Полная версия:
Не верь своим глазам
– А ты далеко забралась, – произнес он чуть спокойно, спрятав руки в карманы брюк.
– Ты откуда здесь?
– Я-то? – удивлялся он. – Приехал помочь своему давнему другу. Услышал, что ты детей искать потащилась…
– Мы не друзья. И я не просила помощи. Тем более от тебя.
Я была поражена. И это слабо сказано. Лишь на секунду усомнилась в том, что человек, стоящий передо мной – и есть Щелкун.
– Ты один? – задала вопрос, сделав шаг к нему.
Нож все еще находился в моей руке, и я чувствовала, как рукоять постепенно нагревается.
– А тебе еще кого-то надо? Мы и вдвоем справимся: ты и я. Я и ты, – напевал он, ничуть не смущаясь ночи и леса. – Как в старые добрые. Помнишь те времена?
– Добрые? Конечно, помню. А помнишь, как ты называл меня, когда мы помладше были? Карга. Язва. Баба-Яга. Откуда только ты эти слова брал? Но я не обижалась. Ты же тоже не из простых… Колдун. Шептала. Нежить гоблинская. Бормотун. Урод. А раньше ты был обычным рунником. Слабым и трусливым. Каждой букашки боялся.
– Хм… Из твоих уст звучит как похвала. Вот только я принял свою уродливую суть, а ты нет. Сейчас каждая букашка мне поклоняется. Не исчерпала еще силу, провидица? – говорил он протяжно и убаюкивающе, будто наслаждался каждым звуком. Его голос действительно стал приятнее на слух.
– Зачем ты здесь? – спросила я и, мысленно проговорив заклинание, прищурилась. Секунду спустя увидела в груди Щелкуна черную искрящуюся дымку. – Значит, ты все же нашел того, кто… И как тебе быть марионеткой в чужих руках?
– А ты… сама попробуй.
В следующую минуту глаза Щелкуна побелели. Он подлетел ко мне, протянул к лицу свои белые руки и заговорил свою песню-оморочку в попытке подчинить мое сознание себе. Я стала шептать бабкино заклятье-защиту. Но позже ощутила, как мое тело ослабевает. Его пение проникает в мою голову и делает податливей. Да, он явно не пожалел себя, чтобы получить желаемые силы. Я почувствовала, как ледяная рука Щелкуна сжимает мою черепную коробку и, казалось, касается мозга. Я кричу от возникшей боли. Биение моего сердца замедляется, как и дыхание. Его вторая рука поднялась вверх, чтобы свершить заветный щелчок. В какой-то момент я нахожу силы и вонзаю шаманский нож в бок нежити. Щелкун улыбается мне в лицо, давая понять, что теперь он бессмертен и вечен, как и желал всегда. И что обычный шаманский нож не может убить. Еще немного, и мои глаза и ушные перепонки лопнут. И когда я почти сдалась, нежить отлетает от меня и ударяется о дерево, затем падает на землю. Я распознаю силуэты Зараи и Тау.
– В сердце нужно бить! – рычит Зарая, прижимая голову Щелкуна к земле.
Оседлав его, шаман вынул нож из левого бока и с силой вонзил прямо в грудь. После чего Щелкун издал вопль и затрепыхался под ним. Оставив нож в груди, Тау и Зараи отходят в сторону. Я видела, как из тела Щелкуна выходит темная, вязкая жижа. А затем он рассыпался, словно был сделан из тысячи обрывков ткани. Разве у таких, как он, еще есть сердце? Да, гнилое, черное, небьющееся…
Почему я не смогла почувствовать его присутствие прежде, чем он появился? Может, с моим проклятьем-даром что-то не так?
Глава четвертая
НаследиеГолова болит так, словно на ней прыгали и топтались. Глаза открываю с трудом и вижу лишь передвигающиеся размытые пятна. Они о чем-то шепчутся – не разберу. В груди тяжесть и холод, будто в меня затолкали ледяной снежный ком. Лежу на чем-то мягком. Поворачиваюсь на левый бок и тут же оказываюсь на твердом полу. Утыкаюсь носом в пол, ударяюсь лбом и издаю болезненный стон, затем ругаюсь.
