Тени в барсучьей норе

– А мы с Дмитрием так и не нажили детей,– опустив глаза, печально сказала толстушка,– Так случилось, и, конечно, никто в этом не виноват. Но знаете, я всегда спрашивала себя «Почему? Что я такого сделала, за что Бог вдруг лишил меня радости – быть матерью? Или, может, он боялся доверить мне дитя? Неужели я так плоха, чтобы не суметь вырастить человека?»

Неожидавший от жены внезапной откровенности старик попытался остановить её, нарочито задев локтем, но женщина была так растрогана, что лишь раздраженно оттолкнула его руку и хотела было добавить к своим словам что-то ещё, как вдруг позади раздался скрип, и оба супруга обернулись. По ступеням лестницы ведущей на второй этаж, чуть касаясь рукой перил, неторопливо спускалась молодая женщина. В тусклом сиянии зажженных свечей черты её лица были не различимы, но стройный стан, выдержанные линии платья и строгая осанка весьма заметно выделяли привлекательность их обладательницы.

Появление девушки, казалось, удивило хозяйку дома. Лора проводила её рассеянным взглядом, как будто спешно подбирая, что сказать в следующий момент, а когда та подошла ближе к столу, женщина живо поднялась с места и с улыбкой произнесла:

– Анна, милая, я решила, что ты легла спать. Мы не ждали тебя к ужину. Но раз ты здесь, я пойду и наскоро что-нибудь приготовлю.

Лора уже собралась идти на кухню, но Анна остановила её.

– Не беспокойся об этом,– коснувшись плеча матери, сказала она,– Я лишь хотела помочь тебе с встречей гостей, но сама ничуть не голодна.

– Что же, тогда прошу тебя познакомиться с Мартой и Дмитрием. Они попали в непогоду и эту ночь проведут здесь,– ответила Лора.

Анна вежливо поклонилась.

– В этом доме всегда рады гостям,– сказала девушка.

Пройдя мимо замерших на стульях Марты и Дмитрия, она взяла со стола чайник и наполнила из него сначала чашку матери, а затем и чашки пожилых супругов. Движения Анны были неторопливы, и любопытная толстушка, из воспитанности не посмевшая открыто рассматривать девушку, всё же успела бросить взгляд на её руки. Увенчанные голубой кружевной оторочкой рукавов, тонкие бледные кисти Анны выглядели безжизненными. Их белая, оплетённая волнами шрамов, кожа казалась обескровленной, а пальцы такими хрупкими, словно едва были способны удержать глиняный чайник. Заметив, как рука девушки подрагивает под его тяжестью, Марта поспешила помочь, но только дотронувшись до неё, вдруг вздрогнула и, поняв, что не сумела скрыть неприязни от этого прикосновения, стыдливо опустила глаза.

– Эти кружева Анна сплела сама,– тут же произнесла Лора, пытаясь сгладить неудобный момент, а затем протянула к толстушке руку и, демонстрируя рукав своего платья, добавила,– И для меня она тоже сделала подобные. Не хочу хвастаться, но таких я не видела даже в городе на центральном бульваре.

Всё ещё в смущении Марта ощупала плетение кружев, похвалила их изысканный узор и, чтобы не добавить к сказанному лишнего, отломила ломоть кренделя и положила его в рот. Женщина прониклась к Анне с первых минут рассказа о ней и совсем не хотела, переволновавшись, наговорить того, что могло бы её задеть.

Однако Дмитрий, всё это время хранивший молчание, напротив, неожиданно разговорился.

– А где же ваш хозяин?– вдруг спросил он Лору,– Должно быть спит в этот час? В такой дождь самое дело хорошо поспать.

– Ушёл к старику-соседу ещё в полдень,– ответила хозяйка, коротко взглянув на Анну,– Бедняга одинок, дом у него старый, а этот дождь совсем размыл его ветхую крышу. Он просил помочь и раньше, но муж всё время в делах, а вот теперь уже и не отложить. Даже не знаю, вернётся ли к ночи.

Марта сочувственно покачала головой и поблагодарила за чай всё ещё стоящую возле неё Анну. Девушка учтиво кивнула ей в ответ. Обойдя стол, она поцеловала мать в лоб и села от неё в стороне, туда, где освещение было хуже, и тень несколько скрывала её лицо.

– Осень сегодня показала характер. После такого дня мы можем уже не ждать оттепели до самой весны, – задумчиво произнесла Анна, глядя на Марту, и прежде чем толстушка, проглотив последний кусок кренделя, смогла ей что-то ответить, спросила,– Что заставило вас отправиться в путь в такую непогоду? Дорога через лес во время дождя особенно опасна. Повозка запросто могла увязнуть в грязи, и вам пришлось бы или ночевать посреди чащи, или идти пешком до посёлка.

Супруги переглянулись.

– Видите ли…– начал Дмитрий.

Но Марта, отчего-то решив перебить его, внезапно выпалила:

– Мы переезжаем.

Поняв свою ошибку, толстушка так зарумянилась, что краснота её круглых щёк стала заметна даже, несмотря на окружающий полумрак. Марта виновато взглянула на мужа, но тот, вдруг, быстро нашёл, что прибавить к сказанному.

– Старухе в наследство достался домишко покойной сестры,– заговорил он,– Конечно, место не из лучших – на самых задворках города, да и постройка требует немалого ремонта: стены покосились, печь коптит и с кровлей тоже не всё ладно. Но, прежнее то наше обиталище было куда хуже. После последнего весеннего паводка мы так и не смогли его восстановить. Огород заболотило илом, и ничто уже не могло там взойти. А в городском доме, какой никакой, есть клочок земли. Уж капусту, да картошку сможем вырастить, чтобы продержаться до последних дней. Вот, собрали мы своё старьё, да и выехали. А почему в такой день? Да потому что до тепла с пустым погребом нам не дожить. Доберёмся до города, обустроимся, там уж и найдём чем пропитаться.

Марта смотрела на Дмитрия и с трудом сдерживала своё удивление. Ей никогда раньше не доводилось слышать от мужа такой красноречивой лжи, к тому же поданной столь просто и проникновенно. Не знай она правды, поверила бы каждому его слову и уж точно не захотела бы искать ценностей в скарбе такого бедняка. Сказанное понравилось и самому старику. Он даже немного ссутулился, вживаясь в роль незадачливого переселенца, а когда понял, что с успехом справился с ней, довольно оправил ворот рубашки и, с чувством полного удовлетворения собой, ухватил с тарелки последний крендель.

– Как плохого человека до злодеяния, или после Бог осечёт, так хорошему рано, или поздно поможет,– с улыбкой сказала Лора,– Вот вам в трудную минуту помощь пришла. Обвыкнитесь в городе, и всё пойдёт легко.

– Одной надеждой живём,– тяжело вздохнув, ответила Марта.

Зная, что больше говорить не стоит, толстушка сразу же замолчала. Вместе с ней молчали и остальные. Каждый не знал, о чём ещё завести разговор и ждал, что кто-то другой за столом прервёт неловкую паузу. Не касаясь друг друга взглядами, хозяева и их гости потягивали из чашек остывший чай и смотрели как за окном из наступившей темноты вырываются струи дождя и неистово бьются в стекло.

Неожиданно у входа в дом послышалось движение: кто-то обивал от грязи обувь и негромко разговаривал. Дверь скрипнула, и в следующую минуту в комнату, почти крадучись, вошла девушка, а следом за ней пожилой мужчина: оба вымокшие, но нисколько этим не расстроенные и даже порядком навеселе. Заметив сидящих за столом, они остановились. В комнате вновь повисла тишина. Но длилась она всего несколько мгновений: молчание прервала Лора.

– Как же ты вымок, Александр!– воскликнула она,– Стоила ли таких усилий эта негодная крыша?! Шутка ли! Ты ведь можешь заболеть!

– Обойдётся,– буркнул мужчина, утерев рукавом стекающую с бороды воду, а после, шатаясь, поклонился присутствующим, махнул рукой и стал подниматься вверх по лестнице.

Лора проводила его взглядом и, стыдливо пожав плечами, произнесла:

– Простите моего мужа. Видно так старик отблагодарил его за помощь. Я вас уверяю, завтра вы увидите Александра совершенно другим.

Стоявшая у лестницы девушка, видя, что её присутствие никому не интересно, тоже собралась подняться наверх, но голос хозяйки остановил её:

– А это Эльза, моя племянница, я уже говорила вам о ней,– сказала Лора и тут же, с некоторой язвительностью в голосе, спросила девушку,– Что тебя так задержало, милая? В этот час опасно бывать на улице.

Почувствовав колкость в заданном вопросе, Эльза гордо подняла подбородок и, оправив прилипший к ногам мокрый подол платья, ответила:

– Сегодня обокрали дом пекаря. После работы я зашла туда, чтобы помочь разобрать беспорядок.

Едва услышав о краже, Марта вздрогнула. Сама не зная от чего, она схватилась за бок, где среди складок юбок висела поясная сумка, и безотчетно её ощупала, но вдруг одумалась и быстро положила руки на стол. Спустя мгновение, украдкой осмотрев присутствующих, толстушка заключила для себя, что никто не заинтересовался её внезапным смятением, и это её успокоило.

Лора больше не стала задавать племяннице вопросов. Она понимала, что сколько бы не старалась уязвить её, за поздним возвращением девушки домой стояла причина, которая задевала её саму, и куда сильнее, чем любые поверхностные колкости. Среди присутствующих и без того уже было посеяно зерно подозрений, и взращивать его женщине совсем не хотелось. Хозяйка представила Эльзе гостей, и та, сославшись на необходимость переодеться к ужину, поднялась на второй этаж, однако позже так и не спустилась к столу. После её неожиданного появления вместе с Александром, хозяйка дома переменилась. Она погрустнела и, хотя старалась не показать испорченного настроения, мрачность лица выдавала её.

Разговор уже совсем не ладился. Наконец насытившись, Дмитрий всё чаще зевал и, засыпая от усталости, мялся на стуле. Марта не заводила беседы из боязни снова сказать что-то невпопад, а хозяйка и её дочь молчали, каждая переживая что-то своё, личное. Все они, удерживаемые за столом необходимостью соблюдать приличия, на самом деле хотели поскорей покинуть комнату, чтобы скрыться от оценивающих и осуждающих взглядов, но никто не решался предложить это первым.

Спасением от тяготы бессмысленного ожидания стал опустевший чайник. Он ознаменовал окончание затянувшегося ужина, и хозяйка предложила Дмитрию и Марте подняться в одну из гостевых комнат второго этажа, а сама, вместе с дочерью осталась убирать со стола, пообещав супругам, что непременно заглянет к ним перед сном. Довольные тем, что им не пришлось выдумывать причин, чтобы откланяться, гости заторопились вверх по лестнице.

Марта шла первой. Подобрав юбки и тяжело вздыхая, подгоняемая идущим позади мужем, она переваливалась с одной ступени на другую, и чем выше поднималась, тем крепче сжимала рукой поручень перил так, будто в любую минуту готова была скатиться вниз. Когда же толстушка добралась до последней ступени, и до конца подъёма ей оставался всего один шаг, она отчего то отпустила собранный в руке край юбок и сразу же, неуклюже наступив на них, с визгом повалилась вперёд. По комнате пробежала волна взволнованных возгласов, но уже через мгновение, Марта всех успокоила, ответив, что осталась невредимой, и попыталась встать. Кряхтя и жалуясь на старость, она оперлась руками об пол, затем ухватилась за стойку перил, и уже почти выпрямилась, как вдруг чья-то рука взяла её под локоть и уверенным движением вытянула с лестницы. Это была Эльза. Под удивлённым взглядом Марты, девушка внезапно прильнула к её уху и тихо прошептала:

– Не оставляйте дверь открытой. Непременно подоприте её стулом или тумбой.

После этих слов, Эльза отступила назад и скрылась за дверью своей комнаты, а толстушка, словно остолбенев, осталась стоять у лестницы. Казалось, она боялась пошевелиться, но когда Дмитрий взял её за руку, вдруг вернулась в чувства.

– Велела мне запереться на ночь,– еле слышно прошептала она, озираясь по сторонам, а через минуту, уже войдя в комнату, с ухмылкой добавила,– Как будто кроме неё в этом доме есть ещё кто-то, кого нам стоит опасаться.

В действительности, появление Эльзы напугало Марту, однако женщина не восприняла её предупреждение всерьёз. Толстушку больше взволновала наглость, с какой девица посмела к ней притронуться и её уверенность в том, что она может считать себя вправе бросать тень хоть на кого-нибудь в этом доме, кроме самой себя. Из всех обитателей Норы Барсука эта особа стала единственным человеком, вызвавшим в Марте столь тяжелые чувства. Даже Александр, которого толстушка подозревала в постыдных пороках, не был ей настолько неприятен. Ещё долго, после того как супруги оказались за закрытой дверью, она не могла успокоиться и всё говорила об Эльзе, вспоминая каждый миг тех минут, что им с Дмитрием пришлось провести в её обществе. Теперь ничто, кроме тонких стен не мешало женщине быть откровенной и она, пусть и шёпотом, но высказала мужу всё о тех чувствах, что успела испытать к распутнице с того самого момента, как её вредоносная сущность появилась в истории о трагедии Анны.

Дмитрий был терпелив. Он хорошо знал Марту, поэтому слушал её внимательно и не перебивал, а только поддерживая всё сказанное, понимающе кивал головой. Старик не лукавил, когда соглашался с женой: девица и ему показалась человеком недостойным. Он был согласен причислить её к подлецам, и даже преступникам, но думал о другом. Внимательно глядя в глаза жены, слушая её гневный шёпот, Дмитрий всё больше уносился мыслями в шумящую за окнами непогоду, облитую ею ночную улицу, и с жадностью искал тот укромный угол, где часом назад мог бы найти Александра и всё то, что теперь так возмущало Марту. А она, неспособная рассмотреть во взгляде мужа ничего, кроме понимания, всё говорила и говорила, пока не осознала, что устала уже даже от собственного голоса. Тогда, толстушка всё же заперла дверь на ключ, и супруги, приготовившись ко сну и не сказав друг другу больше ни слова, уснули.

Вопреки тревожному дню и всем своим опасениям, Дмитрий и Марта спали спокойно. Ночь в лесном поселении оказалась безмятежной, а дом, приютивший их на ночлег, тихим и тёплым.

Утром, разбуженная хриплым пением петуха, Марта открыла глаза. Первым, что она увидела, было окно, занавешенное прозрачной занавесью и царящий за нею предрассветный полумрак, уже по-настоящему осенний и тоскливый. Не желая шевелиться, чтобы не спугнуть ещё не покинувший её тело сон, женщина остановила взгляд на тонкой струйке воды, стекающей с оконного навеса и, убаюкивая себя мыслями о возможности никуда не торопиться, закрыла глаза. Засыпать в комнате наполненной тишиной и мерным постукиванием стрелок часов, было одним из тех желанных благ, которое Марта, вынужденная вести хозяйство, не видела с детских лет. Здесь же, в отсутствие фермерских забот, ей не нужно было подниматься засветло и она, зная это, всем своим существом отдалась власти сладкой дремоты и теплой постели. Однако, спустя мгновение после того, как мысли толстушки окутала сонная поволока, до её слуха неожиданно донесся еле заметный шорох, похожий на тихую мышиную возню. Марта снова открыла глаза, но по-прежнему не двигалась, надеясь расслышать откуда исходит звук, чтобы без промаха запустить туда чем-нибудь. Шорох прозвучал настойчивей, и толстушка, резким движением откинув одеяло, схватила с пола туфлю, замахнулась ею, но вдруг, замерла на месте. В углу комнаты, у стула, где была сложена одежда супругов, повернувшись спиной к кровати, стояла женщина. Стараясь остаться незамеченной, она медленно перебирала вещь за вещью и ощупывала каждую из них, словно что-то искала, но почувствовав, что оказалась застигнутой врасплох, остановилась и замерла без движения.

