Роман «Начать сначала» – из трилогии «Повернуть судьбу»

– Мама жила так, чтобы восхищались соседи. А я… была единственной дырой в её фасаде. Меня не замечали, только прикрывали, когда нужно было показать. Подарки были только вещами, которые не всякая пенсионерка наденет. Брату магнитофон, мотоцикл. Мне ничего. Вообще ничего. Ни слова доброго, ни прикосновения. Только подзатыльники, веник, валенок, что под руку попадёт. Отец жалел, но ничего не делал. Смотрел с какой-то безнадёжной грустью. Я помню этот взгляд до сих пор.

Она сделала долгий вдох.

– Наверное, хватит? – говорить стало невыносимо. – Я никому не рассказывала об этом. Никогда. Ни подруге, ни детям. Даже сама старалась забыть. Потому что детства у меня не было!

Светлана Викторовна уже не справлялась с платком, она утиралась кухонной салфеткой. Глаза покраснели, косметика стекла, нос распух. Слёзы катились безостановочно.

– Бедная… бедная моя девочка… – прошептала она, глядя на Светлану с такой жалостью, что та вдруг замерла.

Первый раз, за всю беседу, внимательно посмотрев на неё: не на женщину, не на чужую даму в красивой блузке, а на человека. Светлана почувствовала сожаление о том, что так жестоко, правдиво рассказала о детстве. О том, что хотела сделать больно этой маленькой, плачущей женщине, которая плачет, не прячась, не делая вид, не защищаясь. И в этот момент ей стало немного жаль, но не её, а себя. Маленькую девочку, которая так нуждалась в этой жалости, но получала лишь отвержение. Может быть, впервые в жизни ей захотелось, чтобы кто-то сказал: «Ты достойна любви. Даже если тебе её не дали тогда».

Светлана никогда никому не рассказывала о детстве. Ни лучшая подруга, ни дети никогда не слышали ни одного плохого слова о маме, Неле Витальевне. Она никогда не жаловалась. С детства привыкла воспитывать, любить и ценить себя сама.

Глава 8: «Слёзы в темноте»

Светлана вернулась домой с тяжёлым, натруженным сердцем. В груди всё сжалось от пережитого, но она изо всех сил старалась держать себя в руках; знала, что дома её ждут. Ждут с нетерпением, с волнением, с надеждой. Две её родные девочки, её единственное настоящее! Девочки, которым она должна быть матерью, опорой, светом. Она не имела права перенести свою боль на них.

– Мама, ну как? Вы виделись?! – воскликнула Ксюша, выбежав ей навстречу в коридор. Голос дрожал от нетерпения, глаза сияли.

– Ксюша, подожди. Не торопи. Дай маме хоть раздеться, – спокойно остановила её старшая сестра.

Она всегда брала на себя роль взрослой, особенно в трудные моменты, такие, как сейчас. Светлана посмотрела на дочерей и на мгновение замерла. Сердце оттаяло от взгляда на эти знакомые, любимые лица.

– Родные мои… Как я люблю вас, – подумала она с нежностью и тяжестью. – Какое счастье, что вы у меня есть! Я всё для вас сделаю, всё, что смогу. Пусть у меня не будет ничего, но у вас будет всё! Я вас никогда не предам. Никогда не брошу. Что бы ни случилось?!

Она молча сняла пальто, поставила сумку, и только тогда почувствовала, как сильно устала.

– Мама, ты будешь ужинать? – спросила Алёна, вглядываясь в лицо мамы с тревогой. В её голосе звучала забота и беспокойство.

– Нет, Алёнушка, спасибо. Совсем не хочется, – Светлана присела на край дивана, обессиленно опустив плечи.

– А ты обедала сегодня? – Алёна сузила глаза, приподняла бровь, как всегда, делала, когда сердилась. Взгляд был точь-в-точь как у мамы.

– Обедала?.. Кажется, нет… Я даже не помню, – растерянно призналась Светлана, словно только сейчас поняла, что весь день прошёл в каком-то тумане.

– Мама, ну ты чего! Так нельзя. – Алёна встала рядом, обняла её за плечи. – Пойдём на кухню. Мы с Ксюшей без тебя ужинать не будем. Правда, Ксюша?

– Конечно, не будем! – с серьёзным видом подтвердила младшая сестра.

Светлана тяжело вздохнула. Девочки не отступят.

– Хорошо. Только переоденусь и руки помою, – вымученно улыбнувшись, согласилась.

Пока она шла в ванную, девочки суетились на кухне, накрывая на стол. А Светлана, глядя в зеркало, почти не узнала себя. Лицо было серым, усталым. В глазах опустошение. Этот день высосал из неё все силы. И всё же она знала: девочки ждут, и это даёт ей силы жить.

Ужин прошёл почти молча, но девочки всё время смотрели на неё в ожидании.

– Ну расскажи, мама… – нарушила молчание Ксюша, подперев щёку рукой. – Какая она?

Светлана взглянула на дочерей, и, собравшись с силами, коротко рассказала: о Светлане Викторовне, о квартире, о внешности, об их беседе. Не вдаваясь в подробности, обрисовала лишь общие черты.

Ксюша слушала с широко раскрытыми глазами. Алёна молча, сосредоточенно.

– И как она тебе? – наконец спросила Алёна, по-взрослому, внимательно всматриваясь в лицо матери.

Светлана пожала плечами. Слов не было.

– Ты ещё будешь с ней встречаться? – осторожно спросила Алёна, переглянувшись с сестрой.

– Да… Я обещала. Завтра днём заеду к ней снова.

– А мы, когда с ней познакомимся? – не выдержала Ксюша. – Правда, что она жила в самом Лондоне?

Она прикусила губу и с затаённым волнением ждала ответа.

– Да, в Лондоне. Подробностей я не спрашивала… – ответила Светлана устало. С каждым словом голос её гас.

– Ксюша, хватит. Видишь же, мама устала, – строго сказала Алёна.

– Пойду спать… – с трудом выговорила Светлана, поднимаясь с табурета. В теле не осталось ни сил, ни желания говорить.

Девочки остались на кухне. В их маленькой однокомнатной квартире не было ни уединённого уголка, ни гостиной. Всё пространство делилось между учёбой, сном и жизнью. Два дивана: один для мамы, другой для девочек. Письменный стол под окном, старый шкаф у двери, ещё один под книги. Кладовка в углу давно была загромождена вещами из прошлой жизни. Места почти не было, но был уют. Был дом.

Светлана легла, но сон не шёл. Мысли гудели в голове, воспоминания не давали покоя. Сегодняшний день вскрыл старые раны. Она запретила себе думать о прошлом ещё с юности, чтобы не сломаться, не сорваться, не ожесточиться. Но теперь, после этой встречи, всё вырвалось наружу.

Слёзы тихо подкатили к глазам. Обиду невозможно было остановить.

– Пусть знает, что у меня не было детства… Пусть знает, что я росла без ласки, без любви… Что меня называли дурой, обзывали, унижали. Пусть знает, что из-за неё мой отец начал пить. Пусть знает! – с болью и горечью думала Светлана.

Вспоминая, как шла на первую встречу с матерью, сжимая кулаки, решив рассказать всё как есть, а сейчас с болью в сердце вспоминала сегодняшний день. Вспоминала, как, увидела эту женщину. Заплаканную, растерянную, тронутую. И вдруг пожалела о том, что так поступила. Как обиженный ребёнок, не сдержалась и выплеснула всё: злость, боль, унижение, всё, что наболело на душе.

– Зачем я это сделала? Зачем? Лучше бы соврала… Сказала бы, что у меня было прекрасное детство, что меня любили и мне не нужна была другая мама! Зачем я так резко? Может, не нужно было так больно? Я ведь ни такая!

Она перевернулась на бок, уставившись в стену. За дверью всё ещё слышался шёпот девочек. Дома было тепло: живое, домашнее.

– Может, ей тоже было трудно? Может, у неё не было выхода? А мама… та, другая, тоже ведь старалась?! Растила как могла. Может, и не умела по-другому. А отец? Он же страдал, я же видела. Все страдали. И я… и они. Просто никто не умел любить… Никто не знал, как быть рядом, как простить?!

Светлана вглядывалась в темноту, чувствуя, как где-то внутри неё всплывает невыносимая жалость к себе, к отцу, к той женщине, которая стала чужой матерью.

– Я ведь так старалась быть сильной?! Но, может, я просто научилась молчать об обидах, о боли?

Слеза скатилась по щеке. Она не вытерла её. Пусть течёт. Пусть капает в подушку.

Впервые за долгое время Светлана позволила себе немного поболеть. И, может быть, впервые простить?!

Глава 9 «Цена возвращения»

Несмотря на тяжёлый день накануне, утром Светлана проснулась с неожиданным чувством бодрости. Она умылась прохладной водой, протёрла лицо льдинкой из отвара петрушки, наложила лёгкий макияж и ушла на работу. Казалось бы, всё как обычно, но внутри было неспокойно. Сидя в кабинете магазина в одиночестве, она снова и снова прокручивала в голове вчерашнюю встречу. Хотелось с кем-то поделиться, выговориться, спросить совета. Как не хватало рядом Ольги, единственной подруги! Ей бы она могла всё рассказать без страха быть непонятой.

В два часа, как и договаривались, к магазину подъехал чёрный «Мерседес». Светлана глубоко вздохнула и направилась к выходу. Она ехала на вторую встречу со своей родной матерью.

Светлана Викторовна уже ждала. Сегодня она выглядела проще, но всё так же аккуратно, сдержанно. Светло-серый костюм по фигуре, водолазка из прозрачного шифона, лёгкий макияж. В её облике чувствовалась та самая английская чопорность, привычка всё контролировать и не давать воли чувствам.

– Светочка, сегодня мы сначала пообедаем, – улыбнулась хозяйка, приглашая на кухню. –Вчера остались и без обеда, и без ужина. Это я виновата, так была рада, что забыла тебя покормить!

– Ничего страшного. Меня девчонки дома накормили, – ответила Светлана, проходя за ней.

– А мне можно будет когда-нибудь их увидеть? – робко спросила Светлана Викторовна, заметно нервничая. Она испугалась, что торопит события, и добавила почти шёпотом: – Позже, может быть?..

– Наверное. Если вы действительно их бабушка?! – спокойно и без тени сомнения произнесла Светлана.

– Светочка, ты не сомневайся! – слабо улыбнувшись, ответила та. – Я сделала генетическую экспертизу. Это не просто мои слова – это факт, документально подтверждённый.

– Каким образом без меня вы её провели? – нахмурившись, спросила Светлана.

Светлана Викторовна встала, подошла к шкафу и достала конверт. Она разложила на столе содержимое: расчёску, платок и несколько бумаг.

– Это… моя расчёска? И… мой платок?.. – изумлённо спросила Светлана.

– Прости… Это мои люди всё сделали. Мне очень нужно было быть уверенной. Вот, посмотри. Здесь всё чётко написано.

Светлана взяла в руки заключение и начала читать. Бумага дрожала в пальцах.

– Совпадение 99,9%, – вслух прочитала она и с тяжёлым вздохом опустила лист. Ни то облегчение, ни то новая обида, скользнули в её голосе.

– Можешь не сомневаться, – тихо произнесла Светлана Викторовна. – Я тебя родила… И с тех пор ни дня по-настоящему не жила спокойно. Я очень, очень сожалею, что не вырастила тебя!

– Не расстраивайтесь, – Светлана пожала плечами. – Меня воспитывала сама жизнь. Жёстко, но, наверное, справедливо. Всё, что я умею, от неё.

– Расскажи, что было дальше… Пожалуйста.

– Зачем? Что вам это даст? – голос её задрожал. – Это всё давно прошло.

– Но я должна знать. Пойми, я обязана знать, Света. Не щади меня, прошу. Я хочу услышать правду.

Светлана посмотрела в глаза этой женщине: чужой, родной. И вдруг ей снова стало тяжело.

– Хотите знать, слушайте! – произнесла она устало. – Дальше всё было так же. Только взрослея, я начинала понимать, что это не ошибка. Это система. В доме работа, бесконечные обязанности были на мне. Готовить не заставляли, правда. Выйдя замуж, я не умела ни борща сварить, ни котлет пожарить. Купила поваренную книгу и училась сама, – она ухмыльнулась, вспоминая, сколько борщей вылила. – Каждый год в доме делали ремонт. Белили стены, красили полы, окна. Мне двенадцать, а я уже с кистью в руке. Мама со стола белила верхнюю часть, я нижнюю. После побелки отмывала батареи и пол от извёстки. Это была моя обязанность. В воду она добавляла что-то вонючее вроде аммиака. Говорила: «Так быстрее отмоется». А мне щипало глаза, руки, дыхание перехватывало. Я ползала по полу с тряпкой, еле двигаясь. Но никто ни разу не сказал: «Отдохни». Никто никогда не помогал.

– Это ужасно… – прошептала Светлана Викторовна, не зная, куда деть глаза.

– С тринадцати я уже и мебель двигала. Шифоньер, тумбы. Всегда задавалась вопросом, почему меня не жалели? Почему не берегли?.. – она на миг замолчала. – Сейчас понимаю. Сейчас всё понимаю! Я же была неродная. Ненужной.

– Светочка, это моя вина. Вся! Мне нет оправдания. Если бы я только могла всё вернуть… – глаза Светланы Викторовны наполнились слезами.

– Не плачьте. Я ведь выжила. Сильной стала. Пусть ни любви, ни нежности, зато характер есть. Знаете, я всегда представляла себя Золушкой. И верила: когда-нибудь и у меня случится чудо. Придёт кто-то и скажет: «Ты не одна».

– А отец? А брат? Неужели никто не поддерживал, не помогал? – осторожно спросила Светлана Викторовна.

– Отец вечно пьяный. Брат? Он просто исчезал, особенно во время ремонта. Приходил поздно, когда всё уже сделано. Его никто не трогал. Его же любили! Помню случай… Шли вместе с мамой и братом. Она дала нам по конфете. Брат выронил свою в грязь. А я не ела, сберегла. Так, она отобрала у меня конфету и отдала ему. Он ел и смеялся надо мной, показывая пальцем. А она ни слова. Ни упрёка. Ни малейшего замечания. Как будто так и надо?!

Светлана замолчала. В комнате повисла тишина. Только тиканье часов и звяканье чашек на кухне напоминали, что жизнь идёт.

– Вот и всё. Я старалась забыть. Не получилось. Вы пришли, и всё вернулось. Боль, обида, детские слёзы. И теперь я не знаю, что с этим делать?!

Светлана Викторовна сжала её руку.

– Прости… Прости меня, если сможешь! Я не знаю, как быть, но я хочу быть рядом. Если позволишь…

Светлана опустила глаза. Может, в этом всём и была надежда? Хоть маленькая.

– Посмотрим, – тихо сказала она. – Время покажет.

Глава 10: «Счастье на кончиках пальцев»

Светлана Викторовна встала, подошла к плите, чтобы налить суп, но было заметно, что ей всё труднее справляться с волнением. С каждой новой подробностью, которую рассказывала Светлана, на душе становилось тяжелее.

– Я сегодня приготовила борщ. Сто лет его не варила, не ела, – попыталась отвлечься хозяйка, ставя перед дочерью тарелку с ароматным, ярко-бордовым супом. – Муж борщ не признавал. Называл его овощным отваром. Вот и не готовила. А на второе – куриный рулет. Попробуешь? Если понравится, дам рецепт. Он делается за пятнадцать минут, а на столе, как праздничное блюдо.

– Правда, очень вкусно! – удивлённо проговорила Светлана, попробовав рулет. – Неужели так быстро готовится?

– Ещё как! Хочешь, рецепт?

– Конечно! У меня девочки сейчас на кухне проводит времени больше, чем я. Всегда что-то экспериментируют. Им понравится.

Светлана Викторовна достала из шкафа блокнот и ручку и положила перед дочерью.

– Смотри: берёшь сырую куриную грудку, режешь на кубики по полтора – два сантиметра. Солишь. Добавляешь мелко порезанный болгарский перец. Лучше три цвета, так красиво. Потом укладываешь слоями с сухим желатином в чистую коробку из-под сока. Утрамбовываешь, ставишь в кастрюлю на паровую баню, сверху – груз, и двадцать – тридцать минут кипятишь. Главное, чтобы вода в кастрюле была выше мяса, иначе верх останется сухим.

Светлана записывала, кивая. Они пообедали, потом перешли в гостиную пить чай. Наступила небольшая пауза, но тишина была мягкой, наполненной чем-то новым.

– Светлана, ты почти ничего не рассказывала о школе, – тихо начала Светлана Викторовна, наблюдая за дочерью.

– Про школу? – Светлана пожала плечами. – В школе мне было хорошо. Особенно с пятого класса, когда появилась новая учительница по математике. Она же была нашим классным. Она единственная, кто отнёсся ко мне с настоящей добротой. Научила верить в себя, сказала: «Всё зависит от тебя самой». Потом спорт, учёба, институт. На последнем курсе вышла замуж. – Она замолчала, потеребила край чашки. – Я всё о себе, да о себе… А расскажите вы. О своей жизни.

– После твоего рассказа мне даже неловко. Моя жизнь была ровной. Слишком ровной. Без особых потрясений. Но и без настоящей глубины, наверное?! – ответила Светлана Викторовна и отвела взгляд.

– Каждому своё, – Светлана грустно улыбнулась. – Господь не даёт больше, чем мы можем вынести. Видимо, мне нужно было пройти через всё это. А вам, что-то своё. Расскажите, не стесняйтесь.

– Знаешь, почему ты всё выдержала и не ожесточилась? – неожиданно спросила Светлана Викторовна.

– Почему?

– Ты ведь в рубашке родилась.

– В рубашке?

– Да, в родовом пузыре. Это редкость. Опасно, но считается, что такие дети – особенные. Сильные. Защищённые судьбой.

– Поразительно! Прожить сорок пять лет и только сейчас это узнать?! – с удивлением покачала головой Светлана.

Светлана Викторовна достала из шкафа металлическую коробочку. Открыла и протянула дочери.

– Это твоё. Бирки из роддома, и прядка волос. Ты родилась с густыми волосами. Я срезала немного на память. Хранила все эти годы.

Светлана взяла вещи с осторожностью, будто боясь спугнуть воспоминания.

– Волосы, как у Алёнки… – прошептала она, перетирая волосы между пальцев. – Я, когда у мамы спрашивала, во сколько родилась, она всегда говорила, что не помнит. Я удивлялась, что как можно не помнить такое?

– Хочешь, покажу фотографии? – предложила Светлана Викторовна.

– Конечно!

Они разложили альбомы. На первой странице был женский портрет.

– Удивительно. У меня никогда не было такого платья?! – зная, что помощники адвоката делали её фотографии, не скрывая удивления, начала Светлана и замолчала.

– Это я, Светочка, – улыбнулась мать.

– Мы… одно лицо, – потрясённо произнесла Светлана. – Только глаза разные.

– У тебя глаза Александра. А всё остальное – моё. Мы с ним очень похожи. Нас даже называли братом и сестрой. Вот фотографии из Севастополя, это дни нашего знакомства.

Сидели рядом. Разговаривали. Листали. Смеялись. Не замечая, как постепенно расстояние между ними сокращалось, и они начали сближаться. Между ними возникло нечто новое, настоящее. Что-то родное, трепетное, живое.

Когда просмотрели второй альбом, Светлана посмотрела на часы.

– Мне пора. Девочки ждут.

– Ты познакомишь меня с ними? – тихо спросила Светлана Викторовна.

– Да… познакомлю, – после паузы кивнула Светлана. – В выходные.

– Завтра приедешь?

– Завтра не смогу, работы много, – Светлана заметила, как расстроилась Светлана Викторовна, и, улыбнувшись, добавила: – В пятницу приеду также в два часа.

– Да?! Я буду ждать с нетерпением! – обрадовалась и, не скрывая этого, сказала Светлана Викторовна.

Хоть с маленькой, но надеждой на будущее, улыбаясь, она смотрела на дочь. Радуясь тому, что Светлана смогла найти в себе силы и пойти на общение. С гордостью Светлана Викторовна думала о том, что у неё выросла хорошая и с сильным характером дочь.

– Да, да, в пятницу! – счастливо улыбаясь, шла за ней, и на ходу приговаривала Светлана Викторовна. – Ты ещё не рассказывала о замужестве, о муже. Я буду ждать!

Светлана Викторовна стояла в коридоре, глядя вслед дочери с лёгкой, радостной надеждой в глазах. Её сердце наполнялось верой: всё ещё можно успеть. Всё ещё можно наладить. У неё есть шанс.

Светлана шла к выходу, ощущая странную лёгкость. Никаких криков, ни обид. Она не думала, что сможет простить. Но, кажется, внутри что-то изменилось. Тёплое, будто весенний лучик, разлилось по груди. Покой. Не прощение, ещё нет. Но путь к нему начался.

А потом её снова окатило тяжёлой, вязкой волной.

– О муже… зачем она спросила о муже? – думала Светлана. – Нет, пока не готова. Пусть это останется при мне.

Светлана с грустью подумала, что кроме детей, в её жизни не было другого счастья. Только они. Только они наполняли её сердце светом. Ради них она жила, терпела, надеялась. Ради них стоило жить дальше.

Глава 11: «Исповедь в темноте»

Девочки с нетерпением ждали возвращения мамы. Как только Светлана вошла в квартиру, они тут же обступили её с вопросами. Светлана, улыбаясь, рассказала о встрече со Светланой Викторовной, пообещав, что в выходные они обязательно познакомятся.

Ночью, уже лёжа в постелях, дочери долго разговаривали. Сначала вполголоса, а потом, когда поняли, что мама спит, перешли на шёпот. Они смеялись, строили догадки о бабушке, фантазировали, какой она может быть?! Светлана лежала тихо, с закрытыми глазами, но не спала. Мысли, тяжёлые и тревожные, крутились в голове, не давая покоя.

Перед внутренним взором вновь и вновь возникал Андрей, мужчина, с которым она прожила двадцать лет. Двадцать лет… Не жизни, а мучения. Сколько в них было боли, обид, разочарования. Сколько слёз, выплаканных в подушку, сколько молчаливой злости, сколько одиночества, несмотря на то, что рядом был муж?!

Вспоминалось, как быстро они поженились. Как юной девушке ей казалось, что он её рыцарь! Красивый, обаятельный, ухоженный, один из самых видных студентов института. Все подруги завидовали: «Вот это тебе повезло!» А она верила, что нашла своё счастье. И только после свадьбы Андрей снял маску. Исчезла галантность, исчезли ухаживания. Осталась только раздражённость, грубость и постоянное недовольство.

Он никогда не поднимал на неё руку, нет, он просто уничтожал словами. Мог закатить скандал из-за пустяка, кричать, топать ногами, швыряться вещами. Проклинал, матерился, унижал. А потом, словно ничего не было, спокойно ел ужин, смотрел телевизор, даже мог что-то невинное спросить. Как будто не он только что разорвал её душу на куски.

Светлана вспоминала, как Андрей изменял ей. Она чувствовала это всегда; по его поведению, по смене запаха парфюма, по аккуратности в одежде. Он становился другим: чистым, внимательным к себе, ухоженным. И это всегда было знаком, что появилась очередная женщина. Она не устраивала сцен, не кричала, просто тихо плакала в подушку. Подушка была её единственной исповедницей, её подругой, которая всё знала и никому не рассказывала.

Андрей был безразличен к детям. Он мог прикрикнуть на них, пройти мимо, не поинтересоваться, как прошёл день. Зато к её подругам, даже к случайным гостьям, позволял себе пошлые шутки, заигрывания. От этого Светлане становилось особенно мерзко. Она перестала звать кого-либо в дом. Стыд, отвращение, унижение.

Потом он потерял работу. И стало ещё хуже. Деньги приносила только она, а он лежал на диване, как царь, требующий подношений. Мог грубо ответить на любой вопрос: «Что, опять загибаешься?», если она заболевала. Ни капли сочувствия, не одной попытки помочь.

Светлана старалась как могла: работала на двух, иногда на трёх работах. Тянула детей, дом, счета. А он… Он покупал продукты, не спрашивая, нужны ли они, а потом выставлял ей счета. А если она возмущалась потраченной суммой, то слышала в ответ только хамство.

Она вспоминала, как однажды не выдержала. Очередной скандал из-за пустяка. Крики, злость, и его фраза: «Заткнись, ненавижу!» Это стало последней каплей.

– Всё! – сказала она тогда, выпрямившись. – Если ты живёшь с человеком, которого ненавидишь, то мне тебя жалко. Не хочу мешать тебе быть счастливым. Уходи.

И он ушёл. И на этот раз было к кому. У него всегда была очередная. А потом вернулся, требуя раздела квартиры. Плевать, что их трое. Она и девочки остались в одной комнате. Он был один, но хотел равного дележа. Кричал, обвинял, оскорблял.

Теперь, лёжа в темноте, Светлана вспоминала всё это и с удивлением ловила себя на том, что ей не больно. Не обидно. А только пусто. Пусто и легко. Всё это в прошлом. Всё пережито. Она свободна! Больше никто не имеет власти над её душой. Ни Андрей, ни его крики, ни его ложь.

Светлана вздохнула, на губах появилась едва заметная улыбка.

– Господи, спасибо, что я выжила! Спасибо за девочек. Спасибо, что я теперь знаю, как не надо жить, – прошептала она одними губами и закрыла глаза.

Впереди была новая жизнь. Тихая, своя. Без унижений. С любовью, которую она дарила и получала от дочерей.

Глава 12: «Груз прошлого, шаг в будущее»

Как и обещала, в пятницу Светлана приехала в гости к матери. Это была первая встреча, которая принесла обеим тихую радость. Пока сдержанную, осторожную, но всё же радость. В их общении появилось первое, едва уловимое тепло. Они, как две подруги, прошли в комнату. Чай уже стоял на столе в гостиной, но Светлана Викторовна настояла, чтобы сначала дочь пообедала.

– Светочка, ты обещала рассказать о муже, о вашей семейной жизни, – устроившись на диване, напомнила Светлана Викторовна после обеда.

– Особо рассказывать нечего, обычная жизнь, обычная семья, – неохотно начала Светлана, понимая, что разговора не избежать. – Поженились на последнем курсе института. Мужа звали Андрей.

– Звали? – с тревогой переспросила мать.

– Мы разошлись чуть больше года назад, – спокойно сказала Светлана.

– Прости, если я бестактна… Но почему?

– Он всю жизнь гулял. Я терпела, надеялась. А он ушёл к другой. Наверное, я была плохой женой?! – Светлана отвела взгляд.