Путь Сумеречницы

– В торцевом деннике племенной жеребец – подарок лорда Веломри. Сбруя висит на двери, твой хозяин непременно на нем ехать захочет, – конюх махнул рукой.

Микаш поднялся и пошел посмотреть. Поджарый караковый конь с густой длинной гривой и вправду был хорош. Почуяв человека, он высунул в проход точеную морду, покосился недобрым сорочьим глазом и ударил в дверь копытами.

– Горячий! – подмигнул конюх.

Великолепный подарок! Чтобы свернуть себе шею…

Собрав вещи в тюки, Микаш отправился в гостевые покои поговорить с хозяином. Дверь была нараспашку – слуги тащили к лестнице дорожный сундук. Внутри находился Йорден с друзьями, уже полностью одетыми и готовыми к отбытию. На Микаша никто не обратил внимания.

– Это непочтительно и нарушает все законы гостеприимства. Я буду жаловаться в Совет! – причитал Йорден.

Похоже, миловидная служанка послала его в дальние дали.

– А чего ты хотел? Сбежал вчера от невесты, вот и получай теперь, – Дражен развел руками.

– Так она в обморок грохнулась. Малахольная какая-то небось и родить не сможет.

– Не пори чушь. Ей от духоты поплохело, с кем не бывает. Да и не дурна она вовсе: юная, свежая, податливая. Сам бы с ней закрутил, если бы ты моим другом не был.

Микаш поморщился и спрятал глаза. Впрочем, Фанник тоже в разговоре не участвовал и просто глядел в окно.

– Ой, да что там пробовать, она ж поди ничего не умеет, – заспорил Йорден.

– Да ладно, сам молодую кобылку не объездишь? Или боишься? – Дражен ехидно усмехнулся.

Йорден вспыхнул.

Микаш закашлялся. Руки чесались расколотить ближний стул об их головы. На него снова не обратили внимания, и он зычно пробасил:

– Жеребец, которого вам подарили, совсем дикий. Лучше в седло не садиться, пока зареченские умельцы не обломают его как следует.

– Ага, если даже ласковой кобылки боишься, то на жеребца точно лезть не стоит, – не сдержался Дражен.

Йорден метнул в Микаша взбешенный взгляд.

– Дворнягу никто не спрашивал! – и, повернувшись к Дражену, визгливо закончил: – Да я не хуже тебя или зареченских умельцев в седле держусь!

Можно, конечно, внушить повиновение, но после вчерашнего было боязно. Лорд Веломри явно что-то заподозрил. А он не из тех, кто бросает слова на ветер.

– Ступай, разомни жеребца хорошенько, да поживее, увалень, – приказал Йорден и продолжил выпендриваться: – А вы еще будете глотать пыль из-под копыт моего коня.

Раз хочет, то пускай позорится. Одним разом больше, одним меньше – какая разница?

Микаш вернулся в конюшню и осторожно заглянул в денник. В жеребце чувствовался неукротимый норов. Чуть зазеваешься, повернешься спиной – тут же зубами вцепится и вырвет кусок кожи с мясом. Только после нескольких тумаков коня удалось поседлать. Микаш взял его под уздцы и повел во двор.

У выхода стоял брат-близнец принцессы. Насмешливые голубые глаза смотрели с презрением, улыбка на тонких губах напоминала оскал, а во всем облике сквозила нарочитость. Молчаливой затаенной враждебностью Вейас походил на отца, только силы не доставало, властности.

– Так скоро уезжаете? Это неучтиво, – явно издевался он. Впрочем, с простолюдинами было позволено почти все.

– Свадьба – дело хлопотное. Не хотелось бы разочаровать лорда Веломри и юную госпожу, – ответил Микаш, почтительно потупив глаза.

Что ж наследник Веломри над Йорденом не подтрунивает, кишка тонка?

– Да, сестра у меня самая лучшая и достойна только лучшего.

– Да.

Микаш посмотрел в его прозрачные глаза, словно заглянул в зеркало, где отражался кто-то очень жалкий. Они одновременно вздрогнули и отвернулись.

– Ну ничего, зато мастеру Йордену знатный подарок достался, – Вейас хлопнул коня по крупу. – Лучшего скакуна во всем Белоземье не сыщешь!

Жеребец прижал уши и уже навострился цапнуть Микаша за плечо, но тот успел шлепнуть его по морде ладонью.

– На таком скакуне только рыцарь ездить сможет, только доблести он подчинится, – продолжал насмехаться Вейас. – Ну, бывай, счастливого пути!

