Обратная дорога в будущее

Виктор Тагиров

Обратная дорога в будущее

Часть 1

«ЧУЖИЕ»

Глава 1

Когда, это было? Давно! Наверное, у каждого человека все бывает в первый раз и бывает давно. И граница между этим настолько мизерна, что человек порой и сам не замечает, как, сделав шаг вперед, оставляет за собой целую вечность. Жил себе человек, любил, работал, творил, и вдруг в один миг все это кончилось, и жизнь уже не та, и человек не тот. В такой момент человек становится открытым как на ладони. Как жил, что делал, каким воздухом дышал? Человек и сам еще не знает, что жизнь уже подводит черту. У него все хорошо, у него большие планы, а черта уже медленно ползет слева направо, и ее уже не остановить, человек еще не знает, что он стоит уже на глазах у всех словно на «страшном» суде, на самом высоком холме, чтобы всем было видно кто он, и какой он. И сколько он не молит и не просит, сколько он не говорит о гуманности и прощении, избавления нет, и не будет. Жизнь нам дана одна и дается нам только один раз, ее на чистовик не перепишешь, и как в компьютерной игре не перезапустишь. Что у тебя в руках? Ты стоишь на высоком холме, окруженным добродетелями смелостью, честью и достоинством, понятиями в наше время смешанными и туманными. Или ты стоишь у позорного столба с ворохом из проклятий людских, с завистью, подлостью и гордыней, в обнимку с множеством скелетов из твоего шкафа.

Солнце. Ничего живого вокруг. Все исчезло, испарилось, перевоплотилось и спряталось от нещадной жары. Жалкий вид выгоревшей от солнца каменной пустоши сам по себе уже не давал никакого повода хоть для какой-нибудь жизни. Опаленные и прожаренные солнцем камни, словно в сухой и жаркой бане сами превратились во множество пышущих жаром излучателей. Пыль превратилась в какой-то невесомый порошок, и предательски взлетает вверх и медленным удушливым облаком опускается под ноги, обжигая пальцы даже в обуви. Жара даже издавала какой-то неясный удручающий звон. Неожиданно один из валунов легко отвалился и наружу вышел человек. Он аккуратно придержал валун, сразу выдав закамуфлированный под желто-грязный камень брезент. Пройдя несколько шагов, он поправил оружие и обернулся.

– Ты скоро там?

– Бегу уже, – из проема выскочил еще один человек, который бодро догнал первого, – Печет-то как, товарищ капитан! Куда летим-то?

– Вечно ты возишься, – не оборачиваясь, пробурчал капитан, продолжая идти.

– Так ведь это как посмотреть, товарищ капитан.

– Ну, пошла молоть деревня, – улыбнулся капитан.

– Придем вовремя, комбат спросит, что случилось? – он улыбнулся.

Капитан хмыкнул, и они, не торопясь, пошли по каменистой тропе. Пройдя не более двухсот шагов, они остановились перед небольшим, но ухоженным бараком. Хотя на барак это строение теперь было похоже мало, обложенное и прикопанное по скатам землей, песком и камнями, оно напоминало больше оборонительную точку. Капитан показал сержанту, где тот должен его ждать и, поправив панаму, вошел внутрь.

– Товарищ майор! Капитан Тихонов!

– Привет, Виктор, садись.

Тихонов присел на край стула и начал осматривать стены комнаты, как будто видел их впервые. Наспех отремонтированные стены сборно-щитовой казармы смотрелись смешно на фоне огромного полированного невесть откуда принесенного солдатами стола. На стене почему-то висит картина «Три богатыря», вместо какого-либо начальника. Виктор знал секрет этой картины, знал, как лицо с особым доверием «самого». Комбат ему сам рассказал эту историю. Однажды, когда тот был еще молодым ротным, к нему с проверкой приехал, какой-то незнакомый полковник. По причине того, что на пятой минуте проверки, полковник случайно обронил в унитаз свои часы, он возненавидел единственного свидетеля произошедшего, которым естественно был ротный. Громко распекая его за различные незначительные огрехи, полковник зашел в канцелярию и наткнулся на висящую на стене картину, на которой бельмом виднелось бледно-серое пятно. Вне себя от бешенства, он схватил кусок тряпки и, проговаривая в сторону ротного новые «неведомые» строки из его личных качеств, и начал тщательно тереть картину. Однако бледное пятно не исчезало. Только после нескольких безуспешных попыток полковник заметил, что это не пятно и не пыль, а вклеенная на лицо Ильи Муромца фотография ротного. Скандал был страшный, но ротный фотографию не снял, и только на картине со временем рамку подправил. С тех пор уже прошло несколько лет, и Иван Иванович Батрак превратился с начала в отличного ротного, потом в толкового начальника штаба, и вот теперь в прижимистого строгого комбата. Но, Тихонова он любил, и любил прежде всего за отношение того к делу, и главное, к происходящему вокруг. УВиктора никогда не было мелочей, никогда и ни в чем. Солдат Тихонов любил больше, чем Батрака, этого для комбата было более чем достаточно. Шестнадцать «боевых» выходов без потерь! Майор просто не мог быть недовольным Тихоновым.

– Тебе сколько человек нужно?

– Десять! – твердо ответил Тихонов и посмотрел прямо в глаза комбата.

Комбат улыбнулся и встретился глазами с Тихоновым. «Ухарь, какой! Десять! Хоть бы спросил куда, зачем, а то сразу десять! Эх, сорвиголова». Уж он-то знал Тихонова. Тихонов тоже знал комбата, если что серьезное, он бы сразу сказал, сколько брать и куда идти, а если не говорит, значит, ерунда. Они обменялись взглядами и улыбнулись.

– Возьмешь две коробочки, отвезешь продукты и боеприпасы на вторую. Только не тяни, пока тихо, а то мало ли чего. На складе я распорядился, документы все готовы.

Вторая застава, настоящая огромная кость в горле душманов. Взвод солдат под командой лучшего друга Виктора. Вани Беленького, несокрушимой стеной стал на пути караванов с оружием и наркотиками. К каким только уловкам не прибегали душманы и подкупом и обещаниями, и угрозами пытались они снять заставу. Часовые минометные обстрелы, сменялись ночными атаками, все тщетно, застава стояла как скала. Во время обстрелов над заставой взметался красный флаг, доводя до бешенства душманских минометчиков, и словно по команде на врага обрушивался огонь ствольной и реактивной артиллерии, а ночью их штурмовые группы неизбежно попадали на восстановленные при обстрелах минные поля и губительный огонь пулеметов. Беленький оказался отличным стойким солдатом, и талантливым командиром. Вторая застава, это и головная боль наших командиров, она самая дальняя, самая высокая, самая боевая. В дни затишья поездка туда похожа на увеселительную прогулку, но чаще бывают дни, когда доставка туда боеприпасов и продовольствия, это отдельная боевая задача с привлечением значительных сил батальона, зачастую с засадами, прорывами и десантированием. Сегодня было спокойно и можно не беспокоиться за транспорт.

– Почему, я?

– А, кто? – комбат прищурился.

– Нашли занятие разведчикам, – Виктор скривил недовольную гримасу.

– Ладно, ты! Разведчик «недоделанный». Думаешь, я не знаю, что Беленький мясо уже замариновал? А? – комбат ухмыльнулся и, состроив комичное строгое лицо, смотрел на Тихонова.

– Откуда, мясо-то? – Виктор опустил глаза, стараясь не встречаться с взглядом комбата.

– У начальника штаба на столе «пилюля» мне лежит. Сегодня утром радиоперехват принесли, и когда я вас «обормотов» отучу уже открытым текстом в эфир шпарить? В общем, по «строгачу» обоим, для профилактики, ну и в качестве приправы к шашлыку конечно.

– Есть строгий выговор, ясно, – Тихонов разочарованно покачал головой.

– Ну, вот и хорошо, и еще госпиталь с собой прихватишь, в полку сдашь из рук в руки.

– На кой мне эти бабы, Иван Иваныч, на кой мне этот полк? Чего я тут буду раскатывать, как на параде? Я на «цыпочках», чуть дыша, напрямик. Разрешите? Завтра же транспорт большой и наши и агитотряд пойдут, пусть с ними и едут, – Виктор прямо и эмоционально смотрел на командира.

– Чего-о? – комбат удивлено уставился на него, – не стыдно тебе? Бабы? Стыдись, капитан.

– Мне без разницы, товарищ майор, только мне их еще не хватало, итак табор насобирали, словно на свадьбу, а не в бой.

– Нет, никакого боя, понял? Нет, и не будет! Потерпишь часок, ничего с тобой не случится. Еще благодарить будешь, – комбат улыбнулся, глядя на удивленного и нахмурившегося Виктора, – там сама Маркова.

– Кто? Иваныч, мне хоть королева, без разницы.

Он вышел из казармы и сладко потянулся. Что-то грустное навело его на раздумья, он внимательно прислушался к своим мыслям, и ощутил пустоту. «С чего бы?» Вдруг вспомнились бессонные ночи в хирургическом отделении, потом похороны жены. Да, сейчас это ярко всплывает в памяти, а тогда в те дни, это было страшной депрессией. Сумасшествие медленное и верное. Вспомнился и тот выстрел, один единственный не на войне. Он успел поговорить с этим парнем и назвал себя, тот плакал и извинялся, хотя минуты его были сочтены. А, так ли уж сочтены? Ведь мог он ему помочь. Мог! Но не стал, не смог протянуть руку умирающему, пусть виноватому в гибели жены, но умирающему молодому парню. Тогда он решил, что места среди людей ему нет. Он пришел к командиру и честно во всем признался. Тот пожалел молодого офицера, пережившего недавно такое большое горе, как смерть беременной жены. Посоветовал ехать в Афган. Все прошло как не странно гладко, и вскоре уже Тихонов убыл к новому месту службы. Он похудел и в конец извелся, в душе считая себя убийцей. К месту службы он доехал с твердым убеждением и намерением получить свою пулю, как можно быстрее. Он так и ответил своему новому начальству, на вопрос «зачем ты сюда приперся?» Однако вместо ожидаемых боев он получил под начальство…полковой клуб. Промучившись две недели, сотчаянием и слезами на глазах провожая в бой своих товарищей, он снова предстал пред «грозные очи» начальства. Что говорил командир, Виктор вспоминать не любил, но только после разговора он твердо пообещал выбросить все из головы. Через неделю он принял свой взвод. Семнадцать будущих «тихоновцев» встретили его настороженно, но первые же бои показали, что Тихонов родился с командирскими погонами. И снова перед глазами похороны, ярко красный гроб, плачущий и причитающий люд, и он среди них мрачный и окаменевший, ни слова, ни слезинки. Потом он выплачется, потом он в пьяном угаре будет кому-то рассказывать о судьбе и душевной боли, а тогда девять дней он не сказал никому не слова.

– Пасечник!

– Я! – сержант вырос, словно из-под земли.

– Готовь две коробки, полный боекомплект, боеприпасы по наряду, остальное, как всегда.

– Сколько человек?

– Я десятый, – задумался Тихонов, – со мной Степанов, остальные кого придумаешь, мне все равно. Коля? Ты ничего не чувствуешь?

– Не понял, – сержант осторожно посмотрел на командира, – вы, о чем?

Тихонов неопределенно пожал плечами. Пасечник удивленно посмотрел на Тихонова. Таким он видел его впервые. Впервые с той поры как «желторотым» салажонком сделал свой шаг, отделивший его привычную жизнь непреодолимой вечностью от жизни сегодняшней. С тех пор много воды утекло, но для Коли Пасечника, без Тихонова, не представлялось уже никакой жизни. Он был главным свидетелем восхождения счастливой звезды Виктора Тихонова. Шестнадцать! Шестнадцать боевых выходов без потерь, ни убитых, ни раненных. Из всех передряг солдаты Тихонова выходили словно заколдованные. Весь полк окрестил Виктора счастливчиком, но уж Пасечник-то знал, что стоило счастье Тихонову и его бойцам, он-то видел, как молились солдаты после боя. Молились не в переносном смысле, а в прямом. Уж он на своей шкуре испытал подготовки ротного к выходам. Ничего лишнего, ни капли, все что было у него под руками он использовал для подготовки, сотни литров пота своих солдат не пожалел ротный для этой сложной науки выживания в бою. Казалось, в Тихонова вселился бес, все смеялись над ним, все, но не его солдаты. Пасечник не раз слышал, как командир батальона выговаривал ротному за его строгость и придирчивость, не обходилось и без взысканий. Но Виктор упорно стоял на своем и неизменно приводил солдат живыми. Можно спросить у солдата, нужна ли ему в бою отеческая забота, или материнская ласка. Просто спросите. Ему нужно немного еды, боеприпасы и умный подготовленный командир. Материнской ласки солдат вдохнет вдоволь и после войны, но до этого «после» нужно еще дожить. Солдаты души не чаяли в своем командире. И вот теперь Николай не узнавал Тихонова. Сейчас он был удивлен и просто поражен.

– Виктор Иванович? А, куда идем-то? Вы так и не сказали.

– Да? Разве? – Тихонов пожал плечами, – на вторую…, через полк.

– Куда…? – Николай, широко раскрыв глаза, смотрел на капитана, – вдесятером? На вторую?

– Ну, а что не так? Может тебе дивизию выделить?

– Оставайтесь, товарищ капитан, – Пасечник пытался убедить командира, – чего там ехать, мы быстренько туда-сюда, а вы отдохните пока.

– Все сказал? – капитан строго посмотрел на сержанта, – собирайтесь и ничего не забудь, сам проверю. Придумает же.

– Есть, товарищ капитан, – Пасечник поспешил выполнять поручения.

Капитан присел на камень и вновь погрузился в раздумья. Когда Пасечник прибежал к своему бараку, солдаты медленно никуда не торопясь выбирались из барака, чтобы умыться. Степанов стоял под легким ветерком, подняв руки пытался хоть как-то отогнать жару, и закрыв глаза блаженно говорил лежавшему на лавке Архипову.

– А, что Диман, ты как мыслишь? Попремся мы сегодня, куда-нибудь?

– Наверняка, – улыбнулся, не открывая глаз Архипов.

– Вот я зык у тебя, накаркаешь, ещё сейчас!

– Да причем здесь мой язык, Толян, примета верная, если Степа свою коробку шаманит, жди подарков.

– В натуре, – оглянулся на него Толик, – и чего я такой ненормальный?

– Ты, Толя не ненормальный, – Архипов приподнялся на лавке, – ты, ефрейтор Степанов лучший «мехвод» полка! Понял? Да и мы тут не с деревянными автоматиками бегаем.

– А, ты хотел бы?

– Что?

– Ну, с деревянным?

– Веришь, Толян? Сплю и вижу, как в классики с девчонками играю, – улыбнулся Архипов.

– Трепло, ты, – обиделся Толик.

– Вон, Колька летит, пошли собираться.

Степанов внимательно посмотрел на Пасечника, пытаясь по его поведению определить предстоящее задание. Настороженный и торопливый вид сержанта не внушал оптимизма. Степанов махнул рукой.

– Сглазил чертяка, никак в самую пасть к духам полезем.

– Степаныч, хватит тарахтеть, с ротным поедешь.

– Еще, кто? – спросил Архипов.

– Хочешь?

– Нет, – честно признался Дмитрий.

– Никак, Дима, я тебя не пойму. Шутки твои глупые давно ребятам не нравятся. Смотри, доиграешься.

Ругнулся Николай больше до приличия, кем-кем, а трусом Архипов никогда не был. А, болтовня его, это ничего, это от обычного солдатского безделья.

– Я же правду сказал.

– Мне,правда, твоя, Дима, как зайцу стоп-сигнал, мне твой ствол нужен. Понял? Иди, собирайся. Еще шесть правдолюбов есть?

– А, куда? – сзади подошел Седых и тронул Николая за рукав.

– Ты, чего? На базаре? Куда, зачем? Идешь?

Седых кивнул головой и отошел. Вскоре девять человек весело переругиваясь и подгоняя на ходу снаряжение, спешили к машинам. БМП встревожено фыркнули и «обиженно» надрываясь, прогревали движки. Солдаты поудобнее устраивались на броне. Через полчаса машины уже подкатили к артскладу. Тут Пасечника неожиданно окликнули.

– Товарищ сержант? Вы… Пасечник?

Николай удивлено оглянулся. Перед ним стояли три девушки. Одна из них шагнула вперед. Он с восторгом расплылся в улыбке и, поправив панаму, спрыгнул с брони, и отошел в сторону, увлекая девушек за собой, чтобы шум двигателей не мешал разговору.

– Да, я Пасечник, а, вы? Вы, кто? – он светился как «новая» копейка.

– Куда нам цепляться? – спросила одна из них.

– Как вам сказать? А, вы разве не знаете?

– Что? – нахмурилась девушка.

– Ну, куда девушки вообще цепляются?

– Сержант! Ты оборзел?

– Извините, – улыбнулся Николай, – вам кого?

– С вами разговаривать не очем, я вижу, у вас одна извилина, да и та след от панамы, – девушка зло отчитывала его, – где ваш Тихонов?

– Вон он загорает, а нам извините не досуг, – Николай указал на сидящего на камне капитана.

Девушка отправились дальше.

– Товарищ капитан, капитан Маркова.

Виктор удивленно поднял глаза, он силился что-то вспомнить, но его ощущения не давали его памяти вырваться наружу. Похороны, одни похороны. Гроб, вынос, невыносимые участливые взгляды, его снова унесло в тот страшный день. Даже тогда в больнице он верил, что можно еще, что ни будь придумать, решить, исправить, и все образуется. Безвыходных положений не бывает. Нет! Ничего нельзя придумать, человек просто умирает и все, его просто нет. И Лены просто нет больше на свете, и ребеночка нашего нет. Нет и все! Как бы ты этого не хотел, как бы ты этого не желал. А, эта девушка перед ним вовсе не Лена, а другая, как сотни других, а может тысячи. Наконец он осилил какую-то новую ступень и обронил.

– Почему без бронежилета?

– Что? – девушка удивленно посмотрела на него, а потом на своих девушек, – они походу все тут солнышком ударенные.

– Пасечник! – позвал Виктор, не обращая внимания на выпад Марковой.

Николай быстро подошел и, бросив сердитый взгляд на девушек, застыл перед командиром.

– Девушки с нами, зацепите их коробки. Что с делами?

– Все тип-топ, мы готовы.

– Выходим через пятнадцать минут, я в голове. Архип, здесь?

– Да с нами.

– Пусть ко мне садится. Все по коням.

– А, як же, – улыбнулся и развел руками Николай.

Виктор посмотрел на Маркову. «А, она совсем ничего». Он тут же одернул себя. «Не смей! Ты приехал за пулей, вот и получи ее. Эта девушка может осчастливить кого угодно, а ты просто убьешь ее своим занудством».

– Вам где удобней? – повернулся он к Марковой.

– А, вам? – обиделась она.

– Хорошо, пойдете с нами на броне. И прошу вас не опаздывать.

– Сейчас еще скажите, что без нас уйдете.

– Без вас я не уйду, у меня прямой приказ непосредственного командира вас доставить. Но по некоторым соображениям лучше бы нам уйти вовремя.

«Дундук, какой-то, хоть спросил бы как звать. Приказ у него. Тихонов, Тихонов. Чурбан, какой-то! Бу-бу-бу, бу-бу-бу» Когда она подошла к своей машине, водитель доложил, что машина готова и прицеп прицепили. Она хотела было пожаловаться своим девушкам на мрачного капитана, но в это время призывно рыкнули боевые машины, и солдаты дружно полезли на броню. Она тут же забыла обо всем.

– Вика, старшей в машину! Марина на вторую, я на головной. Осторожней там у меня, – помахала она им пальцем и поспешила к головной машине, откуда ей уже призывно махал Тихонов.

Колонна медленно тронулась на подъем и вскоре скрылась за поворотом. Тихонов торопился, он хотел максимально использовать короткую передышку на заставе и успеть вернуться до того, как душманы одумаются о такой невиданной наглости десятка «шурави». Прислушиваясь к мерному гулу двигателей, он внимательно всматривался в скалы. За каждым поворотом он ждали засады, свои утренние ощущения он связывал с ожидающей их опасностью. Его тревога постепенно передавалась солдатам, они с опаской заворочали головами. Пытаясь хоть как-то отвлечься от одолевающих его мыслей, он протянул руку к Мельникову и призывно постучал ему по уху. Солдат протянул ему телефонную гарнитуру.

– Девятый, я пятый прием! Белый, прием!

– Я девятый, сейчас покличу! – откликнулся эфир, на заставе Тихонова знали, знали и ждали.

– Я, девятый!Как делишки? – отозвался Беленький.

– Мы идем, что видишь? – Тихонов отпустил тангенту.

– Нормально все, еще утром все убрались!

– Что-то верится с трудом, – засомневался Титов.

– Да, говорю тебе, убрались, гони спокойно.

– Я, Беркут, прекратить переговоры, вы что! – вмешался какой-то посторонний голос.

Виктор снял головные телефоны и удовлетворенно растянулся на броне. Беленькому он верил. А, это значит, что их ждал сытный обед и спокойный маршрут. Маркова осторожно потрогала его за плечо. Тихонов открыл глаза и подмигнул ей.

– Как вас зовут?

– Ольга! – Она склонилась к нему ближе, – что докладывает разведка?

– Разведка? – он удивленно посмотрел на нее, – разведка приглашает на шашлык.

– Очень остроумно, – Ольга отпрянула.

– Может и неостроумно, зато наверняка вкусно.

– Нашли время желудки набивать, нам ехать нужно. Вы, что не понимаете, что все от вас зависит? – она зло ткнула его в плечо.

– Хорошо, что не от вас, а то наверняка остались бы голодными, усмехнулся Виктор, он приподнялся и положил ей руку на плечо, – Оля, доверься мне, ладно?

От этих слов у Ольги сразу прошел весь гонор. Душа свернулась в комок под этой рукой, сердце готово было выпрыгнуть из груди. Ольга, опомнившись, поспешила отодвинуться.

Глава 2

Из кустарника на высоте склона колонна, втягивающаяся в небольшое ущелье, была видна как на ладони. Снайпер Али рассматривал солдат в оптический прицеп, но вместо выстрелов шептал слова проклятий в их адрес. Сверху к нему спустился его командир Ахмед. Али со смехом смотрел на его расширенные зрачки, он прекрасно понимал, что так испугало Ахмеда.

– Все ли ты видел Али?

Али молча, кивнул головой. Он видел русские машины, видел он и солдат, которые на них едут, но также он видел, кто командует этими солдатами.

– Ты разве не будешь стрелять? Знаешь, сколько нам заплатят за его голову?

– Знаю! А, еще я знаю, что если выстрелю, то за нашу голову не дадут ничего. Эти солдаты такие же шайтаны, как и их командир, нам не уйти от них Ахмед. Да и нас всего трое, нам не справиться.

– Наверное, ты прав, пусть этот шайтан попадется кому-то другому, а мы заработаем на ком-нибудь другом. Слава Аллаху у шурави много солдат, и они не все так хороши и внимательны как эти.

Али молча, кивнул в ответ и снова склонился к прицелу. Неожиданно тишину прошила пулеметная очередь. Али от испуга вжал голову в плечи. Неожиданно с гор обрушился целый шквал огня и из автоматического оружия. Ахмед залег рядом с Али, и они с ужасом следили за происходящим. Они видели, как русские соскочили с брони и спрятались за обочиной дороги. Но спустя некоторое время они вернулись обратно в машины. Дорогу постепенно заволокло дымом, они отчетливо видели, как обе БМП и Урал сползли в пропасть и пропали. Когда дым рассеялся, от русских машин не осталось и следа.

– Что, это Али?

Али дрожащими руками пытался прикурить дорогую сигарету. Судорожно выпустив дым, он испуганно уставился на Ахмеда.

– Эти гиены, что-то явно задумали! Клянусь Аллахом, это их новое секретное оружие.

– Поспешим, Али, – Ахмед толкнул его в плечо, – надо поспешить поведать братьям об увиденном.

****

Стремглав слетев с брони, Виктор изготовился к бою. Осмотрев свое воинство, он остался доволен его готовностью, даже девушки вели себя относительно спокойно. Огонь заметно усилился, но что-то странное не давало покоя капитану. «Что это за хр…» Он выглянул из-за борта и осмотрелся. Солдаты ждали его команды, а он не мог дать никакого объяснения происходящему. Он ясно слышал плотную стрельбу, он даже видел огневые точки противника, но никаких результатов стрельбы не было. По откосу к нему на четвереньках приполз Пасечник, он был явно чем-то напуган.

– Чего приперся? – зло бросил ему Виктор.

– Командир, а чего, это у нас тут происходит? Куда они шпарят, а?

– Не знаю, не понял пока, – пожал плечами Виктор.

– Нет, ну такого быть не может, – Пасечник продолжал сидеть с испуганным видом.

– Коля! Я здесь столько же, сколько и ты! А, ну на место сержант! – Виктор вконец разозлился, глядя на уползающего Николая.

– Что не так? – Ольга, придерживая рукой каску, смотрела на него полными ужаса глазами, – почему мы не стреляем?

– Хочешь пострелять? У тебя, что…? И, оружие есть? – Виктор скривил лицо, глядя, как по дороге стал быстро расползаться густой туман.

Поймав глазами взгляд Пасечника, он коротко махнул двумя руками через плечи, и первым бросился сначала на броню, а потом внутрь. Спустя мгновение рядом с ним буквально влетел Степанов, затем Архипов аккуратно помогая одной рукой Ольге, а другой, сжимая оружие, последним заскочил в десантный отсек Мельников, и вопросительно посмотрел на командира. Вызвав по радио Пасечника, Тихонов поинтересовался как у них дела и, получив ответ, что ничего не происходит, приказал ему трогаться вслед за ними, водитель госпиталя, также доложил ему, что все приборы в полном порядке, но видимость совсем «нулевая». Тихонов прильнул к триплексу, туман был, просто не проницаем. Он толкнул в плечо Степанова. Мотор взревел, но машина не тронулась. Степанов выдал долгую перегазовку, и вновь попытался тронуть с места многотонную машину, но все было тщетно. Тоже самое капитану докладывали и другие машины. Он потянулся к Мельникову и взял телефонную гарнитуру.