
Полная версия:
Я умер. Зарисовки о жизни, о смерти, о любви
Жизнь человека скучна, малозначительна, неинтересна. Ему всегда хочется выделиться, показать свою причастность к кому-либо или к чему-либо. Чтобы приобрести вес в чужих, а главное – в своих собственных глазах. Показать свою значимость, свое я. Услышать от знакомых и незнакомых людей: ну, ты, брат, даешь! Молодец! Не ожидал от тебя!
От этих слов становится тепло в груди, расправляются плечи, появляется блеск в глазах. Ты чувствуешь себя героем. Тебя опять начинают любить, тобой восхищаются, тебя хлопают по плечу, с тобой хотят выпить. Вчерашние школьницы, а нынче солидные тети заглядывают тебе в глаза и спрашивают себя: как же это я его такого не разглядела, не поняла, не заметила, упустила. Эх!!!
И ты уже сам начинаешь в это верить, чувствуешь себя этаким Петей Васечкиным, задирой и хулиганом.
– Васечкин, иди к доске! Васечкин… Пять?.. Пять?.. Еще пять?.. Ничего не понимаю? Когда это ты успел столько пятерок нахватать? Ну, ладно…20
Так вот, в аттестате за поведение у меня тоже пятерка. Хотя за сутки до этого стояла двойка. И это в одиннадцатом, выпускном. О том, как надо суметь заработать двойку за поведение, отдельный разговор. А вот чтобы уговорить учителя исправить ее на пятерку, тут нужно приложить максимум усилий и таланта. И мне это удалось.
Глава 10
Вот и граница. Думали, встретит нас прапорщик, в шапке ушанке, в окружении злых голодных овчарок.
– Руки на капот!!!
И все такое…
– Везете ли запрещенные предметы?!
Ничего подобного…
В машину заглянул пограничник, молодой, веселый. Пересчитал народ, проверил паспорта:
– Всего хорошего, счастливого пути!
Все, прощай, Родина!
До сопредельной стороны несколько километров. Вдали видны пограничные вышки. Значит, бдят, значит, граница на замке. Спиной ощущаешь мощь и размеры своей державы.
Чемоданы сложены в проходе друг на друга. Финская таможня проверила верхние, забитые вещами и продуктами, а нижние даже открывать не стала. А мы переживали. Думали, что все лишнее придется оставить. Пронесло. Хотя правила пересечения границы довольно сложные. То нельзя, это. Все ограничено, все в пределах нормы. Горячие финские парни все с пистолетами. Выглядят, как в американских боевиках. Красиво, солидно, немножко снисходительно. Европа.
Штампик поставлен. Въезжаем в Евросоюз. Дороги ровные. Не качает, не трясет. Кругом леса, озера и бесконечное скандинавское небо…

Финляндия. 2014 год.
Подъехали к ферме. Пока обустраивались, время перевалило за полночь. Только когда легли спать, поняли: час ночи, а светло, как днем. Ночи белые. До этого ни разу с таким сталкиваться не приходилось. Очень трудно привыкнуть. Светло круглые сутки. Чтобы создать ощущение ночи, занавешиваешь плотно окна, но и это не дает сплошной темноты. Только сумерки.
Всегда казалось, что заграница – это что-то такое необычное, не наше. Вот пересечешь границу, и все другое. И небо, и деревья, и трава. Не говоря уж о людях. А оказалось все просто и прозаично. Все как у нас. Та же трава по обочинам дорог, те же ели, сосны и вездесущие воробьи. И все же подсознанием понимаешь, что это не наше. «…хоть похоже на Россию, только все же – не Россия».21
Утром на работу. Встаешь в пять. С шести до одиннадцати в поле. Потом обед, и до трех снова работа. Она, хоть и тяжелая, все внаклонку, или на коленях, но не монотонная. Успеваешь и с соседом поговорить, и отдохнуть, если устал. Ягод много. Гектары. Ешь, не хочу. Вначале вроде в охотку, а потом уже приедаются. Ползаешь по полю, стараясь больше собрать. Дня через два начинает ныть спина. Тут в ход идет и мазь, и тугая повязка. С непривычки все болит, но со временем втягиваешься. Чувствуешь: становишься профессиональным сборщиком. Если б дома были такие плантации, можно было бы давать уроки по скоростной сборке клубники. Мастер-класс! Молодой человек, вы любитель? Обижаешь, тетка, профессионал! Пошел и вытоптал ей всю грядку.
