скачать книгу бесплатно
Мои слова пусты и одиноки.
Я начинаю небеса просить,
Чтобы вдохнули душу в эти строки.
Там место есть меж букв и запятых –
Огромное непаханое поле.
Велик простор для пяточек босых,
Следы шутя печатая на воле.
А ветер тёплый кроткий вслед за мной,
Пытаясь разобраться в закорючках,
Снимая медленно за слоем слой,
Искал творца печать в словесных кучках.
Но я забыл оставить кругляшок,
Намеренно скрыв истину меж строчек.
Решив, что я единственный пророк,
А тот, другой, – случайный ангелочек.
Шут
Бог даёт человеку сделать выбор самостоятельно,
Чтобы после взрастить в душе своего чада зёрна сомнения
В правильности принятого решения.
Иначе чем человек будет заниматься, когда он покинет этот мир?..
Хохотушка и веселушка Жизнь, с трудом нацепив на себя чёрно-белый костюм шута, бодренько скакала по огромному круглому залу, закручивая в тугие узлы потоки воздуха и поднимая с паркетного пола мельчайшие прозрачные пылинки. Они моментально взлетали к потолку, но, не найдя там утешения, медленно опускались обратно на грешный деревянный пол.
Около ушей румяной красавицы звенели колокольчики, пикантно свисающие по обоим концам шляпы, напоминающей то ли логотип ныне закрытого ресторана «Макдоналдс», то ли вход в Московское метро. Потешные остроносые тапочки, удивлённо загибаясь в бублик, завершали костюм прыгающего существа, кажущийся с первого взгляда ансамблем беспечности и лёгкой иронии.
Прижавшись задними местами к стенам, стоя где-то кучками, а где-то – в гордом одиночестве, располагались гости, с интересом наблюдающие за ужимками и кривлянием двухцветного паяца. Держа тарелочки с тоненькими изящными голубыми каёмочками, зрители периодически, словно разборчивые и привередливые голуби, запускали туда вилочки, поклёвывая распироженные на фаянсовых «аэродромах» деликатесы. Кто-то похихикивал, наблюдая развлекательные потуги шута, кто-то стоял серьёзней тучи, надвигая брови на глаза, в которых можно было утонуть, наглотавшись зелёной жижи недоверчивости.
Жизнь старалась, старалась из-за всех сил, по ходу представления пытаясь вынуть из глубины себя зарытые клады театральности и забытые оригинальные па. А что было делать? Ведь она была единственной представительницей богемы на этом празднике жуткой сплочённости и непререкаемой безусловности. Других актёров не было. Некоторые разъехались, так и не поняв, что это веселье носит временный характер и календарные дни фиесты скоро пройдут. Прочих лицедеев просто не пригласили, потому что они были скучны и давным-давно приелись публике.
Заиграла музыка – монументальная, вдохновляющая, обильно насыщенная звуками духовых инструментов. «Бум-бум!» – грозно забили барабаны. «Ту-ту!» – победно задудели медные трубы. Гости приободрились, их глаза засверкали, забрызгав искорками восторга танцпол, где сейчас приплясывала Жизнь. Спины выпрямились, превратив позвоночники в натянутые струны, на которых можно было без труда, даже одним пальцем, наиграть мелодию из популярной блатной песни прошлых лет:
«Прибыла в Одессу банда из Амура,
В банде были урки-шулера.
Банда занималась тёмными делами,
И за ней следила ГубЧеКа…»
Но никто из публики подпевать не стал, потому что жующие граждане были людьми культурными и образованными, не приемлющими жаргон из подворотни. На всех мужчинах красовались традиционные чёрные бабочки, а дородные шеи дам облегали бусы сплошь из натурального жемчуга и турецкой бирюзы. Каждый был облит с ног до головы французским парфюмом и пускал в других гостей пузыри неслыханной успешности, которые с треском лопались прямо перед носом собеседников.
Всем зрителям пришлись по душе звуки оркестра, постепенно наращивающего громкость. Возможно, за музыкальным пультом сидели глуховатые карлики, ничего не понимающие в высоком искусстве, заворачивающем бемоли и диезы в красочные фантики от конфет. Шоколадные «Алёнки» и «Бабаевские белочки» с орешками наспех распаковывались и враз съедались злыми и обидчивыми коротышками.
Но гости, несмотря на напыщенный вид, были непривередливы. Они с радостью глотали льющийся на них марш победителей. Некоторые даже, оставив тарелки со съестным, начали мудрёные манипуляции руками, показывая, что они хорошо знакомы с русской морской семафорной азбукой. Новоиспечённые юнги-сигнальщики то разводили руки в стороны, то опускали их вниз, то вскидывали правую руку вверх, то сгибали её перед лицом в локте. А те, кто стоял смурной в одиночестве, украдкой клали ладонь на сердце. Видимо, буки хотели послушать, как бьётся их «пламенный мотор», а может, они были просто обычными сердечниками.
