скачать книгу бесплатно
– Надо узнать. – заявила Ольга. – Беги за телефоном, пойдём на пирс сходим.
– Да успокойся ты! – возразила я. – Приедем домой и всё узнаю. Зачем человека лишний раз дёргать?!
– Нет, я поражаюсь с твоей выдержки, – возмутилась Ольга, – неужели тебе не интересно, кто он и что он натворил?!
– Интересно, конечно, – ответила я, – но вдруг там что-то страшное, а тут я с такими вопросами к Татьяне. Не хочется ей больно сделать.
– Ну да, – расстроенно согласилась сестра, – как там все сложно! Скажи?
– Может там то, и нет. Сложно с миром живых связь держать, – предположила я, – подумай сама, если бы всё было бы просто, мы бы знали, что после смерти происходит! А нам приходится только догадываться!
– Точно, – сказала сестра, опрыскивая себя водой из пульверизатора. – Я знаешь, что вспомнила? Помнишь, Женьку Левшову?
– Помню, конечно, – ответила я, вспомнив девочку из нашей школы, которая некоторое время жила в Ольгином доме. Её родители, из так называемых интеллигентных алкоголиков, оба педагоги в третьем поколении, пили сильно, но тихо. Без мордобоя, и сборищ приятелей, строго вдвоём, после короткого рабочего дня, под декламации стихов Маяковского и песен Высоцкого. Когда Женя училась во втором классе, мама её умерла от цирроза печени. Остались они с отцом вдвоём. Роль хозяйки дома легла полностью на плечи девочки, а та из-за страха перед интернатом старалась на всю катушку и дома чистота-порядок, и отец всегда чистый, побритый, в отутюженной одежде, хоть и пьяный. Помню, в какой ужас привёл меня рецепт лукового супчика, рассказанный Левшовой в одиннадцать лет. Мы, конечно, её жалели и подкармливали, чем могли, хотя это было довольно сложно – слишком обидчивая она была.
– Помнишь, мы, лет в четырнадцать, ездили с ней в «Комету»? – прервала мои воспоминания сестра. – И она там рассказывала, что по ночам к ней приходит мать?
– Помню, – ответила я, вспомнив наш пионерский лагерь, – мы сначала пугались, а потом решили, что она специально придумывает, чтобы привлечь к себе внимание.
– Это вы, но не я! – с пренебрежением произнесла Ольга. – Какое внимание?! Если там и, правда, двери открывались сами по себе, вещи падали посреди ночи.
– Падали, конечно, – согласилась я. – А как им не падать, если ты их комком запихивала и дверь захлопывала?!
– Ой, да не в этом дело! – поморщилась сестра, вставая с шезлонга. – Пойдём в воде посидим чуть-чуть? Невозможно лежать уже.
– Пойдём, -кивнула я. Солнце стояло высоко над горизонтом и пекло нещадно.
– Так вот! Пока, вы посмеивались в стороне над бедной девчонкой, – заходя в прохладную воду, продолжила сестра, – я выяснила у неё все подробности. Оказывается, спустя три года после смерти матери, она стала приходить к ней сначала во сне, с одним единственным словом: «Забыл!». Ничего не напоминает?
– Нет, – с иронией, ответила я, наслаждаясь прикосновением морской воды к горячему телу.
– Шутишь? – изогнув одну бровь, нахмурилась сестра. – Ну, шути, шути! Так вот, затем она стала появляться и наяву по ночам, твердя одно и то же. Женька выпросила отца, чтобы тот взял ей путёвку в лагерь в надежде, что там мать не станет её преследовать, но в «Комете» она разошлась ещё пуще, выкидывая вещи из шкафов и тряся её кровать. Беспрестанно повторяя: «Отец, Жека! Отец! Молись, доча! Молись!». В итоге она уехала ещё до окончания смены. Помнишь? И странным образом вещи перестали выпадать из шкафов, а шашечки на кроватях перестали дребезжать среди ночи. Скажешь, нет?
– Скажу, не помню про шашечки, – усмехнулась я, – зато помню, что фантазия у тебя всегда была на грани фола! И ещё помню что, когда мы школу пошли осенью, Жени уже не было.
