Хроники Нордланда. Цветы зла

– Что такое мальчишник?

– Это последняя холостая вечеринка у жениха. По нашему, Нордландскому обычаю, нужно бить посуду, как можно больше, и с каждой разбитой тарелкой или кувшином желать жениху чего-нибудь, чаще такого, что животы надорвёшь. Я самых лучших музыкантов найду, мы с тобой так зажжем!.. Эх… Слушай! – Встрепенулся он. – Ты танцевать-то хоть умеешь?!

Подумав про Хеллехавнен и Найтвич, Гарет вспомнил о так и не прочитанном письме Софии, и слегка потемнел лицом. Читать письмо девушки ему было… страшно. И стыдно, чего уж там.

Но надо.

Танцевать Гэбриэлу понравилось. Первая неловкость быстро прошла, и он с удовольствием отдался музыке. Найтвич вызывал у Гарета сложные чувства, и музыка была другой, но такой же лихой и зажигательной. Через несколько минут братья уже двигались совершенно одинаково, и это вызывало восхищение у всех, кто их видел, им аплодировали даже музыканты.

– Это почти как сражаться! – Возбуждённо сообщил Гэбриэл Гарету, когда их отвлёк Марчелло, который сделал своему патрону знак: есть разговор.

– А то! – Согласился Гарет. Возразил, когда Гэбриэл попытался смыться:

– Нет, Младший, пошли со мной. Привыкай. У нас теперь нет ничего отдельного друг от друга… кроме женщин, само собой!

Мина не находила себе места. Она оправдывала невнимательность герцога тем, что у него сейчас столько дел, столько забот, брат, свалившееся на него герцогство… Но он мог хоть привет ей передать! Ладно, во время визита к Женскому Двору он не послал ей никаких сигналов – при их дворе это обязательно заметили бы, и из этой скудной искры могло разгореться такое пламя, что мало никому не покажется… Но время шло, она изнывала от волнения, ожидания, растущей обиды – а ему, видно, было плевать. Вспомнил ли он в эти дни о ней вообще?! Страдая, она искала общества, и всё больше времени проводила с Авророй, которая ничего не имела против. Зато Габи, ревниво следящая за всеми, кто общался с неугодными ей людьми, сделалась придирчивой и раздражённой сверх всякой меры. Она тоже в последние дни очень нервничала. Кузен дал ей понять, чтобы она и не мечтала о Европе. Её выдадут замуж здесь, на Острове, за Эльдебринка или Конрада Лефтера, Гарет ещё не решил. Попытка получить поддержку дяди провалилась: тот сказал, что это необходимо. И даже мать, которой, скорее всего, наябедничал кузен или Тиберий, написала Габи письмо с категоричным: сделаешь, как скажут, и дело с концом!.. Отношения Габи с матерью с самого детства как-то не задались. Леди Алиса Маскарельская, урождённая Хлоринг, умом не блистала, зато была очень властной, настоящей собственницей. Дочь она обожала, опекала со страстью матери-волчицы, и сначала нереально избаловала, потакая ей во всём, а после – так же сильно на неё рассердилась, когда младенческие капризы, вызывавшие у неё умиление, превратились в несносность растущего подростка. Чем старше становилась Габи, тем сильнее отдалялись они с матерью друг от друга. Габи, внешне похожая не на мать, а на королеву-тётю, даже втайне лелеяла мечту, будто на самом деле она дочь королевы, внебрачная, почему её и отдали тётке, которая ей вовсе не мать. А графиня Маскарельская считала, что дочь – избалованная, несносная, капризная, вздорная девчонка, которую слишком балует через чур добрый брат, но забирать её домой не спешила, зная, что дома они будут только ссориться и раздражать друг друга. Так что со стороны матери Габи поддержки даже не ждала и не искала. Ей казалось: всё против неё. Никто, кроме тёти, её не понимает, даже дядя в последнее время – как только нашёлся этот… двоюродный братец! – словно бы вообще о ней забыл, только и слышно: Гэбриэл, Гэбриэл… чудище лесное, а не граф! Держится, правда, слава Богу, не слишком позорно, и пока рта не открывает, и не начинает есть, то вполне даже ничего, но как только что-то начинает делать… Габи было так стыдно в его обществе, что она чуть не плакала злыми слезами. Она знала, что её дамы между собой перемывают ему косточки и смеются над его манерами, и её бесило это. Пришёл на приём в перчатках!!! А потом, стоя рядом с братом, их снял и в комок скатал – ну, вот что это такое?! И Гарет хорош – не объяснил ему, что перчатка должна быть на одной руке, а вторую нужно держать в этой же руке; на обе руки перчатки надевают во время верховой езды, а полностью снимают за столом и в церкви!!! Ну, как можно было не знать таких мелочей?!! И как Гарет мог притащить его к ней, не объяснив таких важных вещей?!! И так таращиться на дам тоже не принято, словно мерку с них снимает… короче, всё было плохо, всё!.. Когда ещё его обтешут – за это время позора не оберёшься. Когда её дамы начинали о чём-то тихонько беседовать между собой, Габи считала, что они обсуждают её кузена и сразу же начинала злиться; Аврору она и так не любила, а тут ещё её постоянные шушуканья с дамой Мерфи…

– Вам кто-нибудь говорил, дама Мерфи, – раздражённо заметила она, – что шептаться в присутствии других дам и вашей госпожи – невежливо?! Заметили пятно на моём носу?! Или перемываете косточки другим дамам?! Занимайтесь своими сплетнями в других местах!!!

– Но мы… – Расстроилась Мина, но Аврора тихо одёрнула её:

– Не спорь с нею, хуже будет! – И только вежливо поклонилась графине, и Мина скопировала её поклон. Но стало вообще ужасно. И зачем только она уступила герцогу?! Зачем согласилась на эту связь… Да и связь ли это?! Может, он просто попользовался ею, пока нет другой игрушки, и думать о ней забыл?!

– Я проследил за Ван Харменом по вашему приказу, патрон. – Сообщил Марчелло. – В наше отсутствие за ним следили мои знакомые, и особо ничего за ним нет. Единственно, что он раз в неделю, обычно в среду, отправляется в Гранствилл, и идёт на Гороховую улицу, своим ключом открывает калитку и заходит во двор. Этот двор общий с тремя домами; в одном живёт какая-то старуха, за которой присматривает симпатичная особа, в другом живёт семья лавочника, лавка которого находится в том же доме, а в третьем живут две сестры-золотошвейки. Никто из них не признался, к кому ходит наш управляющий, но даже если он навещает одну из швей, я особого греха в том не вижу.

– Да даже если и обеих, – фыркнул Гарет, – я тоже ничего особенного в этом не вижу, честно то сказать. Даже хорошо: всё-таки он у нас живой человек, нормальный мужик, а? – Он подмигнул брату. – Что ещё?

– Настроение в городе в целом нормальное. К вам люди ещё присматриваются, но уже появились разговоры о том, как вы расправились с Дикой Охотой, и людям это понравилось. Уличные музыканты уже поют об этом песенки, и я заплатил парочке самых толковых из них, чтобы они пели погромче и восхваляли вас пожарче. Продал одному субъекту «достоверные» сведения о графе Валенском: что он был в северной банде, его якобы видели с Кошками, но он поссорился с их атаманшей Манул и перебрался в Валену, где нанялся в охрану местного князя, с которым и прибыл сюда. В Июсе, после стычки, о которой здесь уже говорят, был легко ранен, отстал от своего князя, и там и встретился случайно с вами, а остальное уже сделало ваше сходство, которое бесспорно и двойных толкований ни у кого не вызывает.

– Дорого продал?

– Очень, патрон. – Ухмыльнулся Марчелло. – Если вы меня однажды прогоните, мне будет, на что доживать свой век. Но тем эти сведения ценнее и правдивее.

– Райя знает, что это ложь. Он наверняка знает от племянника, как Гэбриэл попал к нему, и что к руссам пристроил его именно он.

– Это не важно. Во-первых, он знает только то, что графа прислал к нему Моисей. В самом крайнем случае, он выдаст только это. А во-вторых, я уверен, что Райя никому не скажет. Это подставит и его самого – графа искали в Элиоте, и если ваши враги узнают, кто помог ему ускользнуть у них из-под носа, Райе не поздоровится. И подставит того еврея, Мойше Левина, а его они боготворят, и не выдадут ни за что.

– Мы с братом хотим, чтобы этот Мойше был доставлен сюда. – Сказал Гарет, и Гэбриэл, встрепенувшийся при упоминании о своём спасителе, добавил:

– И Тильду, и Ганса тоже! Они там в опасности, а здесь я бы им дом купил, или эту, башню напротив моста – ты же мне сказал, она наша и там не живёт никто? – Обратился он к брату.

– Она давно заброшена, и ремонтировать её надо, но ты прав – можно и там их поселить. Если он любит уединение, и при том такой хороший врач, то лучше места не придумать. К замку близко, от города их тополиная роща будет отделять, там тихо, вид шикарный. По соседству Белая Горка и Твидлы. Мамма миа, да я бы сам там жил!

– Может, поедем, посмотрим на башню?! – Подорвался Гэбриэл, который, как мальчишка, до сих пор не наигрался с Пеплом и своей свободой.

– Можно и поехать. – Пожал Гарет плечами. – Попозже, перед ужином. Пусть сначала Марчелло расскажет самое важное, что напоследок приберёг.

– Патрон! – Марчелло поклонился ему. – Снимаю шляпу!

– Да ладно, я же тебя знаю. Говори.

– Епископ Гранствиллский раз в три месяца уезжал к своей бывшей кормилице, живущей, как это ни странно, в Найнпорте. Якобы, старушка осталась совсем одна, больна, он и навещает её, чтобы скрасить её последние дни, она ведь в нём души не чает.

– Какое милосердие! Прям слеза прошибает. – Фыркнул Гарет. – Целый епископ – и старушку больную навещает, я щас расплачусь. Ясно, куда он ездил и зачем; дальше?

– Он часто сообщается с Найнпортом, посылает письма, получает письма оттуда. Тоже, якобы, от старушки. Беспокоится о её здоровье. К нему приезжает какой-то молодчик оттуда, которому епископ даёт деньги.

– Для старушки.

– Разумеется.

– Но никаких писем из Найнпорта мы не… понял! – Воскликнул Гарет. – Мы от бабушки-кормилицы писем и не искали! Марчелло…

– Уже, патрон. – Марчелло с довольной усмешкой протянул ему пачку писем, перевязанных тесьмой. – Писано, кстати, и в самом деле, старческой рукой, видите, почерк?..

– Прочитал?

– Си… – Марчелло попытался изобразить смущение, но это ему плохо удалось. Гарет похлопал пачкой по ладони:

– И?..

– В замке есть информатор, патрон. – Марчелло перестал ухмыляться. – Они в переписке называют его Сокол, и он, судя по всему, держит в курсе наших дел барона Драйвера. И не только. – Марчелло отделил от пачки писем верхнее. – Это последнее письмо, пришло уже после того, как вы забрали епископа, прочтите, патрон.

Гарет развернул письмо, написанное в самом деле дрожащей старческой рукой. «И передай нашему Соколу, – говорилось там между прочим, – что болезный наш может неожиданно преставиться, и ежели такое произойдёт, не дай Господь, то сын его может пострадать от людской молвы, как бы не он ли ему и помог». Некоторое время молча смотрел прямо перед собой, потом воскликнул, вскакивая:

– Тиберия зови, быстро!!!

– Что? – Насторожился Гэбриэл, тоже вставая.

– Они хотят убить отца. – Глаза Гарета сверкнули красным. – И свалить это на меня. Марчелло, мы едем к Мириэль, в Элодис; ты будь здесь и следи за всем, что отец ест и пьёт. Ты разбираешься в ядах, как никто…

– Патрон…

– С нами поедет эльф, как его, Терновник, и в Элодисе мы всё равно в безопасности! – Он ткнул пальцем в грудь итальянцу:

– Глаз с отца не спускай!!! Никаких новых вещей, никаких книг, никаких безделушек и подарков… Сам понимаешь!!! А я, как вернусь, из этого епископа жилы выну, но заставлю сказать, кто есть наш Сокол!!!

– Могу я…

– Нет! Он епископ. Нельзя его пытать, не так, понятно?.. Я не хочу ссориться с клиром, и со Стотенбергом ссориться тем более не хочу. Пальцем его не трогать! Я сам с ним разберусь.

– Что случилось-то? – Успевая за братом, встревоженно спрашивал Гэбриэл, – что там написано?

– Они хотят убить отца. Сделать так, чтобы он умер. – Коротко отвечал Гарет. – И сделать так, чтобы виновным в этом оказался я. Или ты, как вариант. Отца любят все, уважают даже враги, нам не простят его смерти. Даже те, кто поддерживает нас, обернутся против. Даже мои европейские родственники и друзья, они мне отца не простят тоже.

– Но как они это сделают?

– Сделать можно всё, что хочешь. Если кто-то решил убить кого-то, он убьёт всё равно, подкупит слугу. Подсыплет яд. Есть такие яды, которые можно нанести на цветы – понюхал розочку, и кранты; есть яды, которыми пропитывают бумагу, или кожу, или наносят на вещи, на посуду…

– Тогда куда мы едем?!

– К нашей прабабке, Мириэль. Вот эти наши колечки, – он показал брату своё, точно такое же, какое в первый же вечер отдал и Гэбриэлу, – защищают нас от яда, стрел и болтов. Я хочу что-то такое же, для отца. Ему нужна защита, обязательно! – Они вошли в покои Гарета, – срочно, немедленно! Не важно, чья это интрига, Драйвера, или его друзей – а я всё равно уверен, что за ним стоит кто-то гораздо более влиятельный, чем эта мокрица! – сейчас главное – защитить отца. И Мириэль это может, я уверен. Матиас!!! – Зычно крикнул он, и оруженосец через минуту появился в дверях.

– Эльфийские латы для графа Валенского готовы?

– Да, милорд. Я как раз их показывал Иво, объяснял, что и как.

– Тащите их сюда. Мы едем в Элодисский лес. Срочно! Вели седлать коней. Ты и Иво едете с нами, ещё едет эльф Терновник, больше никого.

– Но, милорд…

– Ты меня слышал?!

– Будет исполнено, милорд. – Матиас тут же исчез.

– надевай вот эту куртку, – Гарет бросил Гэбриэлу тёмную шерстяную куртку, подбитую ватой, – Матиас сейчас принесёт эльфийский доспех. Он лёгкий, кожаный, в дороге и в седле не помешает, и в бою, если что, не стеснит и не утяжелит. Сапоги… – Он глянул на ноги брата, крикнул Кевина и приказал ему принести графу сапоги для верховой езды. Гэбриэл молча переодевался. Он заразился от брата волнением; за отца стало так страшно, что озноб бежал по коже.

– Я выясню, кто нас предаёт. – Сквозь зубы пообещал Гарет. – И когда выясню, поймаю эту мразь… и не-ет, лёгкой смертью он у меня не умрёт!!!

Кемь была довольно большим городом, находившимся почти в самой середине Пустошей, на пересечении двух больших дорог, перед входом в Кемское ущелье, ведущее на побережье, к городам Ашфилд и Найнпорт. Других дорог на побережье не было, только тропы, охотничьи и тропы контрабандистов, доставлявших в Сандвикен и Элиот эльфийские товары и товары с Русского Севера. Как почти все города Пустошей, Кемь была городом неопрятным, небогатым и не очень красивым; единственное, что поддерживало её в относительно приличном состоянии и кормило графа Сен-Клера, хозяина Кеми, так это большой рынок, куда свозились не только товары со всех Пустошей, но и рыба и морепродукты из Ашфилда, соль с южных отмелей и овечьи шерсть, шкуры, мясо, сыры, войлок и каракуль, а так же легальные эльфийские товары из Таурина и Зурбагана. За всем этим приезжали купцы со всего Острова, даже из Анвалона, чтобы закупить по оптовым ценам и продавать у себя втридорога. Так что торговцы и владельцы постоялых дворов и гостиниц в Кеми процветали.

– Очень надеюсь, что здесь нет блох. – Вздохнул Дрэд, ожидая в одной из Кемских гостиниц барона Драйвера, которому отправил короткую записку, отлично зная, откуда тот сейчас едет и зачем там был. Записка была с намёком, который Драйвер проигнорировать не мог. Секретарь-доминиканец кивнул:

– Все говорят, что блох здесь в самом деле нет. И дружно советуют вам попробовать местную выпечку.

– Изжога у меня от свежей выпечки, – вздохнул Дрэд, – да, да… Возраст, грехи, заботы… Когда-то отдохну, наконец? Бросить бы всё, поселиться в Таормине, собственный виноградник, птички… Эх, эх, да кто ж мне позволит?.. – Он врал, так как ни за что на свете не бросил бы своё занятие, интриги, игры в человеческие шахматы, так как упивался своей закулисной властью, и секретарь прекрасно знал, что он лжёт, и Дрэд знал, что тот знает. И всё равно говорил это раз, примерно, пять в сутки.

Он пил местный сидр и закусывал его домашними колбасками и вчерашним хлебом, когда появился Драйвер в сопровождении высокой мрачной женщины. Дрэд прекрасно знал, кто она, но, как всякий нормальный европейский инквизитор, в её колдовство не верил. Сколько он в своё время видел этих страшных могущественных ведьм и колдунов! И никто из них и пальцем не мог шевельнуть в свою защиту и избавить себя от страшных пыток и костра. Посмеиваясь про себя над глупостью местных, Дрэд довольно радушно приветствовал Драйвера и предложил разделить с ним его скромную трапезу. Тот отказался. Он явно нервничал и выглядел бледно, но это шло к его артистичной красоте и делало его весьма интересным. Барр, не говоря ни слова, устроилась на стуле в углу и, скромно потупившись, принялась перебирать чётки.

– Как прошла встреча в Прелестном? – Мягко поинтересовался Дрэд, и Драйвер вздрогнул, серые его глаза впились в лицо Дрэда, благодушное, безмятежное.

– Какая… встреча? – Чуть задохнувшись, неубедительно поинтересовался он и ослабил ворот.

– Полноте, барон! – Ласково усмехнулся Дрэд. – К чему это?.. Тем более, что я хочу помочь, да, да… Ваши бывшие друзья отреклись от вас, как только возникли какие-то проблемы, и вы теперь в большой опасности. Не говорите ничего, я знаю, что прав. У нас с вами один враг, барон. Я предлагаю взаимовыгодное сотрудничество. Мне нужно, чтобы в Пойме Ригины люди разочаровались в Хлорингах. Сейчас они безоговорочно на стороне своего принца и его детей, и это следует изменить. Людям нужно открыть глаза, показать им истинное положение вещей. И вы можете мне в этом помочь, а я помогу вам. У меня есть средства и силы, чтобы держать ваших бывших друзей в узде, не давая им вас в обиду, да, да… Так что мы решим?

– Что я должен делать? – Хрипло спросил Драйвер.

Шторм появился в Гранствилле под вечер. Клонившееся к горизонту солнце золотило крыши и стекла, улицы казались такими мирными и красивыми! Его проводник, бронник из Орешков, тайно шпионивший для Драйвера и помогавший его людям из какой-то давней обиды на Хлорингов, довел его до площади Принцессы в Старом Городе, где Шторм встретился с каким-то ювелиром, маленьким толстячком в роскошных и слишком тёплых для летней поры одеждах, даже мехом отороченных. При том незаметно было, чтобы человечку было жарко.

Вид у него был невероятно спесивый. При виде бронника и Шторма он прикрыл нос и рот надушенным платочком, от чего Шторма слегка покоробило: делает вид, вонючий дайкин, будто брезгует! Между тем, от самого, как бы ни облился он духами, потом разит за версту, а в смеси с духами запах вообще получился чудовищный. Но эльдар промолчал и даже не нахмурился. Его бесстрастность ничего не имела общего с ледяной невозмутимостью Гэбриэла. Глаза Шторма выдавали натуру страстную, горячую, до бешенства, и его сдержанность никого не обманывала и внушала, по меньшей мере, опасения, а то и страх. Слишком тёмные, почти чёрные, глаза эти одни отличали его от эльфа, все остальное в нём, от гибкого и стройного тела до длинных сильных пальцев, было эльфийское, человеческой крови в нём практически не ощущалось. Ювелир, которого звали господин Гакст, заметил, поглядывая на него:

– Это хорошо, что ты эльф, э-э… как тебя?

– Я не эльф. – Своим мрачным, очень низким, голосом возразил Шторм. – И как меня зовут, не важно.

– И в самом деле. – Гакст вновь прикрыл платочком нос. – И не важно, на самом деле, эльф ты или нет… А хорошо потому, что на тебя в Гранствилле никто не обратит внимания, эльфов здесь много, и не все они селятся в Эльфийском квартале. Некоторые из них держат ювелирные и оружейные лавки и живут в городе… Ох, проклятая мигрень!.. Тут такое событие произошло намедни! – Пожаловался капризным тоном, неприятным у женщины и втройне противным у мужчины. – Вернулся сын его высочества, который пропал давным-давно. Мало нам было одного ублюдочного полукровки, теперь их стало двое… Просто какой-то кошмар. Это правда, что он сбежал из Редстоуна? – Он посмотрел на Шторма, и от взгляда мрачных тёмных глаз последнего его передёрнуло. Шторм промолчал.

– Хлорингов давно пора поставить на место. – Продолжил Гакст. – Зажравшиеся высокомерные твари… Я рад, что наш дорогой барон наконец-то хоть что-то решил предпринять, перешёл, так сказать, от слов к делу… Нет, какая ужасная мигрень! – Он томно вздохнул, приложив холёные, но толстенькие и некрасивые пальцы ко лбу. – О чём я… ах, да! – Он выпил вина из изящного бокала, и не подумав предложить выпить своим собеседникам. – Значит, я снял для тебя дом на улице Вязов, по соседству с домом Хлорингов… Кто-нибудь из них обязательно там появится, а то и останется на ночь. Это будет очень хороший шанс. Мой слуга отдаст тебе ключ и проводит тебя туда. Что касается твоих… ох! – людей… Здесь в округе очень много заброшенных лесопилок. Эти проклятые эльфы требуют, чтобы долго на одном месте лес не заготавливали… И Хлоринги безропотно этому подчиняются! Просто возмутительно! Ох, грехи наши тяжкие… И за что мне эта мигрень, право?.. – Он посмотрел на бронника, и скривился. – Может, из-за запаха?.. Я совершенно не переношу посторонних запахов… Вот бы удалиться в пустыню, питаться акридами и диким мёдом… Но нельзя, нельзя… суета сует и всяческая суета… Ах! Никто не знает, как тяжело жертвовать собой. Но Хлорингов нужно свалить. Иначе это герцогство погибнет, повергнутое в пучину бед. Они ведь совершенно не в состоянии постоять за нас! И что делать, что делать, ума не приложу… Ах, я опять забыл про тебя. Так вот. Я бы советовал твоим людям избрать для своих стоянок эти лесопилки и простаивающие водяные мельницы, их в округе пять, мой слуга вас проводит и покажет их все. Ну, что ж? – Он не скрывал своего облегчения. – Не смею вас задерживать, не смею, вы же так заняты… А я останусь со своей мигренью, увы… Оливер, скажи Морису, чтобы окурил здесь помещение, и проводи этого эльфа на улицу Вязов… Ох, грехи мои тяжкие!..

– Сударь… – Посмел подать голос бронник. – Я ведь мастерскую оставил, два дня потерял.

– Сочувствую. – Скривился Гакст.

– Мне бы… компенсировать как-то?

Гакст посмотрел на Шторма, но тот не шелохнулся. Он презирал и бронника, и Гакста, к тому же, последний взбесил его демонстративной брезгливостью. И ювелир, тяжко вздохнув, дал броннику несколько геллеров… Которые больше разозлили того, чем удовлетворили, но настаивать на увеличении суммы он не посмел.

Дом, в котором следовало поселиться Шторму, находился в глубине затенённого вязами двора, и был удобен тем, что позади него, в зарослях лопухов и крапивы, был сквозной пролом в стене, через который можно было попасть в соседний район, минуя ворота со стражниками. Дом стоял необитаемым так давно, что пришел в запустение, был полон хлама, пыли и паутины. Шторм порядок наводить не стал, только освободил от хлама комнату наверху, Вымел на лестницу мусор, бросил на доски старой кровати тюфяк, в очаг поставил фонарь, а на стул – ведро с водой, вот и вся меблировка. Парадный вход, выходящий на улицу, он открывать не стал, убирать доски, которыми были заколочены окна первого этажа и окна второго, выходящие на улицу – тоже. Зато из окна его комнаты, выходящего на соседний дом, были видны окна дома Хлорингов. Там жили сторож и служанка, которые присматривали за ним, но сами Хлоринги пока что и не думали там появляться. Но Шторм не собирался пока переживать по этому поводу. У него было много дел. Они сутками мотались по округе, запоминая, разыскивая места, где можно было спрятаться, куда уйти после удачной акции. Задачей Шторма было: разозлить подданных Хлорингов, внушить им ненависть к Хлорингам, которые не могут оградить их от бесчинства банды полукровок. Гакст и Госпожа должны были пустить в городе слух, будто братья и не собираются прекращать эти бесчинства, так как благоволят полукровкам и получают от них долю с грабежей. Шторм не был дураком, но Хозяин так основательно засрал ему мозги, что тот откровенной и довольно подлой подставы здесь не видел. Он верил, что совершает нужное и даже где-то благородное дело. Драйвер ухитрился сделать Хлорингов, богатых, презирающих всё, что не составляет для них интереса и ценности, виновными во всех бедах юга, во всех бедах полукровок и даже в том, что он вынужден продавать мальчиков в Садах Мечты гостям – якобы, у него нет иного выхода, так как содержание их стоит дорого, а он, благодаря Хлорингам, которые выкачивают из него и других своих подданных безумные налоги, чтобы оплатить свою роскошь, еле сводит концы с концами. «Вот увидишь, – говорил он Шторму, – насколько у них жизнь богаче и роскошнее, чем у нас!». И Шторм увидел, и проникся к ним ненавистью. Он нашёл виноватых в том, что сам в своё время подвергался насилию и издевательствам со стороны извращенцев! Откуда ему было знать, что Драйвер даже не помнил его имени – Штормом тот назвал себя сам, – впрочем, он вообще имён своих рабов, как правило, не запоминал, называя их всех «сынок», чтобы не заморачиваться и не путаться. Шторм оказался образцовым цепным псом, отличился после побега Гора, и Драйвер отправил его в Элодисский лес, отлично понимая, что отправляет его и сорок других своих выкормышей на убой, но не переживая по этому поводу. У него были ещё, и постоянно подрастали новые; самых ценных из них, рослых кватронцев, он оставлял при себе, создав из них что-то вроде личной гвардии, а остальные были расходным материалом, который он охотно и безжалостно подставлял и расходовал. Правда, потеря Дикой Охоты, в которую как раз и входило ядро его любимцев, его самых ценных и любовно выпестованных «гвардейцев», Драйвера взбесила, но и здесь он был уверен, что быстро наберёт замену. А Шторм зря надеялся, что со временем войдёт в эту элиту – он был эльдар, ненавистное Драйверу существо, а потому так же, как и все его люди, предназначался на убой. Их одежда и оружие были закуплены в Междуречье и в Анвалоне, и ничто в них не указывало на Юг и лично на него; а если они и укажут, скажем, под пытками, что их послал именно он, то Драйвер всегда может отказаться от них, заявив, что это происки Хлорингов, которые спят и видят, как бы избавиться от него, верного и несчастного вассала, чтобы завладеть всеми его землями. Вот и подучили своих полукровок…