Путь Сумеречницы

– По крайней мере, они благородны и чтут Кодекс, – угрюмо отозвался Артас.

– Гордыня тебя погубит, – друг хмуро покачал головой и отвернулся. – Женский дар – проблема мужа, а не отца. Ты должен отпустить дочь. Лучше подумай о сотне воинов, которую твоя армия получит, как только Лайсве отправится к алтарю вместе с шакаленком. У тебя еще есть сын, который запросто может провалить испытание или даже погибнуть, если мы ему не подсобим. Чтобы что-то получить, нужно чем-то пожертвовать. Помни это, Артас.

Он промолчал. Жертвовать дочерью ради сына казалось ему неправильным.

Подперев дверь спальни тумбой, Лайсве улеглась на кровать. На белоснежной простыне остались кровавые следы, но рана не болела. Почему все были так уверены, что Лайсве – хрустальная ваза, которая от любого неловкого движения разобьется?

Эх, еще бы самую малость, и победила бы! Хотя какое кому дело? Отец решил друга развлечь, а с поединщиком все заранее сговорено было. Он поддавался, а ей так хотелось сражаться наравне. Но это было невозможно: девушек не берут в воины, они должны ждать мужа у очага, рожать детей… Пока сам муж развлекается с очередной служанкой.

Лайсве встала и распахнула окно. Повеяло весенней свежестью, смешанной с ароматом цветущих яблонь. Сладко так, раздольно. Она хотела сбегать на речку, забраться на самую высокую ветку вековечного ясеня в ожидании, когда с приветственным клекотом вернутся с зимовки журавли. Но она уже не дитя, ей нельзя. Хотела помолиться Ветру и Небу, попросить совета и поддержки, но богов тоже нет. Они были лишь выдумкой, чтобы подчинять людей и навязывать свою волю. Дар, получается, вовсе не божественный, а может, даже демонический, ведь демоны-то существуют. Весь трофейный зал их рогами и шкурами забит. Значит, никакие Сумеречники не избранные, – просто обманщики, точно демоны. И сражаются они с себе подобными, только чтобы самим больше досталось.

Тяжело без богов. Ничто не имеет смысла: ни женская доля, ни мужская, ни даже сам орден. Где добро и где зло? Каким должен быть миропорядок? За что стоит сражаться?

– Сестренка, хватит дурить, открывай! – раздался за дверью голос Вейаса. – Отца здесь нет.

Лайсве отодвинула тумбу. Следом за братом в комнату заглянула нянюшка и, охая, осмотрела рану. Вскоре примчалась Бежка с тазом кипяченой воды, бинтами и заживляющей мазью на пчелином воске. Вейаса тут же выгнали, а Лайсве раздели и перевязали.

– Ты как? Сильно болит? – сочувственно спрашивал брат из-за притворенной двери. – Хочешь, я с кухни оладьи стащу? Хочешь, тот оберег из медвежьего когтя у резчика выкуплю? А хочешь… хочешь… Ну, скажи, чего хочешь, я все сделаю!

– Не хочу! – выкрикнула Лайсве, когда брат стал невыносим.

Не слушая возражений, она вытолкала служанку и нянюшку из комнаты и снова придвинула тумбу. Как же они надоели со своей жалостью! Она со всем справится сама!

Ветер недовольно зашелестел занавесками.

– Отстань! – разозлилась Лайсве и захлопнула ставни. – Тебя нет, значит и разговаривать со мной не смей! Я тоже больше не буду… Никогда!

Побыть в одиночестве не удалось: отец велел начинать сборы. Слуги укладывали ее вещи в сундуки, словно не хотели, чтобы здесь осталось хоть малейшее напоминание о ней. Лайсве отправилась бродить по замку, по всем открытым и тайным галереям, поднималась на все башни, прощалась с каждым камнем. Время неумолимо убегало. До конца детства остался всего один день, а дальше – пугающая неизвестность.

К церемонии взросления Лайсве нарядили в платье из золотой парчи. Корсет затянули так, что из глаз хлынули слезы, на ноги надели неудобные узкие туфли, в высокую прическу вплели колючие белые розы.

Отец уже не вел Лайсве под руку: ее место теперь сбоку от хозяйского стола, вместе с женами и дочерями знатных рыцарей. Слуга подвинул для нее стул, налил в кубок вина, положил что-то на тарелку – Лайсве не следила.

Отец произнес долгую напутственную речь, поздравил брата со вступлением во взрослую жизнь. Дядюшка Кейл зачитал послание Совета.

