скачать книгу бесплатно
– Сдаётся мне, что Бьярн уже созрел, чтобы совершить какой-нибудь необдуманный поступок, – ответил Торкель, покачав головой. – Всё было бы ничего, но херсир Торир и наш были раньше долгие годы друзьями. И Брюньольв будет очень недоволен, если Бьярн предпримет что-нибудь против Торира.
– Это проблемы Бьярна, – пожал плечами Гейр.
– Да, надеюсь, что не наши, – прогудел Торкель, отходя.
Уже через три дня стало ясно, что слова Торкеля оказались пророческими. Похоже, к этому времени страсть Бьярна достигла своего предела, и он, не думая о последствиях, собрал дружину, взял хорошо снаряжённый корабль и поехал на север, в Фирдир. Гейр и Торкель очутились в числе его людей.
Гаулар, где находилось поместье Торира, располагался на противоположной Аурланду стороне Согнефьорда, и был гораздо ближе к открытому морю. Корабль Бьярна, отправившись из Аурланда ранним утром, ещё до света, должен был прибыть в порт назначения через пять часов.
Ветер был слабый, но попутный, и гребцы, сидевшие на веслах, особенно не напрягались. Ингард стоял на носу драккара и задумчиво созерцал водную гладь фьорда. Если бы не тёмная полоска земли, тянувшаяся слева по борту, можно было подумать, что ладья уже находится в океане.
Сзади послышались чьи-то шаги и, повернувшись, Гейр встретился глазами с внимательно смотревшим на него Торкелем.
– Ну, что я говорил? – прогудел тот. – Помяни мое слово, этот викинг нам всем выйдет боком.
– Что сделано, то сделано, – равнодушно пожал плечами Гейр. – А что до меня, так уж лучше такой викинг, чем вообще никакого.
Торкель, забывшись, в сердцах плюнул за борт, нанеся тем самым ничем не заслуженное оскорбление Эгиру – богу океана, и вернулся к своим обязанностям, решив больше никогда и ни за что не связываться с этими безумцами.
Примерно через час после этого драккар изменил курс, начав забирать правее, и ещё три четверти часа спустя впереди показался правый берег Согнефьорда. Ладья Бьярна подошла поближе и вскоре вошла в широкую бухту. Здесь ничего не было видно, кроме бурунов, разбивающихся о подводные скалы, и побережья без пляжей. Углубившись в бухту, викинги, наконец, нашли устье глубокой реки. К этому времени ветер стих, и гребцам пришлось налечь на весла в полную силу, чтобы повести драккар вверх по течению.
Вскоре показался Гаулар. Влетев на мелководье, ладья зашуршала дном по песку, и викинги высадились на берег. Двор херсира Торира находился на вершине пологого холма и мало чем отличался от двора Брюньольва: те же несколько примыкающих друг к другу построек, каждая из которых имела свою крышу. Бьярн, шедший впереди, сделал знак пошевеливаться.
На счастье, херсира Торира с дружиной не оказалось в Гауларе, и обошлось без кровопролития. Придя на двор, викинги стали врываться в дома и забирать все добро, которое могли унести с собой. Найдя Тору, Бьярн приказал возвращаться на корабль. Все были в прекрасном расположении духа, и лишь Торкель выглядел мрачнее тучи. Как выяснилось вскоре после их возвращения в Аурланд, он действительно знал, о чем говорил…
… – Ты себе позволил слишком много! – заревел Брюньольв, когда Бьярн рассказал ему о происшедшем, и что было сил ударил кулаком по столу, едва не разнеся его в щепки. Лицо херсира потемнело от гнева, а глаза метали молнии. Ингард, оказавшийся невольным свидетелем этого разговора, сидел неподвижно, опасаясь попасть под горячую руку.
– Ты не надейся, Бьярн, отпраздновать здесь, у меня, свадьбу с Торой, без разрешения Торира, ее брата! – продолжал бушевать херсир. – Завтра же… Нет, сегодня же ты отвезёшь ее обратно в Гаулар и будешь умолять херсира принять виру за нанесённое тобой ему оскорбление!
– Нет, отец, – твёрдо ответил Бьярн, не отведя взгляда. – Я люблю Тору, и она будет моей женой, хотите вы того с Ториром или нет.
– Ты хочешь развязать войну? – вспылил Брюньольв, вскочив на ноги.
– Если это единственный выход, то да.
– Но я не хочу этого! – рявкнул потерявший последние крохи терпения херсир. – И до тех пор, пока я хозяин Аурланда, ты будешь делать то, что хочу я, а не ты. Ты понял это?
– Я понял, – играя желваками, выдавил Бьярн. – Но Тору я не верну.
Взгляды отца и сына скрестились, как два обнажённых меча, и Гейр даже удивился, не увидев высеченных ими искр. В скали повисло тяжёлое молчание, и все присутствующие затаили дыхание, ожидая реакции херсира на это открытое неповиновение.
– Хорошо, – процедил, наконец, Брюньольв, и было заметно, каких усилий ему это стоило. – Через несколько дней я отправляюсь в Финнмарк[27 - Финнмарк – норвежское название Финляндии] за данью, а потом мы поедим на Гулатинг[28 - Тинг – правительственное собрание, состоящее из свободных мужчин страны или области. Гулатинг – тинг, объединявший местные фюльки вокруг Согнефьорда и происходивший на острове Гула], и там я постараюсь уладить это недоразумение. Тора останется в Аурланде, но до решения Гулатинга здесь на неё будут смотреть так, как если бы она была моей дочерью и твоей сестрой. Тебе это ясно?
Поняв, что это действительно последнее слово и большего он уже не добьётся, если не хочет окончательного разрыва с отцом, Бьярн согласно кивнул.
– А теперь оставь меня. Мне надо о многом подумать, – устало сказал Брюньольв и без сил опустился обратно на лавку, обхватив голову руками и закрыв глаза.
Бьярн, чуть помедлив, вышел. Следом за ним потянулись и хирдманы, старавшиеся не встречаться друг с другом глазами. Они испытывали неловкость от только что разыгравшейся в их присутствии сцены и чувствовали свою вину за неё, поскольку являлись непосредственными участниками вызвавшего ссору события. Всё оставшееся до отправления Брюньольва время они были удивительно тихими, и лишь когда обоз – около девяти десятков человек – выехал, наконец, из Аурланда и по первому снегу поехал в горы за данью с лопарей, все вздохнули с облегчением: впереди было несколько недель полюдья, в течение которых Брюньольв должен был хоть немного успокоиться и сменить гнев на милость…
6. Поездка в Финнмарк
Путь в Согнефьорд оказался куда тяжелее, чем предполагали Сумарлиди с Тордом. Хотя поначалу казалось, что сами эзиры благоволят им, стремясь как можно быстрее пригнать их драккар к цели, и он действительно летел вперёд, как на крыльях. Аустри, восточный ветер, дул удивительно ровно и сильно, так что парус корабля ни на секунду не обвисал без дела, гудя, как туго натянутый барабан, и не требовался хюсас-норта[29 - Хюсас-норта – кусок магнитного железняка, использовавшийся викингами в качестве компаса], чтобы знать, что они движутся в нужном направлении. А на пятый день пути на них обрушился шторм, страшнее которого Сумарлиди не видел ещё в своей жизни.
Драккар швыряло из стороны в сторону с небывалым остервенением, словно все духи зла решили разом разделаться с ним. Он то взлетал высоко в небо на гребне волны, то, зависнув на долгие доли секунды на самой вершине, стремительно обрушивался вниз, и падение это длилось долго, так долго, что начинало казаться, будто воды под драккаром расступились, и он сейчас разобьётся об океанское дно. Потоки воды низвергались на палубу судна со всех сторон, и нельзя было найти ни одного мало-мальски сухого места.
В этот страшный шторм они потеряли троих. Двоих из них смыло за борт, а третий был попросту раздавлен, когда верёвка из моржовой шкуры, пропущенная через дыру в вершине мачты, не выдержала, и громоздкий холстяной парус, который ещё более утяжеляли полосы из тюленьей кожи, нашитые на него для придания формы, обрушился вниз, на снующих под ним людей.
