скачать книгу бесплатно
Квартал до дома старухи.
«Твоя сила там, где твой страх, Ричард!» – говорил его дед по матери, которого он уже едва помнит.
Он останавливается у входа в переулок и смотрит на её жилище, а потом решается пройти между двух мусорных баков. Занавеска на входе вздрогнула и замерла.
– Выйди, я с миром, – произносит он.
Карга, скрюченная и затравленная, высовывается из коробки и зырит на него злобным взглядом.
– Я не боюсь тебя, Уокер! – трясётся она на входе.
Джонни присаживается на уровень глаз женщины. Он впервые в жизни видит в ней глубоко несчастного испуганного человека, за которого некому заступиться. Какой ценой даётся ей держание района в страхе и ненависти? Он сверлит её мягким сочувствующим взглядом долго, пока она сама не отводит головы, оголяя под воротником затёртого пиджака свою шею с синими разводами от его пальцев.
– Послушай, мне очень жаль, что ты живёшь такой жизнью, Корнелия. Мне жаль нас всех, но тебя – особенно, потому что ты – женщина. Тебе бы растить детишек и кусты сирени за городом, а войну оставить для мужчин.
Она вылезает из коробки и хочет начать привычный грязный диалог, но, увидев в его глазах тепло и сострадание, не может.
– Ты ведь не старая, Корнелия, мы с тобой почти ровесники, – продолжает он. – Будь у тебя другая жизнь, ты была бы красивой ухоженной женщиной.
Корнелия вздрагивает, как от пощечины. Сперва распрямляются её озлобленные на весь мир морщины, расслабляется тугая многолетняя яма между бровей, потом лицо покрывается непривычными для него складками, глаза наполняются слезами, и бедная напуганная губительница душ начинает рыдать.
Джонни рядом выслушивает её скопившиеся за много лет горькие слёзы страха, отчаяния и одиночества. Он обнимает её за плечи, утешая, и Корнелия зарывается в его куртку лицом, содрогаясь и всхлипывая. Наконец, она отстраняется от него и отворачивается, стыдясь своих слёз.
– Это ничего не значит, Уокер! – говорит она тихим голосом, совсем не скрипучим.
– Если тебе нужна будет моя помощь, любая, ты знаешь, где меня искать.
Он гладит её по тощей спине и оставляет причёсывать своих демонов в одиночестве.
Стемнело. В городе начинается ночная жизнь: включается подсветка витрин магазинов, фонари жёлтым светом заливают проезжую часть, загораются неоном входы в ночные клубы. Джонни впервые идёт домой так поздно. Он спешит, потому что завтрашний день обещает быть длинным и продуктивным, необходимо выспаться.
Он заворачивает в свой переулок, проходит мимо бака, и мир внезапно наполняется яркими звёздами с гулким ударом кулака по его лицу. От неожиданности он не понимает, почему заныла челюсть, а во рту появился привкус металла, но тут из-за бака выходят трое, и Джонни оценивает обстановку. Он трогает лицо – удар слабый, так себе головорезы. Но второй тип оказывается проворнее других и бьёт чем-то твёрдым, в чём Джонни по звуку узнаёт свою же деревянную дощечку, служившую полкой в коробке. Левую сторону лица обдаёт жаром, улицу немного ведёт в сторону, и Джонни хватается руками за бак, после чего тут же получает кулаком под дых и осаживается на колени.
– Оставьте его! – слышит он чистый властный голос, не терпящий пререканий.
– Ты в своём уме, старуха, ты же сама говорила… – лепечет худощавый тип, в котором Джонни по голосу узнаёт Сенсея, но закончить болтовню ему не позволяют.
– Пошёл вон! Он мой. И соплежуев своих забирай!
– Корне…
– Вон! – выдыхает диафрагмой женщина, вызвав пронизывающее эхо от кирпичных стен переулка.