У тебя появляется своя манера сбора. Руки привыкают, приспосабливаются. Бирку с номерком в корзинку, и ягодка к ягодке, кустик за кустиком. Полные, или к машине, лучше бегом, или оставляешь в проходе. Потом! Сейчас некогда, надо собирать. Чтоб другие не опередили. Зеленоватые нельзя, с хвостиком тоже. Фермер каждый раз, чтоб жизнь медом не казалась и не халтурили, на все поле кричит по-русски: «Красна-а-а-я!!!» Ягоды сортируют, и если много неликвида, могут не засчитать. А это деньги…
Финны доброжелательны. Улыбаются. Проезжая мимо, машут руками, здороваются. За рулем очень много старушек. Городок небольшой, тихий, спокойный. Даже байкеры на своих «Harley-Davidson» и «BMW» не буйные. Волосы и бороды заплетены в аккуратные косички. Сидят в кафешке и тихо попивают пиво.
Один, узнав, что мы русские, начинает что-то объяснять, бурно жестикулируя руками. Стараешься понять, что он тебе говорит. Чтоб не обидеть, делаешь пару глотков: За мир! За дружбу!
– Я-Я! Аншантэ! Натюрлих! Сенк ю вери мач!22
– О-о!!! «Москвич», «Жигули», «Ваз-2101»! Копейка! Окей!
– Окей! Подижь ты, знают!
– Перестройка! Путин! Медведь! Балалайка!
– Ол райт!23
Хлопаешь по плечу, зовешь в гости. Душевно!
Законы соблюдаются строго. Казалось бы, кругом поля. Ягод не меряно. Никто их не охраняет. Зайди со стороны леса и набери, сколько душе угодно. У нас так бы и сделали. Но, нет! Они приезжают семьями. Чинно, неторопливо, с детьми собирают пару ведер. Едут на ферму. Взвешивают, расплачиваются, улыбаются, машут рукой. И уезжают, счастливые. И так во всем.
На остановке кто-то забыл велосипед. Он стоял там несколько дней, никому не нужный. Стоит и стоит. Никто не трогает. Спросили у финна: стоит, значит надо, хозяин объявится, заберет. И правда, дней через пять, видно, спохватились, забрали.
Выйдешь из супермаркета, повесишь пакеты с продуктами на ручку велосипеда и можешь спокойно целый день ходить по городу. К вечеру придешь, пакеты так же висят. Никто их не взял, никто не проверил, не украл. Очень трудно с нашим недоверием, подозрительностью к этому привыкнуть.
Языка не знаешь. Иногда бывает тяжело. Трудно объяснить продавцу, что тебе надо. Надписи не понять. Все на финском. Целый час искал дрожжи. На пальцах показывал, что это, куда кладут, где используют. И про хлеб им рассказал, и про бражку, из которой самогон гонят. И по горлу пару раз пальцем щелкнул. Не понимают! Потом вроде догадались. Принесли маленький квадратик, запакованный в красивую обертку.
Табак дорогой. Пачка сигарет стоит, как три, четыре у нас. Все, кто курит, покупают развесную, в маленьких пакетах махорку. И папиросную бумагу. Сидят, крутят, пыхтят. Довольные!!! А чтоб не тратиться на бумагу, в одном из шкафов, нашли старые финские газеты. Времен Маннергейма.24 Закрутят самокрутку в палец толщиной. Дым во все стороны. Дешево и сердито. Газета трещит, воняет. Водитель-финн смотрит, глаза на лбу.
– Да-а! Странные все-таки эти русские…
А ты ему:
– Понял. мол, почему мы немцев разбили под Сталинградом. То-то же. Это тебе, не лаптем щи хлебать.
Улыбается.
Лес у них не такой, как у нас. Болотистый, пружинистый. Ходишь, как по подушке. Все под тобой колышется. Еловые и пихтовые иголки, трава, мох.
Ходил по грибы. Не нашел. Передвигаться тяжело, быстро устаешь. Хочется быстрее все бросить и выйти на дорогу.
Рыбы полно. Большой, крупной. И щуки, и лещи, и окуни.

«Проходя же близ моря Галилейского, Иисус увидел двух братьев… и говорит им: идите за мной, и Я сделаю вас ловцами человеков» (Ин.4,18—19).
Клубника по-фински – МАНСИКА. Она везде. И в поле, и в магазине. И на рекламных щитах. Она главная. Она кормит все местное население. В городах проводят фестивали. Бывать не приходилось, говорят весело. И торты из нее родимой, и компот.

Мне неважно, куда ехать. Близко ли, далеко ли… Главное, чтоб стелился асфальт, мелькали дорожные столбы, и открывались новые горизонты. «Сердце человека обдумывает свой путь, но Господь управляет шествием его» (Притч.16,9).
Каждый человек, хотя бы раз в жизни, ездил в поезде и пил чай. У него особый вкус. Два кусочка сахара, ложечка и подстаканник.
Без него нельзя представить себе чаепитие в поезде.
Проводница несет чай, держа в одной руке несколько стаканов. Позвякивание металлических подстаканников…
И душевные разговоры под стук колес…

Человеку всегда хочется что-то такого, нового, никогда в жизни не видимого, не встречаемого. Ему становится скучно там, где он живет. И кажется, что где-то там лучше, чем здесь.
В наше время уже нет мест, где бы ни ступала нога человека. Все открыто, занесено в справочники, заснято с космоса. Но все равно человека тянет заглянуть туда, за ту черту, которая называется горизонт. Узнать, что же там, за ним. И почувствовать то, что почувствовал Колумб, когда услышал, как матрос на грот-мачте крикнул: «Земля!..»
И только прожив какой-то большой промежуток жизни, начинаешь понимать, что лучшего места, где прошло твое детство, нет и не будет. И куда бы ты ни уехал, тебя всегда будет тянуть в родные места.
Туда, где ты бегал босоногим мальчишкой, где играл в футбол. И читал Жюля Верна и «Робинзона Крузо» Даниэля Дефо, мечтая стать пиратом. И впервые влюблялся. Туда, где ты был счастлив!

Балтийское море. Финский залив. 2010 год.
Тебя долго не было дома. Ты возвращаешься. И тебе все кажется чужим. Ты ходишь по комнатам, рассматриваешь вроде бы знакомую и в то же время чужую обстановку. Прикасаешься к вещам, мебели, посуде. И тебе кажется, что все это не твое, все это чужое.
И только по прошествии времени возникает чувство соединения со своим домом. Ты можешь забраться с ногами на диван, закрыться теплым пледом и вдоволь напиться горячего чаю. Из огромной кружки. Зная, что это твоя кружка. И что из нее даже в твое отсутствие никто не пил. Она стояла и ждала твоего приезда.
Когда лежишь, отмокаешь в ванной и никуда не спешишь. Когда махровое полотенце и свежее чистое белье. А перед сном любимая книга. И на стене старые семейные фотографии, на которых ты еще маленький. А рядом все еще живые бабушка с дедушкой. И тогда ты становишься единым целым со своим домом. «Вот я и дома!» – думаешь ты и засыпаешь со счастливой улыбкой…
Давно все это было. Давно, и не правда. Но мне до сих пор, когда я закрываю глаза, снятся по ночам буруны, разбивающиеся о каменный берег финского озера…
И я вскакиваю с постели, услышав хриплый голос нашего фермера:
– Мансика! Мансика! Красная!!! Пиастры!..25
Глава 11
Читал медицинский справочник. Жена врач, у нее таких много. Нашел у себя кучу болезней, о которых даже не догадывался. Симптомы сходятся. Прям, все как у меня. Даже беременность, на пятом месяце. Живот болит. И на соленое тянет. Ну, думаю, дожил! Захотелось сразу бежать в больницу и показаться всем врачам, какие только есть. А потом подумал: зачем? Одной болезнью больше, одной меньше. Когда у человека инфаркт, его пугают сахарным диабетом, когда сахарный диабет его пугают инфарктом.
Просыпаешься ночью, открываешь глаза. Кругом еще темно. В сердце что-то кольнуло. Потом вроде утихло. Приятное тепло разливается по груди. Тихонько переводишь дыхание, закрываешь глаза и засыпаешь. Счастливый! С уверенностью, что утром проснешься. Что еще немного, но поживешь…
Если ты в душе осознал, что твоя жизнь может закончиться в любой момент, ты ко всему, что вокруг происходит, начинаешь относиться по-другому. Все, что тебя мучило, что не давало покоя, все отходит на второй план. Это не становится главным. Если ты знаешь, что тебе осталось немного, ты перестаешь бояться. Страх тоже отходит, отодвигается. Хотя «трепещет от страха Твоего плоть моя, и судов Твоих я боюсь» (Пс.118,120).
