скачать книгу бесплатно
– Сколь он тебе должен-то?
– Восемьдесят копеек…
– Короче: трёшка! Вот, держи!
– Никак невозможно, ваше благородие! Он ходики в залог оставил!
Для обозрения был предъявлен брегет. Золотой, французский.
– А, чтоб тебя через бом-брам-стеньгу неструганную к кашалоту в клюв затащило! – выбранился лейтенант, – Последний раз спрашиваю: поедешь?
– Нет!
– Ну, тогда вот тебе, мужик!
Последовал сокрушительный удар кулаком прямо в нос, от которого изображающий мужика дворянин Петровский свалился с козел.
«Убью мерзавца! На дуэль вызову!» – такая мелькнула мысль.
Вскочив, дуэлянт высморкался кровью на снег и завопил фальцетом:
– Требую сатисфакции!
– Чего-чего требуешь? – вытаращил глаза офицер.
Но Петровский уже опомнился и втянулся обратно в образ извозчика. Секретная миссия, нельзя себя раскрывать.
– Ну, как же, ваше благородие, – заныл он, – За побои конь… коньпиньсировать извольте! Вы, может статься, мне нос сломали! А за што? Я ж со всем уважением вам обсказал, что, да почему! Впору городового скричать!
Городовой стоял шагах в пятидесяти и с интересом наблюдал за конфликтом. Однако не вмешивался, справедливо рассудив, что эти двое сами разберутся.
– Пёс с тобой, – угрюмо буркнул лейтенант, остывая.
Он сообразил, что, ежели сейчас вмешается городовой, то за избиение ваньки могут быть неприятности, вплоть до гауптвахты. Порывшись в кармане, вытащил монету:
– Вот, держи за свою носяру!
И быстрым шагом пошёл к перекрёстку.
Петровский вгляделся в монету: полуимпериал! Вздохнув, спрятал в кошелёк. Зачерпнул снега и приложил к распухшему носу, чтобы остановить кровь.
Ждать пришлось ещё более получаса. Наконец из парадного вышел Воронин. Петровский удивился, что не было слышно выстрела.
– Поехали! – выдохнул Воронин, садясь в сани.
– Дело-то, сделал?
– Да…
Сани тронулись. Медленно, чтобы не привлекать внимания.
– Не дадите ли ещё коньячку, Яков Семёнович? Силь ву пле!
Не оборачиваясь, штабс-капитан протянул фляжку. Послышались гулкие глотки.
– Мерси боку?.
Спрятав опустевший сосуд, Петровский спросил:
– Ну?
– Ну, впустил он меня. Как, спрашивает, меня нашёл? Я и говорю: Нуйкин и Ляхов. Они меня с Петропавловки выкупили, но у них спрятаться опасно. Ладно, говорит. Садись, рассказывай. А у самого самовар на столе. Я сел, себе чаю налил – остывший оказался. Принялся рассказывать. А он как к лавке прирос: ни на секунду не отлучится. Я уже нервничать начал. Наконец, встал он за папиросами. Тут я порошок и подсыпал. А он сидит, курит, а чай не пьёт. А я уже всё рассказал, тоже сижу, молчу. Он и говорит: ладно, спрячу тебя, но долго не получится, дня два. А там придётся тебе другую квартиру искать. Сейчас отдыхай, а мне сходить кое-куда надо. Допил чай и пошёл одеваться. Я растерялся: что делать? Засыпать и не собирается… Он уже вышел на лестницу, как вдруг что-то загремело. Я выглянул: Шабалин об корыто какое-то споткнулся и упал. Лежит без сознания, а может – спит, я не понял. Так я его обратно в квартиру втащил, уложил на диван (чуть поясницу не свихнул, между прочим!), револьвер к виску приставил, двумя подушками накрыл да и стрельнул. С большого ствола, картечью, значит. Полбашки снесло, меня аж замутило. Всё на стол положил: и записку, и открытку. Револьвер ему в руку вложил. А подушку через чёрный ход на помойку вынес и в костёр бросил. Там дворник мусор какой-то жёг…
– Правильно! – воскликнул Петровский, – Огонь покроет все следы!
При этом он впервые повернулся к седоку.
– Ой, Яков Семёнович! Кто это вас так? Нос – как слива!
– А, пустяки. Несчастный случай.
Привезя изрядно пьяного Воронина на квартиру, снятую для него службой «Л», Петровский выдал ему паспорт на имя мещанина Сидорова Кузьмы Прохорова с видом на жительство, выписанным в этой полицейской части.
– … и вот тебе жалование за этот месяц: триста рублей, плюс ещё сотня премии за выполненное задание. Сиди тихо. Жди письма.
Воронин выглядел чрезвычайно довольным!
На следующий день Путилин, начальник Сыскной части, докладывал фон Клюге:
– На Васильевском в собственной квартире найден труп известного террориста Шабалина. Сегодня утром баба-молочница обнаружила. Мы приехали и сразу его опознали по ориентировке из Жандармского. Застрелился, понимаете ли, и записку оставил. Вот, извольте.
Фон Клюге прочитал записку:
– Надо же! Разочаровался в светлой идее коммунизма… А почему вы с этим ко мне, Иван Дмитриевич? Дело-то ясное! Самоубился – и всё тут.
– К сожалению, не всё так просто, Конрад Карлович. Во-первых, ни пера, ни чернил, ни какой-либо другой бумаги в квартире не найдено от слова «вообще». Во-вторых, помимо сей записки, найдена открытка с Немезидой. В-третьих, голову разнесло вдребезги картечью из ствола…
– Картечью?!
– Да, револьвер Ле Мат. У него второй ствол под картечь. Так, значит, разнесло голову, а куда кровь и мозги выплеснулись – непонятно. Должны были в подушку, но оная отсутствует. Всё вместе говорит о том, что самоубийство… имитировано.
– Гм… И Немезида эта… Не будет же человек сам себе мстить?
– Вот и я так думаю.
Экстренный выпуск газеты «Санктъ-Петербугскiя В?домости» вышел с сенсационным заголовком:
«Террорист отомстил сам себе!
Сегодня утром молочница, приносившая молоко, нашла в доходном доме Нерымова, что на Васильевском острове, труп своего постоянного заказчика. Следователь с командою опознал в мертвеце террориста Шабалина, не далее, как месяц назад застрелившего двух жандармов и ранивший ещё двоих. Труп лежал на диване с простреленной из револьвера головою. На столе же лежала предсмертная записка, гласившая:
«Умираю, потому что разочаровался в светлой идее коммунизма. Он никогда не наступит, ибо нельзя достичь гармонии в обществе методами терроризма и насилия. И. В. Шабалин»
Таким образом, дискредитация так называемого коммунизма, за достижение которого выступают наши доморощенные революционеры, получила новое подтверждение.
Ещё самоубийца оставил на столе открытку с изображением богини Немезиды. Как мы помним, такая же открытка была найдена на месте многих загадочных и до сих пор не раскрытых убийств. Символ отмщения! Получается, что Шабалин отомстил сам себе?»
В тот же день штабс-капитан докладывал Редрикову:
– Так что, Николай Леонидович, исполнитель у нас теперь есть. Капризничать и трепыхаться не будет: во-первых, сдержит страх разоблачения, во-вторых – щедрое жалованье!
– Отлично, тёзка! Но, постарайтесь найти ещё.
– Всенепременно, Николай Леонидович!
– А что у вас с лицом? – полюбопытствовал полковник.
Петровский слегка смутился, но быстро нашёлся:
– Это я английским боксом занимаюсь. Спорт такой, для джэнтльменов.
– А-а, понятно. Вы, однако, того… поосторожней!
После этого разговора штабс-капитан и впрямь начал посещать тренировки в офицерском клубе. Инструктор, настоящий англичанин по фамилии Ричардсон, педантично объяснил правила и технику нанесения ударов. И дело пошло! Через месяц Петровский втянулся и полюбил это мордобитие. Ричардсон хвалил его, утверждая, что у штабс-капитана природный талант. А ещё через месяц…
Замужняя сестра Ксения прислала письмо: приходи в гости! С удовольствием приняв приглашение, Петровский приехал к назначенному часу. Скинув шинель на руки прислуги, прошёл в залу, где уже топтались несколько человек, болтая о всяких пустяках. Некоторые были незнакомы. И среди них наш штабс-капитан увидел того самого флотского лейтенанта, расквасившего ему нос! Моментально всколыхнулась увядшая, было, обида, и загорелось желание отомстить. Подошёл, представился:
– Петровский, Николай Андреевич. Я брат хозяйки.
– Очень приятно! Владимир Георгиевич Вишневский. Мы с Петром Анатольевичем в одном экипаже служим (Пётр был мужем сестры Ксении).
Вишневский не узнал в офицере дворцовой полиции жалкого ваньку, стукнутого по носу два месяца назад.
Поговорили о том, о сём. Выпили шампанского. Перешли на «без чинов», затем и на «ты».
– Ты такой… такой могучий, Володя! Небось, подковы гнёшь запросто?
Лейтенант самодовольно ухмыльнулся:
– Подковы не пробовал. Но кобылу на плечах поднимал на пари!
– О! Ничего себе! Это, где же? В экипаже?
– Нет, у папеньки в имении, прошлым годом.
Выпили ещё.
– А мужики у вас в имении на Масленицу стенка на стенку бьются? Люблю смотреть!
– Бьются, а как же! Наша деревня супротив соседской. Да я, между нами говоря, сам с ними выходил не раз, – похвастался Володя, – У меня удар ого-го! Раз махну кулаком – среди мужиков улица. Другой раз махну – переулочек!
– Да ты, прямо, этот… Добрыня Никитич былинный!
Посмеялись.
– А я нынче боксом занимаюсь, – как бы между прочим поведал хитрый Петровский, – Такой спорт английских джэнтльменов. Занятно, скажу тебе!
– Слыхал краем уха… А правила какие?
– Да, простые: биться только кулаками в перчатках специальных, головой нельзя, ниже пояса не бить, открытой перчаткой не бить…
– Это как это?
– Ну, оплеуха, по-нашему.
– Интересно! – мурлыкнул Володя, закуривая.
Петровский, бросивший курить, чтобы хватало дыхания для тренировок, лукаво сощурился и предложил:
– Приходи в клуб посмотреть!
– Да, что там смотреть! Вот, подраться бы! – засмеялся лейтенант.
– У нас это называется спарринг, – строго поправил его интриган-капитан.
– Ну, спарринг, так спарринг.
– Драться всерьёз положено. Без пощады.
– Ну, ясно, что не понарошку! – ухмыльнулся Володя, – Ты, ежели что, не обижайся.
В четверг лейтенант приехал в офицерский клуб, где его встретил коварный Петровский. Они прошли в раздевалку и переоделись в трико. Мускулы Вишневского бугрились совершенно невозможными узлами, переплетаясь, как корни дуба. При виде их мститель непроизвольно поёжился. В зале мистер Ричардсон надел им перчатки.
Вишневский воззрился на них с интересом:
– Прямо, подушки какие-то!
– Это чтобы избежать увечий, – пояснил англичанин, – Вы у нас первый раз, сэр. Знаете ли правила?
– Да, мне Николай Андреевич объяснил.
– Тогда, прошу на ринг!
Вишневский полез под канаты, а Ричардсон, придержав Петровского, шепнул с сомнением:
– Как же вы будете боксировать с ним, Николас? Он же вдвое тяжелее вас!
– Я уповаю на вашу науку, мистер Ричардсон!