Он наконец удалился.

Микаш зашагал с конем по двору вдоль внутренних стен замка. Дозорные с любопытством наблюдали за ними, дожидаясь развеселого зрелища.

Утреннее солнце било в глаза. Жеребец постоянно дергался, взбрыкивал задом, вставал на дыбы. Копыта и морда так и норовили пнуть, стоило хоть на мгновение зазеваться. Жесткие поводья обжигали ладони, но Микаш терпел и лишь плотнее стискивал зубы.

Собирались вместе другие слуги, подгоняли повозки и кареты. Подтянулись господа. Последним явился сам Йорден. Микаш выправил стремена и подвел коня к скамье, заставляя того стоять смирно. Хозяин едва потянулся к седлу, как жеребец шарахнулся в сторону. Микаш с трудом удержался на ногах, Йорден тоже чуть не рухнул и непристойно забранился. В живот врезался носок господского сапога. Не больно, – правда не больно, если вовремя поднапрячь мышцы! И только взгляд с крыши самой высокой башни жег затылок, сдавливал голову тисками чужой жалости.

«Нет, принцесса, не смотри на меня такого! Я чернь у ног хозяев, дворняга. Никто!»

Но странное дело: то, что доводило до неистовства его, успокаивало демона внутри. Как котенок, он сворачивался клубком и урчал, словно ластясь к хозяйке, которую так долго и отчаянно искал.

– Одумайтесь, он слишком норовистый, – зашептал он на ухо Йордену.

– Вот видишь, даже дворняга считает, что наездник из тебя никудышный, – к ним подошел Дражен.

– Молчать! – Йорден влепил Микашу увесистую затрещину. – Ты это нарочно, да? Держи его крепче, на что тебе эти лапищи, а?

Микаш снова подвел коня к скамье. Йорден наконец-то взобрался в седло.

– Пусти! – приказал он.

Микаш отступил на шаг. Пускай грохнется, может, тогда спеси в нем поубавится.

Конь начал тревожно перебирать копытами, взбрыкнул, извиваясь всем туловищем, подобно змее. Йорден кренился в разные стороны, грозясь выпасть из седла, но все-таки удержался.

Конь замер.

– Смотрите, я его усмирил! – похвастался тот.

Просвистел мелкий камень, врезался в напряженный круп. Жеребец подскочил и помчался к распахнутым воротам. Йордена качнуло вперед. Он повис на одном стремени, едва цепляясь за гриву. Раздался треск, всадник вместе с седлом свалился в пыль, а конь понесся прочь от замка, сверкая подкованными копытами. Присутствующие дружно засмеялись, Дражен с Фанником – громче всех.

Йорден бранился и скулил сквозь зубы, пытаясь отскрести себя с земли. Микаш поднял его на ноги и отряхнул.

– Ах ты двуличная сволочь! Сын помойной сучары! – каждое оскорбление сопровождалось тумаком или оплеухой. Микаш молча терпел, но Йорден от этого свирепствовал еще сильнее. – Слышите, это он подрезал подпругу, он! Я бы не упал!

– Плохому танцору и ноги мешают? – ужалил его Дражен, не прекращая смеяться. – Догонять хоть будешь? А то конь вперед тебя до Заречья домчит.

От Микаша наконец-то отстали. Он обернулся к башне, откуда за ним до сих пор наблюдали принцесса и ее несносный братец. Молодец, шутник, – отвлек разговорами и подрезал подпругу на седле. Что за детская выходка такая?

«Я знаю, тебя терзает та же мука, что и меня. Наш мир – мир глупых условностей. То, за что мы готовы все отдать, достанется тому, кто этого не оценит. Оттого мы и полнимся бессильной злобой, а сделать ничего, совсем ничего не можем».

Микаш не выдержал и мысленно отругал их: «Глупые дети!»

«Сам ты глупый! Как твое имя?» – отозвался в голове голос принцессы.

Снова отразила его дар?

«Никак. Я никто! Забудь меня, забудь все! – В этот раз не получилось. Видно, не желал Микаш этого, не мог заставить себя пожелать. – Не хочу, чтоб ты знала, как сильно я люблю тебя».

– Чего встал, увалень? Лови лошадь давай! – Йорден отвесил ему подзатыльник.

Конюх догадался вручить Микашу коня. Не сказав ни слова, он вскочил в седло и вдавил пятки в бока с такой силой, что лошадь сорвалась с места и помчалась за жеребцом, поднимая столбы пыли. Будто за ними гнались демоны. Микаш уже не слышал, как белоземские дозорные присвистывали за спиной:

– Горячий парень! Зареченская кровь огнем кипит!

Она проснулась от толчка в бок.

– Осквернила семейное святилище храпом, а, сестренка? Или скорее борьбой с одеялом, – раздался над ухом ехидный голос Вейаса. Он сидел рядом на коленях и по-лисьи усмехался своей шутке.

Лайсве недовольно фыркнула и огляделась. Перина смялась, а одеяло и подушки валялись по углам. Ночной гнев и принятые сгоряча решения растворились в памяти, как зыбкие сны, вместе с мечтами о странствиях и свободе.

– Не хмурься, а то похожа на сморщенную сливу. Держи, – Вейас достал из свертка пару теплых пирожков с зайчатиной и вручил Лайсве. Ее живот тоскливо заурчал, напоминая, что она не ела со вчерашнего утра.

– Тебя привел отец?

Сам родитель показываться не пожелал. И хорошо. Лайсве до сих пор злилась. Но наверное обижаться было глупо: мужчины все такие.

– Нет, он отдал мне ключ. Сказал, что я должен привыкать к ответственности. Теперь я почти хозяин замка. – Брат выпятил грудь бочонком, показывая висевшую на шее цепь. Теперь он сможет приходить сюда, когда захочет, а Лайсве придется уехать к чужим людям и их неведомому богу. Вдруг он не примет ее, как не принял жених? – Чего ты все грустишь? Улыбнись!

В свертке осталась корзиночка из песочного теста, наполненная джемом и сливочным кремом. Вейас испачкал в нем палец и измазал сестре лицо.

– Теперь у тебя усы и борода, как у мужчины, а значит, уезжать никуда не придется.

Она печально улыбнулась и вытерлась. Какой Вейас все-таки ребенок. Даже хуже нее.

– Ты знаешь, что это невозможно. Да и не хочу я здесь оставаться. Отец за меня не заступится.

Вейас покривился.

– Тогда давай сбежим и будем странствовать вместе. Не хочу быть цепным псом ордена, как отец, и выпрашивать милости ценой жизни близких.

– Не читай мои мысли так нагло! – Лайсве ткнула пальцем ему в лоб, не сдержав улыбки. Какой он хороший, самый лучший брат на свете! Он никогда не променяет ее ни на привилегии, ни на служанок. К сожалению, побег был лишь ночными мечтами, коим нет места под сенью дня. – У тебя дар. Твой долг – защищать людей от демонов. Я не хочу мешать тебе исполнять божественную волю и должна покориться своему предназначению.

– Перестань повторять слова нянюшки и поучения из ветхих книг! В них давно никто не верит. Сегодня было лунное затмение, ночь мертвецов, и мы с Бенасом и недотепой Колье ходили на кладбище простолюдинов. Бенас до зари заставлял скелеты плясать на могильных плитах. Жаль, что кузен Петрас не смог приехать из-за траура по отцу. В такую ночь он бы оживил что-то поинтересней костей с черепушками. И никакой гнев богов нас не остановил. Их придумали, чтобы ограничивать людей, навязывать волю ордена, которая выгодна лишь тем, кто стоит на вершине. Мы сами себе хозяева, хозяева этого мира. И не обязаны подчиняться ни богам, ни ордену, ни даже родителям, если того не желаем.

Через окно на потолке просматривалось ясное небо. Неужели там в самом деле никого нет, неужели никто не наблюдает сверху, не помогает и не направляет мудрой волей? Люди приходят из ниоткуда и уходят в никуда. Тогда зачем все это: замужество, родовые схватки, дети, которых придется отдать чужим людям, болезни, старость и, наконец, смерть?

Что-то звякнуло в вышине, загремела труба, выпуская голубоватое облачко. Оно вспыхнуло, окатив Лайсве теплой волной, и исчезло.

– Что это было? – спросила она.

– Я ничего не видел. Ты здесь всегда такой странной становишься, – нахмурился Вейас. – Пойдем, я знаю, что тебя развеселит. – Он взял ее за руку и потащил за собой.

Труба жалостливо звякнула на прощание.

Неужели брат не слышал?

Потайной ход привел в южную башню. Поднявшись по винтовой лестнице, близнецы выбрались на крышу и уселись между зубцов, свесив ноги наружу. Отсюда как на ладони просматривался внутренний двор, где вовсю суетились слуги: запрягали в кареты и повозки лошадей, таскали сундуки с вещами, усаживали господ в седла.