Вдруг, как по мановению волшебной палочки, оркестр прекратил играть, наступила гробовая тишина. Даже зелёная навозная муха, непонятно откуда залетевшая на этот праздник, зависла в воздухе, перестав противно жужжать. Створки высокой позолоченной двери, которая затерялась где-то в конце помещения, начали медленно и бесшумно открываться…
Из абсолютной темноты в проёме появилась изящная четырёхколёсная повозка, усыпанная бриллиантами и сапфирами. На ней возвышался большущий, в человеческий рост, аквариум, стёкла которого были практически невидимыми для глаз, словно их сделали из чистейшего хрусталя.
«Буль-буль», – хлюпала вода в прозрачной прямоугольной банке во время движения величавой транспортной конструкции. Растения в аквариуме колыхались в такт бульканию, приветствуя гостей массовой гулянки.
– Он там, он там! – раздались крики со всех сторон. Толпа одобрительно загудела. Гости показывали пальцами внутрь водного мира, высматривая в нём объект своего обожания.
– Его там нет, и быть не может, – зашипели вполголоса несколько граждан со странной нетипичной внешностью.
Но их никто не слушал, потому что большинство всегда право. Сказано было: «Он там есть», – значит, в это надо верить, а сомневаться могут только враги и предатели.
И только всепонимающая Жизнь, облачённая в чёрно-белую одежду шута, молча и незаметно пошла за кулисы переодеваться в разноцветный костюм клоуна, натягивая себе на лицо красный нос и примеряя парик с рыжими волосами.
Праздник подходил к концу, и скоро гусеницы серых будней должны были размазать по паркетному полу хмельной угар гостей. А именно клоун сможет хоть как-то поддержать их в густом, неумолимо приближающемся тумане грусти и тоски.
Обитель
Кто я? Обитель Дьявола иль Бога?
Я до сих пор понять хочу.
Проложена внутри меня дорога,
По ней повозку я качу.
А в той повозке смутных мыслей груда,
Окрашенных во все цвета.
Желаний низких ворох лилипута
И Гулливера доброта.
Такой бардак внутри одной повозки:
Сосуды со святой водой,
Бутылки пива, водка, папироски,
Кусочки страха и покой.
Скрипят, ворчат колёса у телеги,
Мешая мне понять, кто я.
Пройдя себя от Альфы до Омеги,
Познать, чьих я кровей дитя.
Тот, за кем пришли
Мы думаем, что будем жить вечно.
Ибо поступки наши глупы, а мысли – мелочны.
Возможно, Бог специально скрывает от нас скорбную дату.
Иначе, если бы человек знал время своей смерти,
Он бы вёл себя совершенно по-другому и был бы немного не человеком…
Кто был сегодня тот, за кем пришли, притащив с собой в большой базарной сумке несколько килограммов чёрной угольной темноты и жгучего на ощупь холода? Раскрыв с пронзительным и искрящимся треском молнию, они высыпали содержимое прямо на обеденный стол, за которым ещё недавно собиралась большая дружная семья, запачкав белоснежную скатерть.
– Её уже не отстирать, – подумал тот, за кем пришли, пытаясь хоть на мгновение зацепиться за маленький поржавевший крючок обыденности, чтобы побыть ещё немного с родными.
– Пора, пора! – пропели первые петухи, предательски вступив в сговор с теми, кто пришёл. Ранние птицы, не обращая внимания на слабые потуги собирающегося в путь, начали криками наотмашь колошматить по его бледным впалым щекам.
– Хватит, ну хватит, – взмолился будущий путешественник, – я уже готов! Я устал ждать! Закончите побыстрее… – прошептал, еле дыша, лежащий в постели.
– Не всё так просто, – переглянувшись между собой, гости хмыкнули и, нацепив на себя ужасные и отпугивающие улыбки, приступили к скорбному делу. Делу, которое было понятно только им и никому вокруг, а тем более тому, кто сейчас готовился.
Он оказался в данном положении впервые и не был достаточно сведущ, как это должно происходить. У кого можно было спросить? Одни остаются здесь, другие уже давно там, да и не скажут они. С ними нет связи. Он закрыл глаза, так стало спокойнее. Нацепил на себя скафандр и замер, приготовившись к полёту. Вдалеке с хрипотцой заработал двигатель. Пассажир почему-то не понял, что звук исходит из его рта. Вскинув голову вверх, он полетел…
Сначала через трубу, разившую ржавым железом и ещё каким-то неприятным запахом, от которого воротило с души. Потом – через бетонный тоннель, пахнущий сыростью и спиртом. Впереди появился свет. Такой яркий, зазывающий, наполненный магнетической силой, от которого невозможно было съюлить, прикрыться, обмануть самого себя. Где-то позади послышался плач, переходящий в истерику. Обернувшись, путешественник увидел ничем не запачканную белую скатерть на столе. Она была странно чиста, следы от содержимого сумки исчезли. На столе стояли свечка, его фотография и стопочка водки, прикрытая куском хлеба.
«Всё произошло так быстро, я даже не заметил», – подумалось ему. Если раньше сознание было нечётким, ускользающим, а куски воспоминаний просто отваливались, как ненужный хлам, то сейчас мысли пришли в норму, будто их кто-то подкрутил, отрегулировал. Настройщик был, видимо, ещё тот спец.
Заиграла музыка, которая очень понравилась тому, за кем пришли. Бах, Бетховен, Моцарт? Он никогда не слышал эту божественную мелодию. Сначала быстро, потом медленнее, потом опять быстро. Музыка словно раскачивала его душу на волнах кристальной первопричинности, в водах которой пузырьки истины поднимались вверх и лопались, не найдя ничего важнее себя.
В этот момент он не чувствовал своего тела, да и вообще ничего не ощущал вокруг. Материя перестала быть тем фетишем, которую путник ранее называл – «Я». «Я» сбросило с себя никому не нужную оболочку. Границы взгляда безвозвратно стёрлись. Теперь он мог видеть вне пространства и времени…
И в этот момент ему явился Бог – просто, по-житейски, без звука. Душа человека попросту почувствовала присутствие Всевышнего.
– Ты здесь? – с придыханием произнёс вновьприбывший. – Я уже умер? – пытаясь идентифицировать своё текущее положение, продолжил он. – Что мне сейчас делать? – потеря физического тела вызвала дезориентацию, к тому же место было новое, незнакомое.
– Делай, что хочешь, – ответил тот, кого человек считал Богом, голосом самого человека.
– Ты серьёзно? – не унимался любознательный новичок.
Поняв, что главный здесь вовсе не шутит, он выдохнул со всей мочи:
– Эге-гей!
В руках путешественника вдруг оказалась та большая сумка, с которой к нему пришли ещё там, когда он был со всеми. Она была забита до краёв. В сумке навалом лежали все его потаённые желания. Все вперемешку. Он не успел их отсортировать. Разложить по полочкам. Про некоторые странник даже забыл. А сейчас, вынимая их по одному, он вспоминал о своих нереализованных мечтах.
– Вот в пять лет я грезил стать лётчиком. В молодости хотел научиться играть на фортепиано. А когда мне стукнуло тридцать, намеревался объехать весь мир. В сорок сокрушался, что так и не стал крутым бизнесменом…
В эти мгновения пространство вокруг человека искривлялось. Возникающие повсюду паутинки трещин рисовали наброски иной реальности, которые постепенно наливались цветами и запахами. В сменяющихся декорациях созерцающий был главным действующим лицом.
Он то крепко держал штурвал сверхзвукового лайнера, то ему аплодировал зал после исполнения сюиты Шостаковича, то он восторгался красотами Парижа, стоя на Эйфелевой башне, то он запускал очередной завод, производящий замысловатые детали…
Так продолжалось ровно девять дней, пока в необычной сумке не закончились все желания. Человек перед лицом ожидающей его вечности оказался совершенно опустошённым. Бесчисленные дороги в этом мире вседозволенности были для него открыты, но он при жизни не придумал, чем будет заниматься, когда настанет время существовать за гранью. А те желания, что лежали в сумке, на девятый день ему наскучили.
– Я попал в ад? – спросил путешественник у того, кого считал Богом.
– Решай сам, – услышал он в ответ…
Что-то неземное
Кто мне писал-писал стихи?
Кто диктовал все эти строки?
Кто ночью отпускал грехи,
А поутру – искал пороки?
Кто тот, стоящий за спиной,
Передвигающий фигуры?
Грозящий славой и сумой
Великий гений режиссуры?
Не выйдет никогда на свет,
Лицо всегда закрыто маской.
Не станет он держать ответ,
Боясь пред публикой огласки.
Он Бог иль всё же человек?
А может, что-то неземное…
Давным-давно
Он попросился на ночлег,
Оставшись жить всю жизнь за мною.