Три пары тощих ног шуршат мимо Джонни, одна из которых всё-таки пинает его ещё раз в живот. Он корчится на холодном асфальте ещё пару минут, прежде чем может нормально вдохнуть. Картинка мира постепенно собирается в кучу и обретает контуры. Джонни садится. Перед ним стоит Корнелия, облокотившись на бак. Её длинная юбка закрывает излишне худые ноги, ровные плечи окутывает потёртый клетчатый пиджак, весь её вид вызывает уважение. У неё осанка королевы, никак не старухи.
Она присаживается к Джонни и смотрит на его лицо, проводит по щеке ладонью, слегка нажимая пальцами на челюстной сустав, проходит рукой по подбородку и нажимает пару раз туда, где рассечена губа. Он не чувствует боли, всё онемело, голова чугунная.
– Выживешь, – подводит она итог.
Корнелия вытаскивает из сумки какой-то флакон с терпко пахнущим средством и осторожно мажет его лицо, распространяя травяной горьковатый аромат по всему переулку.
– Спасибо, – произносит он по окончании.
– Выпить хочешь?
Корнелия убирает флакон и достаёт бутылку его любимого «Ред Лейбл».
– Нет, благодарю, я не пью, – отвечает Джонни.
Корнелия прячет бутылку назад в сумку и оглядывает его жилище.
– Она ушла, да? – догадывается женщина, и хоть ответа не требуется, он качает головой. – Найди её, Ричард, у вас с ней связь.
Он ошалело смотрит на неё, не зная, чем он больше поражён: информацией из её уст, чистому низкому голосу Корнелии или своему настоящему имени здесь, в переулке у мусорного бака.
Спустя полчаса он лежит и смотрит в серый гофрокартон коробки из-под холодильника над своей головой. Сон не идёт. Он задыхается от событий последней недели, будто жизнь, устав от его пассивности, получила разрешение наверстать упущенное за десять лет, и теперь молола его в жерновах глобальных перемен. Он не успевает адаптироваться, не имеет возможности сделать стоп-кадр и осмотреть сцену, где происходят действия. Люди и декорации меняются с такой скоростью и настолько глубоко западают в душу, побыв с ним свего день, два или полчаса, что ему кажется, будто он живёт на ускоренной съёмке. Всё важно, всё складывается в единую картину, случайностей нет и быть не может. От него требуется лишь доверять движению и не плошать, как сегодня, иначе будешь жевать свои зубы в тёмном переулке.
Что случилось с Корнелией? Каких демонов он разбудил в ней, что она целый час плачет у него на груди, а потом спасает ему жизнь? Её голос, некогда скрипучий и мерзкий с лёгкой писклявостью, теперь тягучий и бархатистый, женский, без примесей и помех. Этим голосом можно петь со сцены, вещать с трона или раздавать указания отважным рыцарям. Он вдруг интересуется жизнью той, которую назвать теперь каргой не поворачивается язык. Как она попала сюда? Откуда?
И кто он сам теперь, Джонни или Ричард?
Онемение разбитого лица проходит, уступая место пульсирующей боли. Корнелия сказала, что он выживёт, ощупывая его лицо очень профессиональной медицинской хваткой. Вероятно, она проверяла кости на переломы. Откуда у неё это?
Вообще все люди вокруг странные. Те, кого, казалось, он знает много лет, изменились в одночасье так, что Джонни не уверен вообще ни в чём: друзья и враги перемешались и сплелись очень тесно, не позволяя теперь судить однозначно.
Он закрывает глаза, в надежде уснуть.
– Добрых снов, Селина, – шепчет он в темноту.
День 6
Утро встречает Нью-Йорк серым ватным небом с лёгким намеком на дообеденный дождь. Джонни поднимает голову и продолжительное время наблюдает за бегущими между кирпичных стен свинцовыми облаками, лениво облизывающими потолок планеты.