– Вот неймется же тебе! Лежала бы…
Кто-то подошел ко мне и, взяв под руку, потянул вверх, помогая встать. Медленно поднимаюсь на непослушных ногах и с прищуром всматриваюсь в светлые пятна.
– Ничего не вижу.
– Это временно, – замечает старческий женский голос. – Твой дар тебя быстро излечит, если ты ему позволишь.
Я повернулась в ту сторону, откуда сейчас было произнесено что-то о моем даре, и уверенно заявила:
– Это не дар, а проклятье.
– Не рада ему? – голос почему-то стал перемещаться вокруг меня.
– А чему радоваться-то? – я тоже стала поворачиваться, следуя за голосом. – Не хочу быть… ведьмой. Не хочу расплачиваться за это. Я знаю, чем все может закончиться…
– А кто сказал, что ты – ведьма?
– А как еще это назвать?
– Дар у тебя есть, но не ведьмовской. По крайней мере, я тебя ведьмой не считаю. Ты – онейромант.
– Что? Это ещё кто? – не поняла я.
– Твои способности разнообразны. Сновидица. Провидица. Твоя бабка Ксеня целительницей была. Травницей и знахаркой. Могла за одну ночь поднять на ноги умирающего. Опухоли снимала и раны заживляла. С душами умерших общалась. Что же, теперь ее за это ведьмой называть? За что же ты себя так не любишь? Или боишься?
– Откуда вы мою бабушку знаете?
– Амулет, что на шее у тебя, я Ксене подарила, когда мы впервые узнали друг друга. Она моего брата от тяжёлого недуга вылечила. Это знак большой благодарности. Знаешь, что это за амулет?
– Коловрат, – выдохнула я, коснувшись кружка на груди.
– Твой амулет – ладинец. Из берёзового дерева вырезан. Такие только женщины носят. Он позволяет видеть сокрытое от глаз, защищает от злых сил, развивает способность к ясновидению. А еще хорошо развивает предчувствие – интуицию. У мужчин он по-другому называется – колядник. У Тау, например, дубовый амулет с изображением волка. А на твоем – солнце. Знала?
– Читала.
– Что ты чувствуешь, когда зло рядом?
– Тело льдом сковывает так, что пошевелиться не могу. Пальцы рук покалывает. Холодный пар выдыхаю…
– Это и есть твоя интуиция. Только ты пока еще не понимаешь, как ей управлять.
– Но почему моя интуиция на Щелкуна не сработала?
– Защита сильнее твоей была. Да, похоже, что его духом, телом и разумом владел кто-то другой. Намного старше.
– Тетя Нарэн, вас ждут, – сообщил мужской голос.
– Минуту, – произнесла Нарэн, а затем вновь обратилась ко мне, подойдя ближе. – Твой дар тебе не просто так дан, а для благого дела. Ты его прими. А мы поможем тебе понять, как управлять им и всем остальным.
– А если я не хочу?
– Заставлять никто не будет. Но от дара не избавиться. Так на роду написано. Помнишь, как ты впервые ощутила силу и смогла отпугнуть зверя? Сколько тебе было?
– Десять, вроде… – выдохнула я, ощутив боль в ноге. Шрам все чаще дает о себе знать.
– Рановато. Но тем и лучше. Говорят, этим зверем управлял темный колдун.
– Старые добрые сказки, – усмехнулась я.
– Ой ли? Пока Ксеня жива была, она тебя защищала. Сейчас ты сама должна о себе заботиться, – тон ее голоса обрел суровый оттенок. – Ни одна ведьма не сможет избавить тебя от такого проклятья, как у тебя.
– Тетушка, – я узнала напряженный голос Зараи.
– Зараи, проводи гостью к костру и передай Тау, чтобы он на время забыл про охоту на зверя. Он мне здесь нужен. Моё сердце не на месте.
– Разве он меня послушается?
– А ты скажи, что это я велела.