Карнавал. Часть первая. Маячная
Надевая днём различные маски и пытаясь скрыть истинное «Я»,
Не забывайте хотя бы ночью, оставшись наедине с собой, их снимать,
Чтобы ваше «Я» немного отдохнуло.
В этот субботний день более десяти тысяч километров отделяло маленький российский городишко Геленджик от роскошного Рио-де-Жанейро, в котором даже само название было пропитано жгучей страстью танца и неугомонной помпезностью. Понятно, что в спящее воскресенье и даже в грустный понедельник расстояние между двумя кардинально непохожими населёнными пунктами не могло сократиться или увеличиться. Города по нашему шарику не передвигаются, подобно людям, но всё же…
Именно сегодня между Геленджиком и Рио-де-Жанейро должна была пробежать некая искра. Возникнуть особая химическая реакция и даже разделяющий их океан не стал бы этому помехой.
Когда корабельные склянки на мифической шхуне показали три часа пополудни, далёкий бразильский город замер в ожидании карнавала. Он должен был проходить вовсе не на стадионе «Самбодром», а на улице, носившей имя советского вождя Владимира Ленина, в уютном курортном местечке на берегу Чёрного моря.
«А вдруг, – подумал латиноамериканец, – Геленджик возьмёт и переплюнет меня по яркости и масштабу празднества? Вот тогда стыда не оберёшься!»
Но как-то сразу осознав, что зависть – это чувство, недостойное знаменитой столицы самбы, Рио улыбнулся и пожелал удачи «Белой невестушке» – так ласково горожане называли свой Геленджик.
В тот момент, когда флюиды из другого конца света выкрасились исключительно в добрые тона, водитель такси Армен со злостью стукнул обеими ладонями по рулю своего авто.
– Всё, работа закончилась!
Духота, беспардонно влетающая в салон вполне новенькой «Ауди», даже немного испугалась такого напора хозяина дорог. Сжавшись в комочек, она быстро ретировалась, уступив место юркому бризу, который, бесстрашно скользнув по армянской щетине, повис на ароматизаторе – зелёной ёлочке, прозванной в народе «вонючкой».
Стоя в пробке из-за предстоящего карнавала, Армен на мгновение ушёл в себя, заглядевшись на болтающуюся туда-сюда висюльку. Она, видимо, помогала шефу подсчитывать убытки от окончания трудового дня раньше обычного.
Город от наплыва транспорта на праздник и по причине перекрытия дорог полицией сковало по самые что ни на есть не в меру растопыренные уши.
– Поставлю машину и пойду с детьми на карнавал, – выдал резюме водитель, обращаясь к пассажирам, которыми, по счастливому стечению обстоятельств, были я и моя внучка Настя.
До проявления такого эмоционального возмущения таксиста со жгучей кавказской кровью мы никуда не собирались. Однако это послужило неожиданным триггером для мистической атмосферы ожидания предстоящей феерии переодевания и лицедейства. Она начала последовательно заражать наши клеточки и потянула-потянула туда, к ярким краскам, громкой музыке и безграничному веселью.
Уже часа через два Настя, нацепив на лицо японскую маску белой кошки, купленную по случаю в магазине «Аниме», и я, взгромоздив на голову роскошную клетчатую шляпу с полями, скоренько потопали к месту предполагаемого начала шествия артистов.
Но, к сожалению, обычная точка старта всех городских демонстраций – местный Дворец Культуры – встретил нас унылой пустотой. Лишь пара десятков человек на площади возле ДК суетливо бегали взад-вперёд в поисках потерянного зрелища. Вероятно, им тоже, как и нам, сообщили неправильное время начала карнавала.
Стоявший неподалёку нарядный представитель власти в кипенно-белой рубашке с погонами и в фуражке с вызывающе приподнятым козырьком периодически сообщал подходящим к нему обманутым гражданам, что шествие уже прошло и ловить здесь нечего. С обидой произносимые фразы: «Как же так, а нам же сказали…», повисев безнадежно в воздухе некоторое время, медленно падали, как осенние листья, на тротуарную плитку, не забывая жухнуть и желтеть ещё в полёте.
Однако поняв, что ещё не всё потеряно, я взял внучку за руку, и мы устремились вниз по улице в надежде всё же зацепить хвост карнавала. Минут через пятнадцать сумасшедшего галопа вдалеке показался шлейф парада с замыкающим колонну бутафорским деревянным маяком на колёсах. Громкие неразборчивые возгласы под барабанную дробь и звуки труб явно говорили, что наша дружная парочка ещё успеет насладиться феерическими впечатлениями геленджикского празднества по случаю открытия курортного сезона.