Всматриваешься в посмертную маску знаменитого артиста. Потом на себя в зеркало. И представляешь, как сам будешь выглядеть в гробу. Патологоанатом разгладит складки, натянет щеки за уши, напичкает тебя гелем. И пиджак, который на тебя наденут, еле сойдется на животе. В руку вложат крест со свечкой. На лоб венчик от разрешительной молитвы.
Будет тусклый осенний день. Или яркий, солнечный зимний. Не важно! Скорбные лица друзей и родственников. Звуки похоронного марша. Хотя нет! Марша не надо. Слишком шумно. Это раньше, во времена СССР, провожали с оркестром. Все было торжественно, тоскливо. Музыка щемила, сбивала дыхание. Было желание разреветься. Так она проникала в тебя. И, хотя играли доморощенные музыканты, да и хоронили какого-то партийного функционера, которого ты даже не знал, все равно музыка производила нужный эффект. Но так хоронили только начальство. Простых хоронили попростому. Тихо, скорбно, молчаливо. Да и зачем шум, зачем речи. Смерть тишину любит.
Во блаженном успении, вечный покой подаждь, Господи…

Со святыми упокой Христе, душу раба Твоего…
Отпевание. 1997 год.
Рядом с тобой каждый Божий день умирают люди. Смерть всегда рядом. Она кружит вокруг человека и ждет своего часа. У каждого свой срок. Кто-то умирает в девяносто, а кто-то в младенческом возрасте, едва появившись на свет. «…смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили» (Рим.5,12).
Господь не разделяет людей на таких-то и таких-то. Он хочет, чтобы все пришли к нему. Он хочет, чтобы все спаслись. «…нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим.8,18). Он всех любит.
Он не только прощает. Он еще радуется приходу грешника. И его покаянию.
И Он сам решает кому пора, а кому еще рано.
И если человек верит, если просит, то и получит, и прощен будет. «Если же у кого из вас недостает мудрости, да просит у Бога, дающего всем просто и без упреков, – и дастся ему» (Иак.1,5).
Человек долго болеет. Он измучил и себя и окружающих. Внезапно наступает облегчение. Ему становится легче. Боль отступает. И все думают, слава Богу, пошел на поправку. Но вечером он засыпает, а утром уже холодный.
Умирающий видит то, что не видят живые. Если человек уверен, что он умрет, и он говорит об этом, то, скорее всего, он умрет. Сосед, когда умирал, сказал: оставьте меня, за мной уже пришли. Значит, он видел того, кто за ним пришел. Значит, он знал, что умирает. «…Явился же Ему ангел с небес и укреплял Его» (Лк.22,43). Человек рождается в одиночестве и умирает в одиночестве. Момент смерти неощутим.
А страх смерти – это желание жизни.

В Республиканской больнице. (Йошкар-Ола). 2014 год.
Ты лежишь в госпитале. Тебе только что сделали операцию на сердце. Тебе только что спасли жизнь.
Ты тихонько, про себя, читаешь «Отче наш» и «Живый в помощи». Это все, что тебе приходит на ум. Слезы сами бегут по щеке. Ты их украдкой вытираешь, стараясь не показывать свою слабость и свой страх. Ты жив!..
Вокруг все чужое. Чужой язык, чужая страна. Полное опустошение, потерянность и одиночество. Тебе на ломанном английском пытаются что-то объяснить, но, кроме «O’kay», ничего непонятно.
За тебя все переживают. И врачи, и медсестры. И это переживание не показное. Они в самом деле стараются тебя поддержать. Они знают, что тебе трудно, тебе тяжело, тебе одиноко. Они улыбаются. Они тихонько пожимают тебе руку. Что-то лопочут на своем, на непонятном.
В реанимации со мной всю ночь сидит врач. У нее красивое имя. Катарина. И сама она красивая. Утром открываешь глаза и видишь перед собой красивую женщину, которая всю ночь просидела рядом с тобой, наблюдая на мониторе за твоим сердцем. И хочется жить…
Я очень благодарен им. За все! И за их доброту, и за их сострадание…
Глава 12
У моей папиной бабушки была коза. И приходилось летом в порядке очередности пастушить. День, два, три.
Дорожная пыль, запах клевера и вкус молока. И день длинный-длинный, томительно-солнечный. И душный вечер. Усталость в ногах такая, что хочется просто сесть и не подыматься. Но надо гнать коров домой. Хлопаешь кнутом и идешь за тихо бредущим, сытым стадом. А утром опять в пять подъем! Глаза сполоснешь, схватишь со стола кусок колбасы с хлебом, кнут в руки, рюкзак на плечи и коров собирать. И опять до вечера…
Для меня, школьника, провести весь день на природе: у речки, у леса – было во сто раз интереснее, чем в душном пыльном поселке.
Сколько человек живет, столько и пастушит. Пастухами были многие пророки из Святого Писания. Они были первыми, кто узнал, что Христос родился, и первыми, кто услышал от ангелов: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение» (Лк.2,14).

В парке. 1980-е.
Я люблю лежа на спине, закинув руки за голову, смотреть на облака…
Они разные. Они постоянно меняются. Тебе кажется, что над тобой плывут куски ваты. Хочется их потрогать. Забраться на ватную подушку и плыть. Далеко-далеко. Как в детстве…
Ты смотришь в бездонное небо и тебе кажется: оно где-то там, высоко-высоко. Ты протягиваешь руку и чувствуешь, что нет, вот оно. Везде. И высоко, и низко, и далеко, и рядом. Небо прямо перед тобой. Оно начинается от твоих ног, у земли, и заканчивается неизвестно где. Там, где звезды…
И ты ощущаешь себя таким маленьким, таким ничтожным, в сравнении с этим большим и необъятным. «Поднимите глаза ваши на высоту небес и посмотрите, кто сотворил их?» (Ис.40,26).
Все мы ждем какого-то чуда. Чтобы это чудо произошло здесь и сейчас. Хотя бы какое-нибудь маленькое. Которое доказало бы существование Бога. Мы жаждем этого чуда. Но при этом стараемся не прилагать к этому ни малейших усилий. Подавай и все! Хочу чудес! «Благословен Господь Бог, Бог Израилев, един творящий чудеса!» (Пс.71,18).
Но у Бога не бывает ничего просто так. Ты еще не достиг той святости, той духовности, чтобы явить тебе что-то. У тебя нет еще определенных знаний, опыта, чтобы лицезреть Промысл Божий. «Как велики дела Твои, Господи! дивно глубоки помышления Твои!» (Пс.91,6). Вот и выходит, как в песне Высоцкого: мы таким делам вовсе не обучены, кроме мордобития никаких чудес…
Читаешь в житиях святых – сплошные чудеса! То хромой ходить начинает, то слепой прозревает, то нищий, сидевший на паперти, оказывается юродивым и причисляется к лику святых. А у нас? Одна проза жизни. А так хочется чего-нибудь этакого, необычного.
А кругом шум, смог, жара… И бомжи. В которых святость разглядеть, ну не очень почему-то получается. К сожалению, многие бездомные, в простонародье «бомжи», стараются прикрыться православием, изображая верующих. И когда нагло добьются от тебя того, что им надо, на твой удивленный взгляд и недоумение ответят таким отборным разнообразием русской разговорной речи, хоть святых выноси. Так и живем…
При этом нужно помнить и знать, что само чудо, проявленное, видимое, осязаемое, как, например, Благодатный огонь, не является основой веры православной. Оно как бы является дополнением, доказательством чуда и присутствия Бога в нашей жизни.
Много людей видело схождение Благодатного огня. При этом кто-то верит в эту благодать, кто-то сомневается, ищет подвох. Но огонь как сходил, так и будет сходить до скончания века, до последних времен. И турист, попавший в этот момент в храм, скептически настроенный, не всегда приходит к вере. Хотя вот оно – чудо! Что еще надо, чтоб уверовать? И Иисус Христос исцелял больных, воскрешал умерших. Люди все видели, присутствовали при этом. И все равно не верили. «Сколько чудес сотворил Он пред ними, и они не веровали в Него» (Ин.12,37). Видели в нем одного из своих соплеменников: «…не Иисус ли это, сын Иосифов, Которого Отца и Мать мы знаем? Как же говорит Он: «Я сошел с небес» (Ин.6,42). И распяли Его. «…и сказал Пилат Иудеям: се, Царь ваш! Но они закричали: возьми, возьми, распни Его!» (Ин.19,14—15). Хотя само явление Бога во плоти в лице Иисуса Христа разве не есть чудо проявления милости Божией к нам грешным? И Он пришел не для того чтобы судить, а чтобы спасти. Чтобы избавить нас от греха и смерти. «И смерть и ад повержены…» (Откр.20,14).
А кто-то никогда в жизни не встречал ни чуда, ни знаков свыше, а умер за веру, даже ни секунды не сомневаясь, и стал мучеником и исповедником.
Наша жизнь и мир, созданный Богом, – разве это не чудо? Уже то, что ты живешь, видишь голубое небо, зеленую траву, синее море – это уже чудо из чудес. С момента твоего зачатия, рождения ты постоянно сталкиваешься с ним. И порой просто не замечаешь. И даже смерть не умаляет этого. Неужто тебе этого мало?
А самое главное чудо для верующего человека – Таинство Евхаристии. Превращение хлеба и вина в тело и кровь Христова. Хлеб – символ жизни. Христос говорил: «Я есмь хлеб жизни…» (Ин.6,48). Я – хлеб живой, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек…» (Ин.6,51). Евхаристия – это основа основ, это вершина и стержень бытия Церкви. Нет ничего главнее, ничего значимее для православного христианина. Иисус Христос, подавая апостолам, хлеб и вино, сказал: «Приимите, ядите: сие есть Тело Мое, которое за вас предается; пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Лк.22,19, Мф.26,26—28). Более тесного соединения с Богом в земной жизни человека быть не может. Надеюсь, и за порогом смерти Господь не оставит нас…

Крещается раба Божия… 1999 год.
А сможешь ли ты понять, прочувствовать, то или иное явление, если тебе его пошлет Господь? Не впадешь ли в грех гордости, тщеславия при виде этого чуда? И захочешь ли изменить свою жизнь при встрече с ним? Не уверен! Так что, не ищи чуда. Не надо! Лучше оглядись по сторонам, вглядись в букашку, которая ползет в траве, в ласточку, парящую в небе. Или на радугу после дождя. Разве ты видел что-нибудь лучше и прекрасней. Радуга – мостик. Это наша связь с Небом, с Богом. В Библии сказано, что Бог дал нам радугу, как «знамение», как сигнал о том, что Он помнит о нас. Она – отклик на наши молитвы, мольбы, на наши дела и поступки. Разве это не чудо? «Взгляни на радугу – и прославь Сотворившего ее: прекрасна она в сиянии своем! Величественным кругом своим она обнимает небо: руки Всевышнего распростерли ее» (Сир.43,12—13).
Глава 13
Ливень по лесу прошел,Птицы улетели.Белый гриб в траве нашел,У мохнатой ели.Тучи низкие бегут,Эхо в чаще бродит…Ветер в вышине листвыХороводы водит…26Осень… Последние перед слякотной погодой теплые дни. Деревья, еще местами зеленые, начинают покрываться желтизной. Солнце отдает остатки тепла, ласково пригревая. Сухо. Тихо. На небе ни облачка. Даже легкий ветерок старается не нарушить этой теплой желтой идиллии, гуляя где-то там, в вышине, лишь слегка задевая верхушки высоких берез и шевеля листву. Краски настолько яркие, настолько запоминающиеся, что надолго врезаются в память. Они как бы откладываются в подсознании, чтобы потом, в темные морозные зимние вечера, когда и собаку не выгонишь на улицу, нахлынут мимолетными воспоминаниями, вызвав на лице улыбку и тепло внутри…
…Иду по лесу. Вокруг сосны. Их зеленые вершины так высоко, что приходится задирать голову, чтобы увидеть макушки. Чувствую себя маленьким, едва заметным на фоне этих гигантов. Они, как Нью—Йоркские небоскребы, длинные, прямые. Из таких при Петре I делали мачты для парусных кораблей. Меж стволов пробивается луч солнца. Он слепит, бьет в глаза, заставляет щуриться. Еще долго потом перед глазами играют блики, мешая сфокусировать зрение.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания