Полдень древних. Арьяна Ваэджо

Молчание длилось долго. Когда она решилась взглянуть, Сар обнаружился в той самой позе египетского владыки. Это у них, наверное, обрядовый жест, типа – «останов-перезагрузка»

Минута – и сгорбился, оперся локтями о колени.

– Впрочем, не слушай меня, дурака! Ничему жизнь не учит…

Взгляд искоса, жалобная улыбка.

– Спать пора. Утром все иначе зазвучит.

Пододвинулся, пахнув перегаром. Осторожно подхватил под спину и колени.

Приятно было. Всегда трогает сердце, греет, близость умного и доброго человека, кем бы он там себя не считал…

Потом был бурый полумрак спальной клети. Мех покрывала. Под голову, сунули подушку, не особо бережно и церемонно.

И, вот, нависают, рассматривают. Глаза поблескивают в темноте… И что-то небольшое, темное, виснет над лицом. Рука. Шевелится завораживающе. Играет он так? Как детям козу делают… Пальцы причудливо сложены в горсть… Упруго покачиваются как голова змеи. Что за диво?

Нежданная резкая боль во лбу и провал в небытие…

***

И было ей виденье… Из тех, после которых просыпаешься в слезах…

Щеки и впрямь мокрые. Вязкий тоскливый страх пронизывает все… Держит в тисках. Хотя сон не отвратительный. Красивый, чувственно яркий…

Снился Сар. Будто стоял под дождем, еще робким, едва начавшимся, какой за счастье после долгого предгрозового зноя. И ловил первые капли. Улыбался, распускал косы. Распутывал кожаные ремни, быстро и нетерпеливо, спеша ощутить нежную шероховатость намокающих прядей. И это было последней каплей откровения. Потому что одежда давно лежала у ног. Их ничего не должно было разделять. Человека и дождь…

Тяжелое, сизое небо, лес, стелящаяся к земле трава. И поднятые руки в жесте молитвы.

Так она и пришла к нему, смерть. Застав в такой позе. Вода омывала тело, разлеталась тысячью брызг. Сар мотал головой, кричал что-то небу. Молитва это или проклятье – не слышно было из-за дождя. Он лил стеной, растворяя в себе человека.

Борута. Мета первая

Я – странный человек… Борута!

И доложу вам, жить-то так и зваться не просто… Не всяк мою судьбу осилит…

Вроде по недосмотру жив. Не должон быть, а вот есть… Мамка вместо меня на тот свет ушла. А я, вот, раздвоился от великой тоски и скорби…

Как его увидел в малолетстве, того крохотного старичка – сразу понял – я. С тех пор в обоих домах гостеваю. И добро бы плоть двойная – дух распался. И почали две его стороны свой ход во времени, да в разные стороны…

Морока от того великая. Толком уложить ничего нельзя. У одного завтра – это завтра, а вот, у другого завтра – вчера. Не разбери поймешь. Но управляюсь как-то. Почитай уж не первую сотню лет.

Время, не щадит оно человека. Изнашивает. Не много мне, должно, осталось. Один поседеть да скрючится успел, другой до поры дошел, когда на девок заглядываются.

И разные они очень. С рожденья старик – любопытник, похабник большой. Вроде тех, кто из крома приходит… Ни меры, ни ума – зверье. Интерес к ним имеет. Урок у него такой – со стороны на себя смотреть, вроде через них…

А тот, кто дитем изначально был, вблизи от них мается. Скучны они ему. Жалеет их, пасет. Да устает сильно. Другие ему любы. Те, у кого тела молоды, а душа-то в морщинах. Жрецы…

Ходишь, бывало, вкруг них, как завороженный. А такая страсть, если приглядеться… Ликом-то краса. А обернешься неловко – сердце падает. Человек? Морок? Не пойми чего там больше.

Впрочем, и у воев не все звериный блеск в глазах. Есть те, кем залюбоваться можно, как мурти в храме… И скот, и древний небожитель каким-то чудом в них уживаются. И не спорят…

Видал их, древних-то богов… Тех, что в Гламе и сыне его живут… Все чаще о них размышляю. Вижу их глазами старика. Они – его будущее. Зерно его до них доживет. Тот же, кто дитем родился – канет в страшное. В войну и кровь, во времена столь дикие, что не верится, что люди подобное творят…

И страшно выходца из той поры увидеть. Будто весь кошмар рядом…

Пришлая, она оттуда. Мутная. То ли запугали до смерти, то ли покалечили. Больно смотреть…

Вот бывает порой – домовая нежить чудит. Этакая махина, мощи немеряной, на тебя прет. Не хочет, вишь, заведенным порядком жить, переклинило… Жуть пробирает, покуда не починишь. И всегда вопрос – кому на тот свет сегодня – тебе или ей.

Пришлая такова ж. Представьте – угодил древний бог в тело зверя, да больного, да слабого. И выбраться не может… Искрит, нити рвет, поле огромное – неловко зверь ворохнись – все под горизонт выгорит, мигнуть не успеешь.

Даже страшно представить, где такого редкостного урода выискали. Последние времена, знать, пришли. Когда все можно, все с рук сойдет.

Впрочем, не Боруте о том судить. Борута, он как воробей, чирикает…

Лина. Обстоятельство семнадцатое

Она рывком села. Голова кружилась. Слезы… Щеки мокрые… Что делать? Ведь это смерть была. Пророческий сон…

Как, вот, в таких случаях себя ведут? Приходят и объявляют: «Я тут видела, как ты дуба дал!» Веселенький эпизод…

Хотя ему не привыкать…

Есть, правда, радикальный способ с ситуацией разобраться. Убрать причину. Сбежать!

Господи, вот что уже должно случиться, чтобы человек повзрослел?! И прекратил, как в пять лет, считать себя героем и чудотворцем? Куда бежать-то и, главное, каким образом?

И с чего решено, что сон – такая уж невыносимая драма? Ну да, реальный до жути. Но мало ли кошмаров снится?

Сгорбившись на лавке, она потирала затекшие бока. Непонятно, как можно спать на такой доске? Никогда не понимала! Только вот шкура поверх и все! Хотя, помнится, заснула она вчера не сама…

Окошки над потолком слабо светились. Значит, утро… После давешнего вечерка… Это, вот, вспомнить…

Она упала обратно в шкуру, закуталась и подсунула под голову пеструю, пахнущую сеном подушку. Коза! Напилась как черте что!

Но вернуться в забытье мешали. Шум. Странные звуки. Вроде музыка. Негромкая, но чудная. Из соседней комнаты доносилась. Сложная, замысловатая мелодия с каким-то, не поймешь, вяжущим оттенком. Да, порой у музыки есть вкус…

Из всех инструментов земли такой звук исторгает только вина. Резонаторы, дают удивительный эффект, когда музыка как будто массирует нутро, воздействует не только на слух, но, кажется, на саму плоть, вызывая сложную комбинацию ощущений. И вкус… Вкус в том числе.

Музыка во время пробуждения всегда приносит печаль и желание вечно плыть в ее волнах, не вылезая из-под одеяла. Но день начался, как ни верти… Так что «упал-отжался»…

Бесповоротно вылезши из-под одеяла, обнаружила она себя в футболке и джинсах. Сар на этот раз не особо усердствовал. Даже заботу, вот, проявил. Шкурой укрыл, более походящей на половик, подушку подсунул… Ну, и все за нее решил. Чтоб дитятя не ныла и не бродила – по лбу! Такая у них метода…

Сено кололось сквозь носки. С трудом ориентируясь в полутемной комнате, она выловила, наконец, кроссовки из пряно пахнущей травяной кучи и уселась в задумчивости, надев один из них. Не могла в себе разобраться. При мысли, что с Саром этим опять предстоит столкнуться, и даже попытаться непринужденно себя вести, пробирал холодный ужас. Что бы он там вчера не нес про романтические чувства, тип все-таки жуткий. О телесности человеческой знает столько, что ни один медик близко не стоял. И оттенок у этих познаний какой-то нехороший. Сродни ремеслу палача…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.