Утром он понимает наверняка, что в двухкомнатном жилье больше не нуждается. Собрав весь скарб в одну картонку, он ставит лишнюю пока что вторым ярусом, намереваясь отдать её в добрые руки.
Около семи утра он садится на автобус до объекта, понимая, что ему слоняться там минимум полчаса, но Джонни это не сильно трогает, лишь бы дождь не начался. Он выходит раньше на одну остановку и решает прогуляться пешком.
Нещадно чешется лицо. Он вспоминает, что его бритвенный станок лежит и ждёт особого часа, который, наконец, пробил. Почему раньше его борода не доставляла таких хлопот? Бывало, она отрастала до самой груди, но никогда не зудела так сильно.
Он идёт и чешет левую щёку, пока не вспоминает, что вчера именно на неё пришёлся удар полкой. Однако сейчас боли нет. Он бы вообще не вспомнил инцидент, если бы согласился на пару глотков виски от Корнелии и слегка залил мозг туманным пойлом. Джонни трогает языком рассечённую губу, удостоверяясь, что вчерашняя сказка о доброй злой королеве ему не приснилась. Он ищет глазами хоть одну отражающую поверхность, чтобы оценить свой внешний вид, и находит боковое зеркало ближайшего автомобиля.
Корнелия ведьма. Что за зелье она намазала вчера ему на лицо, он не знает, но сегодня оно чистое, даже синяка нет. Изнутри губа разбита, но уже заживает, и это – всё, чем ему пришлось расплатиться за свою беспечность, хотя удар доской был настолько хорош, что сегодня должно было разнести левую половину лица как минимум вдвое. Поразившись чертовщине, Джонни двигается в точку назначения.
У строительных ворот стоит бригадир и встречает работников по табелю, сразу распределяя людей на рабочие зоны. Он улыбается новичку и указывает путь.
Сегодня Джонни достаётся погрузка мусора. С ним ещё два мускулистых парня: лысый чернокожий Хелл и блондин Тони. Они настолько контрастируют друг с другом, что их прозвали на объекте ангелом и демоном, к тому же Хелл и именем близок к теме, хотя на лицо более миловидный, улыбчивый и приветливый, нежели его светловолосый хмурый друг с квадратной челюстью и губами, сжатыми в нитку. На их фоне щупленький Джонни вызывает как минимум жалость и усмешки, но их это не смущает, они не дают ему поблажек в работе, плата всем одна. Грузчики так ловко распределяют работу, что к обеду её не остаётся, зато в карман падает по сто пятьдесят долларов каждому – дневная выручка. Они объявляют рабочий день законченным, принимают душ, переодеваются, и покидают стройку, не оставаясь на обед.
– Если тебя эти парни не ушатали, можешь пойти на сортировку, это ещё семьдесят баксов за полдня, – предлагает ему бригадир после обеда.
Хоть он и порядком устал, лишние деньги ему не лишние, к тому же строительный бесплатный обед неплохо заполнил бак топливом.
Вечером абсолютно выжатый и истощенный до дрожи в неподготовленных мускулах Джонни стоит под струями душа на объекте довольный собой. Он благодарит вселенную за эти возможности, Доусона за помощь, а Селину за стимул и какую-никакую цель в жизни.
Сегодня он пропустил обед в социальной столовой, чего не случалось уже очень давно: это единственное общение с людьми в его жизни, помимо посиделок на остановке. Ему очень любопытно, как прошёл там день, настолько, что он сообщает начальнику, что завтра придёт с обеда и приведёт ещё рабочие руки, которые здесь всегда в ходу.
В автобусе к дому Джонни засыпает. Ему снится отчим, такой родной и преданный мужскому началу, но далёкий сейчас. Во сне он учит мальчика сажать деревья в саду.
– Всё верно, Ричард! Не жалей воды после посадки, молодое деревце любит обильно попить! – хвалит он, хлопая его по плечу.
Он хлопает его ещё раз. И ещё. Джонни вздрагивает и просыпается.
– Приятель, конечная, – нависает над ним невысокий плотный мужичок в оранжевой жилетке водителя автобуса.
– Спасибо, – бормочет он и выходит у автобусного депо, которое соседствует с железнодорожным вокзалом пригородных поездов.
Должно быть, отсюда уезжала Селина, покидая Нью-Йорк. Сейчас, спросонья, она кажется ему такой близкой и реальной, будто он видел её только что. Джонни закрывает глаза и представляет, как девушка, смеясь, оборачивается на него и идёт вперёд к поездам, посылая воздушный поцелуй на прощание.
Ну и бред. В свои тридцать девять лет он чувствует себя шестнадцатилетним влюбленным мальчишкой. Джонни решает пройтись пешком до переулка, чтобы выветрить фантомов из головы. Он уже толком не знает, реально ли её присутствие в его жизни, или он бредит, придумывая себе привязанность к девушке.
Имея в кармане почти триста шестьдесят долларов, глупо спать в коробке за мусорным баком. Джонни усмехается своим мыслям, потому что думает теперь о безопасности: у него есть, что забирать. Забавно, что деньги для него кажутся бо?льшим весом, чем собственная жизнь, ведь за последнюю он не сильно переживал многие годы, ночуя здесь. И тут же в голову лезут потребности: сменное бельё, рюкзак для барахла, мобильный телефон для связи, мыло, в конце концов! Ещё неделю назад он вполне сносно обходился без денег вовсе, мечтая лишь о новой обуви, а теперь считает имеющиеся средства недостаточными для удовлетворения всех своих нужд. Система поглощает его.
Он ложится в картонные недра своего дома и закидывает руки под голову, предвкушая маячащую на горизонте стабильность. Такими темпами его планы окупятся за пару недель непрерывного адского труда до бессилия в конечностях. Завтра нужно спросить у Доусона, сколько стоит услуга его знакомого копа по поиску Селины, после восстановления документов это для него первостепенный вопрос.
День 7
Утром Джонни просыпается от всхлипываний. Рядом с ним на асфальте сидит Селина, уронив лицо в ладони, и горько плачет. Он протягивает к ней руку и гладит плечо. Девушка открывает лицо и встречается с ним взглядом.
– Мне тебя так не хватает, Ричард! – поскуливает она, вытирая ему лоб влажным полотенцем. – Не умирай, пожалуйста! У меня больше никого не осталось…
Она снова плачет. Джонни поднимает к глазам руки, покрытые пигментными пятнами, морщинистые, с желтоватыми ногтями, вскрикивает и просыпается.
Рассвет только занимается над городом, подкрашивая небо едва уловимым зеленоватым тоном. По его ощущениям около четырех утра. Тошнота и бессилие накатывают от этого странного сна. Он буквально ощущает её рядом, не в состоянии успокоить или сказать, что всё наладится, и он не собирается на тот свет. Джонни трогает лоб, который оказывается холодным и влажным, будто с него только что сняли то самое мокрое полотенце. Не в состоянии отличить сон от реальности, он выскакивает из коробки и несётся к ближайшей зеркальной витрине, чтобы оценить своё отражение.
Кроме излишней бледности и едва заметной раны на губе, ничего выходящего за рамки его косматого образа жизни Джонни не видит. Вернувшись к коробке, он берёт щётку, застилает кровать покрывалом и несёт вторую коробку по пустынной улице. Через полтора квартала он приземляет её между мусорных баков в переулке Корнелии, но не беспокоит её, а направляется к уличному фонтанчику, чтобы умыться.
Обдумывая свой странный сон, Джонни возвращается к коробке разбитым и потерянным: неужели он считает себя для Селины слишком старым? Даже обдумывать эту мысль нет сил, чистой воды ерунда.
