли свет исходит от них, который ищет Вечный холм? Ранним утром на побережье так тихо и спокойно, и это воздействует на холм таким образом, что он хочет открыть свое сердце и увидеть нечто, что ничуть не похоже на то, с чем он сталкивался раньше. Сколько холм себя помнит, его гнули к земле войны, беды, заботы; не тронутые несчастьями моменты были так непостоянны. Счастливый берег своей мечты, овеянный когда-то живой скифской мечтой, а за морем другие счастливые берега хочет наблюдать он. Мудрец не спит и не бодрствует. Представьте себе этого дремлющего старца молодым. У безбородого воина проявлялись замечательные способности, от его заклинаний звуком раненого животного отступали чудовищные рати. Теперь он больше наблюдает.

Стало совсем светло. Настойчивее зашумели отрешенные автомобили, им нет дела до холма, и они не подозревают, как все может поменяться (с наречием катастрофически), если и холму не станет дела до них. Никогда бы Вечный холм не смог вообразить такие обстоятельства, при которых никому бы не было до него дела. Это бы означало, что в очередной раз открылась дверь безвременья, и оно вобрало в себя действительность. А пока за дверью скрылся только старик, прихватив с собой букетик скромного серо-голубого оттенка из полыни, да уловленный его косым взглядом силуэт женщины, невесть как здесь оказавшейся в такой ранний час. Внимательность женского взгляда не смущает мудреца, оставившего на склоне холма свои следы мудрости. Ищите… Возможно время, перетасовав возможности, остановится на счастливой поступи, но это зависит, от нас, от каждого из нас, кого сегодня наблюдает Вечный холм.

Разлом, по которому следует Мудрец из античности во времена новейшей истории, пролетает над полостью средневековья, эпох Просвещения и Промышленной революции. Волей судьбы именно опыт скифской мудрости так необходим сегодняшней действительности. События глубокой древности, перешагнув века, сливаются с эпохой перманентной воинственности, повторяется забытая реальность войн только на новом витке технологического уклада. Старик ушел, дав клятву вернуться на свершившийся Берег скифской мечты. Мудрец может поведать еще так много важного, думая о нас сегодняшних и день и ночь. Взлетает к небесам его зов, чтобы там, в вышине, помочь нам отогнать злые ветры и соединиться с нашими молитвами.

Скилур и Ксифарес отвечают на загадку

Интуиция – священный дар, разум – покорный слуга.

А. Эйнштейн

С. П. А. С.

107

Смысл этого названия прояснится от главы к главе для всех, равно как это случилось и с автором этих строк, который, надо сказать, сразу над ним и не задумывался в полной мере, разве только сейчас, когда события, описанные в произведении, достигли своего логического завершения, и книга почти готова к печати. Таинственные буквы, однажды случайно попавшие ему на глаза в отдаленном коридоре внутреннего экрана памяти, оставляли темным смысл их внезапно явившейся последовательности. Приходилось упорно гадать, не означает ли первая заглавная буква, предположим, Сократ, вторая – Посидоний (из Апамеи) и так далее, а СПАС говорит о спасении, но кого? Сразу и не подумаешь, что по мере выстраивания конструкции книги, когда готово было совершенно другое название, не кто иной, как герои произведения, сами раскрывали свою тайну, по-новому зазвучало «С. П. А. С. 107».

Главы, посвященные царю Скилуру, очутившиеся в середине произведения, кричали о таком разочаровании, одну из них так обуревало честолюбие, что невольно откликнулся искусственный интеллект, взявший, да и переместивший ее в самое начало книги, задав тон и всем последующим историям. С этого момента становилось ясным значение первой буквы «С» в названии книги – под ней скрывалось имя скифского царя Скилура.

ↂὫ

Великий муж гордо восседал на царском высоком кресле, обтянутом золотистой тканью, и смотрел на грека – учетчика штемпелей и печатей Ксифареса, делающего пометки на листах тонкой кожи. Скилур, как и Аргот, достойный исполнитель заветов кочевых скифских родов, обожествлялся при жизни.

Грек, приглашенный самим Скилуром по рекомендации скиф-

ской аристократии Пантикапея, был полномочен следить за чеканом монет, печатями, верностью составляемых карт земельных владений и прочего хозяйства, подвластного скифскому царю. Ксифарес сидел и писал за столом, заваленным периплами, штемпелями и печатями, необходимых при чеканке монет и упаковке товаров с другими государствами, а государь делал пометки на длинном листе папируса, край которого доходил до колена царя. Скилур просматривал документы с непринужденным и независимым видом; гордая осанка его изобличала настоящего повелителя. Волнистые русые волосы государя были аккуратно зачесаны назад, открывая высокий умный лоб. Поправляя лист свободной левой рукой, правую – он всегда держал возле рукоятки короткого меча, красные ножны для акинака доставали почти до самого пола. Царь на людях не расставался с оружием.

Ксифарес весь погрузился в работу. Греческая грамматика так и не принесла ученому мужу достойные плоды в Афинах. Сфрагистик угождал скромнице и под руку вместе с ней афинским олигархам, но не завоевал аттическое сердце города. Тогда Ксифарес навсегда расстался с Афинами. По непредсказуемому стечению обстоятельств, ему пришлось оказаться в Пантикапее у боспорского царя Перисада ⅠⅤ, где он несколько лет занимал почетную должность по контролю четкости штемпелей на товарах, отправляемых за границу. Он сменил боспорского сфрагистика, который первым стал наносить на черепицу, производимую в Пантикапее, клейма «ПANTI», обозначавших не царский титул, а название города; позже грек даже преподавал грамматику сыну царя, будущему Перисаду Ⅴ.

Ксифарес за долгие годы службы на Боспоре снискал уважение Аргота и всей скифской аристократии. Князю Мелосаку, боспорскому скифу, стоило больших стараний переманить ученого грека из Пантикапея в Неаполис. Но Скилур положил впечатляющее вознаграждение, и Ксифарес согласился, однако, утаив, что главной побуждающей причиной к отъезду из большого города, где ученый муж был окружен почетом и достатком, было усиливающееся внимание со стороны обоих Перисадов к его дочери Евпсихии, не питавшей симпатии ни к кому из царственных особ. Желание избежать конфликтной ситуации, зачатки которой прозорливый грек обнаружил задолго до того, как могло разразиться несчастье, и ускорило перемещение отца и дочери из одного города в другой. Все произошло так скоро, насколько были быстры лошади Мелосака.

Но от судьбы не убежишь. Смиренно принимал Ксифарес открытие о тайном увлечении своей дочери скифским царем, тот тоже с каждым днем загорался все сильнее при виде Евпсихии. – «Видно такую судьбу уготовили ей боги – не боспорский супостат, так скифский царь завладел ее сердцем», – думал мудрый грек. Свершилось то, чему было предначертано свершиться. Ксифарес тяжело вздохнул, Скилур поднял на него свои проницательные глаза:

– О чем печалишься, мой ученый помощник, что смутило твою умудренную голову? – спросил он грека, отстраняя тонкий листок кожи.

Царь был по-будничному в белой домотканой нижней одежде, расшитой золотой нитью скифской рубахе и темно-красной замшевой накидке, его помощник – в светлом хитоне* и напыщенном орнаментами гиматии*. Муж, не ожидавший такого вопроса, смутился и, не поднимая глаза от документов, рассматривал одну из новых царских печатей. Он казался очень сосредоточенным. Медля с ответом, наконец, сказал касательно дел, приписывая свои вздохи усталости и заботам о важных вопросах:

– Вот этот тип монет, отчеканенных в Ольвии, никуда не годится, я предлагаю новые знаки – протягивая нарисованный на тонкой коже образец царю, – сказал он. – Слишком тонкие оттиски остаются на реверсах монет после нагрева металла: «Ʃκίλουρος».

– Стоит ли выпячивать мое имя на деньгах, мудрый Ксифарес? – последовал другой вопрос. – Знать бы такой символ, который объединит всех сколотов лучше всяких букв и моего профиля, а также отвернет от Скифии врагов!

– Нет ничего лучше твоего имени, великий царь, оно объединяет друзей и наводит страх на недругов.

– А, ты, все-таки подумай о символе, – настаивал Скилур.

Воцарилось непродолжительное молчание. Морщинистый лоб мудрого грека хмурился, движениям его длинного носа следовала аккуратно подстриженная тонкая бородка. Это был человек лет сорока – сорока пяти, ниже среднего роста, плотный и даже с выпирающим животом, с коротко подстриженными волосами на большой треугольной голове. Широкий умный лоб грека слабо гармонировал с заостренным подбородком и крючковатым носом, говоривших о придирчивости и мелочности их владельца.

– Как не похожа Евпсихия на своего отца, – думал скифский царь, наблюдательными глазами рассматривая лицо сфрагистика. – Его ли она дочь или просто удалась в свою мать, которую я никогда не видел? Мне ничего не известно о ней, жива ли она?

Раздумья Скилура были внезапно прерваны громкими, радостными криками:

– Эврика! Пидашд! – с этими восклицаниями, обозначающими неожиданную находку, Ксифарес вскочил с лавки; левую руку он прижал к груди, правую вытянул вперед и проводил ею, будто расчищал пространство, чтобы лучше рассмотреть свое видение.

– СПАС 107! – торжественно провозгласил радостный грек. Вот что следует чеканить на скифских монетах.

Не обращая внимания на удивление Скилура, он продолжал мысленный поиск в дебрях своих видений; смотрел он при этом свозь царя, внутренний образ которого как будто и навевал ему открытия тайного смысла новоявленных букв и чисел.

– Истина явилась мне, не обладающему даром пророчества, благодаря тебе, великий царь! Ты спасешь Скифию, в 107 году она снова станет великой, как и при Атее, под руководством твоим и сыны твоего Палака, – тут он осекся; последняя буква смутила его.

Если значение первых трех было столь очевидно для мудрого грека и складывалось в ясное послание: от Скилура через Палака явится воскрешение величия Аттея; то суть последней буквы «С» ускользала от его понимания.

– Неужели дочери царя Сенамотис предстоит сыграть в скифской истории ключевую роль? – сомневался Ксифарес.

Ему на помощь быстро пришел сам царь:

– Сагилл объявится, – глубоко задумался Скилур и разъяснил, – один из моих старших сыновей исчез в раннем детстве. Очень загадочно скрылся он вместе со своей матерью из царской усадьбы, когда я был в Ольвии. Их много искали, но тщетно. Я слишком поздно об этом узнал…

– Сколько лет было бы ему сейчас? – недоверчивый взгляд грека блуждал по бронзовым статуям Геракла и Аргота на коне.

– Сейчас ему был бы двадцать один год; он старше Палака на два года, которому летом исполняется девятнадцать. Не раз мне доносили, что его нет на этом свете, но сердце вещает мне совсем другое. Мой сын жив!

– Сагилл является тебе во снах? – почему-то предположил Ксефарес, продолжая взглядом напитываться силой магической бронзы статуи Геракла.

– Да… Подобный оленю, имеет значение у нас его имя – Сагилл, – взгляд Скилура становился теплым. – Где сейчас мой сын?

Интуиция – священный дар, доставшийся людям от богов, приоткрыла царю скифов истину дальнейшего хода событий, но ему следовало бы еще глубже присмотреться; многого он не мог предвидеть в судьбе своих детей.

В далекой любвеобильной молодости Скилура появился на свет мальчик, рожденный простой скифской женщиной, в один день с разницей в два года от даты рождения другого ребенка – вторым сыном государя Палаком. Мать Палака задумала погубить чужого мальчика, чтобы обеспечить своему первенцу наследование власти от Скилура. Царский жрец предсказал царю день, когда родится его преемник, и Скилур горячо воспринял это прорицание. Знатная скифянка новоявленного княжеского рода Мирра, имевшая в своей родословной синдских вождей, любой ценой стремилась обеспечить своему сыну наследование царской власти. И не был ли ею щедро задобрен известный жрец для этой цели?

Обрадованный Ксифарес, что так легко разрешилась его задача, глубоко склонился перед царем в знак полного с ним согласия.

– Посмотри на этот документ, – успокоившись, перешел к другому вопросу мудрый грек, – скифские доходы в греческих городах едва покрывают расходы. В Ольвии твое войско чуть не взбунтовалось из-за плохого снаряжения и пищи. Воруют ольвиополиты!

– Об этом мне известно от гонца, посланного Фарзоем. Вопрос этот будет решен нашими князьями в ближайшее время, – серо-карие глаза Скилура блеснули пронзительной влагой, крупный нос еще больше выступил вперед, что сделало его лицо более выразительным. – Виновные будут найдены и наказаны!

– Прости, государь, но я счел своим долгом осветить и этот сложный вопрос.

– Так и поступай впредь, я хочу знать все! А теперь отправимся к скалам! Какой совет даст нам Папай относительно твоей догадки?

Быстро доскакали они на резвых высоких жеребцах до обрыва, где у самого края были выложены особые древние камни округлой пирамидкой с драконом из окрашенного хвоста конских волос на верхушке. Светозарностью особого свойства облачилась стать царя на вершине скифских скал, когда на своем белом коне он замер на самом краю пропасти и любовался своими владениями. Это прозрачное сияние открывало силу царя, и странным воздействием отталкивало свидетеля, наблюдавшего этот дивный свет. Почему так происходило? Могло ли так быть из-за чуждой, глубинного свойства тени, приставшей к государю.