– Тебе, Вейас, наследник рода Веломри, надлежит отправиться в Чернолесье в Докулайской долине, – зычно выкрикнул он. Это место находилось в сердце соседней страны Кундии. Не настолько близко, чтобы заподозрили, что все подстроено. – Чтобы пройти испытание, ты должен принести оттуда шкуру белого варга. Не черного, не бурого, не рыжего, а белого, запомнил?

Вейас с серьезным видом кивнул, а потом рассмеялся. Отец приподнял руку, чтобы отвесить ему подзатыльник, но под внимательными взглядами гостей передумал и тоже выдавил из себя подобие улыбки.

Присутствующие расслабились, и отец подал знак начинать пир. Женщины за столом обсуждали наряды, прически, досужие сплетни. Лайсве не вслушивалась в разговоры, кивала невпопад, отвечала односложно: «да», «конечно», «я вас понимаю». Во время танцев отказывалась от приглашений, ссылаясь на ревнивого жениха. Хоть на что-то сгодился. А ложь… если богов нет, кто ее осудит?

Когда слушать старушечьи сплетни и наблюдать за весельем не осталось сил, Лайсве вышла освежиться на балкон. Ночное небо заволокли тучи, скрыв звезды с луной. Парило. Воздух стал зыбким и не двигался. Так тихо бывало только перед бурей.

Снизу доносились недовольные выкрики стражников. Похоже, кто-то явился без приглашения и с боем прорывался на пир.

Лайсве перегнулась через перила, надеясь хоть что-то разглядеть в темноте. Взвыл ветер. Одна из роз вырвалась из ее прически и полетела вниз. Во мраке сверкнули белесые глаза.

– Пустите! – заскрежетал старческий голос. – Я несу весть от богов. Не смейте меня задерживать!

Сердце тревожно екнуло. Нет, не может быть, это все нянюшкины сказки! Надо предупредить.

Лайсве подобрала юбки и бросилась обратно в зал. Отец стоял у хозяйского стола и беседовал с дядей Кейлом. Она спешила к ним, протискиваясь между танцующими, но ее постоянно останавливали и лезли с расспросами.

– Плохие новости из Эскендерии, – мрачно сообщил Кейл, разворачивая какую-то бумагу. – Орден потерял Сальвани окончательно и бесповоротно. Заговорщики-пресветловерцы убили Императора и спалили столицу Констани.

– Зачем ты выдаешь вчерашние новости за новый пожар? – упрекнул его отец.

– Вы знаете, там… – вмешалась Лайсве, встав между ними.

– Не сейчас. У меня важный разговор, – отец отодвинул ее.

Кейл продолжил:

– Из Сальвани в северные страны идет огромный поток беженцев, причем не только лояльных ордену. Даже пресветловерцы удирают от ими же развязанной войны. На дорогах неспокойно.

– Уж сколько лет эта заварушка тянется! – упорствовал отец.

– У меня более насущные известия! – Лайсве еще раз попыталась привлечь их внимание, но на нее снова шикнули.

Кейл отвел взгляд, словно собирался сообщить огорчительную весть.

– Дослушай! Совет все силы направляет на подавление мятежа и наведение порядка на подвластных территориях. Тебе не смогут выделить ни одного воина.

– Но это не ради моего развлечения! – возмутился отец. – Гулей надо добить сейчас, иначе снова расплодятся, и все наши жертвы будут напрасны.

Кейл бессильно развел руками.

Почему отец не мог хоть на миг забыть о делах ордена, чтобы позаботиться о близких? Ведь завтра их может и не стать!

Сжав кулаки, Лайсве закричала:

– Вельва у ворот!

Пламя свечей померкло. Стемнело и похолодало, точно на кладбище. Утихли музыканты, плясуны испуганно замерли, разговоры истлели. Все взгляды устремились на Лайсве. Даже неунывающий Вейас побледнел и подобрался ближе.

Раздались тяжелые шаги, отражаясь эхом в высоких каменных сводах. Скрипнули двери. Присутствующие обернулись к выходу.

На пороге показалась невысокая коренастая фигура в темном балахоне. Капюшон отлетел на спину, взметнулись жидкие седые волосы. На изрезанном морщинами лице полыхнули слепые белесые глаза.

Гости словно по команде сдавленно выдохнули и посторонились. Старуха продвигалась вперед точно улитка, шаркая и отбивая узловатой клюкой монотонный ритм по полу. Никто не смел преградить ей дорогу.

Отец неестественно выпрямился, закрыв Лайсве собой и схватив Вейаса за руку.

– Артас Веломри, почему твои стражники не пускали меня на праздник? – прохрипела вельва, остановившись у возвышения для хозяйского стола. – Неужто совсем старые порядки забыли? Или возгордившимся охотникам уже и дела нет до божественной воли? Она нас породила – она и убьет.

Как хорошо, что вельва не слышала их святотатственные речи. Богов, может быть, и нет, но горевестницы способны такую судьбу напророчить, что потом вовек не расхлебаешь.

Отец вздрогнул.

– Чего ты хочешь, старуха?

Кейл подался вперед, намереваясь встать между другом и вельвой, но стоило ей лишь поднять на него слепые глаза, и он отшатнулся.

– Как и всегда: огласить волю богов.

Отец оттянул воротник и сглотнул.

Голос вельвы возвысился и бичом хлестнул по каменным сводам:

– Ветер велел, чтобы твой сын отправился в Нордхейм и добыл клыки вэса.

Вейас едва слышно присвистнул.

Нордхейм? Но из ледяной пустыни на краю света никто не возвращался. И что за вэс?

Лайсве взяла брата за свободную руку, приободряя.

Гости не смели даже шелохнуться, не то что заступиться за Вейаса. Вельвы всегда появлялись в преддверии лиха – не обыденной смерти, а голода, засухи, нашествия или мора. Поэтому их прозвали горевестницами и боялись даже сильнее Жнецов – костянокрылых сборщиков душ.

Лайсве хотела было выйти вперед, чтобы защитить брата, но отец толкнул ее обратно.

– Мой сын отправится в Чернолесье и добудет шкуру белого варга. Так назначил орден.

Отец перевел взгляд на Кейла. Тот пожал плечами и понурил голову.

– Подкупленный твоим золотом орден не властен над божьим промыслом, – злостно каркнула карга. – Судьба твоего сына в Нордхейме, не в Чернолесье. Такова воля даровавшего вам силу Ветра.

– Ветер безумен, если такова его воля. Мой сын не станет служить безумцу!

За окнами сверкнула молния. Громыхнуло так, что зазвенели оконные стекла. Дождь зашелся барабанным боем по крыше. Как будто бог слышал, все понял и разозлился.

– За гордыню свою, Артас, наказан будешь, – белесые глаза вельвы грозно сверкнули. – Прервется твой род: не вернется сын с испытания. И сокровище свое тоже не сохранишь. Дочь увянет, как и ее мать, на родильном ложе.

Шея отца побагровела.

– Как смеешь ты, горевестница, являться в мой дом без приглашения и вещать о смерти моих детей?

Он подался вперед и взмахнул рукой, будто собирался ударить.

Кейл повис у него на плечах и крикнул:

– Остановись, так нельзя!

– Лайсве! – вскричал Вейас и метнулся к ней.

Все поплыло у нее перед глазами. Громадное клыкастое чудище раздирало брата на ошметки. Лайсве – истерзанная и в поту – истекала кровью на белых простынях. Демоны хохотали у ее ног и уносили так и не глотнувшее воздуха дитя в ледяной ад.

Стемнело.

Глава 7

Вызов судьбе

1526 г. от заселения Мунгарда.

Белоземье, Веломовия

Лайсве очнулась на кушетке в одной из просторных нежилых комнат на втором этаже. Было затхло и холодно, потому распалили камин в углу. Дымоход отсырел, и смолистые сосновые дрова сильно коптили. Окно было распахнуто. С улицы доносился шум дождя и завывания ветра. Хорошо хоть молнии больше не сверкали.

Отец метался из угла в угол, как загнанный в клетку зверь. Вейас наблюдал за ним, развалившись в кресле рядом с сестрой.

Открылась дверь. На пороге показался уставший и осунувшийся Кейл.

– Я извинился перед гостями и отправил их отдыхать. Завтра на рассвете они покинут замок.

Отец горестно вздохнул и продолжил мерить шагами комнату.

– Замять случившееся не получится. Зря ты набросился на вельву. Все-таки она посланница богов, – Кейл снова попытался достучаться до него.

Артас остановился. В его голубых глазах полыхала ярость.

– Зря ты не позволил мне ее удушить! Демонова горевестница! Кто дал ей право распоряжаться судьбами моих детей?

– Возьми себя в руки. Через пару недель отправишь сына в Лапию, а я подыщу ему толкового компаньона. Там они добудут клык какого-нибудь моржа и принесут его как трофей. Все равно этого вэса никто не видал.