Я опустилась на большой камень, смотря на яркие вспышки перед собой, и протянула руки, чтобы ощутить тепло костра. Мое зрение понемногу возвращалось, но не так быстро, как хотелось. Я искала способ избавиться от проклятья, а вместо этого придется его принять. Говорят, если принять себя, то и сил больше становится. Может, поэтому я Щелкуна и не почувствовала. Он-то свою суть принял. Но если приму, то, что со мной будет? Может, Нарэн права, и я вовсе не ведьма? Тогда кто?
На вопрос о том, почему себя боюсь…
Я машинально сжала амулет в кулаке и вздохнула, вспоминая, как из-за меня несколько лет назад пострадал человек. Тогда я впервые попыталась вылечить кого-то от болезни, доверившись дару и бабушкиным книгам, но сделала только хуже. И к одной болезни добавились еще две. Разве это дар?
Управлять чем-то неуправляемым и непонятным очень сложно и на это уходят годы, чтобы познать всю суть. А я не хочу тратить время на принятия своей темной стороны. Мне хватает и того, что я уже знаю.
Пока я смотрела на пламя и думала о прошлом, вместе со зрением вернулось понимание того, что я здесь не просто так, а по работе. Сколько времени прошло? Наверное, меня уже ищут. И что на мне надето? Какая странная одежда. Я видела такую раньше, когда вместе с бабушкой навещала больного мальчика на другом берегу реки. На мне надета длинная свободная рубашка изо льна. Поверх нее надет жилет из плотной ткани с объемным капюшоном. На ногах плотные сапоги с узорами и мохнатыми помпонами. Я обратила внимание на других людей, что собрались у костра, и все были одеты почти также.
– Ну что, оттаяла? – спросила пожилая женщина, что сидит недалеко от меня по правую сторону.
Я узнала ее голос и улыбнулась. Между нами находятся еще человек пять, в том числе и Зараи. Кажется, что половина поселения собралась в одном месте и расположилась вокруг костра. Кто-то стоит позади других. А за их спинами я заметила высокие колонны из дерева, которые изображали разных животных – тотемы. Значение каждого бабушка объясняла, но я не запомнила точно. Пламя освещало тотемы, и создалось ощущение, будто красно-оранжевый свет отражается в вырезанных глазах каждого животного. Они словно наблюдают за нами. Нарэн поднялась на ноги.
– Здесь присутствует внучка Ксени. Хочу, чтобы вы приняли ее, как приняли и Ксеню когда-то. Теперь она –часть нашей семьи.
Жители хором выкрикнули незнакомые мне слова. В тот момент, когда произнесли последнее слово, я посмотрела на Тау, что стоял напротив меня за спиной сидящего мужчины. Что-то он не особо рад моему присутствию. Он вообще способен на чувства? Тау, чьё имя означает «гора», безусловно, и ведет себя соответствующе: безмолвно, непоколебимо, несокрушимо…
Я бы нашла еще много значений, но меня отвлекла Зараи. Она подошла ко мне и протянула пиалу, в которой находилась жидкость красноватого оттенка. Принимая из ее рук емкость, я посмотрела на Нарэн, мысленно спрашивая: «Я должна это выпить?». Та кивнула. Сначала я принюхалась и ощутила сладковатый аромат. Чуть коснулась ртом края пиалы, намочив губы, затем облизнула их. И удивилась тому, что жидкость, имея красный цвет, оказывается сладкой на вкус. Значит, не кровь. Странно, что я вообще об этом подумала. Но это первое, что пришло на ум.
В итоге решаюсь выпить все, зажмурив глаза. Ну вот, ничего вроде не произошло. Нарэн улыбается, покачиваясь под звуки бубна, в который бьет человек, танцующий у костра. К нему присоединились еще пара человек, а вскоре Нарэн подтянула и меня. Я старалась повторять каждое движение танцующих.
