Тень немецких крыльев

При этих словах он повернул голову и, увидев Шубина, встал как вкопанный и, вытаращив глаза, открыл рот, из которого полился такой поток слов, что Глеб невольно рассмеялся. Он узнал этого человека по голосу и по его удивительно мягкому украинскому говорку, еще не видя его. А теперь и тот, не ожидая такой встречи, был несказанно удивлен.

– Мама моя дорогая! – воскликнул он, всплеснув руками и чуть присев. – Так неужто же это сам старший лейтенант Шубин тут стоит передо мной собственной персоной?! Ой, извиняйте Миколу, товарыщ капитан, не распознал сразу ваших погон! – снова всплеснул он руками и, бросив повод, поспешил навстречу Шубину.

Глеб с улыбкой протянул ему руку, и тот затряс ее так энергично, словно хотел оторвать.

– Здорово, Микола! – ответил на его приветствие Глеб, узнав в бойце одного из радистов штаба 290-го полка 113-й стрелковой дивизии, вместе с которым он когда-то выходил из окружения в далеком сорок втором году.

Старшина Микола Яценюк был не просто одним из радистов полкового штаба, а лучшим его радистом. При выходе из окружения он был ранен, как и многие, кто тогда выжил и вышел из жуткой мясорубки, устроенной остатками 113-й немецкой дивизии в Баганском урочище.

– И вам доброго здоровичка, товарыщ капитан Шубин, – радостная улыбка не сходила с круглого лица Миколы. – Какими такими тропами вы к нам пробрались?

– Да вот, – показал Глеб на указатель, под которым все так же уныло сидел рыжий пес, – ищу гвардии полковника Соколовского. Меня к нему направили…

Он не успел договорить, как Микола перебил его новым радостным восклицанием.

– От то добре! Так значит, вы к нам теперь в разведку? Я ведь зараз вас к командиру и доставлю. Тут недалече, идемте со мной. Ах, вот так зустрич! – качал он головой, снова берясь за повод и направляясь в сторону, которая на указателе значилась как «Хозяйство Семенихина».

По дороге в штаб рот Миколы не закрывался ни на секунду. Он то начинал расспрашивать Шубина, где его носило все эти два неполных года после выхода из котла, то, не дожидаясь ответа, начинал сам рассказывать о себе, потом снова сбивался с рассказа на вопрос о Глебе и об остальных, кто тогда выходил с ними из окружения. И так все время – по кругу.

Глеб, которому и рта не давали открыть, не обижался на Яценюка. Он и сам был рад этой встрече, и только молча улыбался, слушая болтовню радиста и вспоминая пережитые ими когда-то события заново. Так они шли еще с километр, углубляясь в лес. По дороге, а, вернее, по натоптанной людьми, лошадьми и телегами прогалине, им все чаще стали встречаться бойцы. Все были чем-то заняты, но без особой суеты и спешки, словно и не было в нескольких десятках километрах от них лютого врага. Заслышав веселый говорок Яценюка, они оборачивались и, улыбаясь, смотрели на него, а потом их взгляд переключался на Шубина, и тогда в нем проскальзывало любопытство и вопрос.

– От мы и на мисте! – внезапно прервав на полуслове свои воспоминания, воскликнул Микола и громко окликнул стоявшего у входа в недавно выстроенный блиндаж паренька: – Теткин, прими у меня Лыску, да кажи Митрию, чтобы он ей левую переднюю ногу посмотрел, бо она, страхолюдка така, умудрилась гвоздь на дороге найти.

Теткин – молоденький парнишка лет шестнадцати, одетый в обычную рубаху и штаны-шаровары, подскочил к кобыле, принял повод из рук Миколы и только потом увидел, что рядом со старшиной стоит какой-то чужой капитан. Он чуть наклонил голову и тихо произнес:

– Здрасти вам.

– Теткин, скильки я тебя учив, як надо звертатся до офицерив? Нет, никогда из тебя, Теткин, справного бойца не вийде. Йды уже, – махнул рукой Микола, отпуская неловко топтавшегося на месте парнишку.

Они с Шубиным, которому пришлось нагнуться, чтобы не удариться головой о низкую притолоку, зашли в блиндаж. В первой комнатенке, кроме двух радисток в наушниках и молодого лейтенанта (по-видимому, ординарца полкового командира), который что-то сосредоточенно печатал одним пальцем на машинке, больше никого не было. Лейтенант, увидев Миколу, сразу же встал и хотел было выйти в другую комнату, но увидел за спиной старшины Шубина и остановился.

– Вы кто? – поинтересовался он.

– Так це ж капитан Шубин! – радостно заявил Микола таким тоном, словно говорил, что стыдно лейтенанту не знать, кто такой Глеб Шубин.

Глеб ответил, не обращая внимания на слова Яценюка:

– Капитан разведки Шубин. Доложите о моем прибытии в расположение части гвардии полковнику Соколовскому.

– Давайте приказ о вашем переводе, – протянул руку ординарец.

Шубин вынул из вещмешка и отдал ему свои документы. Лейтенант со значительностью на лице просмотрел их и, удовлетворенно кивнув, ушел в другую комнату. Через минуту оттуда вышел высокий худой человек. На ходу он застегивал пуговицы на гимнастерке. По его лицу было видно, что он только что проснулся.

– Микола, – первым делом карие, почти черные глаза полковника Соколовского остановились на Яценюке, – где тебя так долго черти носили? Ты достал, что я тебя просил?

– А як же! Чтобы я – да не дистаты! Вот, примите, будьте ласковы, товарыщ полковник, – и Микола протянул Соколовскому что-то завернутое в тряпицу.

– От добре, как ты любишь выражаться, – ответил Соколовский, принимая из рук Миколы небольшой сверток. – Век тебя не забуду! – Потом пристально посмотрел на Шубина и кивнул ему: – Пойдемте капитан, глянем, откуда вы к нам.

Глеб вошел следом за Соколовским в соседнюю комнату. Она была много меньше первой. В нее входили всего-навсего небольшой столик, трехногий табурет, да такой же деревянный лежак грубой работы. Все это было явно сработано полковым столяром. Лежак был таким коротким, что Шубину невольно подумалось: «И как он, Соколовский, такой высокий и длинноногий, на нем умещается?»

Взяв с лежака разостланную на нем шинель, полковник накинул ее на себя и поежился.

– Вот надо же было такому случиться! – сказал он таким тоном, словно разговаривал сам с собой, а не обращался к находившемуся в комнатке Шубину. – Летом – и простыл.

Он сел на трехногий табурет и стал изучать документы Шубина. Минуты две читал, что в них написано, то поднося ближе к керосиновой лампе и к глазам, то, наоборот, отодвигая от себя подальше.

Глеб молчал и не мешал полковнику, но его так и подмывало нарушить эту тишину и рассказать комбригу о сбитом самолете и о летчике, упавшем в лес.

– Ну вот. Все в порядке, – наконец поднял голову Соколовский и протянул Шубину его документы, оставив у себя только приказ о переводе и еще пару документов, касающихся прошлой службы Глеба. – Можете пока отдыхать, а утром подойдете ко мне, и мы с вами определимся с дальнейшим. Я попрошу Яценюка отвести вас в расположение вашей разведроты.

Он встал и хотел уже позвать ординарца, но Шубин опередил его и громко сказал:

– Разрешите доложить, товарищ гвардии полковник?

– Доложить? – несколько оторопел Соколовский. – Что, уже есть о чем докладывать?

– Есть, товарищ гвардии полковник, – уверенно ответил Глеб.

Полковник снова сел на табурет и с каким-то скорбным сожалением посмотрел на сверток, переданный ему Миколой.

– Докладывай, коли так, – позволил он, отводя взгляд от свертка и переводя его на Шубина.

Глеб быстро и четко выложил ему все, что наблюдал в бинокль полчаса назад. По ходу его рассказа брови полковника хмурились все больше, а взгляд становился все серьезней и озабоченней. Когда Шубин закончил свой рассказ, Соколовский, не говоря ему ни слова, встал и одним широким шагом пересек пространство от стола до выхода в помещение штабного радиоузла.

– Верочка, соедини-ка меня с командованием авиаразведки.

– Пятидесятый «Львовский»? – уточнила девушка и быстро пересела за соседний столик с радиостанцией.

– Давай, давай, Верочка, скоренько, – поторопил ее полковник и обратился к ординарцу: – Лелюшин, ну-ка сбегай мне за старшим лейтенантом Котиным. Пусть все бросает и ко мне.

– Понял, товарищ гвардии полковник!

Ординарец одернул гимнастерку и чуть ли не бегом выскочил из блиндажа, провожаемый встревоженными взглядами радисток и Яценюка, который все еще топтался на месте.

– Есть связь, товарищ гвардии полковник, – передала трубку Соколовскому Верочка.

Полковник приник к трубке и быстро начал говорить:

– Дмитрий Николаевич, ты в курсе, что у тебя самолет подбили? Только подозреваешь? А я точно знаю. Вот слушай, что мне тут рассказали.

Он четко и быстро пересказал все, что услышал от Шубина, и, выслушав короткий ответ, продолжил:

– Да, потому они на связь и не выходят. Но, похоже, что один из них все-таки спасся. Да. Будем надеяться. Что? Понял… Понял, говорю. Где точно? Черт! Я еще не уточнил место, но это не проблема. Тут главное, что он не так уж и далеко от меня должен был приземлиться, примерно километрах в пятидесяти или сорока. Да, за дорогой. Какой разговор? Я уже послал за Котиным, так что группу обязательно отправлю. Буду держать в курсе. Все понял. Давай, до связи.

Полковник отдал трубку девушке и снова вернулся в свою каморку, пройдя мимо Шубина, который стоял в проходе и слышал весь разговор Соколовского по радиостанции с командиром аэроразведполка.

– Показывай на карте, где он мог приземлиться, – не глядя на Шубина, но обращаясь к нему, проговорил Соколовский.

Глеб подошел к столу, с минуту изучал карту, потом решительно указал на одну из точек на ней:

– Вот в этом квадрате.

– Ага, прав я был, – откашлявшись, ответил полковник, – до того места никак не меньше сорока пяти километров. Вроде бы как и близко, но и далеко тоже, – вздохнул он. – Далеко, если учитывать все обстоятельства и время… – добавил он уже тише.

– Вызывали, товарищ гвардии полковник? – В комнатенку вошел еще один высокий человек в форме и погонах старшего лейтенанта. С его появлением и без того маленькая комнатка стала казаться Глебу еще меньше. Одного гиганта она еще как-то могла перенести, но, когда в ней оказалось трое мужчин немаленького роста, она словно съежилась и стала совсем уж тесной.

– Входи, Котин, – сказал Соколовский, хотя старлей уже и так вошел и встал возле входа. – Вот, знакомьтесь, – кивнул полковник в сторону Шубина, – капитана нам в помощь прислали… – И тут же, не давая Котину даже руку протянуть Глебу для приветствия, спросил: – Сколько у тебя сейчас людей в составе?

– Не больше двадцати, – ответил Котин и, поморщившись, добавил: – Из них больше половины новеньких и неопытных. Все опытные с Майданниковым ушли…

– Ничего, это нормально. Научатся по ходу дела, – вздохнул Соколовский. – Сейчас иначе никак – только по ходу дела и приходится опыта набираться. Жаль, конечно, что группа Майданникова не вернулась. Но что теперь горевать, надо дальше воевать. Я тебя вот для чего вызвал. Надо новую группу сегодня ночью вот в этот квадрат послать.

Полковник поманил к себе Котина, и тот аккуратно, стараясь не задеть Глеба, протиснулся к столу. Соколовский показал на карте начертанный им красным карандашом квадратик.

– Это километров с пятьдесят от нас будет, – сразу же определил расстояние Котин.

– Так и есть, – подтвердил Соколовский и мельком глянул на молчаливо стоявшего в стороне Шубина. – Где-то в этом месте, по достоверным сведениям, приземлился наш аэроразведчик. Самолет их сбили, но один из экипажа вроде как успел выпрыгнуть с парашютом.

– Неудачно он выпрыгнул, – посетовал Котин. – Как раз в лапы фрицев.

– В лесу немцы вряд ли есть. Разве что какая-нибудь часть из СС или полицаев, остальных партизаны разогнали.

– Разогнали, да, видно, не всех. Группа Майданникова так с задания и не вернулась. А их ведь именно в этот квадрат и посылали, – возразил Котин.

– Все так, – кивнул полковник и с сожалением вздохнул. Потом, обращаясь к Шубину, пояснил: – Неделю назад мы выслали разведгруппу как раз в этот квадрат. По нашим сведениям, в тех местах воюет с немцами большой отряд партизан, и мы перед наступлением в сторону Бродов хотели наладить с ними связь. Но наши ребята так и не вернулись, а потому связи с отрядом до сих пор, понятное дело, нет. Но я сейчас не о том, – повернулся он к Котину. – Летчика этого нам надо, кровь из носу, найти. Живой он или нет, но при нем обязательно должен быть планшет с документами и пленка с аэрофотосъемками. Самолет был подбит, возвращаясь с важного задания. Они снимали позиции врага в глубоком тылу, и сведения, которые они раздобыли, – весьма важные. Нам без них наступление начинать ну никак нельзя.

– По моим прикидкам, третья линия обороны немцев как раз и должна проходить примерно в этом районе, где приземлился парашютист, – сказал Котин.

– Это – по твоим прикидкам, – нахмурился полковник. – Ты, конечно, разведчик опытный, но всего знать наверняка не можешь. Мне кажется, что так глубоко в лесу у фрицев все-таки нет никаких серьезных частей – партизаны не дадут им там закрепиться. К тому же то место, где видели парашютиста, находится в пятидесяти километрах не по прямой, а в стороне.

Котин промолчал, но Шубин видел, что у лейтенанта было свое на сей счет мнение, просто он не стал спорить с Соколовским.

– Разрешите, товарищ гвардии полковник? – рискнул он вмешаться в разговор.

– Говори, капитан.

– Разрешите мне возглавить отряд разведчиков по поиску летчика.

– Вообще-то, капитан Шубин, у меня на тебя были другие виды, – охрипшим голосом произнес Соколовский, глядя на него, – но, учитывая то, что эта операция имеет большое значение для всей нашей наступательной операции, а также те характеристики, которые тебе давались твоими бывшими командирами… – Тут он замолчал и снова задумался.

Молчал и Шубин. Котин искоса и не скрывая своего интереса, поглядывал на Глеба. Оба они ждали окончательного решения полковника.

В комнатушку заглянул ординарец и, удостоверившись, что все с его командиром в порядке и его, ординарца, услуги тому пока что не требуются, снова исчез.

– Ладно, Шубин, добро. Возглавишь группу. А ты, Котин, подумай, кого включить в нее.

– Сколько человек? – уточнил старший лейтенант и тут же твердо добавил: – Себя я точно включаю.

Полковник хотел было ему возразить, но, посмотрев на решительное выражение лица Котина, махнул рукой и сказал:

– Ладно, включай. Дело того стоит. Если бы не срочность и не важность задания, я был бы против твоей кандидатуры. Мне разбрасываться офицерами разведки, да еще и опытными, было бы грех. Но раз того требует обстановка, то ладно, будь по-твоему. Бери с собой еще десять человек.

– Половину состава! – невольно ахнул Котин.

– Все так. Но – надо. Кровь из носу, нам надо эти документы из-под носа немца раздобыть! Но и это еще не все, – он посмотрел сначала на Котина, а потом на Шубина. – Надо будет вам, ребятки, закончить то, что начал, да не закончил Майданников, раз уж вы все равно в ту сторону выдвигаетесь. Придется вам тот партизанский отряд найти и установить с ним связь. Понятно?

– Так точно, понятно, – ответил и за себя, и за Котина Шубин.

– Ага, вот так, – кивнул головой Соколовский, словно бы ставя точку в своем приказе, который в целом прозвучал больше как просьба, чем как настоящий командирский приказ. – Ступай, Котин, готовьтесь там с бойцами. Капитана я чуть позже отпущу. Нам с ним еще поговорить надо.

Старлей вышел, а Соколовский, вытерев испарину, выступившую у него на лбу, сказал:

– Сейчас, капитан, я тебя в курс дела вводить буду по поводу общей обстановки на нашем участке фронта. Это чтобы ты понял, что попал не на курорт, а в самое что ни есть пекло.

– Печет сейчас на всех направлениях, – заметил Шубин.

– Оно так, – согласился Соколовский. – Но у нас тут, на 1-м и 4-м Украинских фронтах, большой котелок выставлен. А значит, и огонь под этим котелком будет знатным. И варить мы в нем будем немцев одновременно с Белорусской наступательной операцией. Вот и прикинь масштаб.

– Прикинул, – серьезно ответил Глеб и приготовился слушать.

Полковник хотя и коротко, но доходчиво объяснил Шубину суть Львовско-Сандомирской операции, а затем, чуть помолчав, сказал:

– Теперь о том, куда тебе с твоими бойцами придется направиться сегодня. Места в этой части Западной Украины – глухие и темные. И не в смысле местности, а в смысле людей. Раньше эта область была под поляками, как ты и сам, наверное, знаешь. Так вот… – он вдруг замолчал и повернул голову к входу, где мялся Микола Яценюк.

– Чего тебе, Микола?

– Товарыщ гвардии полковник, я тут випадково почувши. Случайно совсим услыхал. Токо не ругайте меня. Я почув, шо вы посылаете капитана шукать летчика и до партизанив. Пустите и мене з ним.

Полковник с минуту смотрел на Яценюка с удивлением, а затем рассмеялся:

– Ну, Микола, ты и наглый! Если бы не был ты моим лучшим радистом и не ценил бы я тебя за другие твои таланты, то мигом бы у меня оказался в помощниках у нашего Гуляева.

– Та шо, Гуляев. Я картоплю чистить справно можу, с двух рокив, можна казать, – ничуть не смутившись, ответил Микола.

Соколовский рассмеялся густым, но коротким смешком и, махнув рукой, сказал:

– Иди, Микола, иди! Не мешай говорить с человеком!

Яценюк вздохнул и, развернувшись, собрался выйти из комнатки, но вдруг остановился и, не поворачиваясь, сказал:

– Я ж хороший радист. Я вам мигом связь с партизанами упорядкую. Это ж моя батькивщина. Я ж тут всяк кущик знаю…

Он вышел, и по его походке и ссутулившейся спине Шубин понял, что Микола обиделся на полковника.

Соколовский никак слова Яценюка комментировать не стал, а только вздохнул, покачал головой и продолжил прерванное приходом старшины объяснение.

– Так вот. Леса тут, в южной Волыни, опасны не болотами, а людьми. Слишком уж много среди нынешних украинцев людей, которые одинаково ненавидят и немцев, и поляков, и евреев, и всякого советского человека. И готовы они грызть горло всем, кто не желает разделять их националистическую идеологию и признавать эти земли Западной Украины свободными от всех остальных народов, кроме как от самих украинцев.

– УПА, – кивнул Шубин. – Я слышал об этой организации.

– УПА, ОУН, бандеровцы – можно называть их как угодно, но суть у них одна – ненависть к советской освободительной армии. И ненависть эта перевешивает даже ненависть к полякам, евреям и немецким оккупантам, вместе взятым. Поэтому в лесах этих, на Волыни, кроме партизан, которые помогают нам освободить эти земли, есть еще и другие «партизаны» – бандформирования… Они только называют себя партизанами, а на самом деле все они просто бандиты. Такие же, какими были в свое время махновцы или антоновцы. Если не сказать, что даже хуже их. – Соколовский нахмурился еще больше и, помолчав, продолжил: – Опасные в этих краях леса, Шубин. Там все стреляют. Все и во всех. Налево пойдешь, или направо, или прямо – запросто можешь быть убитым засевшими в лесу бандитами. А не ими, так эсэсовцами из СС-дивизии «Галичина». И там, в этой дивизии, те же самые бандиты, такие же безжалостные и беспринципные, как и бандеровцы, но только более организованные и управляемые нацистскими лозунгами и нацистскими офицерами. И опасны они не тем даже, что стреляют, а тем, что они в этих лесах как у себя дома – каждый «кущик», как сказал Микола, знают и прячутся за ним. И убивают не в открытом бою, а исподтишка. Понимаешь ты это, капитан?

– Понимаю, – ответил Шубин.

– Ну а раз понимаешь, то вернуться ты с этого задания обязан вместе с летчиком или хотя бы с теми важными документами, которые он раздобыл. Вот тебе мой приказ, и выполнить ты его должен вопреки всем чертям и фашистам, которые наверняка тоже начнут охоту за этими самыми документами. А связь с партизанами, честно тебе скажу, дело второстепенное. Но тоже обязательное к выполнению.

Полковник замолчал и закашлялся – сильно, с надрывом, в груди у него все клокотало. В комнату тут же вошел ординарец и протянул ему кружку:

– Вот, товарищ полковник, выпейте. Это чай с травами. Микола принес. По дороге насобирал и дал мне, чтобы я вас поил. Очень, говорит, помогает.

– Микола, – улыбнулся Соколовский. – Что бы я без этого Миколы делал? Давай свой чай!

Он принял из рук Лелюшина кружку, но пить сразу не стал, а поставил ее на край стола, чуть сдвинув карту в сторону. Ординарец вопросительно посмотрел на командира, но тот вдруг снова закашлялся и только махнул рукой, отпуская его. Потом все же, осторожно и предварительно подув на горячее, отпил из кружки и сморщился:

– Гадкое пойло! Ладно, капитан, иди, собирайся. Все, что нужно, найдешь у Котина, а чего не найдешь, спросишь у капитана Семенихина – он у нас всем хозяйством заведует. И поешь перед дорогой, голодный, наверное, – обратился он к Шубину. – Постой! – остановил он его, когда тот уже собирался выходить. – Лелюшин, где ты там!

Ординарец вошел, и полковник спросил у него:

– А что, Яценюк ушел уже?

– Никак нет, – ответил лейтенант.

– Вот и хорошо. Скажи ему, чтобы проводил капитана к Котину. А по дороге пусть зайдут к Гуляеву. Пусть повар накормит человека.

– Есть, – коротко ответил Лелюшин и вышел.

Шубин опять хотел было последовать за ним, но Соколовский снова его остановил:

– Слушай, капитан, а чего это Микола к тебе так неровно дышит? Я это сразу заметил. Смотрит на тебя, как красна девица на гарного хлопца. Вы с ним что, знакомы?

– Знакомы, товарищ гвардии полковник, – с чуть заметной улыбкой ответил Глеб. – Мы с ним вместе в 290-м полку 113-й стрелковой дивизии служили, и в сорок втором вместе из окружения выходили.

Соколовский слегка стукнул себя по лбу ладонью и сказал:

– Точно, теперь вспомнил! Так это ты тот самый лейтенант Шубин, который тогда остатки дивизии из окружения вывел? То-то мне фамилия знакомой показалась! Микола мне про тот выход из окружения все уши прожужжал в свое время. Если бы, говорит, не лейтенант Шубин, то не было бы сейчас у вас, товарищ полковник, такого замечательного радиста Миколы Яценюка. – Он помолчал с полминуты, опустив голову и борясь с новым приступом кашля, и сказал:

– Иди, капитан, и скажи Котину, чтобы, как все готовы будете, ко мне завернули.

Шубин вышел из комнатки и нос к носу столкнулся с Яценюком. Микола стоял, опустив голову, угрюмый и молчаливый.

– Пидемо, товарыщ капитан, – сказал он, и повел Шубина к выходу из блиндажа.

Когда они отошли шагов на пять, Миколу окликнул Лелюшин:

– Эй, Яценюк! Как отведешь капитана до Котина, возвращайся обратно. Гвардии полковник с тобой поговорить хочет.

Микола не ответил, только хмуро кивнул в ответ. Но рассмотрел его кивок ординарец или нет, было непонятно. Сумерки опустились на лес, луна еще толком не взошла и пряталась где-то в низине, за лесом. Было темно, и Шубин чуть не наступил впотьмах на пса, который, как потом ему сказал Микола, приплелся следом за ними от указателя и терпеливо ждал выхода капитана из блиндажа в ближайшем кустарнике. Увидев его, выбежал и, помахивая хвостом, кинулся чуть ли не под ноги Глебу.

– От, бис тебя разбери! – выругался на собаку Микола, но тут же ласково приласкал пса, потрепав того по голове: – Пидемо з нами, животина, выпрошу у Гуляева для тебя каши. Он, правда, у нас жадюга тот еще, но мы его зараз уговорим.

Так они втроем и дошли до полевой кухни. Пока шли, немного посветлело, и место, где стоял большой походный котел на колесах, неплохо освещалось луной, проглядывающей сквозь ветви деревьев. Шубин рассмотрел, что повара рядом с котлом не было, зато рядом топталось с десяток солдат с котелками, среди которых глазастый Микола увидел и паренька по фамилии Теткин.

– Теткин, – позвал он, – куда Гуляев втик? У нас к ему от командира терминовый, то бишь срочный наказ.

– Сами его ждем, дядя Микола. Сказали, что он к Семенихину за какой-то надобностью пошел.

– Вот собрались голодяги! Темень уже, спать пора, а им пожрать надумалось, – раздался еще издалека ворчливый голос, и к бойцам вышел среднего роста, худой и жилистый мужчина. Он прихрамывал на правую ногу, а один его глаз был прикрыт и перечеркнут красным шрамом от недавнего, по всей видимости, ранения.

– И почему ты, Гуляев, всегда недовольный становишься, как только завидишь возле своего котла какого-нибудь бойца с котелком и ложкой? – поинтересовался у повара один из бойцов. – Тебе, наоборот, по твоему статусу положено радоваться, что мы жрать хотим.

– С чего это мне радоваться, Дьяченко, что ты жрать хочешь? – чувствуя подвох в словах бойца, поинтересовался Гуляев, подходя ближе и надевая на себя висевший на суку поварской передник.

– Так ведь то, что мы жрать пока еще хотим, о чем говорит, Гуляев? А это говорит, что мы пока живы и за тебя, косоглазый, воевать можем. А значит, и не даем фрицам всю ту гадость, которой ты нас кормишь, свиньям скормить.

– А что ж ты, Дьяченко, тогда эту гадость за обе щеки каждый раз уплетаешь? – сощурился повар и, сняв большой половник с крюка на котле, приготовился выдавать бойцам варево. – Чтобы свиньям меньше досталось, что ли?