Лишь на третьи сутки море успокоилось, но ещё два дня шёл дождь, и набрякшие влагой тяжелые тучи лениво ползли столь низко, что едва не задевали верхушку мачты. Все вокруг окутывал такой густой туман, что вытянув руку, нельзя было разглядеть кончиков собственных пальцев. Этот промозглый туман, казавшийся хуже, чем проливной ливень, проникал всюду, сквозь самую ничтожную щель, и воздух становился влажным и затхлым. И когда ветер, пришедший с севера, разорвал, наконец, пелену облаков над головой и разогнал душившую мглу тумана вокруг, Сумарлиди почувствовал себя буквально заново рождённым, забыв на время о гложущих его тягостных думах о будущем. Он просто наслаждался тем, что имел прямо сейчас: жизнью.
А затем наступил вечер, и вымотавшиеся за несколько дней борьбы со стихией люди принялись укладываться спать. Сумарлиди, работавший наравне со всеми и уставший не меньше них, застыл на носу драккара, и со стороны казался каким-то странным дополнением к фигуре на форштевне. Он смотрел вперёд, и на его губах играла слабая улыбка, похожая на летящего в ночном лесу светлячка, то ярко вспыхивающего, то гаснущего, когда его заслоняли деревья. Мышцы норвежца приятно ныли, а мысли его были легки и бестелесны, словно шторм вымел из его головы всё лишнее и суетное, что лишало Сумарлиди покоя в последнее время. Его взгляд упал на блестевшую в свете только что поднявшейся луны поверхность моря. Гладь Великой Реки Океан сверкала, как расплавленное серебро, и в ней отражались звёзды, вспыхнувшие в небесах. Сумарлиди посмотрел вверх и нашёл Дорогу Валькирий[30 - Дорога Валькирий – Млечный Путь], крылатых дев, уносящих по ней души павших в боях воинов в чертоги Одина. Звёздная дорога причудливо извивалась по куполу небес, то сужаясь, то снова разливаясь в широкое полотно, от нее отходили рукава и тоненькие ручейки, похожие на невесомые волокна пуха. «Надеюсь, и мне доведётся пройтись по ней, когда придёт моё время,» – подумал Сумарлиди, чьё приподнятое настроение внезапно испарилось, как незадолго до этого испарился туман под лучами солнца. И, понурившись, он наконец-то улёгся, поплотнее завернувшись в так и не успевший просохнуть плащ. В то же мгновение необоримый сон сковал его веки, и на его крыльях Сумарлиди умчался в даль, недоступную простым смертным.
На утро его разбудил скрипучий крик чайки, вольно парящей над мачтой драккара. Эта пернатая предвестница земли привела их к острову Атлей, расположенному у входа в Согнефьорд. Здесь им, несмотря на близость цели, пришлось задержаться: драккар требовал основательного ремонта, да и людям, измотанным жестоким штормом, был необходим отдых. Поэтому лишь через неделю Сумарлиди увидел, наконец, долгожданный Аурланд. И первый же встреченный им мальчишка сообщил, что он на каких-то три дня разминулся с нужным ему человеком, отправившимся вместе с херсиром в Финнмарк.
– От меня не уйдёт, – сквозь стиснутые до боли зубы процедил Сумарлиди, и уже через час конный отряд викингов галопом двинулся прочь от фьорда, придерживаясь полустёршихся следов опережавшего их обоза…
***
…Чёрный лес, будто углем нарисованный на белом фоне свежевыпавшего снега, не придавал жизнерадостности. Тропинка, ещё не схваченная морозом, разбрюзгла, и грязь, неприятно чавкая, расползалась под копытами лошадей. Отряд викингов ехал молча, бросая изредка взгляды по сторонам. Но лес проглядывался далеко, да и об их походе ещё не знал никто, чтобы устраивать засаду, поэтому двигались спокойно, озираясь только в силу въевшейся в кровь привычки.
Херсир, ехавший впереди, склонил голову на грудь, и Ингард, скакавший рядом, молчал, не в силах решить, задремал ли Брюньольв или задумался. Было тихо и очень спокойно, и Гейр чуть было не последовал примеру херсира. Но спустя минуту сквозь дремоту до него долетели какие-то громкие звуки, и Ингард, встрепенувшись, остановил коня и повернул его назад, к источнику шума.