Постепенно звуки бубна унесли меня куда-то вдаль. Я сосредоточила взгляд на пламени. Языки пламени, собравшись воедино, начали принимать человеческий образ. Словно тот надувной человечек-зазывала, что стоит у магазинов, фигура начала плясать. Вправо-влево. То вытягивается к небу, поднимая свои пламенные ручки. То опускается, разводя ручки в стороны. Я, не веря глазам, всмотрелась в пламя и заметила черты лица. До боли знакомые. И смогла услышать знакомый голос: «Берегись, внученька, он идет!». Бабушка?! Она, словно указывая мне, протянула ручки к лесу, затем медленно исчезла.
Я увидела седовласого старика в длинном серебряном балахоне. Стоит у леса и смотрит в нашу сторону. Глаза блестят. Волосы, как и борода, очень длинные и белоснежные. Я почему-то подумала о Дедушке Морозе. Только этот дед был без волшебного посоха и с недобрым лицом. Из-за его спины выглянула большая, лохматая, черная морда. И когда зверь вышел вперед и медленно двинулся к нам, на меня вдруг нашло: стопы ног стали ледяными; шрам на ноге заныл; подушечки пальцев закололо, словно от лютого мороза; выдохнула пар. Нарэн заметила это, резко встала и обернулась. А далее и другие последовали тому же примеру. Тау шагнул вперед, сжав в руке рукоять топора, что висел на широком ремне. Нарэн вытянула к нему руку и, коснувшись мужской груди, остановила его. Я слышала, как он тяжело дышит, сопит и хрипит.
– Не спеши, сынок, – прошептала она.
Шкура зверя пылала черным пламенем. Глаза его, как и тогда, горели ярко и искрились. Опуская лапу на землю, он когтями впивался в почву, оставляя глубокие следы. Зверь фыркнул, открыл пасть и издал громкий рев. Никто из жителей не шелохнулся. Я встала за левое плечо Нарэн.
– Это о нем вы говорили? – указала я на старца.
Нарэн кивнула.
– Колдун и его Берсерк, – с презрением заявила Зараи.
– Со зверем я уже знакома, – заметила, напоминая себе о шрамах на ноге.
– Видишь эти тотемы? – указала Зараи на возвышающиеся фигуры зверей. – Такие стоят по всей деревне. На них написаны защитные сомволы. Ему сюда не войти.
Колдун протянул руку к зверю. Зверь замер, затем попятился, развернулся и вернулся к хозяину. Оба рассеялись в темной дымке.
– Что ему нужно?
Нарэн повернулась ко мне, вздохнула и велела всем продолжать праздник. Мой вопрос остался без ответа. Что означает ее молчание? И этот Берсерк… Что я знаю о них? Ни-че-го.
– Я бы хотела знать о колодце. Там вправду есть дверь? – поинтересовалась я у Нарэн.
– Кто знает, – пожала она плечами.
– И кто же это знает?
– Те, кто мог сказать, давно уж покинули этот мир, – с сожалением произнесла Нарэн.
Я почему-то посмотрела в сторону леса и подумала о колдуне. Он-то точно должен знать.
– Не вздумай! – вдруг коснулась моей руки Нарэн, словно прочла мысли. – Тебе к нему нельзя.
– Почему? – удивилась я.
– Позже всё поймешь. Ты в безопасности, пока находишься в пределах этого места.
Мне пришлось согласиться с Нарэн. На первый раз.
Глава пятая
КолодецСлышу звон колокола со стороны деревни. Что-то подобное было и вчера, но я не придала этому значения. Вряд ли это церковь, ведь она, как и деревня, пустует много лет. И все же…
Я вышла из домика на улицу и повернулась к лесу. А если это кто-то из вдруг вернувшихся жителей? Может, дед подает мне знаки, обнаружив мою пропажу? Во всяком случае, коллеги могли позвонить и должны были хоть немножко задуматься о том, что если я не отвечаю, значит, попала в беду. Юлька уж точно не успокоилась бы, оставь я ее звонки без ответа. Вернуться в деревню необходимо. Тем более я потеряла средство связи в лесу пару дней назад, а запасной телефон находится в домике ведьмы. Вряд ли кто-то из жителей этого поселения даст мне позвонить. Не похоже, что у них есть телефоны…
За спиной раздается хруст, и я резко поворачиваюсь.