– Да, не было! – воскликнула Ольга, крутясь, на манер юлы, в воде. – Её кто-то из родственников забрал, а отца куда-то пристроили на лечение. А ещё лет через десять в нашем доме стала появляться, периодически, монашка.
– Как появляться? – испугалась я.
– Да не в том смысле, – скривилась сестра, взмахнув рукой и поднимая сноп брызг, – реальная монахиня-сестра Евгения. Я Иринку, соседку, расспросила, оказывается это наша Женька. Ушла от мира, за мать с отцом молится.
– Чушь, Оля! – мотнула я головой, протестуя. – Ну, чушь же! Сама подумай, каково девочке с детства было с такими родителями?! Ясное дело, с психикой проблемы. Сама подумай, какая мать будет так истязать своё дитя? Тем более после смерти.
– А если не чушь?! – воскликнула Ольга. – Дети же и в семьях бичей живут и психика у них, дай Бог каждому! А у неё?! Да, алкоголики! Но тихо, чисто и поесть всегда было, скромно, но было. Я вот думаю, может и Гаврил этот тоже просто алкоголик?
– Не знаю, всё может быть. – ответила я. – Только, неужели алкоголику на том свете покоя нет? Их, наоборот, говорят, Бог бережёт.
– Бережёт! – согласилась Ольга. – Только в пьяном бреду они на многое способны. Может, натворил чего. А знаешь, что?! Помнишь, мы передачу смотрели про одержимость? Там говорили, что многие алкаши одержимы. Помнишь?
– Ну, там наговорят! – усмехнулась я, направляясь к берегу. – Хватит выдумывать! Зачем гадать? Узнаю у Татьяны, когда приедем, и придумывать ничего не придётся.
Глава 9
И всё-таки в пробках есть своя прелесть! Когда ещё появится возможность неторопливо разглядеть великолепие осеннего дня. Листья, словно золотые слитки с красноватыми вкраплениями украсили деревья, и щедро осыпали дорожки. Воздух вокруг стал каким-то насыщенным, даже тягучим, как жидкий мёд, а в душе нарастал тоскливый восторг с ностальгическими нотками. Странная смесь, да? Но именно такие эмоции вызывает во мне осень. Тем более так резко наступившая для меня осень. Ещё вчера было лето в Приморье, шелест волн и голубое сияние неба, изумрудная зелень на близлежащих сопках. И вчера же, вечером, приехав домой, я погрузилась в волшебную осень. Она меня, можно сказать, оглушила, окутала плотным одеялом, оставив в моей душе минимальную смесь эмоций: восторг, тоску о прошедшем лете и ленивое ожидание чего-то очень-очень хорошего.
Я ехала к Татьяне на дачу, в плотном графике дежурств нет времени на бесполезные чаепития, поэтому пришлось рулить за город, в один из пригородных поселков, в которых из жителей осталось от силы два-три человека.
Танюшка, одетая в тельняшку и, с вытянутыми на коленях, трикотажных штанах советского производства, заправленными в коричневые резиновые сапоги, в бейсболке на голове, встретила меня возле ворот.
– Здравствуй, красавица! А, загорела то как! – обняла меня Татьяна. – Молодец, что приехала! Мы с Василичем сегодня с утра по грибы сбегали. Белых в этом году уродилось, жуть!
Василич, он же Сергей Васильевич – муж Татьяны. Сколько её знаю, он всегда был Василичем, то ли пятнадцатилетняя разница в возрасте, тому виной. То ли его профессорский взгляд поверх очков, сидевших на кончике носа, но по-другому его мало кто называл. Только если студенты в колледже, где он преподавал латинский язык.
Мы прошли на просторную веранду дачного дома, залитую золотом осеннего солнца, где стоял сладковатый грибной аромат. Грибы были всюду, в тазах, корзинах, вёдрах, а посреди этого лесного великолепия сидел Василич в резиновых медицинских перчатках на руках и чистил-перебирал крепенькие грибочки.
