скачать книгу бесплатно
– Если возжелаю Бога Солнца – его свет окажется направлен на меня. Если возжелаю умертвить целый город – армия двинет туда. Если возжелаю испить с самой смертью – она подаст мне кубок.
– Продолжай, – лукаво пальнул мужчина.
– Если возжелаю к ногам Монастырь – ты распахнёшь кабинетную дверь и уточнишь, подавать сигары сейчас или к выпивке.
Последнее порезало мужское сердце (мысленно я не отрицала его наличие) напополам. Эгоистичная натура тряслась лишь над этим. Он безумствовал над пороком дышащим местом, раз за разом и при любом импульсе боялся потерять его. Уродливое место было дороже иных. Стены были превыше плоти.
– Проиграла ты, радость, – вдруг выплюнул мужчина. – Мешок овса, торги открыты. Оставь эту тряпку для первой встречи с новым хозяином. Большего за свою цену ты не получишь.
Нет.
Нет, не может быть.
Ян одарил презрительным взглядом и поспешно оставил комнату.
Не может быть.
Он знал…всё это время знал и издевался?!
Я поймала собственное отражение: испуг и отчаяние переливались друг с другом и по щекам; бледность растеклась до ключиц. Можно было не притворятся, а потому я схватилась за голову и одиночно всхлипнула. Разговоры с Хозяином Монастыря всегда оканчивались одинаково: чувством опустошённости и отрешённости. И вечной его победой, потому что без ощущения превосходства он не уходил. Даже ценой чужих слёз и выставлением чужой никчёмности.
Я утёрла взмокшие глаза и отправилась в сторону главного зала, где таинственно возвышалась монолитная дверь, скрывающая выход в мир свободы, и сопутствующая решётка, чтобы послушницы не забывали о своей животной натуре и – в частности – сучьей функции.
На выходе стояли двое. Я опередила их грязные речи, бросив колючий взгляд и приказ отворять. Мальчишки переглянулись: сначала улыбнулись, затем – насупились.
– Открывайте. Мне долго ждать?
– Ступай, монастырская кошка, – любезно сказал один.
– Твои дела этажом выше, а выходить на улицу нельзя, – плешиво молвил следующий.
И следующий схлопотал пощёчину. Хотел взорваться, ответить – друг его придержал (послушницы неприкосновенны со стороны служащих, но, кажется, обратного наказа не существует).
– Я велела открыть дверь. Мне звать Отца?
– Вы по его решению…?
– Я даже не с его разрешения! – отрезала следом. – Но я могу то сделать, и ни Отец, ни Вы не помешаете.
Один потянулся к нависающему замку (неужели выбраться отсюда было просто и всегда осуществимо?), однако второй воспрепятствовал.
– Вам ещё неведомо моё имя, – пренебрежительно кинула я, впитав в себя все услышанные некогда речи приходящих богов (а я знала, что все они лжецы и притворщики), тут же благодатно улыбнулась и подвела: – Но скоро Монастырь задышит под моим началом.
– Вы будущая Хозяйка Монастыря? – оживился мальчишка, а друг его – с ладонью на щеке – виновато потупил взор.
– Хуже, – улыбнулась я.
– Откройте ей, – отрезал выплывший за спиной голос.
Ян поддержал плечом колонну. Руки, в очередной раз, вдел в карманы, в зубах скрепил тонкую сигаретную спицу (не успел поджечь). Я видела, как всё в нём закипело и накалилось, как взгляд утаил меня в окрестностях Монастыря, под землёй.
Двери отворились, и решётка отъехала. Я перешагнула через порог. Неужели…неужели могла сделать это раньше? Неужели могла просто выйти?
…но то было бы безрассудством, глупостью, ошибкой. Через пустыню обыкновенным шагом не уйдёшь, а вот бредущих по воле (и без) лиц встретить можешь.
– Ступай, – подстрекнул Ян, окатив ледяным взглядом. – Ступай, Хозяйка Монастыря.
Меня сдавила его малодушная интонация.
– Оставляй своих послушниц и рабов, – продолжал голос.
Охраняющие дверь переглянулись.
– Пожелаю оставить главного из них, – уколола я и побрела в сторону сада.
Силуэт Хозяина Монастыря двинулся следом. Тень упала на осоку и пару подстриженных древ. Я тронула свисающую ветвь и едва не расплакалась. Для умиротворения и удовлетворения требовалось так мало.
– Это всё, чего ты хотела? – уловил мужчина.
– Достаточно было спросить.
– Желания послушниц беспокоят меня в последнюю очередь, позабыла? – упрекнул он, отдавая воспоминаниям разговор в день знакомства. – Превыше моих желаний на этой земле ничьих нет и не будет.
– А если они совпадут? – я улыбнулась – впервые за последние дни – искренне. То растопило мужское сердце: вынудило без ума нагнать и, взяв за руки, обернуть на себя. Моё же сердце растопили шелест крон и запах зелени. И всё-таки для спокойствия требуется немного.
Ветер подхватил мои волосы и приласкал ими мужские плечи, спровоцировал сплетни шуршащих трав и подглядывающих послушниц.
– Прекрати издеваться, ведь я не могу этого сделать, – спокойно отозвался Хозяин Монастыря, заглядываясь на губы.
– Я тоже, – ответила я, заглядываясь в потерянные глаза.
– Хоть и хочу, – уточнил более невластный голос. То значило: принципы нерушимы. Принципы Монастыря, личные, мирские. Порядок нерушим.