Передо мной стоит Тау. Он протягивает мне маленький топорик, веревку и шагает к лесу. В абсолютном непонимании того, что сейчас происходит, я иду за ним. Волчица бесшумно следует по нашим следам. Молчу, зная, что он все равно не ответит. Куда и зачем мы идем? К чему этот топор и веревка? Неужели будем охотиться? Ночью?
У самого леса он замедляется, приподнимает капюшон и показывает глаза. Я равняюсь с ним. Чуть наклоняю голову в попытке рассмотреть его лицо, но темнота мешает это сделать. Тау закрывает глаза, делает один глубокий вдох и на выдохе открывает. Глаза шамана начинают мерцать, как тогда, когда я впервые его увидела у костра в лесу. Я просто таращилась на него и не могла отвести взгляда от этой магии. Как это у него так получается? И что он пытается высмотреть? Тау всматривается в темноту, царившую в лесу, крепко держа топор в правой руке. А чуть позже уверенно делает шаг вперед.
Прошло приблизительно двадцать минут пока мы шли неизвестно куда. Все это время меня не покидало странное ощущение. Не могу объяснить, с чем оно связано… И мне стало еще страшнее, когда мужчина остановился у круглого каменного сооружения. Во мне тут же что-то сломалось, как только я увидела перед собой колодец.
– Н-нет. С-сейчас? Ночью? – заикаясь, произношу я, делая шаг назад.
Он что-то промычал и начал привязывать веревку к колодцу. А что я удивляюсь? Сама же хотела знать, что там внутри. Рвалась найти дверь и пропавших подростков. Да, но это было раньше, а сейчас… Сейчас все кажется еще безрассудней и опасней. И я не готова столкнуться с тем, что там может ожидать. В голове всплыли образы монстров из фильмов ужасов. По всему телу пробежался холодок от мысли, что сейчас, в эту минуту, из колодца появится щупальце. Схватит меня и потащит к себе, в логово монстра. И я ничего не могу сделать.
Тау привязал веревку, проверил надежность узла и отправил конец веревки в колодец. Я подумала, что хорошо было бы иметь средство освещения. И тут же в его руке появился фонарик. Включив фонарик, и зажав его в зубах, мужчина ухватился за веревку обеими руками и полез в колодец.
– А может, мы сначала все обдумаем, а? Продумаем план, так сказать… – успела я кинуть ему.
Наверное, мне тоже нужно туда. Но сердце так сильно бьется и тело ходуном ходит, что я просто не могу взять себя в руки и набраться смелости полезть за ним в эту пропасть. Волчица что-то проскулила, уставившись на меня. Я отчетливо ощутила свой страх, распространившийся по телу неприятной прохладой. Нет, не смогу. Не смогу перебороть свою боязнь перед неизвестностью. Перед бездной. Помявшись на месте, посмотрела в колодец, несколько раз вдохнула и выдохнула и попыталась оценить по свету фонарика, насколько глубока яма. Крепко сжала в руках веревку и полезла следом за мужчиной. Все же в компании Тау намного спокойней, чем в компании серого животного. Спустившись на пару метров, я почувствовала запах сырой почвы и плесени. Слышала, как тяжело дышит Тау внизу. Веревка сильно натянулась и трещала, давая понять, что вот-вот порвется. Я умоляюще смотрела на нее и старалась держаться ближе к свету, но свет будто ускользал от меня все дальше…
То ли колодец слишком глубокий, то ли это я медленно спускалась, но время словно остановилось. Вдобавок показалось, что пространство стало узким. В конечном итоге на меня накатила сильная паника. Послышался скрежет над головой, и кто-то касается моих ног… Я замерла, понимая, что уже нет сил, и ужасно хочется вернуться домой. Представила, как отпускаю руки, лечу вниз и… А что меня ждет там, внизу?
Из темных мыслей меня вернул Тау, коснувшись моего плеча. Я дергаюсь от испуга и пялюсь на мужчину, что стоит передо мной. Вишу на веревке в тридцати сантиметрах над дном. В полной растерянности ставлю обе ноги на сырую землю и отпускаю веревку. Осматриваюсь. Двери нет. Показываю указательным пальцем наверх и собираюсь вернуться в поселок, но Тау, видимо, не желает возвращаться. Обматывает вокруг меня веревку и выключает фонарик. Становится очень темно. Жутко даже дышать. Затем он берет мою руку и подводит к холодной сырой стене. Натыкаюсь на неприятную бугристую поверхность. Далее Тау медленно ведет меня вдоль стены, а я продолжаю вести по стене пальцами, ощущая каждый бугорок, трещинки и камешки подушечками. И тут стена заканчивается. Я резко отдергиваю руку и замираю. Отбираю у Тау фонарик, включаю и направляю свет в ту сторону, где еще минуту назад была пустота. Но пустоты нет. Есть стена. Снова выключаю свет. Протягиваю руку и делаю маленький шаг вперед. Затем делаю еще несколько шажков. Тау следует за мной. Наверное, именно его присутствие делает меня чуть более смелой. Прохожу еще немного. И вскоре замечаю, что воздух уже не прохладный, а теплый. Быстро согревает. Пытаюсь включить фонарик, и он поддается с трудом. Свет мигает и освещает не полностью, а лишь на расстоянии метра от меня. Тау стоит рядом.
Все пространство заполняет густой темный туман. Его не было только там, где ложится свет от лампочки. Всматриваюсь в туман и ничего не вижу. Стоим в окружении темного облака.
– А где выход? Как мы вернемся обратно?
Тау указывает на фонарик в моей руке. Получается, что выйти можно так же, как и войти? Выключаю свет и разворачиваюсь. Тау идет впереди меня очень медленно, вытянув одну руку перед собой. Я следую за ним, вцепившись в веревку, которая связывает меня с мужчиной, и служит дополнительной страховкой для того, чтобы не потеряться в тумане. Шаг за шагом. В этот момент я полностью доверяла ему.
Туман обволакивает мое тело и тянет назад. Ощущаю его своей кожей. Каждой клеточкой. Каждым волоском. Он теплый и слегка пощипывает. Будто живой. Вдруг до меня доходят звуки, похожие на тихие голоса. Что-то странное и протяжное, похожее на простой набор букв, повторяющийся раз за разом. Ноги не слушаются и почти не передвигаются. Но я упорно пытаюсь идти. Словно шагаю в воде или по зыбкому песку. Шаг. Еще шаг. А голоса все ближе…
И вскоре мои руки улавливают резкую перемену температуры. Тепло сменилось холодом. Рука Тау вытягивает меня из тумана. Так я оказываюсь в колодце. Быстро включаю фонарик и оборачиваюсь назад. Прохода нет. Лишь темная дымка, что следовала за нами, расселась в прохладном воздухе. Обращаюсь к Тау:
– Я же не сошла с ума, правда? Ты это тоже видел? Этот туман, голоса… Что если затерявшиеся подростки все же нашли ход и сейчас ищут выход? Что если те голоса принадлежат им? – задаю шаману вопросы, а он молчит.
Какого черта! И я верю во всю эту чушь?!
На самом деле вопросов очень много. И все они безрассудные.
– Эй! – кричит женский голос сверху. – Тау, чтоб тебя! А ну-ка, быстро поднимайтесь!
Я смотрю наверх и вижу небо. Оно светлое, как днем. Сколько времени прошло? Выбравшись из колодца, наблюдаю недовольные взгляды Зараи, Нарэн и еще двух человек. Волчица бегает вокруг и скулит.
– Ты нарушил наш уговор, Тау. Зачем ты повел ее сюда? – Нарэн злилась.
– Не ругайте его, тетушка, – вступилась я. – Вы не поверите, что я видела там…
– Ты хоть знаешь, сколько времени прошло? – оборвала меня Зараи.
Я вновь посмотрела на небо и на яркое солнце. Когда мы уходили было около часа ночи. Казалось, что прошло всего пару часов, а может, чуть больше, но…
– Вас не было десять часов, – уверенно заявила Нарэн. – Вы могли не вернуться.
– Десять? – удивилась я и посмотрела на Тау. – Но это невозможно. Так не бывает.
Но шаман был спокоен, словно знал об этом. Он не скрывал свои глаза янтарного цвета, в которых блестят солнечные лучики, и меня это начало сильно беспокоить. Какое равнодушие! А быть может, излишняя осведомленность? Если бы мы продолжили идти, то сколько бы еще времени прошло? А если бы действительно не вернулись… то куда бы делись?
Где же эти десять часов? Время так просто не пропадает. Люди так просто не исчезают…
На следующий день я решила вернуться в деревню, чтобы позвонить своим и предупредить, что со мной все хорошо. Жива и здорова. Гощу в поселении людей со странностями, вроде моих, но тут же вспоминаю, что никто о моей чудаковатости не знает.
Вместо домика ведьмы обнаруживаю сгоревшие деревянные останки, которые когда-то были этим сооружением. Все вещи, оставленные там, возможно, тоже сгорели. Поджог или забытые мной зажженные свечи? Если только перед этим кому-то в голову не пришло вынести ценные старухины вещицы, прихватив и мои. Тогда тому умнику шлю поздравление, потому что в дорожной сумке находились заметки для журнала и дорогой профессиональный фотоаппарат. Я за него еще не весь кредит выплатила.
– Что за… Куда все подевалось?
В развалинах уцелело лишь зеркало, в котором отражаются лучи солнца. Оно и понятно – ведьмовские чары. Стоит себе спокойненько посреди развалин, зеркалом ко мне повернуто, и смотрит оттуда на меня мое собственное отражение. Только было еще что-то… И это меня терзало.
Не могла найти себе места. Наворачивала круги вокруг погоревшего домика, а затем решила войти внутрь. Прошла к зеркалу, посмотрела на отражение и понять не могла: словно я – это не я. Тело вроде мое, а вот ощущения не мои. Я с надеждой решила найти среди сгоревших обломков что-то более-менее целое: камешки, баночки с травами, свечи, книги и, возможно, диктофон. Не могло же спастись только зеркало! Но поиски ни к чему не привели.
Проходя мимо зеркала, я резко остановилась. Повернулась к нему и посмотрела на свое отражение. На мне надета другая одежда. Как в тот день, когда только приехала: вязаная кофта, джинсовые штаны и белые кроссовки. Чистенькая, и еще ничего не знающая. Та я, что стоит напротив в зеркале, смотрит на меня, а затем испуганно отходит. Потом оставляет диктофон на столе и выходит из домика. Тогда я первый раз ушла в лес и столкнулась с шаманом и призраком.
Зеркало будто зависло и сейчас показывает пустую комнату. А далее картинка вновь оживает. Я заметила, как занавеска на печи вздрогнула, словно ветерок дунул. В следующую секунду появилась чья-то босая нога, а потом и вторая. С печи слезает старушка в сером грязном балахоне, повязанным черным поясом. Она осмотрелась, а после медленно подошла к зеркалу. Ее бледное лицо и руки были сильно сморщены. Что-то в ее внешности и чертах лица мне было знакомо. Старуха сняла белый платок с головы, распустила свои длинные седые волосы. В руке появилась серебряная гребенка. Расчесывая волосы от макушки до кончиков, та запела свою колыбельную. Ту самую, что я слышала в записи тем вечером. Глаза были абсолютно черные. В какой-то момент мне показалось, что я сплю и это все сон. Захотелось проснуться. Затем она замерла и чуть поддалась вперед. Смотрит сейчас на меня так, словно видит. Хорошо, думаю я, и тоже поддаюсь ближе к зеркалу. Я даже смогла увидеть свое отражение в этой угольно-черной бездне. И это стало моей ошибкой, так как холодная рука старухи в долю секунды преодолела зеркальный барьер и оказалась на моей шее. Она бормотала что-то своим холодным хриплым голосом, и я не могла пошевелиться. Постепенно моя воля ослабла и, вслушиваясь в то, что она нашептывает, начала проваливаться в сон.