– Здравствуй, Ева, – ответил на моё приветствие он и указал на стол уставленный, всевозможной тарой, – бери стул, присаживайся к столу. Как дела? Маленький как? Чего не привезла то? Побегал бы на свежем воздухе, а то сидите в городе, маринуетесь.
Василич сдвинул к краю стола, заполненную грибами, посуду. Выудил из-под стола вазочки с сушками и конфетами, слушая мой рассказ о поездке на море. Я достала, привезённые мной подарки с Приморья – свежие морепродукты и купленные по дороге, пирожные.
– Ну, зачем же ты!? – проворчал Василич. – Лучше б ребятишкам своим что полезное купила.
Он взмахнул рукой в перчатке, показывая в угол веранды, где лежали оранжевые с зеленоватыми полосами, пузатые тыквы и сказал:
– Но где вам знать, что полезно?! Я тебе уже и тыковку приготовил, ещё урожай по мелочи. Тыкву умеешь готовить?
– Умею, конечно. В микроволновке за десять минут, – улыбнулась я.
– В микроволновке?! – с ужасом произнёс он и посмотрел на меня так, как будто у меня вмиг выросли оленьи рога. – Тыкву?! В микроволновке?! Кошмар! Татьяна, да где ж ты запропастилась? Ты слышала?! Тыкву в микроволновке!
– Василич, прекращай! 21 век, а ты микроволновке удивляешься! – весело воскликнула, входящая задом на веранду Танюшка, – Помоги лучше. Вот чаек нам заварила дачный, с мятой и смородиновым листом. Грибочки с картошечкой подоспели уже. Ева, расскажи уже ему рецептик, а то не угомониться же.
– Да, Ева, расскажи, пожалуйста, – попросил Василич.
– Ничего сложного, тыкву нарезаю дольками, пересыпаю сахаром и в микроволновку на десять минут, – с улыбкой рассказала я. – Можно так есть, а можно и в кашу добавить. Можно мёдом полить, семечки и орешки добавить. Очень вкусно.
– Правда, вкусно? – недоверчиво спросил Василич. – Как так тыкву отдельно от каши готовить? Вот мы раньше на ночь в духовку ставили…
– Раньше, Василич, – смеясь, перебила Танюшка, – вы много чего на ночь делали. А сейчас все по-другому. Годы, знаешь ли!
– Хех, – крякнул от неожиданности Василич и пробурчал, – по-другому у них…
– Ладно, Ев, кушай давай, – засуетилась Танюшка, – свеженькое всё. Я тебе грибов ведёрко приготовила. Управишься сама с ними? Можешь сварить и заморозить, а потом суп варить, картошку жарить. Зимой ух, как хорошо!
– Управлюсь, конечно. Спасибо, Танюш. Не надо было беспокоиться.
– Да какой там беспокоиться!? Не выдумывай! – махнула рукой Татьяна и с улыбкой, спросила. – Скажи лучше, там по мою душу никто больше к тебе не приходил?
– Приходил! – воскликнула я, радуясь, что Татьяна сама начала этот разговор.
– Да? Правда? – обрадовалась она и подошла к большому буфету. – А давай наливочки под это дело? А? Василич сам готовил.
– Нет, ты что!? – отказалась я. – Я же за рулём.
– О! Точно! – спохватилась Таня, доставая пузатый графин. – Но мы с Василичем выпьем. Да, Василич? Пока ты про папку моего расскажешь! Что он ещё говорил?
– Я, конечно, прошу прощения, – удивлённо сказал Василич, – а откуда Ева отца твоего может знать? А, Татьян? Он уже умер двадцать с лишним лет назад!
– А вот так, Василич, вот так! – рассмеялась она. – Сейчас всё по-другому!
– Да нет, Тань, – растерянно произнесла я. – Это не отец твой. Наверное…
– Да?! – удивилась Татьяна. – А кто же тогда?
– Не знаю. Сказал, что его духовное имя Гаврил, – тихо сказала я.
– Гаврил? – ошеломлённо протянула она. – Гаврила?
– Вроде бы Гаврил Косачек, – ещё больше растерявшись, произнесла я.
– Косачек? Косачек!? – воскликнула Танюшка и, подскочив со стула, убежала в дом.
– Куда ты?! – прошептала я ей в след и посмотрела на Василича. Тот внимательно смотрел на меня поверх своих очков.
Сверху, над нами, послышался звук падения мелких предметов.
– Ева, ты откуда-то узнала? – печально спросил у меня Василич. – Или, правда, Сашка приходил? У нас эта тема под запретом уже больше двадцати лет.
– Какой Сашка? – переспросила я.
– Ясно, – протянул он, – сейчас Татьяна придёт и расскажет. Я знал, что нельзя такие вещи замалчивать. Они рано или поздно дадут о себе знать.
На веранду вышла Танюшка, держа в руках небольшой пыльный чемоданчик. Я такие видела только в старых фильмах – коричневый потёртый чемодан с металлическими уголками.
– Вот старые письма, фотки, метрики наши, – сказала она, открывая его, – сейчас посмотрим. Это же дом моих родителей, раньше здесь посёлок был, и школа была. Только как затопило всё в конце 80-х, мы в город перебрались. Мало кто сюда вернулся жить. Мои родители как дачу использовали, а потом забросили. Мы с Василичем, лет десять назад, дом отремонтировали. И то только потому, что он у меня такой хозяйственный, а так стоял бы он – разваливался. Сама б я сюда ни ногой! Трагедия у нас здесь случилась, Евочка. Страшная трагедия!
Я стыдливо отвернулась, разглядывая покрашенные в яркие цвета перила и резные рейки веранды – красный, синий, зелёный, фиолетовый, прям радуга-дуга. Вот попала, так попала! Разбередила старые переживания такого хорошего человека!
Вдруг моё внимание привлекло лёгкое движение. В метрах в пяти от дома, стоял, покрашенный во все цвета радуги, то ли сарай, то ли душ, с боку к нему примыкал пышный куст неизвестного мне растения с бордовыми веточками и уже засохшими, почти чёрными скрученными листьями на них. А возле него, сложив руки на груди, стоял мой незнакомец из сна. Я зажмурила глаза, не веря своим глазам, а когда открыла, мужчина в джинсе и клетчатой рубашке так и стоял на месте, не двигаясь. Печальная улыбка скользила на его губах, а взгляд был устремлён на Татьяну. Я перевела взгляд на неё. Она же, поставив открытый чемоданчик к себе на колени, выкладывала из него какие-то пакеты с бумагами, что-то тихо бормоча про себя. Василич переводил взгляд то на меня, то на жену. Поймав его взгляд, я резко повернулась в сторону Гаврила, в надежде, что он его увидит. Но он, повернув голову в ту сторону, вопросительно посмотрел на меня. Не видит, значит! И всё-таки не зря, Василич, столько лет проработал со студентами, мимику мою он понял и в следующую минуту убедил меня в этом.
– Танюшка, а ты кусты свои диковинные Еве не показывала? – ободряюще посмотрев на меня, кивнул он головой в сторону сарая. – Нет?
– Да какие же они диковинные, Василич? – вскинула голову в ту сторону Татьяна. – Пузереплодник называется. Вот разрастутся оградой, тогда красота будет, а сейчас только цветом и радуют, пользы ноль. Смотри, Ев, сколько тут раритета?
Василич пожал плечами и, одев очки, опять повернулся в сторону сарая, пристально вглядываясь. Гавриил так и стоял, не шевелясь, но никто, кроме меня, его не видел. Татьяна подвинулась ко мне поближе, протягивая стопку пожелтевших фотографий, на картонной основе, на них сквозь трещины проглядывались лица людей.
– Это прадед мой с моим дедушкой на руках. Видишь? – показав на мужчину в военной форме с ребёнком в белой кружевной рубашке, сказала она. – Вот он то и переделал нашу фамилию с Косачок на Косачёв. Зачем? Точно не помню, надо спросить у мамы и записать, это же история. Да, Василич?
– Да что там записывать?! – сказал Василич, перебирая очередное ведро грибов. – Косачок – это так называемая уличная фамилия, другими словами прозвище. Откуда оно пришло неизвестно, но, видать, очень не нравилось твоему прадеду из-за татарского происхождения, вот он и сменил её на более созвучную, поменяв одну букву в окончании. Вот и вся история.
– Да? Ну ладно, – перебирая в руках фотографии, сказала Татьяна.– Что, Ев, нет тут твоего незнакомца?
– Нет, – ответила я, поглядывая на сарай, где стоял Гаврил.
– Смотри, мы в детстве календарики собирали, – с улыбкой, показала Татьяна цветные календари, – в наше детство это было чудо дивное. В твоё то детство уже переливные были. А мы и таким рады были.
– Помню, конечно, переливные, – улыбнулась я, – в моём детстве они тоже роскошью были.
– Ну, тогда всё роскошью, было, – рассмеялась Татьяна и протянула мне чёрно-белую фотографию. – Смотри, это я с братом Сашкой. Мне пять лет, а ему пятнадцать.
С фотографии на меня смотрел молодой Гаврил. Вихрастый мальчуган, с тоненькой шейкой и нарочито строгим взглядом, этакий резко повзрослевший ребёнок. Я повернула голову в сторону сарая и увидела качающего из стороны в сторону, закрывшего глаза руками, мужчину.
«Значит, Сашка, – подумала я, – Александр!»
– Это он, Танюш, – сказала я, показывая на её брата на снимке, – только старше, лет сорока.
– Точно? – как-то обречённо спросила она и, увидев мой кивок головой сказала. – Он умер в 42 года, мне тогда 32 исполнилось, я Павлика в тот год родила. А что он говорил?
– Практически ничего, могилу свою показал, имя на ней, – ответила я, – и, напоследок, про то, что его забыли.
– Забыли? – удивилась Татьяна. – Конечно, забыли. Столько времени прошло!
– Нет, он не это имел в виду, – посмотрев на опустевший возле сарая куст, сказала я. – Думаю, он о том, что его и не помнили.
– Ты знаешь, возможно! – уклончиво сказала она. – Я так думаю, что он не просто так тебе снился. Может он что-то сказал, но ты не хочешь говорить?
– Нет, – ответила я, отпивая тёплый чай, – он ничего не говорил.
– Ева, я даже не знаю, рассказывать тебе или нет, – сомневалась Татьяна, перебирая фотокарточки. – История не очень хорошая и, я, в своё время, не нашла объяснения поступку брата, решив просто забыть об этом.
– Расскажи уже, Танюш, – ласково сказал Василич, – я ещё тогда говорил, что рано было ставить точку, надо было разобраться во всём. Видишь, не может его душа обрести покой? Надо помочь, душенька, надо.
– Да там всю жизнь пересказывать придётся, чтобы понять! – воскликнула Татьяна и обречённо добавила. – Даже не знаю с чего начать.
– Давай, я расскажу, что знаю, а ты дополнишь? – предложил Василич. – Наливай наливочки!
– Да. Давай выпьем, раз такое дело, – с грустью согласилась Татьяна и засуетилась, – Ева, ты чего ж не поела-то ничего? Давай чайку согрею?
– Согрей, душа моя, – сказал Василич.
– Да не беспокойся ты, – с досадой воскликнула я, – тёплый чай, наоборот, вкусней. Ты же знаешь, я не люблю горячий!
– Ах, да, – пробормотала Татьяна. – Ну ладно, Василич. Рассказывай.
Глава 10
– Сразу скажу, Ева. Сашка наш повесился, здесь на этой даче, на чердаке, – начал он. – Причём, можно сказать, демонстративно. Родители в тот момент были внизу и слышали грохот упавшего стула, но в силу обстоятельств, о которых я позже расскажу, сразу не среагировали. Мы, так и не поняли, специально он это сделал, чтобы попугать или, действительно, жить не хотел. Когда через пару часов тишины, отец заглянул на чердак и увидел висящего сына, упал там же с инфарктом. Спасти его не удалось. Так что была у нас двойная трагедия. Ну, будет, Танюшка! Чего ж ты!?
Василич подошел к жене, которая смахивала украдкой слезы, приобнял её и спросил:
