скачать книгу бесплатно
– А ведьма? – Спросил кто-то.
– А я с нею договорюсь. – Сплюнул кватронец, которого звали Шершнем. – Ей не он, – он вновь ткнул пальцем в Драйвера, – ей Красная Скала нужна и то, что внутри сидит.
– Нет! – Выпрямилась Кира. – Не убивай его.
– Ты что, – изумился Шершень, – и его пожалела? Дура, что ли?
– Я не дура. – Кира поддерживала Ареса, тяжело дышавшего. – И ты вроде не дурак, так сам подумай. Такие, как он, гости, думаешь, они позволят вам здесь командовать? Когда они со всеми своими людьми сюда придут, думаешь, выстоишь? А ведьма – думаешь, она тебя поддержит?
Шершень нахмурился, обдумывая сказанное. Драйвер, на миг простившийся с жизнью и страшно перепугавшийся, почувствовал себя немного увереннее. Его волю и достоинство когда-то давным-давно сломал Райдегурд, превратив в ничтожество, готовое пресмыкаться перед кем угодно. Долгое, очень долгое время Драйверу казалось, что это в прошлом, а он – хозяин судьбы и положения, сильный и влиятельный. Собственно, так и было… но не зря говорят, что сломанное уже никогда не станет вновь целым. Сила Драйвера основывалась на стражниках, на золоте, на поддержке ведьмы, на страхе и шантаже. Внутри же, в душе, он был и остался трусом, лишенным всякой гордости и всякого достоинства, и в минуту кризиса все наносное слетело шелухой. Он готов был пресмыкаться даже перед Кирой, которая – неважно, почему, – заступилась за него. И в то же время ненавидел всех, кто видел его унижение, всех до единого, даже тех своих стражников, которые пока готовы были защищать его. Какая разница? Они видели!
– Сам-то подумай. – Сказал Драйвер, тем не менее, вкрадчиво и почти спокойно, полагаясь на свое обаяние и красноречие, почти никогда его не подводившее. – Здесь, в замке, рыцари из Верных, их люди. Ты не сможешь их всех перебить!
– Да? – Ухмыльнулся Шершень. – Точно, не смогу? Уверен? А если смогу?
– Зачем это тебе? – В горле у Драйвера пересохло. – Даже девка понимает…
– А ты повежливее. – Засмеялся Шершень. – Эта, как ты говоришь, девка, тебе жизнь спасти пытается. А я вот думаю, а стоит ли ее послушать? Тебя-то точно не стоит, пи»дишь ты хорошо, но я сыт твоим пи»дежом по горло.
– Он не посмеет никому из нас ничего сделать. – Решительно произнесла Кира. – Он знает, почему. Пусть живет, пусть сдерживает этих… Верных, – и будет тише мышки сидеть. Только нужно не пустить сюда Доктора. И тогда он наш.
– Доктора, говоришь, не пустить? – Приподнял бровь Шершень. Он скалил зубы, но глаза, серые, как песок, были холодными и злыми. – Объясни. Если пойму, порешаем.
Кира объяснила. Шершень расслабился, сплюнул и снова засмеялся.
– Слышали, парни? – Он закинул на плечо обнаженный меч. – Эта пучеглазая обезьяна сюда попасть не должна.
Драйвер похолодел. Все его надежды и чаяния с некоторых пор были связаны с Доктором. Бог его знает, почему он не думал, что и Доктор может воспользоваться этой ситуацией, чтобы шантажировать его точно так же, как и Кира. Вообще-то, Драйвер не был дураком, просто его ум отличался какой-то извращенной зацикленностью, вдобавок, почти никакого образования он не получил. Да и не мог барон сейчас думать ни о чем, кроме мести. Уничтожить девку – вот, что он желал каждой клеткой тела. Но для этого нужен был Доктор…
Впрочем, сейчас не это было главное. Выжить, обмануть этих тварей, а там уже разобраться с ними. Вернется Алекс, она им покажет! Драйвер мгновенно простил Барр – не до разногласий, выжить бы! Описывая заманчивую картину новой жизни Шершня и других парней, Драйвер видел, как смягчается лицо кватронца, которому эта новая жизнь очень нравилась. «Давай, распускай губенки, свинья неблагодарная. – Думал Драйвер про себя. – И ты, и эта девка, и остальные мрази, вы за все ответите!».
Шершень достаточно понял, и с мстительным злорадством, чтобы посильнее помучить Драйвера, начал нарочито почтительно обращаться к Кире. Барон не мог скрыть, до чего его это бесит, и Шершень предложил Кире:
– тебе зачем в помойку эту возвращаться? Мы тебе здесь самые наилучшие покои организуем.
– Заманчиво. – Согласилась девушка. – Но – нет. Там я нужна. Там ингредиенты, оборудование. Помощь-то каждый день требуется.
– Точно. – Согласился Шершень, и расплылся в ядовитой ухмылке:
– ну, тогда Хозяин тебе свои отдаст. Да, хозяин? Ты же не против?
Кира посмотрела Драйверу прямо в глаза. Она не забыла, и не собиралась забывать, как он пытался унизить ее, пригласив к себе. Как смотрел, словно на какую-то копошащуюся в грязи тварь. Что ж, чем бы не кончилось это безумие, но этот миг – когда она оказалась хозяйкой его покоев, – стоил всего. Искусству скрывать свои чувства, какими бы они ни были, Драйвер у своих рабов так и не научился, и корчился сейчас от бессильной ненависти, от злобы, разрывавшей его душу, от страха, который внушали ему его же собственные рабы. И знал, что она видит, и понимал, что она торжествует, и от этого ему было так хреново, что он готов был плюнуть на все и броситься на нее, вцепиться в горло, сломать ее хрупкую шею, бросить на плиты двора и топтать ногами, пока не измочалит ее ненавистное тело в хлам! Но в этой девушке чувствовалась такая сила, что даже ее кажущаяся телесная хрупкость не вводила в заблуждение. А силы Драйвер боялся всегда. Чужими руками, связанных, беспомощных, он готов был бить и пытать сколько угодно, с наслаждением, но сейчас – он не мог ничего. Будь Кира одна – он рискнул бы, такую ненависть она ему внушала. Но она была не одна.
И через несколько минут Кира вошла в роскошное помещение, которое так недавно казалось ей нереальным раем. Вошла и привела своего Ларса, по-прежнему поддерживая его. Огляделась, вздохнула глубоко, переведя дух. Жаль было мальчишку Стерха… Но к этой боли она здесь так давно привыкла! Как бы там ни было, а они по-прежнему живы и по-прежнему вместе. И самое главное – сейчас она видела унижение главного своего врага, и внутри все ликовало и пело от злого торжества. Ради этого стоило терпеть! Ради этого стоило жить.
Не смотря на опасность такого решения, идти Лодо и Шторм решили все-таки через дом Барр. Можно было, конечно, на лодке попробовать во время прилива пройти в бухту под Красной Скалой, но тут возникало сразу несколько проблем. Пришлось бы ждать следующего прилива, а времени на это могло и не быть, во-первых, во-вторых, ожидающую прилива лодку со спасенными (в случае удачи) узниками Садов Мечты почти наверняка заметят из замка и тогда все мероприятие точно пойдет насмарку.
Пошли перед самым рассветом, в час, когда особенно сладко спится и когда почти любая стража теряет бдительность. Вот-вот рассветет, петухи пропели, никакой вор и никакой тать уже не полезет – так обычно думают, и в целом обычно так оно и есть. И тем более, спустя рукава сторожили дом Барр – кто, в здравом уме, полез бы к ведьме Пустошей? Ассасин действовал бесшумно и стремительно. Шторм не отставал – первый благодаря пожизненной практике, второй – эльфийской крови и ловкости. Зарезать в постели своих бывших приятелей ему оказалось так же легко, как прежде – убивать по приказу Хозяина. Если Гэбриэл переживал в похожих случаях о том, что мог бы быть на их месте, сложись все для него на Красной Скале иначе, то Шторм вообще ни о чем таком не думал. Только о том, что у него есть цель – и ее нужно достичь. И если такой ценой – значит, такой. Даже Лодо не ожидал такой быстрой и чистой работы. А Шторм, в несколько минут покончив со своими бывшими приятелями, сказал ассасину:
– Я пойду в подвал и закрою каргов. Я знаю, как.
На это времени у него ушло еще меньше. Очень быстро он приоткрыл тяжелую влажную дверь с пятнами плесени по низу, выглянул и кивнул: пошли.
Дом ведьмы, как успел заметить Лодо, был неуютным и мрачным, как и ее полумонашеская аскетичная одежда, как она сама. Довольно большой, он был пустым и казался заброшенным, даже не смотря на чистоту вокруг. Ставни большинства окон были закрыты на засовы, очаги – пусты и холодны. В большой трапезной, где теплилось подобие домашнего быта, на стенах не было ни панно, ни ковров, ни гобеленов. Бордюром по стене тянулись лишь скрещенные кости и латинская надпись: «мементо море», «Помни о смерти». Да в простенках между узкими высокими окнами нарисованы были скелеты, символизирующие ремесла: скелет с ножницами, скелет с вилами, с поварской лопатой и так далее. Такого Лодо не видел даже в Сирии, где сохранились еще замки тамплиеров, которые любили подобные «украшения», символизирующие их показную аскезу. Длинный стол, за которым засиделись двое стражников, убитые Штормом в мгновение ока, был основательным, добротным, очень чистым, но не покрыт даже скатертью. Все в этом доме было аскетичным и равнодушным. И увидеть огромный винный погреб с массивными бочками для Лодо было странно и неожиданно.
– Нет тут никакого вина. – Мрачно ответил Шторм в ответ на его удивленное замечание. – Сейчас увидишь.
В одной из бочек Шторм явно запер каргов – сейчас они там скреблись, топотали, шумно сопели, похрюкивали и порыкивали, чуя чужака. У другой, нашарив что-то, ведомое только ему, Шторм открыл дверь, из которой пахнуло запахом, который нельзя было спутать ни с чем другим: запахом морского грота, сырости, гниющих водорослей, соли. Лодо ощутил легкий сквозняк, выдающий близость моря еще явственнее.
– Элегантно придумано. – Произнес он вполголоса. Шторм кивнул и уверенно пошел вперед, забрав из гнезда у двери светильник, заправленный каменным маслом.
Это было дивное место. Системы пещер и гротов частью были естественными, частью выдолбленными в скале, и явно не людьми. Шторм только пожал плечами: он историю этого места не знал. Местами они проходили под ажурными колоннами и арками, украшенными остатками эльфийской вязи, местами спускались и поднимались по узким лестницам, шли над неподвижной темной водой по узким изящным мостам. Глаз Лодо выхватывал балконы, галереи и уходящие в темноту боковые коридоры. Шторм шел уверенно, как всякий эльф, ориентируясь даже не столько по памяти, сколько благодаря острому, почти звериному чутью. Казалось, что вокруг было совершенно пусто, ни стражи, ни обещанных чудовищ. Тишина, шаги, то гулкие, то глухие, то с эхом, то без. Звон воды, журчание, звук осторожных капель. И все же здесь было страшно. Напряжение висело в воздухе, ощутимое физически, его, казалось, можно было трогать рукой. Затылок холодили то ли взгляды кого-то страшного, то ли пещерная тьма. Впрочем, Лодо отлично знал, что некоторые взгляды и в самом деле физически ощутимы и опасны. А уж если речь идет о ведьме и ее исчадиях…
На миг задержавшись и обернувшись, Шторм указал Лодо на причал: очень красивый, тоже явно эльфийский. Сюда, если удача их не оставит, они приведут узников Красной Скалы, и отсюда отчалит баркас. Лодо как-то слышал, что на месте Найнпорта был какой-то эльфийский город, уничтоженный драконами. Теперь он видел воочию осколок неведомого людям прошлого, и мимолетно пожалел о том, что не видел его целым, в славе и блеске. А еще – задумался о том, не было ли прямой связи с этими руинами и тем, что скрывается в недрах Красной Скалы? Не сохранилось ли здесь нечто, что использовала ведьма Пустошей в своем колдовстве? Об этом следовало рассказать Гэйбу Хлорингу. И пусть он с помощью эльфов разберется в этом.
Их со Штормом задача упростилась за счет того, что вся стража Садов Мечты, грубо говоря, забила на безопасность и службу вообще. После бунта Шершня здесь наступила вольница. Стражники развлекались в будуарах, уничтожали запасы хорошего вина и деликатесов для гостей, и совершенно не беспокоились о том, что кто-то может сюда проникнуть. Кто? И откуда – со стороны дома Барр? В это вообще невозможно было поверить, даже если бы кто и выдвинул такую нелепую версию. Троих кватронцев в караулке, при выходе из Садов Мечты, Лодо и Шторм зарезали мгновенно, не дав даже вскрикнуть. Шторм отлично чувствовал партнера и был идеальным напарником, чутким и послушным. Он не рвался вперед и не пытался геройствовать, но и не был инертным, был начеку и готов был тут же поддержать, заслонить, добить и так далее. Следующего кватронца они не убили, захватив живьем и заставив рассказывать, что сейчас здесь происходит, кто здесь есть из замка, есть ли гости. Гостей, по словам кватронца, было трое, взяли одну девочку, из местных. В Галерею. Довольно давно. Рассказал он и про Киру, и про Шершня, и что Хозяин в Сады пока не заходит, ведь Кира живет в его покоях.
– И так его от этого плющит, – злорадно сообщил кватронец, – что он заболел аж, сидит у себя, заперся, не жрет ничего. Ждет ведьму. – Кватронец сплюнул. – Только Шершень сказал, что с ведьмой он договорится. Наверное, сможет. Девка-то, эта, Паскуда, она Папу Хэ чем-то отравила, он теперь иначе не может, если она ему лекарство не даст, он, это, сдохнет, как свинья. Она и с ведьмой, поди, так сможет.
– И с тобой. – Не выдержал Шторм.
– А я че? – Удивился кватронец. Совершенно искренне. – А меня-то за что?
Шторм промолчал. Но подумал: уж как стражники Садов Мечты измываются над девушками, так и не все гости делают. Так что ей по любому есть, за что.
– Я рад, что эта девушка жива. – Сказал Лодо. – Мой патрон особо упоминал ее и просил освободить любой ценой и доставить в Гранствилл. – Обернулся к кватронцу. Он собирался убить его, точно так же, как остальных, но явная ненависть того к Драйверу подкорректировала его планы.
– Хочешь много денег? – Спросил задумчиво. Кватронец оживился:
– Да кто ж их не хочет?!
– Сделаешь кое-что, и получишь много денег. Дукаты, не мелочь.
– Да хоть что. – Искренне и без раздумий пообещал тот. – Хотите – Папу Хэ завалю. Прям со скидкой, за удовольствие.
Шторм стиснул зубы так, что желваки заиграли. Нет, он не из-за Хозяина гневался. Он в сотый раз мысленно бил себя по голове. Значит, он здесь вообще был единственный, кто слепо верил Хозяину и служил ему?! Глупый, жалкий пес! Сам Хозяин – и теперь Шторм ясно вспоминал эти моменты, которые замечал, но до поры не понимал, – порой посматривал на него с недоумением и презрительной жалостью. Злость, раскаяние, ненависть душили и жгли.
– Этого не надо, но за готовность хвалю. – Усмехнулся своей неуловимой усмешкой Лодо. – Выжди какое-то время и спустись в Галерею. Трупы гостей, всех, или сколько сможешь, переправь в город. Сумеешь?
Кватронец почесал в затылке. Шторм его больше не держал, и нож у горла опустил, но оставил на виду, и кватронец нервно покосился на этот нож.
– Ну, пожалуй.
– Еще нужно будет написать на них, рядом с ними, как получится: «Убийцы детей». Сделаешь, иди в таверну, покажешь вот это, – он дал ему монетку в пенс, своеобразно сточенную, – и скажешь, что выполнил задание Ангела. Но не вздумай обмануть! Они проверят, и если раскроют обман, легкой смерти не жди. Тебя спросят: «Сколько». Ответишь: «Пять желтяков». И тебе дадут пять золотых дукатов. Дальше поступай, как знаешь. В таверне тебе наверняка предложат работу, советую не отказываться. Здесь больше не будет ни безопасно, ни сытно.
– Что делать-то придется?
– То, что умеешь и любишь больше всего. – Пожал плечами Лодо, и кватронец заухмылялся. Явно его умения и предпочтения не отличались особой пасторальностью.
Отпустив кватронца, Лодо и Шторм поспешили в Галерею. Опоздали: жертва выглядела так, что Лодо прикончил ее единым молниеносным движением. А вот с гостями он поступил далеко не так милосердно. Они сопротивлялись. Не смотря на то, что все трое были голыми, они были дворянами, рыцарями, и сопротивляться умели, а под рукой оказалось множество колющего, дробящего, режущего и протыкающего инвентаря. Задача Лодо усложнялась тем, что он хотел не убивать их мгновенно, а нанести смертельные ранения, от которых они будут умирать как можно дольше. Поэтому он приказал Шторму не вмешиваться, и тот, хоть и рвался всем своим существом на подмогу, не вмешивался – вновь заслужив удивление, смешанное с восхищением, со стороны ассасина. Идеальный напарник! Идеальный ученик!
Наконец, все было кончено: одному он вспорол живот, другому отрубил обе кисти и вонзил клинок в грудь, проткнув легкое насквозь. И только третьего пришлось убить сразу, оказался слишком умелым и ловким. Смыв кровь с лица и с оружия, вымыв руки, Лодо поспешил за Кирой.
Кира всего за сутки полностью освоилась в роскошных покоях. Ее любимый Ларс, отмытый, обихоженный, напичканный лекарствами и деликатесами, был уложен в постель самого Драйвера и облеплен примочками, пропитанными целебными отварами и мазями. А Кира принялась хозяйничать. Картину с насилием над эльфийкой она велела стражнику, который согласился ей помочь, снять и поставить подальше, изображением вниз. Барельефы, которые были и здесь, Кира завесила богатой тканью. Статуи, изображающие красивых юношей и греческих богов, Кира реабилитировала: пусть стоят. Окинула покои придирчивым взглядом: красиво. Шикарно. Как и Гор когда-то, девушка искренне считала, что достигла вершины, пика своей жизни, что это самое ее великолепное достижение. Ей просто не хватило бы ни опыта, ни фантазии, чтобы вообразить что-то лучшее. Разве что – если бы можно было хотя бы увидеть своих детей?.. И Кира как раз размышляла об этом, когда в ее – да, теперь уже ее! – покои вошли двое, и один из них, человек с красивым, правильным, хоть и немного бесцветным лицом сказал:
– Сеньорита, вы помните Гора?
Глава пятая: Золотой дракон
Сборы шли полным ходом. Так как, помимо королевы, в путь собрался и его высочество, который не выезжал никуда около двадцати лет, был настоящий аврал. Разумеется, на гребне волны всей этой бури находилась графиня Маскарельская, которая явилась в Хефлинуэлл только что, но уже лучше всех знала, что нужно взять, куда уложить, и кому доверить. Сама она покидать Хефлинуэлл пока не собиралась – нужно же было «присмотреть за мальчиками!». Но проводить все остающиеся в Хефлинуэлле члены семьи и гости убывающих собирались до Разъезжего, в Разъезжем переночевать, и утром проститься с уезжающими и новобрачными, и вернуться в Хефлинуэлл.
Разумеется, самые оживленные и важные сборы происходили в покоях королевы и в Южном Саду. Габи никуда не ехала – ее мать собиралась сначала переговорить с настоятельницей монастыря в Разъезжем, посмотреть, в каких условиях будет содержаться ее дочь, и «окончательно все для себя решить». Разумеется, раз не ехала Габи, то не ехали и ее придворные дамы. Страшно завидуя, они делали вид, что вся эта суета – чушь и бестолковщина, и «смысл – тащиться до Разъезжего и там ночевать всем табором? Идиотки», – дружно проговаривалось час за часом в разных вариациях. Особенно переживали те из дам, кто успел пофлиртовать и даже завязать интрижку с рыцарями из свиты королевы. Теперь они на показ делали скорбные лица и «интересничали», ожидая от партнеров обещаний писать и не забывать. А те, кто все-таки ехал, – Алиса, ее подруги и девушки ее свиты, служанки и прочая обслуга, – заняты были бурными сборами. Служанки и пажи, портнихи – а вдруг что-то порвется или испортится?! – и прочий нужный люд носились туда-сюда, укладывали и снова разбирали, чтобы уложить получше, сундуки и прочие баулы, теряли что-то нужное и с криком и слезами искали, короче, был нормальный ад. На этом фоне Саввишна, которая вновь собралась ехать – нужно же было кормить дюка и его «лапушку» (так Саввишна звала Алису, которую очень полюбила), нормальной едой! – выглядела чудом спокойствия и деловитости. Она без шума, без суеты, без помпы с раннего утра, оставив на кухне кучу выпечки и вкусняшек, собрала свой фургон, нужные припасы, и собралась ехать в Гнездо Ласточки в сопровождении того же мальчишки, что поехал с нею из Валены.
Она уже уселась на козлы рядом с возницей, как появился мастер Ракуш, большой, грузный, усатый, слегка комичный в своей важности. Произнес злорадно, со своим непередаваемым акцентом:
– Уезжаешь, злая женщина?
– Не радуйся, не навсегда. – Отрезала Саввишна.
– Это жаль. – Фыркнул венгр. – Можешь оставаться там, никто скучать не будет.
– Тебя не спрашивала. – Саввишна кокетливо оправила складочки белоснежной сорочки на груди. – Я за дюком, куда он, туда и я. Без меня что он есть-пить-то будет, сердешный? А герцогинюшка, лапушка? Чем ты ее кормил? Травой? Фу! Глаза б мои не видели! Только и знал, что овощей настрогать да яблоки медом полить, да орехов насыпать, а разве она чернавка какая, чтобы так есть?
Венгр выпятил грудь:
– Я готовил лучшие постные блюда! Я готовил для короля Андроша, я готовил…
– Вот этому чмошу и дальше готовь. – Отбрила Саввишна, страшно чем-то довольная.
– Ты злая, злая женщина, злой язык! – Мастер Ракуш топнул ногой. – Я хотел… – От злости акцент его стал сильнее, – я хотел дать тебе рецепт огненного вина, гипокрас, пить герцогу и герцогине, но нет!!! Нет!!!
– Ой, напугал. – Саввишна расправила юбку, уселась поудобнее, величественно кивнула вознице:
– Трогай! – И фургон покатил к воротам Хозяйственного двора.
– Три унции корицы и три унции имбиря. Одна мера испанского нарда. Гвоздика, стручковый перец, трава сыть и орех мускатный. Майоран и кардамон – каждого по четверти унции. Гвинейские зерна и цветки корицы – того и другого по десятой части. – Донеслось из фургона. Венгр фыркнул, дернув усами. Проводил фургон горящим взором черных глаз, потом сдвинул набекрень берет, расправил грудь и сказал сам себе:
– Какая женщина! – И пошел, важничая, прочь.
Воровато озираясь, прошел в покинутую кухню Саввишны, не обращая внимания на прислугу, понюхал воздух, хмыкнул – пахло восхитительно. Взял с блюда пирог с вялеными абрикосами и корицей, попробовал, презрительно сморщился, но быстро доел. Заглянул в упоительно пахнущую закрытую жаровню. Там томились, испуская слюноточивый аромат, яблоки с медово-ореховой начинкой, полупрозрачные, слегка подрумяненные, посыпанные сахарной пудрой. Венгр слышал, что эти яблоки просто обожает новобрачная, очень требовательная к еде, а так же все члены семьи его высочества, включая даже графиню Маскарельскую, тоже весьма и весьма привередливую особу. Подцепил лопаточкой одно яблоко – брать на пробу хоть что-нибудь в присутствии Саввишны он считал ниже своего достоинства, – и унес к себе. Съел у себя все, до последней крупицы сахарной пудры, посидел с закрытыми глазами, наслаждаясь послевкусием.
– Ce femeie! – Прошептал с мечтательной улыбкой. – La una ca ea visez! (Какая женщина! Мне нужно именно такую! Венгр.).
В Рыцарской Башне никакой суеты и беготни не было. Невероятный Альберт Ван Хармен организовал все так, что еще утром все необходимое было уложено, распределено, подписано и уже погружено в возки. И братья, и их друзья-погодки, а так же Гарри, Марк и Кирнан и кое-кто из молодых руссов веселились в Малом Рыцарском зале дружной мужской компанией, так как появляться сейчас в Южном Саду было чревато всяческими осложнениями и ненужными ссорами. В разгар веселья Гэбриэл заметил Альберта, делающего ему какие-то знаки. Дворецкий Рыцарской Башни был непривычно бледен и явно возбужден. Зная его непробиваемую невозмутимость, Гэбриэл тут же, положив руку на плечо брату, который правильно понял его жест, поспешил из зала вслед за Альбертом. В груди заныло от нехорошего предчувствия.
– Милорд! – Альберт показал ему руку, которую до того держал спрятанной. – Случилось страшное.
Рука Альберта была в крови, и Гэбриэл нахмурился:
– Что именно? Кто?..
– Убийство в замке.
– Здесь?! – Изумился Гэбриэл.
– Именно здесь.
– И кто убит?
– Сокольничий его высочества, Оливер Стоун.
– Кем?
– Получается, что мной.
– Что?! – Изумился Гэбриэл. – Как… за что?
– На самом деле это не я. – Твердо произнес Альберт. – Я выяснил, что именно он был тем пажом в Гнезде Ласточки – вы знаете, каким пажом.
Глаза Гэбриэла сузились, но он промолчал, продолжая слушать.
– Я встретился с ним, якобы, чтобы предупредить о неприятной для него ситуации: кастелян Гриб наябедничал госпоже графине на его поведение… намекающее на некое извращение. Но Стоун даже не дослушал меня. Он засмеялся, и сказал, что у него такой покровитель в замке, с которым ничто не страшно, и он не боится ни графини, ни принца, ни черта.
– Так и сказал? – резко спросил Гэбриэл. Альберт кивнул:
– Именно этими самыми словами, милорд. И отправился прочь. Дело было в саду Золотой Башни, в самой его дальней части. Я тоже отправился восвояси, и вдруг услышал, как он зовет меня: «Альберт! Альберт, помоги!». То есть… – Ван Хармен заколебался. – Я не могу поклясться, что слышал именно его голос. Он был взволнованный, искаженный. Я бросился на голос, и увидел его умирающим. Ему перерезали горло. Он открывал и закрывал рот, видно, хотел сказать что-то, но кровь только сильнее текла из горла. – Гэбриэл заметил, что Альберт дрожит, хоть и старается сдержать дрожь. – Рядом валялся нож. – Он показал Гэбриэлу окровавленный сверток. – Это МОЙ нож, милорд. Я искал его, спрашивая несколько слуг. Мы вместе уходили в сад. И это мой нож.
– Ясно. – Гэбриэл нахмурился, соображая. Он отлично знал, что скажет Гарет, до сих пор не доверявший Альберту. Собственно, у него у самого-то есть только мнение Алисы, и больше ничего. Ну, и инстинктивная симпатия к этому человеку.
– Принимая во внимание все обстоятельства, – произнес Ван Хармен, и вид у него был несчастный, – искомое вами лицо может быть только одним человеком в этом замке.
Гэбриэл быстро взглянул на него.
– Почему?
– Потому, – переведя дух, решительно сказал Альберт, – что только он достаточно влиятелен, чтобы его покровительство могло бы спасти Оливера даже от графини. Только он имеет информацию о ваших кольцах, защищающих от яда.
– И ты.
– И я. – Согласился Ван Хармен, побледнев чуть сильнее. – Только он в свое время расследовал прошлое каждого, кто появлялся в замке, и мог узнать всю правду обо мне. Я выяснил – он был другом моего господина, спасшего меня из борделя.
– И кто это?
– А вы… не догадываетесь?
Гэбриэл быстро отвернулся, руки сами собой сжались в кулаки. Да, он догадался. И понял, что без самых веских, просто вопиющих доказательств ни отец, ни Гарет, и никто в Хефлинуэлле в это не поверит. Он сам мог поверить только потому, что не был здесь всю свою жизнь и не был так привязан к этому человеку, не находился в плену магии его преданности.
– Но зачем?.. – Прошептал тихо. – Мотив, Альберт, мотив?!