– Взаимно, – упрекнула я. То значило: после совершённого и свершённого прощение не придёт, после его решений (в моём понимании – ошибок) как раньше быть не может.
Пальцы прогулялись по плечам и взобрались к лицу. Ян поправил вырывающуюся прядь и спадающую бретель.
– Убери свои руки, – с трудом выпалила я.
Так резво, броско, вопреки распирающей груди.
Здание Монастыря обросло глазами и ушами. Все и всё смолкло: и дрожащие деревья, и воющие на горизонте пески, и ревущие над разбитой дорогой вороны, и плывущие по небу сухие облака.
– Предпочту остаться верной женой. Убери свои руки.
Хозяин Монастыря послушался. А затем склонился к лицу и лбом припал ко лбу. Зажмурился.
– Страдаешь, Ян? – нашептала я, ибо тайна имени ещё существовала, а тайна чувств была очевидно нелепа и потому недостойна громких речей.
Но разве не самые главные слова произносятся едва слышно?
– Я радуюсь, Луна, – солгал Хозяин Монастыря и измученно засмеялся.
– Очевидно.
– Ты заслуживаешь имени своего мужа и его самого, это верно. Вы одинаковы.
– О чём ты?
– Словно близнецы…Потому мы сошлись с тобой в речах, Луна. Вы схожи с ним.
– О ком ты? Разве был вечер торгов?
– Был.
– Но… – голос дрогнул, – ты не устраивал их, не представлял жён, не показывал послушниц, не обращался ни к кому с предложениями…
– Ты не собиралась уходить? – спросил Ян, словно бы из последних сил хватаясь за удирающий момент.
– Я провожу с тобой всё своё время и знаю о всех твоих планах – никаких торгов не было.
– Ты не собиралась уходить?! – настойчивей повторил мужчина.
– Я покину Монастырь, – ответила безынтересно. – Ты знаешь, Отец. Вслед за супругом, я уйду.
– Вот и всё, – челюсть его скрипнула. Ответа он ожидал иного. Мольбы? Расспросов? Просьбы? – Твоё решение, Луна. Вновь оно.
Грудь раскололась.
– Ты лжёшь, – улыбнулась я.
– Хотелось бы мне лгать.
– Поучаешь? Наказываешь?
– Хотелось бы.
Он не мог так поступить. Ян – эгоист, циник и собственник; а потому принадлежащее ему должно находиться в Монастыре. Никак иначе. Но лицо – поникшее, опечаленное – удручает и заставляет верить. Когда…?
– Можешь ударить, Луна, но позволь этому случиться, позволь это сделать.
И Хозяин Монастыря склонился, замерев перед губами. Я подалась навстречу, но в воздух взмыло животное ржание. Откуда…?
Хозяин Монастыря бегло обернулся на металлические жерди ворот, через которые – то видно – на горизонте вырисовывался диковинный силуэт.
– Не стоило упоминать его имя, – протянул Ян.
– О чём ты? – спросила я. – Кто и чьё имя упоминал?
– Прошу, иди.
– Просишь? – бровь нагловато дрогнула.
– Прошу.
– Этого недостаточно.
– Прошу, Луна, – выдавил Хозяин Монастыря и – неожиданно – рухнул на колени. – Вот. Я прошу тебя: ступай. Ты сломала что-то во мне. Иди. В комнату, в бани, на кухню – куда пожелаешь. Можешь избить охрану, можешь помолиться, можешь извести сестёр…что угодно – только пропади с улицы и не приближайся к кабинету.
– Не понимаю…
– И не должна. Иди. Я не хочу показывать тебя приближающемуся гостю. Прошу, ступай.
Я запомнила этот жест и, погладив мужчину по щеке, ускользнула в здание. Под очередной животный возглас. Кто это был? И стоило ли мне опасаться этого лица ныне?
Однако я послушалась. Вновь. Вновь позволила отцовским речам наставлять и указывать. И то было моим решением. Раз за разом.
Ману перехватила меня на спальном этаже и, витиевато болтая о нарядах послушниц, утащила в собственные покои.
– Кого боится Ян? – перебила я.
– Отец никого не боится, – сердито прыснула женщина: её раздосадовало и упоминание имени, и констатация человеческого чувства.
– Почему он боится за меня?
– Много берёшь на себя, птичка.
– Имею право, основания и возможности, – посмеялась я.
Женщина посмеялась в ответ. И согласилась.
– Дурной гость, – отметила Ману и пригласила сесть за крохотный столик подле окна, затянутого плотными гардинами.
В комнатке было темно; единственным источником света служила лампадка у кровати. Женщина кивнула на адаптацию кухонного гарнитура из нескольких шкафчиков и полок (эти предметы появились недавно) и велела угощаться, несмотря на моё вечное отсутствие аппетита и вицеподобные ключицы. Я обнаружила пастилу (кухарка недавно сушила) и сигареты. Прикусила первое и облаком от второго укутала смуглое лицо. Ману вдохнула во всю силу (грудная клетка едва не распорола корсет) и замурлыкала на старом наречии. Было похоже на похвалу.
– Чем занимаешься? – спросила я в момент, когда в женские руки запала пляшущая ткань, к которой налипли крохотные сверкающие камни.
– Костюмами, – ответила Ману; на пальце вырос напёрсток, в пальцах – игла, меж пальцев – прозрачные нити.
– Планируется Шоу?
Женщина ответила отказом; просто желала порадовать любимец.
– Мне думалось, я твоя любимица, – лукаво улыбнулась и в очередной раз затянулась.
– Была, пока не украла Папочку.
За действие в прошедшем времени мне захотелось уколоть…
