Восемь режимов гирлянды

Светлана Каминская

Восемь режимов гирлянды

Каминская Светлана

Восемь режимов гирлянды

Все персонажи и события вымышлены, любое сходство с реальными людьми и событиями случайно. Некоторые локации Плёса и Ивановской области представлены в авторском переосмыслении.

Комбинированный

1

Больше всего на свете Тоша ненавидела опаздывать. Будильник, оповещающий, что ей пора выходить, уже давно прозвонил, а Тимура все не было. Ее пальцы нервно отбивали дробь по комоду, а глаза то и дело поглядывали на старинные маятниковые часы на стене. Те равнодушно отсчитывали секунды, будто вынося приговор: «тик-так, тик-так».

Раздался телефонный звонок, и Тоша подскочила как ужаленная. Вытащила телефон из кармана, едва не выронив на пол.

– Алло!

– Здравствуйте, Антонина Лисицына! Стоматологическая клиника…

– Ах ты, черт, – Тоша сбросила спам-звонок, ругая про себя младшего брата на чем свет стоит. Ну где же его носит!

Огромный лохматый леонбергер по кличке Зверь, растянувшись на своем коврике, все это время сочувственно поглядывал на хозяйку.

– Хорошо тебе, – прошептала ему Тоша, – никуда спешить не надо!

Пес лишь что-то промычал и с тяжким вздохом перевернулся на бок, будто хотел показать, что вообще-то и у него жизнь не сахар – даже не погладят пузико лишний раз.

Но Тоша не обратила на него внимания. Она снова бросила быстрый взгляд на часы. Уже почти семь вечера! Она должна была выехать полчаса назад. Еще и снег пошел…

Телефон зазвонил снова – на этот раз на экране высветилась фотография Тимура.

– Мур, ну где ты? – она недовольно цокнула языком в трубку.

– Уже поворачиваю, выходи!

Услышав заветные слова, она с шумом выдохнула. С плеч словно свалился груз. Если повезет, успеет прямо к началу смены. Либо, по крайней мере, задержится максимум минут на десять. Не смертельно.

Она уже схватилась за дверную ручку, когда вдруг из дальней комнаты на первом этаже ее позвал дедушка:

– Нина? Нинок, где ты?

Голос звучал испуганно, и Тоша замерла на месте, прикусив губу. Все-таки разбудила! Но возвращаться было уже некогда, хоть в груди и распустила свои щупальца тревога.

Она повернула дверную ручку, вышла на крыльцо и пронеслась через двор, минуя старую яблоню и скрытый ветвями деревянный стол, где они всей семьей любили пить чай теплыми летними вечерами. Сейчас лавочки-пеньки спрятались под сугробами, а к калитке вела узкая вычищенная тропинка. Тоша выбежала на дорогу как раз в тот момент, когда у деревянных ворот затормозил старый небесно-голубой «Москвич», на миг ослепив ее светом фар.

– Прости! – водительская дверь распахнулась, и из машины выскочил Тимур. Его шапка сбилась набок, обнажив пряди светлых волос, а в голубых глазах плескалась вина. – Ленка Кузьменко ключи потеряла, мы всей группой искали. А еще снег этот – все Иваново стоит! И на въезде пробка…

– А то ты не знал, что снег пойдет, – буркнула Тоша, резким движением поправив брату шапку. Как другим помочь, так пожалуйста, а что сестра торопится на работу – подумаешь, пустяки!

Она закинула в машину рюкзак и устроилась на водительском сиденье. В пухлой зимней одежде было тесно, но печка в «Москвиче» грела плохо, так что приходилось ютиться, чтобы не окоченеть.

– Не злись, Тох! Пожалуйста, – Тимур наклонился и быстро чмокнул сестру в щеку прежде, чем она захлопнула дверь у него перед носом.

– Все, я опаздываю! – возмущенно крикнула она, хотя в глубине души уже оттаяла. Брат не виноват, что на дворе зима, а на дорогах пробки. Да и, в конце концов, он имеет право на нормальную студенческую жизнь.

– Дедушка не спит. Спрячь на ночь ключи от входной двери, – раздавала она указания, – на всякий случай. И дай Зверю лекарство, у него снова несварение!

– Ладно, – он закивал, как китайский болванчик, согласный на что угодно, лишь бы загладить перед сестрой вину. Она захлопнула дверь, но, как назло, та не закрылась. Пришлось хлопать еще раз, а затем еще – на холоде с «Москвичом» такое бывало. Справившись с дверью и вконец разозлившись, Тоша так резко потянула ремень безопасности, что его заело, и она зажмурилась, набрав полную грудь воздуха.

Спокойно. Все хорошо. Никто не умрет, если она опоздает чуть больше, чем на десять минут.

Пристегнувшись, она схватилась за ручку стеклоподъемника, пару раз крутанула, пока стекло не опустилось на несколько сантиметров, сняла машину с ручника и сдала назад, крикнув Тимуру в окно:

– И пропылесось, пожалуйста!

Лицо брата омрачилось, но он все равно послушно кивнул.

– Ужин в холодильнике!

Она свернула у Никольской часовни и выехала на набережную. Справа растянулась темная, подернутая льдом гладь Волги. Раскинувшийся над ней Плёс напоминал сказочный городок из сувенирного снежного шара. Пестрели огнями занавеси гирлянд под крышами домов с резными наличниками и палисадниками, манили уютом празднично украшенные лавочки, трактиры и погребки, блестели выбеленные непогодой купола церквей.

Стоял крещенский сочельник, и на улице вперемешку с местными сновали туристы. Кто-то приехал на вечернюю службу и купания, другие просто гуляли, фотографировались у реки или толпились у памятника Шаляпину. Тоша с раздражением поглядывала на улыбающиеся лица.

Она миновала Торговую площадь и вскоре выехала на улицу, ведущую к выезду из города. У шлагбаума на въезд тянулась длинная вереница машин – такси, каршеринг, личные авто.

Тоша посигналила охраннику, проверяющему документы. Дядя Миша, узнав голубой кузов «Москвича», приветственно махнул рукой и поднял шлагбаум. Смерив презрительным взглядом автомобильную очередь, Тоша выехала из Плёса и вжала в пол педаль газа. Мотор радостно заурчал, загремел, заполнил своим тарахтеньем салон машины. Она одну за другой переключала передачи, набирая скорость. Сорок, шестьдесят, восемьдесят…

Магнитолы в машине не было, и Тоша включила радио на телефоне. Поймала любимую станцию. Ведущие болтали о какой-то чепухе – «коротко опишите, насколько вы ленивый человек». Кто-то прислал сообщение в эфир: «Я настолько ленивый, что кручу руль коленями». Тоша засмеялась в голос и крепче сжала обшитый кожзамом руль, нежно постукивая по нему пальцами.

На стареньком «Москвиче» когда-то ездил дед, потом отец, а теперь пришла и их с Тимуром очередь. Но если брат относился к машине как к обычной железяке, то она при взгляде на небесно-голубой цвет кузова, круглые фары и хромированные молдинги видела в ней живое существо. Друга.

Сколько себя помнила, Тоша обожала ковыряться в машине. Ее детские воспоминания были неотделимы от «Москвича», а осознанная жизнь словно началась с того дня, когда дед разложил перед ней инструменты и сказал:

– Это плоскогубцы. Это молоток. А это – о, это самая необходимая и незаменимая вещь в мире! Она как волшебная палочка.

Дед поочередно указывал на инструменты, аккуратным рядком лежавшие на столе, а потом зажал что-то в ладони и поднес к Тошиному лицу, словно готовился показать фокус.

– Отвертка, – таинственно прошептал он. – Ключик от всех дверей!

Пока все остальные девочки с их улицы играли в куклы, лучшими Тошиными друзьями стали инструменты. Под ее чутким надзором они женились и разводились, заводили детей и ходили друг к другу в гости. Так пассатижи вышли замуж за клещи, а у напильника и отвертки родились братики-зубила. Иногда им приходилось и выходить на работу, чтобы помочь деду или отцу в гараже, и тогда Тоша звонко выкрикивала «Отвелтка!» и «Пласагубцы!», подавая инструменты. Папа одобрительно подмигивал:

– Ну ты молоток, Тоха!

В десять лет она мечтала получить на день рождения свой собственный мультитул, и когда дедушка с утра молча положил перед ней маленький чехол, перевязанный розовой лентой, она чуть не задохнулась от восторга. Правда, счастье было недолгим – дедушкин подарок очень быстро отобрал у Тоши мальчишка с Мельничной.

Тот-о-ком-нельзя-вспоминать.

Как бы она потом ни плакала и ни умоляла его вернуть подарок, он был непреклонен. Да и мультитула у него, скорее всего, уже не было – наверняка родители загнали кому-нибудь за полрюмки водки.

Шли годы, Тоша взрослела, но ее главная страсть никогда не менялась – девчонки-соседки начали гулять с мальчиками, а она все вечера и выходные проводила, согнувшись над капотом, с грязными по локоть от машинного масла руками. Соседи называли ее странной, а мальчишки крутили пальцем у виска, мол, не девчачье дело – в машине ковыряться. Она выделялась среди сверстников точно так же, как если бы в Плёсе вдруг вырос небоскреб. Мама тщетно покупала для нее платья и заколочки. Ничего лучше джинсового комбинезона со множеством карманов и бейсболки на голове для Тоши не существовало.

Даже Тимур не разделял ее страсть к машинам – он все больше сидел за книжками и возился с бездомными щенками, пытаясь найти им хозяев. Никто не понимал Тошу, кроме отца и деда. В механизмах все было четко отлажено, в отличие от человеческих жизней, на которые она вдоволь насмотрелась в детские годы: у этого родители пьют, того бьют, а у этих уже десяток детей на стороне… А после того случая она и вовсе закрылась, зарубив себе на носу: с людьми сложно. А вот с машинами легко и честно.

2

Колеся по шоссе между Плёсом и Приволжском, вдоль высоких сосен, берез и елей, тянувшихся макушками к бескрайнему небу, Тоша ощущала тот покой, какого ей иногда не хватало в родном городе. Из школьных уроков она помнила, что когда-то, еще задолго до того, как течение Волги забросило сюда пароход с художником Исааком Левитаном и его ученицей и любовницей Софьей Кувшинниковой, в Плёсе была крепость – деревянные оборонительные сооружения защищали Соборную гору. Теперь же от нее остался лишь земляной вал, и пусть сама крепость выстраивалась и сжигалась много веков назад, Тоше казалось, что точно так же Плёс потерпел поражение и в битве с современными туристами.

С каждым годом их приезжало все больше и больше – настоящее иногородне-туристическое иго, атаковавшее Плёс и по автомобильной дороге, и по водной артерии. Тоша ненавидела само слово. Ту-рис-ты. Оно скрипело на зубах, словно песок. Наверняка некоторые здешние родители пугали туристами своих детей, если те не хотели ложиться спать.

Они стремились сюда, чтобы отдохнуть от бешеного ритма столицы и других мегаполисов, и словно всасывали в себя безмятежность Плёса, оставляя Тошу ни с чем. Все в городе делалось ради них: скупались и ремонтировались старые дома, прокладывались новые дороги, открывались кофейни. Люди слетались на пропитанный стариной дух города, словно мошки на свет, и из-за большого потока гостей пришлось поставить шлагбаум – иначе бы Плёс погряз в машинах и выхлопных газах.

Жизнь стала красивой, дорогой и беспокойной. Застать Плёс в первозданном виде можно было только на рассвете, когда омытый туманом и росой город еще спал. До того как Тоша начала работать в Ивановском аэропорту, она выходила гулять в четыре утра и наслаждалась пением птиц, запахами цветов, впитывала в себя зелень деревьев и глубокую насыщенную синеву Волги.

Когда она в последний раз встречала рассвет в Плёсе? Наверное, год назад? Да, верно, именно тогда она перевелась на заочное и устроилась в аэропорт. Ей было двадцать лет.

А куда делся этот год? Что в нем было, кроме нескончаемых поездок в Иваново и обратно, учебы, которая не приносила удовольствия, забот о больном дедушке и вечных мыслей, как сэкономить деньги?

Ах да, еще же был Зверь со своим неустойчивым желудочно-кишечным трактом. Комбо!

Остались позади Приволжск и Фурманов. На заснеженном горизонте показались ивановские многоэтажки, и вскоре Тоша въехала в город. Здесь машины двигались медленно. Она попала в несколько небольших пробок, словила все красные сигналы светофора. В центре перед ней выехала учебная машина, а сразу следом – трактор. Его мигающая желтая лампочка вывела Тошу из себя.

Зазвонил телефон. Жаль, что сегодня ей менять Арину, а не лучшую подругу Ангелину – та бы не стала докапываться, почему Тоша опаздывает.

– Алло, – устало выдохнула она.

– Ну и где ты? Начало девятого! Тут пассажиров тьма, все задержано!

– Прости, Ариш. Снег, – ответила Тоша. Очередной светофор злорадно моргнул желтым и переключился на красный прямо перед ней. – В Иваново пробки. Поворачиваю на Некрасова, буду минут через двадцать!

– Ладно, – раздраженно ответила Арина. – Все прилеты перенесли в Ярославль, так что будь готова. Телефон обрывается.

Тоша застонала.

– Встречающие тоже негодуют, сама понимаешь. В ящике лежит конверт для Павла Сергеевича, утром должен зайти забрать. Кстати, сегодня было совещание по поводу юбилея аэропорта. Отмечать будут в последнее воскресенье марта. Всем, кто не на смене, явка строго обязательна.

– Что? – Тоша от удивления чуть не пропустила поворот. – В смысле строго обязательна?

– Так Павел Сергеевич сказал. Они уже забронировали банкетный зал в Иваново. Вечер будет в стиле первого бала Наташи Ростовой.

– Наташи… Что? – в ужасе пискнула Тоша. Она уже представляла этот кошмар: платье, каблуки, укладка волос. Алкоголь, глупые тосты за процветание аэропорта, никому не нужные почетные грамоты в дешевых рамках. У нее нет времени на всю эту ерунду. И подходящей одежды тоже.

И денег.

– Кто вообще это придумал?

– Коллективное бессознательное, – усмехнулась Арина. – Думали-думали и наконец придумали. Кто-то сказал, что авиация – это в первую очередь романтика. А романтика – это балы. А балы это… Ну ты поняла.

– Что за ерунда!

– Ничего не говори, все в шоке. Но девчонкам идея нравится. Правда, сомневаюсь, что половина из них вообще в курсе, кто такая Наташа Ростова. Стопудово думают, что это линия одежды.

– Ха, – прыснула Тоша.

– Но они уже ищут себе кавалеров и платья в пол.

– Кто бы сомневался.

– Кавалер, кстати, тоже обязателен. Нужно прийти с парой, типа, чтобы танцевать и все такое. Это два главных условия: пара и никаких мини-юбок. Вот тебе и весь бал. Слава богу, мазурку учить не надо! Или что там раньше танцевали?

Тоша грешным делом было подумала: может, уволиться к черту? Или попробовать поменяться сменами. Бал, кавалеры… Кавалеры! Слово-то какое вычурное…

Нет, танцы – это не ее. Как и кавалеры.

– Ах да, и еще, – продолжила Арина. – Лифт сломался, а новому сменному инженеру пропуск выдали уже к вечеру. Он только недавно пришел чинить. Не знаю, сколько провозится.

– Потрясающе, – прошептала Тоша. Ей уже хотелось, чтобы наступило утро.

– У меня автобус через десять минут, так что мы с тобой сегодня не пересечемся.

– Ага. Окей.

Тоша нажала отбой. Учебная машина и трактор свернули, и дорога перед ней наконец расчистилась. Тоша выехала на трассу к аэропорту, и вскоре на фоне темного неба показалось небольшое двухэтажное здание терминала.

Она припарковалась, с третьего раза захлопнула дверь и заперла «Москвич» на ключ. Подняла дворники, чтобы те за ночь не примерзли к стеклу, и ей не пришлось провозиться все утро, отдирая их ото льда. В конце концов, у нее не было на это времени – уже в девять ее будет ждать Тимур, чтобы взять машину и поехать в Иваново на учебу. Счастье, что он учился во вторую смену. Жаль только, что расписание автобусов с его графиком не совпадало – те ходили из Плёса раз в час, да и в дороге тряслись не меньше. Приходилось передавать друг другу «Москвич» как эстафетную палочку.

Терминал встретил ее духотой и гулом. Тоша протиснулась к входной группе через очередь из пассажиров и встречающих, не обращая внимания на их возмущение. Кивнула в знак приветствия ребятам на досмотре и, дождавшись, когда ее рюкзак проедет через интроскоп, помчалась к справочной.

Арины уже не было, зато у стойки толпились пассажиры. Тоша не успела бросить куртку на стул, как они накинулись на нее, словно голодные пираньи. «Почему отменили рейс 6015?», «Где регистрация на Минводы?», «А когда сядет Калининград? Как в Ярославле?», «У нас потерялся багаж…» Подошла Маша, агент по наземным перевозкам: «Объяви, пожалуйста, опаздывающего на Питер – Сидоренко». Музыкальным сопровождением звонил рабочий телефон – по трем линиям сразу.

Тоша глубоко вздохнула, набрала полную грудь воздуха. Взгляд ее упал на заслоненную людьми елку в центре зала, которую еще не успели убрать после новогодних праздников. Украшенная серо-синими шарами, в тон корпоративному цвету аэропорта, она мигала разноцветными вспышками огней. Быстро, медленно, снова быстро. Вся Тошина жизнь была как эта гирлянда – полный комбо-набор неудач с редкими перерывами, чтобы успеть сделать вздох.

Волны

1

Лишь спустя пару часов и несколько десятков взволнованных пассажиров Тоша отнесла верхнюю одежду в кабинет на втором этаже. Своей комнаты отдыха у справочной не было, поэтому приходилось делить небольшой закуток с инженерами. Она переобулась, расправила темно-синюю форменную юбку, поправила воротник белой рубашки. Быстро глянула в зеркало – светло-русые кудряшки собраны в хвост, под глазами залегли тени. Неудивительно – денек выдался не из веселых.

Она налила стакан воды и вернулась обратно. До отправления последнего за вечер рейса оставался час, регистрация подходила к концу, и народу в зале становилось все меньше. Тоше открылся вид на сломанный лифт – в распахнутых дверях стоял парень в серо-синем служебном комбинезоне со световозвращающими полосками на спине и штанах. Он изучал панель управления, а у его ног лежал небольшой ящик с инструментами.

Со своего места Тоше было видно в профиль его сосредоточенное лицо, обрамленное короткими каштановыми волосами. Инженер держал в руках отвертку и постукивал рукояткой по подбородку.

Спустя миг он вышел, дождался, когда двери лифта закроются, и нажал на кнопку вызова. Лифт тут же раскрылся, и Тоша услышала негромкое автоматическое «первый этаж».

Она довольно хмыкнула про себя – новенький справился с поломкой быстрее, чем обычно выходило у его предшественника. Да и остальные трое сменных инженеров оставляли желать лучшего: один не брезговал пропустить стаканчик прямо на работе, у другого все вечно валилось из рук, а третий вообще не торопился решать срочные задачи, круглосуточно флиртуя с молодыми сотрудницами. Может, хоть в этот раз повезет.

Инженер развернулся, подкинув в руке отвертку, словно фокусник – волшебную палочку. Та сделала в воздухе пару кругов и приземлилась ровно в его ладонь. Это движение отчего-то вызвало в Тоше дрожь.

Она замерла. Не может быть…

Будто ощутив на себе взгляд, парень посмотрел прямо на нее. Все Тошино тело напряглось, словно почуяв опасность, но вглядеться в его лицо она не успела – на стойку с грохотом упал какой-то мужчина.

Она подскочила от неожиданности. Его глаза смотрели в одну точку, тело забилось в судорогах, и, прежде чем он съехал на пол, кто-то подхватил его сзади.

Перепуганная Тоша выбежала из-за стойки и увидела, как инженер пытается уложить мужчину на бок. Изо рта у того текла пена, лицо посинело. Сбежались пассажиры и двое ребят с досмотра – Алена и Сережа.

– На бок, на бок кладите! – командовал новенький. – Чтобы язык не запал – задохнется!

Вместе они сумели зафиксировать мужчину, и инженер придержал ему голову. Кто-то позвал врача, и долгую минуту спустя рядом с ними опустился Костя Сергеев.

– Разойдитесь!

Пассажиры лениво разбрелись, все еще поглядывая на несчастного и наблюдая за действиями медработника. Тоша отошла назад, оперлась спиной о стойку и застыла как каменное изваяние. Она отрешенно смотрела, как Костя помогает мужчине. Приступ закончился, и сейчас тот беспомощно застыл на полу терминала.

– Эй, – кто-то окликнул ее, но Тоша не отреагировала. Только когда чья-то ладонь коснулась ее плеча, она медленно перевела взгляд на парня в серо-синем комбинезоне.

– Эй, – повторил инженер, заглядывая Тоше в лицо. Глаза у него были удивительного кристально-бирюзового оттенка, словно байкальский лед. – Все нормально?

Она кивнула. Вблизи лицо инженера показалось ей смутно знакомым. Будто она когда-то видела его во сне. И взгляд, от которого побежали мурашки, словно ее обдало колючим порывом ветра. Нет, это не…

– У тебя телефон звонит, – он чуть крепче сжал ее плечо.

Звуки терминала наконец прорвались сквозь невидимую завесу, и Тоша хрипло сказала:

– Спасибо.

Пока отвечала на звонок, краем глаза заметила, что Костя вместе с инженером увели мужчину в медпункт. Она снова вспомнила его страшное выражение лица во время приступа, и тут же в памяти всплыли картинки прошлогодней давности – ей двадцать, позади очередной курс института…

В угоду родителям Тоша училась на переводчика, ведь это престижно. Языки открывают все двери! А она должна думать о будущем, подходить к вопросу учебы ответственно. Никто и слушать не хотел, чтобы Тоша, отличница, поступила в колледж на автомеханика, хотя это был единственный язык, на котором ей хотелось говорить с миром. Но родители обещали оплатить учебу в автошколе, если она поступит в Ивановский университет, и Тоша решила: ладно, в колледж еще успеется. Получить водительские права казалось в тот момент более заманчивой перспективой, да и быть белой вороной ей надоело. И она это сделала – прошла по баллам в вуз и в тот же день вместе с отцом поехала подавать документы в автошколу.

Все завертелось. Сессии, зачеты, экзамены, курсовые… Каникулы. Новые коврики и дворники в машину. Ни одного штрафа. А год назад родителям предложили выгодный контракт по работе. «Ремонт сделаем! Свозим детей на море, в конце концов!» – мечтала мама. «От такого не отказываются», – решил папа, и они уехали строить дороги в Африку. «Будешь за старшую, – крепко обняла ее мама на прощанье в аэропорту, – ты же у нас такая умница!» И Тоша осталась с дедушкой и младшим братом.

Жизнь превратилась в сказку. Сво-бо-да! Трясясь на автобусе по полтора часа, Тоша неслась домой с учебы и с ходу, захватив с кухни бутерброд, шла в гараж. Никто не мешал ей, не отвлекал, не звал домой, не тыкал, что девочке в гараже не место. Дедушка часто составлял ей компанию, поглядывая, как Тоша работает. Направлял, подсказывал, помогал.

А потом сказка закончилась.

2

Почему-то лучше всего Тоше запомнилось, что в тот день пошел первый снег. Спустившись на кухню, она с удивлением прислушалась к тишине – обычно дедушка вставал раньше всех, выходил к завтраку уже собранным на работу и включал старый магнитофон.

Тогда она заглянула к нему в комнату и обнаружила деда с перекошенным лицом на полу у кровати. Тоша впала в ступор – от дедушки веяло чем-то жутким. Он беспомощно смотрел в пустоту, руки плетьми лежали вдоль тела. Живот тяжело опускался и поднимался под тонкой майкой. Щеки впали – дедушка носил зубные протезы и, видимо, тем утром не успел их надеть. Уголок губ с одной стороны скорбно опустился вниз.

Она не придумала ничего лучше, как принести ему стакан воды. В комнату заглянул Тимур – он-то и вывел Тошу из оцепенения, поднял панику, вызвал скорую. Всполохи красно-синих огней привели ее в чувство. Она вспомнила, кто теперь в доме старший, и в голове словно включили какой-то новый режим, которого раньше там не было. Четкими отлаженными движениями она быстро собрала сумку в больницу: документы, вещи, зарядка для телефона. Заметила, как у Тимура покраснели глаза и задрожал подбородок, и дала ему кучу указаний: поменять воду Зверю, перекрыть газ, переодеться, ехать на «Москвиче» за скорой. Счастье, что Мур только-только получил водительские права – пусть лучше будет занят делом, нежели слезами и круговоротом нехороших мыслей в голове.

Деда спасли, но спустя долгие дни в больнице, восстановление речи и моторики, литры супа в термосе и килограммы апельсинов, он стал другим. Странным. Таким же молчаливым, как раньше, но по-другому. С тех пор в Тошином телефоне поселилась вереница будильников, чтобы ни о чем не забыть. Во сколько давать лекарство, во сколько делать лечебную гимнастику, когда измерять давление… Постепенно будильников становилось все больше и больше.

Мама вырвалась из Африки, провела неделю на стульчике в дедушкиной палате. С ее приездом Тоше, пусть лишь на время, но стало не так страшно. От брата толку было мало – каждый раз при взгляде на деда в его глазах блестели слезы. Мягкий, добросердечный Тимур часто помогал плёсским старичкам, но никогда еще не сталкивался с таким. Все старики, которых знал Тимур, более-менее сносно двигались и разговаривали.

Тоша тоже впервые столкнулась с таким. Но она была старшей, а значит, права распускать нюни у нее не было.