– Прочь отсюда!– попыталась крикнуть толстушка, однако голос её, перехваченный страхом, прозвучал хрипло и тихо.

Женщина вздрогнула и обернулась. Облаченная в ночную сорочку, босая и растрепанная перед Мартой была Анна. Она смотрела на толстушку всего мгновение, ссутулившись, точно ожидая удара, но потом вдруг бросилась к двери и выбежала из комнаты.

В первую минуту после произошедшего, Марта не могла пошевелиться. От завладевшего её телом волнения толстушка дышала часто, будто захлёбываясь воздухом, и сотрясалась всем телом. Мысли с шумом и вспышками неясных картин метались в её голове, а в ушах что-то назойливо и оглушительно пищало. Не сводя глаз с открытой двери, испуганная женщина продолжала сидеть на кровати, стараясь совладать со своим страхом и прийти в чувства. Когда же ей это удалось, она вдруг расплакалась и бросилась расталкивать спящего мужа.

Проснувшись, Дмитрий не сразу разобрал, о чём жена пыталась ему сказать. Толстушка говорила путано, рыдала и срывалась на крик, и прежде, чем старик смог понять, что произошло, ей пришлось не один раз повторить свой рассказ. Осознав случившееся, Дмитрий торопливо поднялся с кровати и запер дверь. Это напугало Марту ещё больше. Она почувствовала себя в ловушке и потребовала от мужа немедленно готовить повозку, чтобы поскорее уехать из злосчастного дома. Но, старик призвал её успокоиться и не спешить совершать глупости. История с воровкой взволновала Дмитрия ничуть не меньше, однако, в свете произошедшего, отъезд из Норы Барсука виделся ему совсем непростым. Уже не только Эльза и Анна вызывали у старика подозрение. Теперь каждый из обитателей дома мог оказаться двуликим лжецом и потому, опасаясь попасть в ещё большую беду, Марта и Дмитрий решили не затевать скандала, а уйти с миром, полностью оплатив оказанные им услуги. Но они не знали главного: нашла ли Анна то, что искала? Едва подумав об этом, толстушка кинулась к лежащим на стуле вещам. Трепеща от волнения, она отбрасывала в сторону одну юбку за другой, пока вдруг не нашла среди них свою сумку. Дрожащими руками она расстегнула её замок, но заглянув внутрь, облегченно выдохнула и заулыбалась. Свёрток с деньгами и бумаги о наследовании были на месте. Воровка не успела их найти.

Дмитрий и Марта поняли, что отделались лишь малым испугом. Собрав вещи и, договорившись вести себя так, словно ничего не случилось, супруги вышли из комнаты. Они тихо заперли дверь, прошли по узкому коридору второго этажа и спустились по лестнице в гостиную. Лора уже была там. Она стояла посреди комнаты, держа в руках одну из деревянных статуэток и, натирая её тряпкой, задумчиво смотрела в окно. Услышав движение за спиной, женщина обернулась. Её лицо казалось уставшим и заплаканным, но в тоже время, оно выражало такую холодность, что Марта не смогла удержать на нём взгляд и отвела глаза в сторону.

– Уже уезжаете?– спросила Лора, поставив статуэтку на полку.

– Да, отправимся пораньше,– стараясь сохранять в голосе непринуждённость, ответил Дмитрий.

Марта торопливо положила на стол деньги и, придвинув их в сторону хозяйки, сказала:

– Мы очень признательны, что вы не оставили нас на улице, и надеемся, что эта оплата в полной мере выскажет нашу благодарность.

– Была рада принять вас,– пересчитав деньги, учтиво ответила Лора и направилась к лестнице,– Позову Александра. Пусть приготовит повозку к отъезду.

Но Дмитрий остановил её.

– Не тревожьте мужа,– сказал он,– Пусть отдыхает. Это дело не составит мне труда.

Сказав это, старик с улыбкой поклонился и заторопился к выходу. Марта тоже откланялась, но пошла к двери нарочито медленно, сделав вид, будто совсем не спешит покидать дом, а как только переступила его порог, сразу же устремилась следом за мужем. Однако, не сделав и трёх шагов, она вдруг остановилась и замерла рядом с подпирающим навес столбом.

На скамье возле входа в постройку для лошадей толстушка заметила Эльзу. Девушка выглядела глубоко подавленной и совсем не замечала мелко накрапывающего холодного дождя. Глядя на свои руки, она медленно перебирала складки вымокшего платья и то с плеском опускала носок туфли в лужу под ногами, то снова поднимала его. Растрёпанные волосы, по-видимому так и не прибранные с вечера, свисали на её лицо тонкими завившимися от влаги кудрями, и от того девушка казалась ещё более опечаленной и несчастной.

Эта картина тронула Марту. Ей, ещё совсем недавно считавшей Эльзу порождением зла и коварства, отчего – то вдруг, стало жаль девушку. Толстушка неожиданно увидела её совершенно другой – кроткой и по-детски нескладной. От вчерашней бравурности и гордыни Эльзы не осталось и следа. Лишённая этих отталкивающих черт, не произнеся ни слова оправдания, она одним лишь своим видом освободилась от всех обвинений, которые Марта так яростно навесила на неё в вечернем разговоре с мужем. В каждом изгибе тела девушки, в удрученно опущенных плечах, покрасневших от холода пальцах и вымокшем платье, читались такая слабость и беззащитность, что всякий проступок, совершенный ею когда – либо, теперь имел объяснение. Судьба нежеланного ребёнка, одиночество и бессилие, сиротство и невозможность вырваться из загнивающего от своей ненужности лесного посёлка – всё это беззвучно кричало о себе, вырываясь из образа сидящей под дождём понуренной Эльзы.

Задумавшись, Марта шмыгнула носом, и девушка, услышав её, подняла голову. Она посмотрела на толстушку несколько отсутствующе, вскользь, точно всё ещё была в своих мыслях и не замечала её. Но вдруг, взгляд Эльзы наполнился осмысленностью и она, улыбнувшись, спросила:

– Уезжаете?

Женщина улыбнулась в ответ.

– Уже пора,– ответила она.

Неожиданно, девушка подскочила с места и, торопливо пройдя мимо Марты, вошла в дом. Проводив её долгим взглядом, толстушка пожала плечами. Она уже не удивлялась странностям этой семьи и хотела только одного – поскорее уехать из Норы Барсука, навсегда забыв дорогу обратно.

К счастью, Дмитрий уже выводил лошадей и через минуту, повозка была за воротами, готовая увезти пожилых супругов прочь от постоялого двора и его обитателей. Усадив жену на её привычном месте, среди мягких узлов с постельным бельём и одеждой, старик забрался на скрепу; встряхнув вожжами, свистнул лошадям, и повозка тронулась. Марта бросила прощальный взгляд на окна дома, глубоко вздохнула и уже хотела просить Дмитрия поторопить лошадей, как вдруг снова увидела Эльзу. Девушка выбежала из дверей дома и бросилась догнать уезжающую повозку.