– А как же моя дочь?

– А что дочь? Поедет к жениху в степь, как и собиралась, – Кейл недоуменно повел плечами.

Отец зло прищурился, прижал друга к стене и ударил кулаком рядом с его головой так, что посыпалась штукатурка. Кейл побледнел и не смел даже шелохнуться.

– Никто никуда не поедет. Мои дети останутся здесь. А орден пусть засунет свои привилегии себе же в задницу! – прошипел отец. – Можете считать это изменой. Можете лишить меня титулов. Можете осаждать мой замок. Можете даже сжечь, как бунтовщика, но в угоду сумасшедшим старухам и непомерным амбициям ордена жертвовать семьей я не стану!

– Артас! – Кейл вырвался из захвата и ретировался к двери. – Я вернусь завтра, когда ты проспишься. Южное вино совсем затуманило твой разум.

С этими словами он вышел и закрыл за собой дверь.

– Умереть в вечной мерзлоте в когтях неведомой твари или на костре как бунтовщик – даже не знаю, какая участь мне нравится больше, – Вейас расхохотался.

Отец влепил брату оплеуху, от которой его губа треснула и по подбородку побежала темная струйка.

– Разве ты не понимаешь, что все серьезно? Наш род может прерваться: наши владения, подвиги, божественный дар – все канет во Мрак, потому что некому будет принять наследие. Имя наше вычеркнут из родовых книг, и мы не останемся жить даже в людской памяти. Исчезнем. Навек!

Вейас вытер кровь рукавом и поморщился.

– Кому какое дело, что будет после смерти? Я хочу жить ярче, чем звезды. Я мог бы отправиться в Нордхейм и добыть демонов клык, если бы ты в меня верил. Думаешь, я не замечаю, что каждый раз, когда берусь за меч, ты уверен, что я проиграю? Не замечаю, как ты подкупаешь поединщиков и посланников из ордена, чтобы выбить мне легкое испытание? А может, у меня все получится и без поблажек, если ты дашь мне шанс!

Вейас последовал примеру Кейла и громко хлопнул дверью.

Отец сел рядом с Лайсве и принялся вынимать шпильки из ее волос, поглаживая и распуская пряди.

– Ты тоже меня осуждаешь? – в отчаянии спросил он.

Она коснулась его щеки. Морщины в уголках глаз и на лбу углубились – теперь точно пальцами не разгладить. В светлых волосах прибавилось седины.

– Вельва ушла?

Он кивнул.

– Я видела это… Нашу судьбу.

Отец нахмурился и забормотал что-то странное:

– Отражение? Быть не может. Ты ведь толком ничего не умеешь.

– И не научусь. От судьбы не убежишь, – Лайсве слабо улыбнулась.

– Нет, мы еще поборемся. Просто не будем следовать ей, и все. Заживем свободно, как захотим.

Ей на лицо что-то капнуло. Разве мог отец плакать? Как жаль, что она наговорила ему столько неприятных вещей сгоряча. Он был таким ранимым, еще хуже Вейаса.

– Заживем. Главное выжить, – подбодрила его Лайсве строчками из Кодекса.

Он вздохнул и слабо улыбнулся в ответ.

– Ты, должно быть, устала. Я отнесу тебя в святилище.

– Нет. Лучше в спальню.

Отец не настаивал.

Лайсве не могла уснуть. За окном шумел дождь.

Бродячие барды-рунопевцы именовали Белоземье краем голубых озер. Местные жители посмеивались над величавым прозвищем и про себя добавляли: «В котором три четверти года идет дождь, а еще одну – валит снег». Но они любили свою непогоду и заболоченные леса и не согласились бы променять их даже на зной и плодородный чернозем соседей-степняков из Заречья.

В эту ночь ветер бесновался особенно яростно, кричал, почти как отец накануне. Поймите меня! Успокойте! Но Лайсве отказывалась воспринимать его, как живого. Как бога. Лучше считать, что его нет вовсе, чем верить, что он ниспослал им такую жуткую участь.

Сомкнуть глаза удалось лишь за несколько часов до рассвета, когда дождь вконец стих. С первыми лучами солнца весь замок ожил и загудел, словно гигантский муравейник. Гости собирались в дорогу.

Лайсве оделась и пробралась в библиотеку – просторную светлую комнату на первом этаже, уставленную подпиравшими потолок стеллажами. Благо домочадцы были заняты, ведь ей совсем не хотелось слушать пересуды о вчерашних пророчествах. В толстенных фолиантах о демонах и истории ордена она надеялась отыскать что-нибудь о Нордхейме и вэсе, но хранившиеся там сведения были до ничтожного скудны. Ледяная пустыня была мертва и безжизненна. За последнюю тысячу лет туда никого не отправляли даже на испытания. То был край света, край всего, что известно о мире, обозначенный огнями Червоточин, за которыми обитал лишь Предвечный Мрак. Как туда добраться и, что важнее, – вернуться?

Ухнул и застучал по ставням ветер. Лайсве распахнула окно.

«Чего ты хочешь? Если ты все-таки есть, если я обидела тебя святотатственными мыслями, то забирай меня одну. Забирай сейчас. Только отца пощади!»

Ветер ворвался в библиотеку и заплясал между стеллажами. Тонкая книга, зашелестев страницами, упала на пол.

Бога, Безликого брата-Ветра, нет. Так почему он казался более близким, чем семья? Нужно перестать думать о нем!

Затворив окно, Лайсве подняла с пола книгу и пробежалась пальцами по истертой кожаной обложке. Надо же, сборник сказаний северных рунопевцев. В нянюшкином исполнении эти истории звучали гораздо лучше. У нее хоть и не было гуслей, да и слова в рифмы не складывались, но повествование будто наполнялось магией. Ни одна книжка, далеко не каждый рунопевец смог бы так же.

Открытой оказалась страница с легендой о Безликом. Ее любимая.

Захотелось прочесть, сравнить с нянюшкиной сказкой.

Эгле грамоты не знала. Истории, что она сказывала, в народе передавались из уст в уста, из поколения в поколение. Что-то забывалось, что-то менялось. А как случилось на самом деле, ни в книжке не найдешь, ни от старожилов не услышишь.

Сказание оказалось намного длиннее, с несущественными подробностями и нудным описанием быта древних охотников. Однако концовка удивила ее.

«И погрузился Безликий в сон, упокоился в ледяном саркофаге, что качается на огромных цепях над бездной за вратами Червоточин. Вековечный покой той обители сторожит неусыпный вэс. На закате времен обагрится лед его кровью и пробудится Безликий ото сна, чтобы повести охотников на Последнюю битву».

Вот почему о вэсах не говорилось в других книгах. Кейл верно сказал: его никто никогда не видел. Как же Вейас его отыщет? Ей бы хотелось поехать вместе с ним. И вновь уверовать.

Замок еще долго жужжал сборами. Гости разъехались лишь к вечеру. Отец закрылся в кабинете, отказался от еды и никого не пускал, даже Кейла. Тот решил остаться в Ильзаре, пока все не уляжется.

И замечательно! Близнецы вряд ли справились бы сами.

Лайсве уже переоделась в сорочку и переплетала перед сном косы, когда в дверь постучали. На пороге показалась одетая в теплое платье и серую шерстяную шаль нянюшка. Из-за ее спины выглядывал взъерошенный и заспанный Вейас.

– Собирайся. Жых отыскал вельву. Возьми для нее подарок. Если повезет, уговорим вашу судьбу переменить, – взволнованно произнесла нянюшка и с надеждой улыбнулась.

Лайсве принялась одеваться: в платье из плотного сукна, плащ потеплей, башмаки поудобней. Ей хоть и не верилось в успех, но обижать нянюшку тоже не хотелось. Если уж она старого Жыха, отцовского ловчего, заставила вельву искать, то, видно, совсем извелась.

Они втроем поспешили к выходу из замка. Вейас хмурил одним глазом, а вторым все еще спал. Наверное, на авантюру тоже согласился лишь из вежливости. Стоило поговорить с ним об отце, помирить их, но становиться между двумя самыми дорогими на свете людьми Лайсве не желала.

Остались позади ворота и перекинутый через ров мост. Дорога уводила их в восточный лес, дремучий и древний, как сам мир. Селяне уважительно именовали его Дикой Пущей. Самое место для вельвы. Люди их рядом не терпели, – вот они и прятались в укромных закутках и не тревожили никого без дела.

Ближе к полуночи путники выбрались на край небольшой поляны. Запахло горящими можжевеловыми ветками, между стволами мелькнули рыжевато-алые отблески костра. Стоило им пройти рядом, и на ветке разлапистой сосны пронзительно ухнула белая сипуха. Лайсве вздрогнула и тут же споткнулась о сухой сук. Треск эхом огласил поляну. Нянюшка обернулась и укоризненно покачала головой.

– Кто здесь? – донесся от костра скрипучий голос. – Дух или человек, не таи злые помыслы в ночи!

– Мы из замка. Нужда пригнала. Дурного не желаем! – отозвалась нянюшка и, подобрав юбки, поспешила к вельве.

Вейас, не раздумывая, двинулся следом. Лайсве потряхивало. Может быть, не стоило встречаться с вельвой ночью, посреди прожорливых топей? А вдруг она от обиды на отца в трясину их заманит? Да еще спину прожигал темный, исполненный ненависти ко всему живому взгляд. Сипуха? Жуткая птица!

Посреди поляны стоял навес, покрытый еловыми лапами и мхом. Белоглазая карга ожидала у костра чуть поодаль.

– Зачем явились, горемычники? – спросила она, помешивая березовой палкой варево, бурлящее в огромном черном котле. Отблески пламени плясали по ее лицу, облекая его в причудливо изломанную маску.

– Хотели судьбу переменить, о, дальноглядящая! – нянюшка встала на колени и коснулась лбом земли.

Лайсве с братом удивленно переглянулись. Нянюшка поднялась и надавила им на плечи так, что близнецам тоже пришлось поклониться. В пояс, конечно, не в землю – это было бы излишне. Сумеречники даже королям не кланялись.

– Извините их. Молодые еще совсем, глупые, – смиренно просила нянюшка.

– Их отец тоже молод и глуп? – вельва усмехнулась изъеденным морщинами ртом. – Не оправдывайся. Я хоть и слепая, но прекрасно вижу, куда мир катится. Повсюду гордыня, святотатство и лицемерие. Даже орден, хранитель древнего знания и божественного дара, утратил веру. А без нее мы – ничто. Пожираем сами себя, как великий змей Йормунганд. Вот уже и с людьми войну затеяли, хотя боги наказывали не проливать человеческой крови и сражаться лишь с демонами. Седна гневается, ее муж, Повелитель Вод, пропал, и некому усмирить ее крутой нрав. Чую, беда грядет. Да такая, какой этот мир еще не видывал.

– Что, хуже нашествий демонов? – удивилась Лайсве.

Вельва сверкнула белесыми глазами.

– Демоны, которых мы знаем, только слабый их отголосок. Да и насколько мы, люди, отличаемся от них? Они лишь другой народ, который тоже хочет жить.

За такие речи орден обычно отправлял на костер. Нет, не могло такого быть. Это Сумеречники, одаренные, как демоны, а остальные… просто люди. Или нет? Как бы хотелось во всем разобраться!

– Давайте подарки, – шепнула нянюшка, когда молчание стало в тягость.

Вейас выхватил из ножен меч и замахнулся, будто желал отрубить голову, но потом протянул его вельве. Лайсве достала из-за пазухи вышивку и отдала ее.

– Никудышное оружие от паршивого воина, – прокаркала старуха. Вейас фыркнул и отвернулся. – И безыскусное рукоделие от бездарной бледной мыши?

У Лайсве перехватило дыхание от бешенства. Вельва даже узора не видела! А он получился. С душой. Особенно глаза… Больше ни у кого таких нет! Ей пришлось до крови вонзить ногти в ладони, чтобы молча проглотить обиду.

– Не поможете?! – нянюшка упала на колени и подползла к вельве, заламывая руки. – Умоляю, смилуйтесь! – Она достала из-за пазухи бронзовый обручальный браслет и вручила карге. – Это все, что осталось от моего суженого. Мы так и не успели пожениться: он погиб во время нашествия.

Вельва с интересом вертела в руках украшение. Не слишком искусное. Бронзовый браслет на свадьбу – все, чем довольствовались простолюдины. Сумеречники же носили серебряные украшения, хотя могли прикупить и золото. Даже если они не подчинялись королям и могли быть намного богаче, но все же те стояли выше.

– Желаешь разорвать связь с любимым ради чужих детей? – в голосе вельвы не осталось надменности и презрения, звучал лишь живой интерес. – Зачем?

– Что мне давно утраченная любовь? – Нянюшка всхлипнула, вскинула голову и посмотрела на вельву с таким достоинством, как не всякая госпожа умела. – Да и найду ли я ее на Тихом берегу? А эти дети мне как родные. Я видела, как они появились на свет. Слышала их первые крики и слова. Помогала делать первые шаги. Не спала ночами, когда у них болели животики и резались зубки. Лечила, когда хворали. Успокаивала сказками, если их мучили кошмары. Не хочу, чтобы они умерли, так и не пожив толком, пусть даже за это придется отдать мою единственную любовь.