В нерабочие времена у него даже вопросов не возникало, зачем вставать в четыре тридцать утра: это волшебное время Джонни любил больше всего, когда город начинает отряхиваться от ночного сна, точно заросший блохастый пёс, и пялиться на него своими пустыми тёмными глазницами спящих окон домов. Даже менее волшебными для него часы пик на остановке. К тому же теперь он числится по эту сторону улья, в системе – временная надежда, что шаг его шестерней нужный.
Сегодня же он попросту не знает, что делать ранним утром. Время благостно для того, чтобы проводить осмотр мусорных баков, особенно тех, что стоят не на твоей территории, но после инцидента с рвотной реакцией на запахи, Джонни перестал рисковать, очень трепетно теперь оберегая содержимое своего желудка. В принятии душа он тоже не нуждается, имея возможность пользоваться этим чудом цивилизации на строительном объекте. Магазины откроются только с девяти утра, а то и с десяти, а столовая и вовсе в час дня.
Сидя рядом с коробкой, он прикрывает глаза, сосредоточившись на ощущениях. Ладони и стопы слегка пульсируют, словно чувствуют биение сердца, кожа лица освежается лёгким движением воздуха, а зад – холодом осеннего асфальта. Он сидит так долго, решая заняться собой, окунуться в колючие мысли и попробовать их на зуб.
К слову, зуб не сильно готов к ним. Как только он отвлекается от реальности, в голове начинают блуждать голоса разных людей, далеко не лестно о нём отзывающиеся. Конечно, сейчас Джонни может дать им отпор, но смысла в таком противостоянии нет: какой толк спорить с самим собой? Разве что для того, чтобы загреметь в психушку, лишь бы не спать на улице.
В просвете между стен домов начинают мерно шуршать шаги первых прохожих, спешащих занять своё место под ленивым только начинающим всходить солнцем. Следом слышится шум двигателей проносящихся одиночных автомобилей, а за ним и эхо от стука каблуков первых туфель, несущих свою изящную хозяйку в чей-то офис с кулером и кондиционером. Город постепенно оживает.
Джонни открывает глаза на городские звуки и удивляется, насколько ему стало спокойней после мирного отдыха. Голова прояснилась, мысли упорядочились, и тошнота, охватившая его естество сразу после пробуждения, отступила, зато в душе возникло приятное тепло и непонятная близость с миром, будто он был частью всего, а всё – было им. Он улыбается своему состоянию, радостный новому дню.
Ответы, чем дальше заниматься, приходят сами собой. Он направляется в лавку с тысячей мелочей, из которых намеревается купить как минимум девятьсот девяносто девять. Путь до магазина составляет три квартала на восток, как раз на территорию Сенсея, но Джонни больше это не трогает. Он не претендует на чужое имущество из баков, но намеревается отовариться в обыкновенном магазине за вполне себе реальные деньги. Последний раз, если не считать обувного магазина в компании Селины, такое событие было больше четырёх месяцев назад, и товаром для покупок являлся его любимый «Ред Лейбл». Вспомнив об алкоголе, Джонни удивляется, что ему даже в голову не приходит пропить деньги, заработанные на стройке. Это уже кажется нереальным, чего ради? То есть, он вообще не может понять, зачем пропивать деньги или имущество, это совершенно непродуктивные траты.
До смешного! Ему пришлось опуститься в самый низ, чтобы найти ответ. Он теперь понимает, почему от него отвернулись друзья и семья: образ жизни, который он для себя выбрал после аварии, вызывал рвотную реакцию и был категорическим безумством! И ему даже немного жаль, что мать не успела сдать его наркологам.
– Эй, Уокер! Уокер, постой!
Джонни даже подпрыгивает от неожиданности. Кто бы мог подумать, что окрикивать таким странным именем могут именно его. Сенсей, которого он даже не заметил, пока шёл погружённый в свои мысли, стоит, сгорбившись, и заискивающе глядит на него лукавыми суетливыми глазёнками.
– Что тебе? – рычит Джонни.
– Эй, ты на моей территории! – встаёт в позу бородач.
– Ты что арендовал асфальт? – огрызается гость. – Где твои тощие головорезы? К ноге одного из них у меня должок!
Сенсея штормит. Он не знает, чего ожидать от Уокера, поэтому до конца не может выбрать манеру поведения, то нападая, то подлизываясь. Вот и сейчас он оценивает сказанные слова, но реакция давно и продолжительно пьющего мозга запаздывает, отчего создаётся впечатление, что Сенсею дают указания, как отвечать, через старенький модем. Он оценивает диалог и снова поменяет выражение лица.
– Ты нас не тронь, Джонни. Это всё карга, она чокнутая на голову, ты же…
Сенсей не может договорить, потому что висит за грудки в воздухе.
– Её имя – Корнелия, – сообщает Джонни висящему тихим голосом. – Она не карга.
– Я понял, – хрипит тот в ответ, а почувствовав снова асфальт под ногами, поправляет полы куртки и снова нападает. – Ты тоже чокнутый! Она говорила, что ты её чуть не придушил! Что район в опасности!
– И ты что решил? Убить меня?
Сенсей снова жмется и сутулится. Это походит на бесконечный шизофренический театр, будто Джонни говорит одновременно с двумя совершенно разными людьми, один из которых отвоёвывает границы, а второй пытается договориться и минимизировать последствия проблем. Ему даже не хочется мстить за рассеченную губу, до того ничтожно выглядит собеседник со своими масками.
– Нет, Джонни, что ты! Я бы никогда! Я просто хотел…
– Показать, кто здесь хозяин, да? – не даёт ему договорить Уокер. – Ну, покажи!
– Что ты от меня хочешь? – оседает Сенсей, выдохшийся от собственных метаний.
– Ничего. Это ты меня окликнул, помнишь?
Бородатый совсем сникает. Он не знает, зачем это сделал.
– А ты куда идёшь? – снова атакует Сенсей.
– Не твое дело, – отбривает шизофреника Джонни и двигается вперёд в сторону магазина, но, обернувшись, бросает напоследок: – Тому с ногой скажи, что я его помню.
Уже через пару сотен ярдов он понимает, что не испытывает никаких эмоций в их адрес. Он не запомнит, кто его ударил, и не имеет ничего против Сенсея, несмотря на инцидент у своего бака. Ему вообще наплевать на эту команду алкоголиков. Но Джонни должен играть по правилам: либо держи оборону, либо будешь сожран. Уличная жизнь не знает полумер.
Магазин встречает его привычным ассортиментом вещей, которыми он не пользуется уже несколько лет. С полок на него смотрит кухонная мелочёвка: ножи и ситечки для чая, пластиковые разделочные доски и дешёвые венчики для взбивания, сетки на сток раковины, штопоры и затычки для бутылок, бесконечная вереница одноразовой посуды, различные бытовые примочки вроде магнитных держателей занавесок или подставок под мобильный телефон, резиновые перчатки, шапочки для купания и шторки для ванны, кипы некачественного почти одноразового инструмента, детские игрушки из вонючего пластика и многое другое. Это заведение напоминает большую городскую свалку, если бы не навешенный ценник на каждый мусорный товар.
Джонни отоваривается на внушительную сумму. Он покупает новую зубную щётку и комплект бритв, мыло и мочалку, складной нож, ручку и блокнот, и ещё гору всяких нужных вещей. Пакет с покупками надёжно покоится у Джонни в руках, когда он проходит логово Сенсея. Он заглядывает в переулок и замечает, что этот тип обзавёлся городской скамейкой, металлической и тяжёлой, гордо стоящей на месте коробки. Хозяина там нет, что Джонни очень на руку, уж очень сильно он провоцирует на негуманные действия к своей персоне.
По дороге к дому он заходит в спортивный магазин со скидками и приобретает большой рюкзак для вещей, пару футболок и носков.