– Стойте!– крикнула она, махнув рукой,– Подождите!

Дмитрий остановил лошадей. Скользя по грязи, Эльза подбежала к повозке, поднялась на приступок и сунула в руки толстушки свёрток, обёрнутый кухонной салфеткой.

– Прошу вас, не отказывайтесь. Это еда в дорогу,– сказала она, прижимая к свёртку руки Марты, а затем, неожиданно прильнула к ней и, крепко обняв, добавила,– Спасибо, что остановились у нас.

Толстушка смущённо улыбнулась. Не зная, что ответить, она просто поблагодарила Эльзу, и повозка снова покатилась вперёд. А девушка осталась позади и ещё долго стояла, посреди размытой дождём дороги, глядя вслед покидающим посёлок случайным гостям. С каждой минутой фигура её всё удалялась, становилась меньше, и скоро совсем исчезла из вида.

Оставив посёлок, повозка пожилой четы вновь въехала в лес. Отдохнувшие за ночь лошади уверенно тянули свой груз по лесной дороге и теперь шли не останавливаясь. Марта и Дмитрий молчали. С момента отъезда они не сказали друг другу ни слова, сидели задумчивые и угрюмые.

Всё это время, не выпуская из рук свёрток, толстушка размышляла о случившемся. Она вспоминала лица хозяев дома, их голоса, нелепые коряги на полках, руки Анны, кошачье чучело, слёзы, застывшие в холодном взгляде Лоры, и сидящую под дождём Эльзу. Возвращаясь к событиям вчерашнего дня, Марта не понимала, где могла обмануться и почему не разглядела истины. Путаница, хитро связавшая между собой праведность и порок сестёр; недосказанность, спрятанная между словами Лоры; сам дом, собравший под своей крышей несочетаемые предметы и несовместимых людей – всё это, будто нарочно было сплетено неясностями так, что разобраться в них оказалось для женщины непосильной задачей. Лишь ещё больше сбиваясь с мыслей, Марта недоуменно приподнимала брови и разводила руками, но так и не находила для себя ответов.

Между тем, лесной посёлок становился всё дальше. Словно радуясь благополучному избавлению пожилой четы от опасности, из серых осенних облаков выглянуло солнце. Прорываясь лучами сквозь ветви деревьев, оно осветило мокрую землистую дорогу, и от этого лес перестал быть таким мрачным, а воздух казался теплее. Оживлённая этой приятной иллюзией толстушка заговорила.

– И как мы могли так ошибиться?– сказала она вдруг,– Вот ведь как бывает! Прожили целую жизнь, а людей не знаем.

Дмитрий пожал плечами.

– Всё перевёрнуто с ног на голову,– помолчав, задумчиво продолжила Марта,– Ждали беды от блудницы, а получили от праведной. И ведь всё было перед глазами, как на ладони всё, но не разглядели. Такую гадюку за ангела посчитали! Вот так живёшь, в честные глаза человеку смотришь, а он есть оборотень и только и ждёт, когда бы ты отвернулся, чтобы тебе в спину ударить.

– Правду говоришь,– протяжно ответил старик.

– Сижу я теперь, Димитр, и думаю, сколько бы горя мы с тобой хлебнули, останься наш племянничек на этом свете,– снова заговорила Марта,– Вспомни, какими глазами он на меня смотрел! Тоже такой тихий, как Анна. Всё молчал и вроде без греха, а сам, наверняка, за этим молчанием злобу копил. Да откуда ему, добру – то, взяться, если из богатого дома, и вдруг – в бедность? Хоть и немощный был, точно ждал, когда мы вперёд него с жизнью расстанемся. Лежит и взглядом по стенам водит, будто несчастный. Благо, что с ним я не дала себе обмануться, не побоялась грех на душу взять. Сейчас -то точно знаю, что всё правильно делала.