Младший сержант Ф. Крюгер

7. Каратист зодчий

После завтрака, ячейка творческого тыла, собралась в коконе рождающегося шедевра. Приятный запах свежеструганного дерева, инструментов и красок разных сортов, напомнило Денису школьные годы. Он с шумом вдохнул ароматы, будоражащие воспоминания, и в глазах промелькнула тень ностальгии, по тому беззаботному времени. На мгновение ему показалось, что он в трансформированном классе, художественной школы, где четыре года, оттачивал мастерство художника.

Семь дней в штабе ПВО пролетели незаметно, как у пьяницы во время запоя, оставляя о себе воспоминания в виде отдельных фрагментов, всплывающих в минуты прояснений разума. Эмоции зашкаливали, не давая здраво мыслить.

Всю неделю, штаб будоражило в свете прошедших событий, что вплотную коснулось и Дениса.

Избитые старожилы первой роты, с заплывшими глазами, шишками и синяками по всему телу, попали в лазарет, где проходили лечение и полное обследование. Они рассказали, о телепортации в чудесный сад, где напал демон в военной форме, сильно похожий на Ипатова. А «Калаш, даже утверждал, что это был именно Ипатов, чем записал себя в шизофреники.

Такую околесицу никто не хотел слушать и у них взяли кровь на содержание психотропных веществ. У командования, не вызывало сомнений – семь бравых воинов, среди которых есть выходцы из средней Азии, приняли опиат, но почему у всех без исключения, в галлюцинациях участвовало определенное лицо, приводило в тупик. На всякий случай тщательное расследование провели и в отношении Дениса. Пробы на наркотики взяли и у него, так как необычное поведение и речь, настораживали.

Какое же было удивление, когда тесты, у всех, дали отрицательный результат и более того, характер травм указывал на воздействие изнутри, не считая ссадин полученных от столкновений с мебелью и от падения. Была создана особая комиссия для расследования этого дела, с привлечением специалистов в области психиатрии.

А Дениса буквально, лихорадило. Сомнений не осталось – это он, как Фредди Крюгер, из легендарного фильма "Кошмар на улице Вязов", влиял на физический мир, напрямую, из сна, нанося колоссальный ущерб своим противникам. Что с этим делать и как к этому относиться он еще не знал. Данное ему свыше умение, вселяло самые смелые ожидания. Открывшиеся безграничные возможности вспыхивали перед глазами. Он ни о чем другом не мог думать и эти думы тонкой струйкой вливали адреналин, дыбом поднимая волосы на руках и мурашками, пробегая по коже. Со стороны он выглядел неадекватным, суетливым и сверх меры активным как под действием кокаина. Его пугала, та необъяснимая ярость, которая захватывала все его существо вовремя люцидных сновидений. Его стал преследовать страх, что добром это не кончится, но опьяняющее состояние могущества манила, изгоняя все доводы против. Он для себя решил, развивать это умение и усилить контроль над своими эмоциями. Что он справится и отшлифует шероховатости, и разберется в чем гвоздь проблем и что это за неведомые спутники зла, сопровождающие его в сновидениях.

"Контроль, сила намерения и ясность сознание – думал он, – Это главное, что нужно отточить, и на что нужно сделать акцент. Конечно, проучить дембелей стоило, но тут явно перестарался. Так, всыпать пару раз можно, но чтобы калечить исподтишка, не по-мужски. Практиковать буду, но осторожно, не перегибая палки, это грозное оружие в моих руках и им нужно пользоваться умело"

И тут он услышал голос Васо и его отстраненная оболочка, с огромной неохотой, вальяжно и тягуче наполнилась реальностью. Васо переспросил:

– Оглох? Ты, то носишься как капуцин голодный, то залипаешь. Втихаря, на грудь кап, кап? Про друга забыл? Как мог? Колись, чем ширяешься?

– Я без шгирева ширанутый, дальше некуда. Эх, знал бы ты....

– Говори Мегобари, раз начал. О чем речь?

– Сам ты это слово, Мэхобэри. Да так, не о чем. Мое это, и только мое. Внутреннее, и никого не касается. Без обид…. Даже тебя.

– Ээ. Товарищ это. Мэхобэри это товарищ. А говорить не хочешь, твое право. Как закипит, сам расскажешь. Я по себе знаю. Держишь внутри, пока из всех щелей пар не повалит, вот тогда-то и не закроишь рот, все вывалишь и сразу легче. Как в туалете, терпишь, терпишь и кайф….

Васо изобразил вечное блаженство, чем развеселил Дениса, затем продолжил тараторить:

– Смотри Геноцвале, – Васо загадочно улыбнулся и протянул самодельные нунчаки. – Вот это вещь. Сам сделал. У нас во дворе каждый умеет с ними обращаться. В лоб дашь, мало не покажется. Разбивающее, раздробляющее оружие ближнего боя. Брюс Ли в этом деле бог. Видел? А я смотрел…. Это не фильмы – это зрелище. Искусство на высшем уровне.

– Круто, – Денис взял орудие, и стал махать ими из стороны в стороны.

– Ээ. Разве так крутят. Учись пока Васо рядом.

Палки, соединенные веревкой перекачивали и стали выписывать замысловатые пируэты, изредка казалось, что они не касаются кистей и это Дениса заворожило.

– Научи меня, а, Васо.

– Ща. Малек, – он проделал еще несколько трюков и с блаженной улыбкой протянул оружие. – Держи. Смотри только не переломай кости себе и окружающим.

–Переломай окружающим, громко сказано. Мне бы самому не покалечиться, – Денис нежно взял нунчаки и стал рассекать воздух, как казак шашкой. – Вот так? Ага. Ты делал, какие-то перекаты. Ну-ка, покажи…. Да не сам, а в моих руках, объясни, как правильно.

Денис держал одну палку, а Васо манипулируя другой, объяснял траекторию движений. Поняв секрет эффектного перехвата Денис, стал оттачивать мастерство самостоятельно. Нунчаки перекатывались через тыльную сторону ладони, и он ловил то одну, то другую палку. Через некоторое время рука стала жить своей жизнью, с каждым разом все ловчее и ловчее манипулируя холодным оружием японцев. Впервые за неделю Ипатов, отвлекся от волнующих дум, и лицо его светилось при каждом удачном трюке.

* * *

Неожиданно ворвался вихрь из смеси: возмущения, негодования и бешенства воплощенный в образе майора Дакуки. Вся эта вакханалия в первой роте, подточила нервы, и он был на пределе своих психических возможностей. Входная дверь распахнулась, и майор стремительно подскочил к Денису, выхватил нунчаки и стал ими, душить, не сильно, но поучительно, с добавленной тенью театральности. Он выкатил глаза и, брызгая слюной, выстреливал слова, как автомат одиночными выстрелами:

– Ты понимаешь, что это такое? Ты понимаешь? Такими вот палками, во Вьетнаме пытали. Душили людей. Ты понимаешь? В полку ЧП за ЧП, а ты тут оружием убийц брякаешь, оружием садистов. Ты понимаешь? Или у тебя мозги от ацетона расплавились? Сука. А ну пшел вон. Быстро пшел, пес, – офицер с помощью тумаков погнал Дениса к выходу. – И чтобы, я тебя здесь не видел. Пакуй вещи.

Майор Дакука, остаток дня, был в бешенстве и не успокоился до тех пор, пока коллеги не согласились отправить обратно, прикомандированного младшего сержанта. Тем более, была непредсказуема реакция потерпевших, при встрече с Денисом, и все сошлись во мнении, что разумнее всего не допустить этого контакта.

На следующий день, нарушитель спокойствия, был незамедлительно стерт как масляное грязное пятно на «жемчужном чистом» теле штаба и после стука колёс по рельсам, нарисован в своем родном дивизионе. Так путем не начавшись, карьера великого зодчего, неожиданно прервалась, не оставив какой либо заметный вклад в искусство.

А страсти в штабе еще долго бушевали. К однозначным выводам так и не пришли, складывалось впечатление, что кто-то, орудуя ремнем, прошелся по старослужащим, а вот почему они не признаются, кто на них напал и, при всем при этом нет свидетелей, оставалось загадкой за семью печатями.

8. САЛЮТ ВО ИМЯ И ЗА

После возвращение в Дивизион, Дениса закружил водоворот событий. Замполит выполнил свое обещание и Денису выделили место в кинобудке, где он, вооружившись тушью и перьями разного калибра, приступил к обновлению плакатов, вывесок и стендов. Ефрейтор Арефьев вздохнул полной грудью, ведь теперь у него есть замена, и можно со спокойной душой уйти на демобилизацию. Широко улыбаясь, он передал художественный инвентарь, обрисовал поле деятельности и преподал несколько уроков владения плакатными перьями.

"Дедушки", обрадовались появлению молодого художника, и снабдили всем необходимым для создания дембельских альбомов. Офицеры в кинобудку заглядывали редко, и Денис был почти все время предоставлен сам себе. После завтрака, он всегда, написав пару строчек, дремал с пером в руке и при открывании дверей, делал вид, что усердно работает.

"Художники везде живут как у Христа за пазухой, – подумал Денис вспомнив слова старшины, аккуратно выводя буквы. – А не только в «учебке» как там говорили. Наивные"

Кинобудка превратилась, в своем роде, в мастерскую, полезную как для части, так и для военнослужащих. Для дивизиона создавалась наглядная агитация и полезная информация, а солдаты делали татуировки, печатали фотографии и превращали обычные фотоальбомы в шедевры с помощью бархатной бумаги и ткани, вставляя между листами кальку с нарисованными на ней карикатурами на тему солдатской жизни.

Фарход ушел досрочно на дембель, отправившись прямо из госпиталя, домой и про него ни кто не вспоминал. С другими дембелями серьезных проблем не было, а с Жорой он даже сошелся на фоне любви к турнику, устраивая соревнования.

Александр и Жора были друзьями и пользовались авторитетом, и поэтому и к Денису было особое отношение. Они помнили, что он не испугался стычки с Фарходом, и отметили его, как не уронившего честь, славянина, а тут еще и общий интерес к спорту, окончательно сблизил с ними. Но к огорчению Ипатова, покровительство, было недолгим. Через два месяца, Жора уволился, оставив на память, три патрона от автомата.

"Служили мы, до перестройки и патронов как перхоти у прапорщика Елдаша – говорил Жора на прощание Денису, как всегда зажимая сигарету в уголке губ, выпуская дым вместе со словами. – Ты правильный пацан, держи пистоны. Мы на стрельбах обитали, как зубы почистить, заныкать можно было даже цинк, а тебе не повезло. «Меченый» перестройку затеял, приводит к консенсусу, снизу донизу. Армия уже не та. Мир, дружба, жвачка. Зачем вооружаться если Америкасосы – братишки. На каждом патроне глаз лежит. Армию растащат – как дым пустить. Вместо калибра, лопаты выдадут, и ковыряй, перестраивай. О стрельбах можешь забыть, готовь варежки. О нас, только не забывай. Храни пистоны – это золотой запас неучтённых калибров. Ну… Бывай"

Денис зажал заветный подарок в кулаке, и они приятно звякнули, оттянув карман.

Но Денис не остался одинок, судьба, щедрой рукой, принесла в жизнь, двух друзей одного с ним призыва, двух соратников, на которых можно положиться и опереться в любых жизненных ситуациях – Ефрейтора Андрея Селянина и сержанта Дербенева Александра. Их высокие и поджарые фигуры, выделялись из общего фона, мелкорослых восточных друзей, коих в дивизионе было большинство.

Во время многочисленных бесед с друзьями, Денис не раз поднимал тему про астральные путешествия и осознанные сновидения, но понимания так и не нашел, что выводило из равновесия. Однажды, во время такой беседы, он не выдержал, и в качестве доказательств, рассказал о Фарходе и о происшествии в Штабе ПВО, о чем пожалел. Шутки долго сыпались на голову, и закончилось тем, что товарищи, стали звать его Фреди. Через какое-то время и весь дивизион подхватил это прозвище.

Служба шла, довольно спокойно, если не считать конфликты, которые в основном были с молодыми лейтенантами. Один из них Грачь, прибыл в часть на месяц позже младшего лейтенанта Шуйского и сразу же с ним сошелся. Две озабоченные и тщедушные души сплелись в прочный союз. Грачь, был на две головы выше товарища и их прозвали: "Чебурген с Крокодилом". Вытянутое лицо, тяжелая челюсть и высокая, сутулая фигура одного и маленький рост другого, и в правду, напоминали знаменитые персонажи мультфильма. Они были неопрятные, и не вызывали уважение у личного состава, поэтому над ними часто подшучивали и посмеивались за спиной. Денис же, в отличии от окружения, не скрывал презрение, и из-за этого происходили стычки. Так и летели дни, за днями приближая драматическую развязку.

Лето – раскрашенное шестью учениями – тяжелым бронепоездом, прокатилось по рельсам, не легкой солдатской жизни и незаметно въехало в осень, вспыхнув листвой, и потухло припорошенное снегом.

Наступила зима. За все это время, Денис ни разу не осознал себя во сне и не сильно об этом переживал. За плечами был год, кожаный ремень – заменил деревянный, и служба приняла совсем другие очертания. Появилось больше свободного времени, и жизнь наполнилась "незначительными для гражданки", а для армии, вполне ощутимыми, радостями.

* * *

Незаметно, словно подкравшись на цыпочках, наступил ноябрь, а с ним и памятный день ракетных войск и артиллерии. В те далекие, военные годы, 19 ноября 1942 года, Красная Армия с помощью мощной артиллерийской подготовкой, начала операцию «Уран» – советское контрнаступление в ходе Сталинградской битвы, что было огромным шагом к победе.

В честь этого праздника, в караул заступает только сержантский состав. Андрей Селянин к этому времени, торжественно добавил лычку на погон, и присоединился к братству командиров. Его поставили разводящим, а Денис и еще несколько сержантов, заступили часовыми. Стол ломился от армейских деликатесов. Празднование шло полным ходом и, часовые, нарушая устав, сами приходили к помещению, где благополучно передавали смену, тулуп и огромные валенки в которые втискивались ноги прямо в сапогах. Разводящий был не против этого, так как ему не приходилось выходить на мороз.

По роковой случайности праздник совпал с днем рождением отца Дениса, и он решил устроить салют в его честь и в честь тех, кто ценой своей жизни распахнул дверь в наше мирное настоящее, в чем его поддержал и Селянин. Тем более карман приятно оттягивали три патрона, и они просились на волю. Еще сильным аргументов в пользу салюта, был брелок у Андрея, сделанный из патрона с трассирующей пулей, в котором была просверлена дыра. Для стрельбы он был негоден, поэтому пулю аккуратно выковыряли и поменяли местами с той, что была в целом патроне.

– Фейерверк готов, – вскинул руки Андрей, изображая фонтан.

В окно постучали, это означало, что часовой подошел к караульному помещению и ждет смены. Наступила очередь Дениса заступать на пост.

* * *

Ночь удалась на славу. Дивизион, нежно укутанный снегом, смотрел в бесконечность, глазами – окнами. Небо мерцало миллионами бриллиантов и казалось, что звезды совсем рядом и ученые вводят всех в заблуждения, утверждая, что они за тысячи световых лет.

Созвездия вырисовывали завораживающие композиции, а друзья, поскрипывая валенками, удалялись подальше от караульного помещения, наивно надеясь, что на выстрел никто не обратит внимание. Мороз нахально колол щеки и нос. Селянину было холодно в шинели, и он поторапливал Дениса, которому было тепло и уютно в огромном тяжёлом тулупе, который не располагал к быстрой ходьбе.

– Ну что? Где будем стрелять? – спросил замерзший Андрей.

– Доберемся до входа в убежище, там и шмальнем. Терпение, только терпение. Прогуляться тебе полезно. Сидишь как сыч в тепле, а мы тут службу несем. Будет тебе салют. Далеко, говоришь?.. Нормально. Чем дальше, тем лучше, а там еще насыпи выстрел заглушат. Главное автомат хорошенько почистить, пусть потом докажут если что. Патроны все целы, автомат блестит, все по уму, а там кто стрелял, куда стрелял, пусть разбираются. Мы тут не причем.

– Это точно. Фиг докажут. Ахмэт, стреляли? Я, на всякие пожарные, взял шомпол из автомата Зайченко, так что твой будет как младенец чистый. Однако я разумею, кому в праздник хочется из-за стола выскакивать. Офицеры, тоже люди – человеки, нажрались небось уже, и брюхо греют. Так что прокатит, но береженого бог бережёт.

– Хорошо придумал про шомпол, хотя я тоже думаю, что прокатит, но осторожность не помешает.

– Интересно, все-таки. Вверх, стрельнем, а пули куда упадут?

– По башке звякнет – бзынь. А если честно, кто его знает. С другой стороны, не в небе же они застрянут, значит свалятся. Услышишь звон, значит это, нашему замполиту на лысину приземлились.

– Это точно. У него голова медная, отрекошетит и не заметит. Тут на днях он пьяный, в хлам, на кухню завалился. Пол только что отдраили, он и поскользнулся. Треснулся об бачек затылком и даже не ойкнул…. Ну, вот и пришли, а ты боялась, только платьице помялось…

Они остановились возле убежища. Дорога плавно уходила под землю и упиралась в массивную дверь. Они спустились вниз и, укрылись за насыпью. Автомат, был заряжен тремя неучтенными патронами, один из которых был трассирующим.

– Давай уже, давай, – пританцовывая от нетерпения, шептал Селянин. – Тянешь кота за яйца.

– Ну, держись. С богом, – Денис прицелился прямо в небо, и прогремела автоматная очередь из трех выстрелов. Светящаяся дорожка растворились в темноте.

– И это все, что ли? – почти в унисон сказали друзья.

Громкий выстрел, и разочарование от скудного зрелища, произвели оздоровляющий эффект, и стало понятно, что они совершили глупость.

Но дело было сделано и нужно было заметать следы. Андрей обмотал шомпол ветошью, и стал судорожно чистить ствол, а Денис принялся заряжать рожок патронами из кармана.

– Все. Я сматываюсь, – сказал Андрей, запихивая шомпол в валенок. По интонации было понятно, что Андрей не получил, удовольствие на которое рассчитывал. – Ты тут, хорошенько все дочисти, а я пошел, не дай бог нагрянут. От такого грохота все с кроватей, попадали – пить даю. Ночь, тишина, шаги за километр слышно, а тут пальба. Сто пудов, пьяные не пьяные, а кто ни будь, припрется. Дежурный так точно.

– Не учи ученого, вали, давай. Шуму наделали. Ты там, если что, прикрой, скажи – сами мол, слышали выстрелы, но они точно были не на территории, а скорее всего в близлежащей деревне.

* * *

Андрей вернулся в караульное помещение, и был сильно удивлен оперативности офицеров. В караульном помещении был, чуть ли не весь состав. Как оказалось, они сидели не дома, а праздновали, собравшись в столовый дивизион, и услышав пальбу, как один ринулись выяснять, кто стрелял.

Автоматы почти у всех, были уже проверены на чистоту, и Селянин благодарил бога, что не заметили отсутствия шомпола в одном из них. Его оружие так же, подверглось осмотру. Осталось проверить только один, у стоящего на посту Дениса. Андрей не заметно вставил шомпол на место, и ему ничего не осталось, как в сопровождении нескольких офицеров проследовать на пост.

«Черт, черт, черт…» – твердил Денис, увидев гуляющие огоньки от фонариков возле караулки. Пальцы предательски не слушались. – «Не успею. Точно не успею. Быстро ж они…» Требовалось почистить затвор, ударник и газоотводящую трубку, но времени уже не было, четыре темных силуэта были уже совсем рядом.

– Стой. Кто идет?

– Разводящий, младший сержант Селянин, капитан Бойчишин, младший лейтенант Краснов и смена, сержант Зайченко – последовал ответ.

Автомат тут же забрали, а Дениса повели в караульное помещение. Он понял, что залетел.

9. МОРОЗ С КИФИРОМ ЛУЧШИЙ АДВОКАТ

Утро выдалось морозное. Денис сидел в кузове, хозяйственной машины, наполовину сделанном в виде будки и клевал носом, после бессонной ночи. Его везли в полк для встречи с комиссией, которая должна прибыть из штаба, для расследования, факта стрельбы на посту. Дело принимало серьезный оборот, в связи с показаниями прапорщика Елдаша, где он уверял, что стреляли, именно в него:

– Вышел, это я, на крыльцо, – рассказывал он. – Поссать, а тут выстрел. Пуля над головой пролетела. Стрелок хреновый оказался, на мое счастье. У нас давно с ним неприязнь друг другу, а тут подвернулся такой удачный случай.

После такого заявления, Денис не знал, что говорить. Бесполезно было убеждать, что патроны он нашел, а так как стрельб почти нет, то не смог удержаться устроить салют в честь праздника, тем более никогда не видел, как стреляют трассирующими. Но как, ни странно, никого не интересовало, откуда у него лишние патроны, на это обстоятельство закрыли глаза. Искали мотив и Ипатова раскручивали на признания, склоняясь к версии прапорщика.

После нескольких часов дознания, Денис не выдержал и, психанув, съязвил «Ага, я дурак, вижу прапор вышел на крыльцо и пуляет в снег струей, думаю вот кто обсывает по ночам сугробы, а нас потом по утрам гоняют, как чертей с лопатой убирать желтую писанину. Взял да шмальнул по нему. А что не шмальнуть? Яж дурак» После такого заявления все вздохнули с облегчением и, что это был сарказм, уже не слушали. Рапорт отправили в Новосибирск. Там быстро собрали комиссию из четырех офицеров. Им выписали командировки и через день они будут в Кемерово.

Машина выехала рано утром, и было еще темно. Кузов жалостливо поскрипывал, а Денис с сопровождающим лейтенантом, покачивался и отбивал зад об деревянную лавку, когда колесо попадало в очередную яму.

"Было бы неплохо заболеть, – подумал Денис. – С больного и спрос другой"

Будка была рассчитана всего на два человека, а вместо двери висела шторка. Он приоткрыл ее и, выглянув наружу, стал глубоко дышать ртом, впуская в легкие мороз.

"Ангина или даже, воспаление легких мне обеспечена. Прапор сволочь – думал Денис, – Зачем такой поклёп делать? Ну, были нестыковки, ну и что, теперь за это казнить? С того места где я стрелял, казармы, даже не видно. При любом желании, а сейчас желание появилось, я не смог бы в него стрельнуть. Пуля над головой – говорил, – еле пригнуться успел. Смешно. Супермен блин, от пули он уклоняется. Все знают, что он таскает продовольствие со склада и сдает его по дешевке, все молчат, а меня черт дернул предъяву кинуть, вот и решил отыграться. Отомстил, танцуй прапор. Наверняка, на губу везут, а там и дисбатом пахнет, радуйся перхатый. Жаль, что и впрямь не в тебя стрелял, а так засудят почем зря, без вины виноватого».

* * *

По прибытию в полк, командиры растерялись, куда определить Дениса. Приказа и рапорта о правонарушении еще не было, это должна определить комиссия, поэтому на гауптвахту не посадить. В казарму тем более нельзя, так как он считался уже под следствием. В конце концов, решили определить его в лазарет, под опеку капитана Валынцева, военного врача, начальника медпункта.

Капитан совсем не походил на военного. Высокий с правильными чертами лица, он больше просился на экран. В общении он был простой и располагал к себе собеседника. Умные глаза полные сострадания внушали доверия.

– Давай бандит, рассказывай. С кем воевал? – начал он.

– Да ни с кем,– стушевался по началу, Денис, когда приглушенный голос капитана выдернул из глубины мыслей.

– Я слышал. Ты чуть ли ни пол дивизиона перестрелял.

– Ни в кого я не стрелял.

– Вот и расскажи мне, что случилось. Не просто так тебя привезли. Отдохни мол, младшой, от службы, поваляйся в лазарете, – немного помолчав, продолжил. – Рассказывай. Целая компания из штаба едет по твою душу, правосудие чинить, а правосудие они любят, поверь мне. Они охотники, а ты кабан. Слышишь лай? Это борзые взяли след.

– В верх я стрельнул, трассирующими.

– Вверх пальнул, да еще на посту. Зачем? О чем ты думал? В войнушку решил поиграть? Заварил ты кашу, не расхлебаешь. Стрельнул он, дите малое. Зачем?

– Праздник был, а еще у отца день рождения с ним совпал. Да и не когда я не видел, как трассирующие летят, а тут повод. Не убил же никого, что теперь…

– Где патроны, то взял? В магазине их не продают, на деревьях не растут, да и зима на дворе, – он прищурился, как будто представил, как на ветках висят различные боеприпасы.

– Дембель подарил на память.

– Дембель. Подарил, а ты вверх. Нехорошо, так к подаркам относиться. А стрелял то один, или кто был с тобой?

На этот вопрос, Денис, отвечать не хотел, чтобы не подставлять друга. Опустив глаза, он замкнулся в себе.

– Ясно. Был не один, – задумался капитан. – Мой совет. Если есть свидетель, того, что ты стрелял вверх без злого умысла, а я уверен, что свидетель есть, обязательно про него расскажи. Это твой шанс, доказать, что стрелял ты не в прапорщика. Единственный шанс.

– Да если разобраться, крыльцо, где стоял Елдашь, даже невиден с поста. Между постом и крыльцом, вообще, караулка с магазином стоит и деревьев тьма. Как я мог в него стрелять, по кривой траектории что ли? А откуда вы знаете о прапоре?

– Я обязан знать о своих пациентах все, а иначе, какой я буду командир? Ты отдыхай пока, а вечером продолжим разговор, – он похлопал Дениса по колену и удалился по своим делам.

* * *

Весь день, Денис находился в полудреме, погруженный в захламленный чердак мыслей. Заточение проходило в двухместной палате, в которой уже был один больной, старший прапорщик, заведующий по столовой. С ним он не общался, если не считать предложенный прапорщиком лимонад, от которого он вежливо отказался. Про прапорщика ходили разные нехорошие слухи далеко за пределы полка, и Денис тоже был наслышан об ориентации соседа. Поэтому он старался избегать каких-либо контактов с ним, а тем более пить из одной бутылки. С приближением ночи, Ипатов, готовился дать отпор, если будет какое-либо поползновение в его сторону. Ближе к вечеру, Дениса, охватил озноб, а в горле появилась боль. Слабость и ломота в суставах, заботливо уложили в кровать, укутав теплым одеялом, под которым он дрожал, пытаясь согреться. Хотелось спать, но сон не шел, он, то проваливался, то всплывал в безнадежной реальности. Сосед по палате, куда-то исчез, а вечером, как и обещал, появился капитан. Он положил руку на лоб и озабоченно проконстатировал: