Нефритовый слон

– Эй ты, быстро сюда. Ляг на бок, я обниму тебя за шею. Пошевелишься, пожалеешь.

Я обнимаю его спереди за шею, прижимаюсь к теплой, волосатой груди, и чувство одиночества внезапно растворяется в небытии. За это хочется поцеловать его… а потом выпороть. Чтобы особо не обольщался.

Я обязательно научусь без него жить.

***

Теплый октябрь переходит в переменчивый ноябрь, а он плавно перетекает во вполне себе по-зимнему морозный и снежный декабрь.

Батареи в квартире греют хорошо, коммунальные счета я оплачиваю в банке. Документы еще в октябре принес курьер, и я снова вспомнила присказку, «Без бумажки я букашка, а с бумажкой человек».

На работе я теперь оформлена официально. Половину зарплаты удается откладывать. Как говорится, «на черный день».

По ночам, сколько ни обещаю себе заснуть без грелки, мне это пока еще ни разу не удалось.

На работе дали премию, я купила себе шампанское и тортик, и, пока пес неподвижно и бесшумно лежал под столом, я пила шампанское и ела шоколадный торт.

От шампанского я так разомлела, что даже угостила его остатками тортика. На блюдце, а не в миске.

Блюдцо блестело чистотой, я игриво придвинула ноги к его лицу, и влажный, горячий язык снова принялся лизать мне ступни.

– А ну-ка вылезай на свет Божий, встань в полный рост лицом ко мне, и руки за спину.

Понял?

Приказ исполнен. Понял.

Вероятно, мне просто в голову ударило шампанское, но я сижу на стуле и любуюсь телом, которое иначе как красивым назвать нельзя.

Плоский живот, мускулистые плечи, волосатая грудь, но даже это его не портит. Крепкие длинные ноги.

Взглянув ему в пах, вижу, что до эрекции тут рукой подать. Волос там немного, и они вьются. Яички болтаются, большие, здоровые, и сейчас уже на них видны капли влаги.

Возбудился, сволочь…

– На колени. Одну руку можешь вытащить из-за спины. Так. Начинай себе дрочить. Давай же! И ни звука, пока я не позволю.

Веки в ответ смыкаются плотно, пряча уязвимость в его взгляде, а рукой он начинает возбуждать себя так, как я приказала.

– Хватит! Я сказала, хватит.

Встал и пошел в спальню. Быстро. Там ложись на кровать на бок спиной ко мне.

Войдя за ним в комнату, смотрю на растянувшееся передо мной голое мужское тело.

Присаживаюсь на пол с той стороны, где удобнее лицезреть его, изучаю молча свой трофей. Касаюсь гладкой, шелковой, прохладной кожи на его ягодице. Провожу по ней ладонью, ласково, будто это – крылья бабочки. И одновременно перебираю мысленно способы сделать ему больно: шлепнуть, ущипнуть, изранить ногтями…

И тут же замечаю, что он закрыл лицо обеими руками, сжался, ожидая именно того, о чем я думаю. Этот жест недвусмысленно молит меня о жалости.

«Не делай мне больно, пожалуйста!»

Рывком отрываю себя от пола, встаю на ноги и иду на кухню, предварительно приказав:

– Не шевелись! И чтоб ни звука.

Найдя в холодильнике длинный, толстый, пупырчатый огурец, критически его осматриваю.

Ну а что, в качестве фаллоимитатора сойдёт.

Возвращаюсь в спальню, убеждаюсь в том, что мои приказы исполнены: меня встречают все та жа поза и абсолютная тишина.

– Хороший песик! Давай-ка я награжу тебя за покорность. Вставай раком. Быстрее.

И этот мой приказ исполняется в тишине, действительно мгновенно.

– Так, выпячивай зад, чтобы дыркой смотрел на меня. А теперь я покажу тебе подарок. Гляди какой огурчик. Длинный, толстый, а пупырышки какие, закачаешься. Как думаешь, на сухую угостить твой зад или всё-таки с вазелином?

Реакцию на свои слова я не смогла бы предсказать, даже будь я Вангой от рождения.

На всех четырех «лапах» мой пес рванул от меня, из спальни, от страшного предмета, которым я собиралась «угостить» его.

Через минуту слышу, как запирается дверь ванной комнаты.

Ладно, пусть сегодня ночует там.

Примерно через час, перед тем, как самой лечь спать, думаю о том, чтобы принять горячий душ. Но в ванной сидит… он, и приходится смириться с мыслью, что лечь придется так, а душ принять уже утром.

Устроившись в постели, накрываюсь с головой.

Через несколько минут понимаю, что ноги мерзнут. А потом ощущаю, как мерзнуть начинаю уже вся. Включить нагреватель?

Душа мгновенно тоскливо ноет: это не поможет.

Мне не хватает моей постоянной грелки. Без него я очевидно не согреюсь и уж тем более не засну.

Поднявшись, завернувшись в халат, иду к двери ванной комнаты и стучу в нее носком тапочка.

– Эй ты, если спишь, просыпайся. Вылезай. Вылезай, кому говорю!

А в ответ тишина.

– Вылезай, у меня ноги замерзли. Мне грелка нужна.

В этот раз стучать не приходится. Щелкает замок, дверь открывается, он выползает буквально на пузе и даже в темноте понимаю, что он смотрит на меня.

– За мной в спальню, быстро.

Я иду впереди, он идет за мной на четвереньках.

– Вперед, в комнату, забирайся на кровать и не шевелись.

Приказ исполнен в точности.

Ложусь в постель, ощущая в ногах привычное тепло.

Хорошо, теперь быстро усну.

Но не тут-то было. Мне мало грелки для ног, я хочу грелку для всего тела… И души, шепчет внутренний голос, но я мгновенно приказываю ему замолчать.

– Ты, быстро сюда. Ложись на мою подушку, я лягу рядом и буду греться. Шевелиться и шуметь нельзя. Понял? Можешь ответить. Голос.

– Понял.

Я вздрагиваю, понимая, что он уже успел бесшумно выполнить мой приказ. Лежит на спине, не шевелится.

Прижимаюсь к нему, накрывая нас обоих одеялом почти с головой. Ложусь на него плашмя. И только тогда понимаю, что Юра, лежа на кафельному полу в ванной, сам сильно замерз. Пытаюсь приказать – уже себе, прогнать его, предварительно сделав больно, пускай словами (знаю, что это работает), но почему-то только плотнее прижимаюсь к нему.

Так, будто хочу больше всего на свете поделиться с ним своим теплом.

Слабость, слабость, слабость, твержу себе, но уже поздно. Прогоню его, накажу себя. А я хочу, чтобы мне было хорошо. Ну и что, что ему тоже недолго будет неплохо.

Касаюсь губами его уха и задаю вопрос, без ответа на который не усну:

– А чего ты так испугался огурца? Ну поимела бы тебя в зад. Никому же не скажу, никто не узнает…

Резко он набирает воздух в легкие, и больше не издает ни звука.

Сначала это кажется забавным, но затем пугает.

– Ты чего, а? Не дышишь? А ну дыши!

Только тут до меня доходит, что он задержал дыхание, будто пытается вообще прекратить его.

– А ну дыши!

Резко в кромешной тьме бью его изо всех сил по щеке.

– Дыши, слышишь? А иначе как ты меня греть сможешь…

Только услышав два вдоха и два выхода, успокаиваюсь. Паника отступает. Паника?

Я же к нему не привязана, не привязана!

Но неожиданно желание тела становится сильнее всех остальных желаний и я буквально присасываюсь к его страждущему рту. Страждущему, я знаю.

Целую его, потом отлипаю, даю пощечину, целую, и снова бью. И так раза три-четыре.

А потом, целуя, ощущаю металлический привкус крови на языке. Я разбила ему губы, а он не смотря на боль, все равно тянется ко мне всем существом.

Обняв его одной рукой за плечи, вторую кладу ему на затылок.

– Хочешь меня… скотина?

Начинаю седлать его, не дожидаясь вербального ответа, потому что уже получила невербальный.

Стоило провести рукой по в миг ставшим влажными плечам и погладить по волосам, мое тело позволяет мне узнать то, чего я хочу: у него эрекция.

– Да, можешь не отвечать. Ну что мне с тобой делать… Одну руку мне на попу и ласкай изо всех сил. Второй рукой берешь свой хер, и тихонечко, неторопясь, направляешь внутрь. Дальше я все сделаю сама. Когда окажешься внутри, лежи тихо, не двигайся, ни шороха, ни звука. Сначала я получу то, что хочу. А потом уже посмотрим. Или сам себе поможешь, или… я тебе помогу, если все сделаешь как надо.

Хорошо, когда любовник и раб по сути одно и тоже. Проникновение происходит постепенно, боли я не чувствую, потому что уже несколько минут как там всё мокрое. Ну и что, что я занимаюсь сексом с гадом, которого ненавижу… ведь это я использую его, а не он меня. И уже не раз использую, и при желании сделаю это снова.

А через минуту после проникновения, сделав несколько резких движений вверх-вниз, неожиданно для себя стону:

– Юра, Юрочка, родной, как хорошо-то!

Хорошо, что в спальне в этот момент темно. Ни он не видит того, как заалело мое лицо, ни я не вижу мгновения отчаянной надежды в его глазах. Зато я чувствую движение его души.

– Аааа, скотина, сволочь, гад! Хорошо тебе от того, что тебя имеют? Я имею? Десять лет думал, что я твоя вещь, моральный урод! Теперь я тебя! Могу поиметь, избить, убить, и ты и смерть примешь из моих рук, так ведь? Голос!

– Так! Не уходи, Таша!

Миг и я понимаю, что он нарушил мои правила игры.

Надо слезть с него, быстро, и, пока не очухался, дать ему коленом в пах.

– Нет, нет, пощади! Пожалуйста, я… умоляю, прости!

В каждом слове – просьба о пощаде.

И мое тело снова принимает решение быстрее, чем разум… и оно совпадает с желанием моей души. Здесь и сейчас мне кажется, не в первый раз, что это уже не просто болезненная зависимость, а раздвоение личности.

– Я не уйду… не бойся.

Подаюсь вперед, снова обнимаю за плечи, продолжая трахать его, прижимаюсь губами к коже на его шее. Она вкусно, сладко пахнет чем-то давно забытым моим разумом, но не подсознанием. Кажется, это запах мускатного ореха. В детстве этот аромат доставлял мне удовольствие… такое, что я только теперь понимаю, что происходило тогда с моим телом: я кончала от него.

Высунув язык, лижу раз, второй, третий. Буквально вылизываю его шею так, как пишут в романах про любовь.

Прихватив зубами мочку его уха, продолжаю гладить его по волосам.

И словно под пыткой, одно слово, шепотом, вырывается из его груди:

– Люблю!

Словно ледяная волна меня накрывает осознание того, что сказанное им – чистая правда.

И эта правда жжет мое сознание как каленым железом. Ведь не люби он меня, вероятнее всего я бы не выжила. Или выжила, но побег бы мой не удался. Ведь как удобно, получать результат бесплатно. Да, никто не планировал отпускать меня на волю. Если бы не он… о ком я почти никогда не думаю, называя его по имени. И сейчас точно знаю, почему. Потому что, стоит прошептать его имя, про себя или вслух, и я – сломаюсь. Дам ему знать, что без него не могу.

«Девочка моя, он это знает, и только поэтому терпит. Готов терпеть буквально все. А ты готова погубить его?»

Я не хочу сейчас общаться со своим подсознанием, поэтому приказываю ему замолчать.

А между тем слушаю, как он дышит. Опустив голову ему на грудь, прислушиваюсь к сердцу, которое бьется…

– Так почему ты так рванул от огурца? Отвечай. Это важно.

Не знаю, зачем уточняю.

– Это очень… больно.

Мне на голову только что вылили ушат с говном. По крайней мере, мне так кажется.

Слова излишни. Я угрожала анальным сексом с помощью громадного огурца мужчине, пережившему изнасилование.

Не просто бартер, легкое принуждение, ролевую игру, созависимые отношения, как у нас. Нет, настоящее изнасилование. Может, там-то уже не кровит, а вот душа – кровоточит.

– Кто это сделал? Сколько тебе было лет? Он был один или…

Я мгновенно замолкаю, ощутив влагу под своими пальцами.

Лизнув его в щеку, убеждаюсь в верности своей догадки, это слёзы.

– Прости. Забудь. Это личное. Не отвечай, раз больно вспоминать об этом.

– Дело не в этом… Просто придется начинать издалека. Долго.

И тут я понимаю: услышу, и уже не смогу мстить также ловко и жестоко. А пока я живу этим. Властью. Пускай над тем, кто… любит меня.

– Долго? Не стоит. Мне рано вставать на работу.

Сказала как отрезала.

Еще несколько активных толчков и я обильно кончаю, ощущая свое тело как Неагарский Водопад.

Тут же понимаю, что любовнику придется помочь, если я не хочу, чтобы его скрутило от боли.

Решение принять не успеваю, мой рот уже накрывает головку его члена. Одной рукой массирую яички, другой дрочу по всей длине, сейчас вдруг осозновая, какой он все-таки большой и мощный, а язык делает круговые движения вокруг основания члена.

Глубокий томный стон сопровождает момент оргазма, горячая струя бьет меня в небо, и мне почему-то от этого приятно. Наверное, потому, что сейчас я ощущаю абсолютную власть.

Позже я иду в душ и приказываю ему пойти со мной.

Мы стоим друг напротив друга с мочалками в руках, намыленными ароматным лавандовым гелем для душа, и трем друг другу – брюшки.

Я вижу, с какой легкостью снова подняла бы его, но сейчас мне не это нужно.

– На колени!

Он подчиняется.

– Язык наружу и двигайся ко мне. Мочалку брось, руки за спину. Вот так.

Я присела на бортик ванны, раздвинула ноги, и приказала:

– Лижи! Страстно лижи! Но руки за спиной держи. Сделаешь мне куни ртом, я так и быть еще раз сделаю тебе минет. Но есть еще одно условие: проглотишь все, даже если я начну писать. Понял? Голос.

– Понял.

Знаю, что многие мужчины брезгуют делать своим женщинам, женам и даже любовницам, куни, считая, что это унижает их достоинство.

Он… Юра лижет так, словно его допустили до источника сладкого нектара. Причём он и раньше, когда я принуждала его, делал это именно так, с искренним наслаждением.