Гейр увидел молоденькую девушку…
Там он увидел викингов, сбившихся в кучу вокруг чего-то, по-видимому, весьма интересного. Подъехав и протолкавшись вперед, Гейр увидел молоденькую финскую девушку, уронившую вязанку хвороста на землю и с испугом озиравшуюся вокруг, на обступивших её со всех сторон воинов.
– Что здесь происходит? – раздался сзади мощный голос Брюньольва. Ингард повернулся в его сторону.
– Кажется, где-то рядом находится деревня лопарей[31 - Лопари – финны]. Здесь девушка оттуда.
– Так спросите, как туда проехать, – проворчал херсир, недовольный, что его из-за такой мелочи оторвали от его размышлений. Ингард спешился и подошёл к напрягшейся и понурившей голову девушке.
– Не бойся, – мягко заговорил он, – тебе не причинят вреда. Ты здешняя?
Девушка кивнула, всё ещё не решаясь поднять на него глаза.
– Покажешь дорогу в свою деревню?
Она снова кивнула, но уже более уверенно. Подхватив её хворост, Гейр положил его поперёк седла своего коня, и, взобравшись наверх, помог девушке сесть позади себя.
– Как тебя зовут?
– Гунхильд, – проворковала девушка и сцепила руки вокруг торса Ингарда. Тот почувствовал приятную и волнующую теплоту её тела, и, расплывшись в улыбке, весело гикнул и дёрнул поводья, послав коня в галоп. За ним, понимающе перемигиваясь, тронулись все остальные, но Гейру сейчас было просто не до них. Гунхильд, уже полностью освоившаяся, положила подбородок ему на плечо и изредка давала советы, куда ехать. Вскоре деревья впереди расступились, и отряд викингов выехал на неширокую опушку, заканчивающуюся довольно крутым спуском в низину, где находились с дюжину маленьких деревянных домиков.
– Вот моя деревня, – негромко сказала Гунхильд, щекотно дыша в ухо Гейру. Тот невольно тряхнул головой и спросил:
– Здесь есть где-нибудь место, где могут проехать повозки?
– Да, левее.
Ингард повернул своего коня, и викинги последовали за ним. Вскоре крутой склон действительно перешёл в более пологий, на котором виднелось некое подобие дороги, и Гейр направил коня вниз. Ещё через пять минут они въезжали в деревню, и финны с опаской провожали их отряд испуганными взглядами из низких оконцев.
Пока Брюньольв договаривался с выскочившим им навстречу годи[32 - Годи – племенной жрец] о размере дани, Ингард узнал, в каком доме живёт Гунхильд и, отвезя ее туда, помог занести хворост.
Дверь была очень низка, и Гейру пришлось согнуться пополам, чтобы пройти внутрь. И, начав выпрямляться, он столкнулся взглядом с горящими глазами немолодого, но и совсем ещё не старого финна.
Такой ненависти Ингард не видел ещё никогда в жизни, и она ошеломила его. Дико закричав, финн схватил ухват и бросился на гостя. Не теряя времени и не размышляя, чем вызвана такая ярость, Гейр швырнул вязанку хвороста в нападавшего и выхватил Хрунтинг, приготовившись зарубить этого безумца, как только он приблизится на достаточное расстояние.
Следом за Ингардом в дом вошла Гунхильд. Увидев меч, девушка всем телом повисла на руке Гейра, тоже что-то истошно вопя. Разозлившись, Ингард отшвырнул её в сторону и схватил левой рукой ухват, нацеленный ему в живот. Отведя его вверх и влево, Гейр дёрнул ухват на себя и от всей души врезал гардой меча по лицу ошеломлённого финна. Клацнув зубами и лишь чудом не откусив себе язык, тот разжал ослабевшие пальцы и вытянулся на полу, разом утратив свой воинственный пыл. Девушка, про которую Ингард успел забыть, кинулась к нему, заслонив его своим телом от разгневанного викинга. Подумав, тот вложил меч в ножны и, пройдя в светлицу, уселся на скамью, поставив ухват между ног и опираясь на него, как на посох. Когда Гунхильд наконец-то подняла на него глаза, он хмуро спросил, всем своим видом показывая, что шутить не намерен:
– Ну, и что всё это значит?
– За неделю до вас сюда приехали колбяги[33 - Колбяги – норвежцы, торговавшие с финнами]. Они стали грабить всё, что попадалось им под руки, а когда Хильдигунн попыталась воспрепятствовать этому, они её убили.
– Кто это, Хильдигунн? – смягчившись, спросил Гейр.
– Моя мать, – тихо произнесла Гунхильд, опустив голову.
Когда Ингард вернулся на площадь, спор между годи и Брюньольвом относительно дани был закончен, и началась торговля. Протолкнувшись сквозь толпу лопарей, пялившихся на повозки с различными товарами, которые Брюньольв захватил с собой из Аурланда именно для этих целей, и приценивающихся к понравившимся вещам, Гейр приблизился к херсиру.
На его удачу, Брюньольв только что получил от жреца пятнадцать марок серебра и связку шкурок, что положительно повлияло на его настроение.
– Извини, что отвлекаю, херсир, – почтительно начал Ингард, – но у меня к тебе есть одно важное дело.
– Говори, – кивнул Брюньольв, продолжая любоваться переливами меха, который держал в руках.
– Что бы ты сказал, если бы получил всё, что тебе причитается?
– Не понимаю, – нахмурился херсир, оторвавшись, наконец, от своего занятия. Гейр заговорил ещё более вкрадчиво:
– Я говорю, что ты получил далеко не всё. До нас здесь похозяйничали колбяги, и они взяли себе гораздо большую долю.
– Где они? – просипел Брюньольв, уперев горящий взгляд в опешившего жреца и стиснув забытую шкурку в своём огромном кулаке так, словно намеревался вбить её ему в глотку. Годи судорожно сглотнул, прежде чем ответить.
– Отсюда они пошли на север.
– Собрать людей, – бросил херсир через плечо Гейру, и его глаза зло сощурились, не предвещая перешедшим ему дорогу колбягам ничего хорошего…
…Отряд викингов в пятьдесят человек – остальные остались охранять обоз – стоял с оружием наизготовку под прикрытием разлапистых елей. Впереди послышались осторожные шаги, и на поляну вышел финн. Оглядевшись, он направился к Брюньольву и что-то ему зашептал. Не дослушав до конца, херсир ударил мечом по щиту.
– Отлично!
Затем, обращаясь к своим людям, сказал:
– Колбяги сейчас находятся в селении в часе езды отсюда. Они ничего не подозревают.
Викинги радостно завопили, загремев оружием. Финн, один из тех, кого херсир отправил следом за грабителями, чтобы выследить их, что-то добавил. Брюньольв кивнул и снова повернулся к отряду.
– Он говорит, что их там всего тридцать человек. Колбяги нашли эль, так что справиться с ними будет легко.
Викинги вновь завопили, и херсир сделал знак следовать за ним.
К деревне выехали в сумерках. Здесь строений было больше, чем в родной деревне Гунхильд, и они выглядели побогаче. Финн указал на крайний дом слева.
– А где их добро? – приглушённым голосом спросил херсир.
– В сарае, там три охранника, но они тоже уже пьяны.
– А хозяева?
– Либо в доме, либо колбяги их выгнали.
– А, впрочем, это без разницы. Я не намерен терять своих людей, – заявил Брюньольв, когда викинги въехали в деревню. Окружив указанный дом, норвежцы спешились. Как финн и сказал, охрана едва стояла на ногах и не смогла оказать настоящее сопротивление. Лишь один из колбяг попытался заорать и поднять тревогу, но Гейр одним ударом снёс ему голову, не позволив издать ни звука.
Трупы оттащили подальше, и Брюньольв вошёл в сарай. Здесь были четыре повозки, тяжело гружённые мехами, едой и каким-то скарбом. Выйдя на двор, херсир махнул рукой:
– Поджигайте.
Викинги засуетились, и вскоре под бревенчатой стеной дома выросла гора сена. Один из норвежцев притащил бревно и приставил его к двери.
Запылал огонь.
Дерево, сухое от мороза, звонко стреляло, повалил дым. Гейр отошёл туда, где жар не мог его достать, и молча наблюдал. Огонь перекинулся на соломенную крышу и, наконец, проник внутрь. Отуманенные хмелем мозги колбягов не сразу осознали этот факт, а затем поднялся невообразимый гвалт. Люди метались по горящему дому в поисках выхода, вопили первые обожжённые. Дверь затрещала от мощных ударов, но бревно было установлено крепко. А пламя всё набирало силу, и вскоре этот огромный костёр достиг апогея: языки огня взлетали высоко в небо, вечер исчез, будто его и не было. Из окрестных домов выбегали люди узнать, что происходит, но увидев вооружённых норвежцев, быстро прятались обратно. Рёв пламени заглушил все звуки, и крики гибнущих утонули в нём. Через минуту покорёженные брёвна, утратившие связь друг с другом, с грохотом развалились. Огонь опал, но отдельные языки пламени всё ещё гуляли по пепелищу, разгоняя тьму над этой братской могилой.
Брюньольв приказал трогаться в обратный путь. Из стойла вывели лошадей колбягов и впрягли их в повозки. Отряд потянулся прочь, увозя богатую добычу, доставшуюся ему без боя. Херсир, ехавший рядом с Гейром, буквально лучился весельем, чего давно с ним не было.
– Что ж, – сказал он, повернув голову к Ингарду, – твои слова принесли мне большое богатство, поэтому десятая часть от него по праву принадлежит тебе. И теперь можешь попросить ещё, что пожелаешь.
Приложив правую ладонь к сердцу, Гейр благодарно поклонился.
– У меня к тебе только одна просьба, херсир. Дай мне неделю для личного дела.
– Это легко сделать, – улыбнулся Брюньольв. – Когда всё устроишь, направляйся прямо в Аурланд; теперь, – он указал на скрипящие позади отряда повозки, – нам здесь делать больше нечего…
7. Форсети[34 - Форсети – бог справедливости и правосудия, наставник богов]
…Сумерки сгущались быстро, и вскоре повалили крупные хлопья мокрого снега. Близился к концу первый день с их отъезда из отряда, и Гейр начал было подумывать, не повернуть ли обратно. Он не признавался в этом даже самому себе, но он успел соскучиться по родной земле, родному морю и пусть не родным, но знакомым лицам. Однако до селения Гунхильд оставался всего час езды, а Гейр не привык бросать начатые дела на полдороги.
Громкий треск подломившейся ветки заставил его вздрогнуть. Остановив Свадильфари, Ингард привстал в стременах и огляделся. В лесу было тихо, лишь снег с едва слышным шёпотом опускался на землю, закрывая дальний обзор словно покрывалом. Гейр чуть тронул поводья, заставив идти коня медленным шагом, и его рука легла на оружие.
Где-то поблизости крикнул потревоженный ворон и забил крыльями, не решаясь взлететь в такую непогоду. Внимательный взгляд Ингарда скользил по чёрным стволам деревьев и не замечал ничего необычного, но это спокойствие давило Гейру на нервы, заставляя его сердце колотиться в ускоренном ритме. Норвежец доверял своим предчувствиям, а сейчас они буквально кричали о том, что над ним нависла серьёзная, может быть, даже смертельная опасность. И Ингард не собирался отмахиваться от этого предупреждения только потому, что его глаза оказались слабее его интуиции.
Викинги появились неожиданно, будто выпрыгнув прямо из деревьев. Их было человек двадцать, и половина из них, помимо топоров и копий, была вооружена ещё и луками. Гейр резко натянул поводья, заставив Свадильфари протестующе заржать и подняться на дыбы, и выхватил Хрунтинг. Ингард понимал, что при таком численном перевесе враги просто задавят его, но и сдаваться без боя он тоже не собирался.
– Ну, кто первый? – рявкнул он, воздев меч над головой. Растолкав преграждавших ему дорогу воинов, вперёд вышел викинг в дорогом кюртеле и, демонстративно сложив руки на груди, с непонятной усмешкой уставился на Гейра снизу вверх.
– Так вот ты каков, Гейр Ингард, – сказал он, и его усмешка стала шире.
– Ты знаешь меня? – опешив от неожиданности, спросил Ингард и даже опустил Хрунтинг, всматриваясь в незнакомца. И хотя он видел этого человека впервые, Гейр уловил в чертах его лица что-то знакомое, от чего непонятный холодок пробежал по его спине.