– Кто-то уезжает? Почему так рано? – Лайсве удивленно моргнула. Торжества должны были продлиться еще несколько дней. Сегодня намечалась охота, завтра – состязание бардов-рунопевцев, а послезавтра должен был пройти турнир.

– Женишок твой, – Вейас кивнул в сторону знакомой пухлой фигуры в коричневом кафтане. Из-за плохого кроя одежда топорщилась и морщинилась на спине.

Может, и правда не стоило выставлять семейное богатство напоказ? Тем более замок обычно жил скромно и просыпался, лишь когда отец возвращался из походов.

– Отец велел ему убираться. Сказал, что ему понадобится немало времени, чтобы устроить церемонию, достойную тебя, – ухмыльнулся брат.

– Ему даже не позволили погостить на празднике в свою честь?

Унижения Йордена не радовали: скоро его род станет и родом Лайсве. Если будут презирать его, то и ее тоже.

– Какое почтение может быть к тому, кто тебя бросил? – Вейас погрозил кулаком. – Правильно отец сделал, иначе я бы сам сбил спесь с его наглой рожи.

Мужчинам лишь бы оружием бряцать, а наперед подумать никто не хотел. Но все же хорошо, что отец услал Йордена, иначе она сама отрядила бы ему парочку хлестких пощечин.

– Не переживай. Съешь лучше пироженку, а то совсем как те скелеты станешь, – Вейас протянул сестре последнюю корзиночку из свертка.

Рослый слуга тем временем водил по двору племенного жеребца, известного злым нравом. Юноша сутулился и косолапил, будто пытался казаться незаметным, но вместо этого напоминал ярмарочного медведя и привлекал еще больше внимания. Ему приходилось постоянно увертываться от норовившей цапнуть его морды, но справлялся он на удивление ловко – белоземцы бы так не смогли.

Йорден взобрался на скамейку, когда слуга подвел к нему жеребца и выправил стремена из седла. Стоило жениху вдеть в одно из них ногу, как конь шарахнулся, чуть было не смяв суетившихся рядом людей. Едва удержавшись на скамье, тот выругался и пнул слугу в живот сапогом.

Лайсве прижала ладони ко рту. Не повезло ему с хозяином: этот удар, наверное, причинил много боли. Но вместо жалоб и заискиваний юноша лишь расправил плечи и с презрением посмотрел на Йордена, словно сам был господином.

– Ух, какой твой женишок неучтивый, – Вейас хрустнул костяшками пальцев и достал из-за пазухи рогатку с камнем. – Ничего, сейчас покажем ему, где раки зимуют.

Слуга снова подвел коня к скамейке и встал впереди, держа поводья у самой морды. Йорден вскарабкался в седло, после чего слуга отпустил их. Вейас прицелился из рогатки и выстрелил камнем в жеребца. С пронзительным визгом конь взвился на дыбы. Йорден повис на одном стремени и вместе с седлом рухнул в пыль, а жеребец умчался за ворота.

Двор огласил дружный хохот вперемешку с проклятьями.

– Ты подрезал ему подпругу, – Лайсве покачала головой, но все же улыбнулась. Какой же он жалкий, ее женишок.

Вейас кивнул, покатываясь со смеху.

К Йордену снова подоспел слуга, поднял его на ноги и отряхнул одежду. Жених надавал ему оплеух и принялся браниться, указывая то на седло, то в сторону ворот. Видно, требовал, чтобы тот бежал догонять подарок.

– Какая девица-белоручка! Интересно, испытание за него тоже этот ручной медведь проходил? – насмехался Вейас. – Может, еще разок выстрелить? Пускай слуга затопчет этого нюню!

Юноша обернулся, будто заметил их. Лайсве не могла разобрать выражение его лица, но ощутила во взгляде укоризну. Это мигом отрезвило ее.

– Не стоит. Бедняге и так досталось.

Вейас пожал плечами и спрятал рогатку.

«Глупые дети!» – прозвучал в голове уже знакомый голос суженого.

Что же это было: сон или явь? Кто он и где?

Лайсве не выдержала и спросила прямо: «Сам ты глупый! Как твое имя?»

Ответом было лишь ржание и трехтактная дробь копыт по мостовой, когда слуга запрыгнул на коня и помчался сумасшедшим галопом.

Глава 6

Горевестница

1526 г. от заселения Мунгарда.

Белоземье, Веломовия

Артас наблюдал с балкона за показательным поединком сына и рыцаря из ордена. Глаза резало от лучей яростного весеннего солнца. Он прикладывал ко лбу руку козырьком, чтобы разглядеть площадки для тренировки во внутреннем дворе замка.

Вейасу не хватало ловкости, навыка, смекалки. Все выпады были до скуки предсказуемыми, а неуклюжая техника оставляла бреши в защите и не позволяла наносить решающие удары. Его противник – костлявый безусый молодчик из бедного рода – поддавался. Артас заплатил ему накануне, но даже это не спасало положение. Во время очередного парирования удара Вейас запутался в ногах и споткнулся, едва не налетев на «вражеский» меч.

Бестолочь!

Противник шарахнулся в сторону и испуганно глянул на балкон. Артас подал знак заканчивать. Хватит позора на сегодня.

– Не переживай так.

По плечу похлопал Кейл, старый друг и соратник. Его прислал Совет Сумеречников, чтобы испытать силы Вейаса и рекомендовать его на место в ордене. Моложавый и подтянутый, с копной курчавых, темно-каштановых волос, ровесник. Он поможет все замять. Артас его из стольких передряг вытаскивал, да из каких! Из карточных долгов, пьяных драк и плена иблисов в далеком Эламе.

– Он же юнец совсем. Приставим к нему компаньона посмышленей, и, глядишь, за пару лет походной жизни научится и с какой стороны за меч держаться.

– Лишь бы он до этого светлого дня дожил, – пробормотал Артас. Он сам даже в детстве к обучению относился куда серьезней, а со времен испытания не проиграл ни одного тренировочного боя. Разжижалась, видимо, старая кровь. Уступить низкорожденному считалось позором, а этой бестолочи и дела нет до этого.

Вейас привалился к стене рядом с темной нишей. Дыхание перевести нужно, как же! Да только издалека было заметно, как он с кем-то перешептывался, самодовольно ухмыляясь.

С Лайсве, конечно! Близнецы еще в утробе матери были неразлучны, во всех шалостях участвовали вместе, делили пополам невзгоды и радости. Скоро их пути разойдутся: его ждет судьба Сумеречника и наследника рода, а ее – жены и матери.

Почему дети так быстро растут? Еще вчера Артас укачивал их, совсем крох, на коленях, а сегодня должен отпустить во взрослую жизнь. Сколько лет было потрачено на походы. Если бы он больше занимался воспитанием детей, может, они бы лучше подготовились к тому, что их ждет за порогом родового замка.

«Лайсве, моя любимая доченька, что я буду делать, когда в следующий раз вернусь домой, а ты не выбежишь из ворот мне навстречу? По чьей глупой прихоти мне приходится отдавать свой алмаз мерзавцу, который его даже оценить не в состоянии?»

После помолвки Лайсве заперлась у себя в спальне и устроила голодовку. Артас, конечно, не сильно беспокоился. Сердобольная нянька Эгле на пару с Вейасом таскали ей еду с кухни, а сама дочь выбралась погулять тайком уже на второй день. Артас притворялся, что ничего не замечает, позволяя ей напоследок насладиться свободой, и жалел, что не может больше ничего для нее сделать.

Нужно им помириться. Хотя бы попробовать.

– Лайсве! – позвал Артас. Худенькая фигурка внутри ниши вздрогнула, но все же выскользнула из тени. На ней было короткое платье небесно-голубого оттенка, в котором она казалась совсем ребенком. Как можно ее выдать замуж? – Возьми меч и покажи, чему научилась, когда за братом подглядывала.

Близнецы удивленно переглянулись друг с другом. Вейас вложил сестре в руки оружие и подтолкнул к середине двора. Мальчишка-поединщик ошалело взглянул на балкон. Видимо, с девушками драться ему не приходилось, но ослушаться приказа он не посмел и встал наизготовку. Его руки тряслись.

– Что ты задумал? – Кейл подался вперед.

Артас приложил к губам палец и кивком указал на дочь.

Она несколько раз взмахнула мечом, примеряясь, гордо вскинула голову, убрала за спину косы и в точности повторила стойку поединщика. Кейл хохотнул. Расслышав насмешку, Лайсве напряженно выпрямилась и без сигнала ринулась в бой. Поединщик едва устоял на ногах, суматошно отбиваясь и следя, чтобы не задеть ее. Артас едва сдержал торжествующую ухмылку. Лайсве чудо как хороша! Точно с Вейасом втайне удары отрабатывала. Точнее заставляла его отрабатывать. Гибкая как кошка, ярости столько, что на сотню саблезубых демонов хватит. Вероятно, давно хотела себя показать, да никто не интересовался.

А как она старалась-то! Вот бы каплю ее упорства Вейасу. Ан нет, бестолочь – он и есть бестолочь. Еще и жалуется постоянно. Лайсве было намного труднее: мышцы не наработаны, выносливости совсем нет, а дыхание сбилось. Но не сдается, отчаянная. Ух! Следующий удар был хорош настолько, что поединщик аж попятился. Видно, не до конца старая кровь прогнила.

Еще несколько хлестких выпадов, и Лайсве начала выдыхаться. Утерла пот. Снова атаковала. К сожалению, рассчитывать и сохранять силы ее никто не учил – не стоило вкладывать все в первые удары. Поединщик неловко увернулся, задев ее плечо. Выступила кровь.

Вот почему женщин к драке не допускали: вид их ран непереносим!

– Стойте! – выкрикнул Артас.

Его не услышали.

Лайсве замахнулась, поединщик контратаковал. Она словно предугадала его действия, вывернулась и выбила меч из рук.

– Я победила! – возликовала она, задорно взмахнув клинком над головой.

Перепрыгивая сразу через две ступени, Артас сбежал по лестнице и поспешил к дочери.

– Ты проиграла: поединок был до первой крови. – Вейас указал на потемневший лоскут рукава.

Лайсве уставилась на отца несчастным взглядом.

– Я проиграла, – повторила она осипшим голосом и уронила меч.

Артас протянул руку. С его губ почти сорвались уверения, что бой был великолепен и… Но Лайсве уже умчалась, не позволив даже осмотреть рану. Он ведь хотел как лучше!

– Чего это она? – недоумевал Вейас.

Артас отвесил ему подзатыльник.

– Думать иногда надо, прежде чем говорить, дурень!

Вейас потупил взор и потер ушибленное место.

– Весело у вас тут, – к ним подоспел Кейл и покрутил пальцем у виска. – Ты совсем рехнулся?

Наверное, так оно и было. Не мужское это занятие – детей воспитывать, особенно девочек. Что таилось у нее на уме? Теперь даже прочитать не выходило.

Артас кинул монету поединщику. Тот был белее простыни и клацал зубами. Думал, наверное, что его на ближайшей осине вздернут. Артас и вздернул бы, вот только чувствовал, что сам виноват.

Вейас убежал разыскивать Лайсве, а Артас и Кейл возвратились на балкон.

– Какой демон тебя в ребро ударил? – встревожился старый друг.

– Но Лайсве была хороша, согласись? – Сейчас Артас больше всего желал, чтобы его дочь родилась мальчиком.

– Для девчонки, – Кейл пожал плечами.

– Видел бы ты ее в святилище. Ветер даже мне так не отвечает. А когда я пытался успокоить ее во время помолвки, она, кажется, обернула мой дар против меня. Можешь себе представить?

– К чему ты клонишь? – У Кейла детей не было, и он явно не понимал, почему Артас бунтует против древних порядков.

– Ее дар мог бы служить на благо ордена гораздо лучше, если бы ей не пришлось так рано выходить замуж. Не в битвах, конечно, и не в храме, но в Круге судей или книжников. Я слышал, туда берут девушек с даром.

– Поверь, Артас, ты не захочешь такой участи для дочери, – печально ответил Кейл. – Неужели ее жених настолько тебе не по нраву? Какой у него дар?

– Оборотень. Шакал, – последнее слово Артас выплюнул, как проклятие.

Кейл рассмеялся.

– Тогда не тебе, дорогой друг, переживать надо. Если у твоей дочери действительно сильный дар, стоит ей только с ним освоиться, и этот шакаленок начнет прыгать перед ней на задних лапках как левретка.

– Но он безответственный слюнтяй и идиот, похуже Вейаса будет. На такого положиться нельзя. Если что случится, Лайсве останется со своими проблемами совсем одна.

– Юноши сейчас все такие. Поверь, то, что показал сегодня твой сын, далеко не худший вариант.

– Лучше бы ей выбрали кого-то из наших, небесных: мыслечтецов или, быть может, ветроплавов.

– Ветроплавов? – Кейл поперхнулся собственным смехом и посерьезнел. – Уж не задумал ли ты с авалорскими выскочками Комри породниться?

Артас понимал, что это было невозможно. Способность плавить воздух в невидимые снаряды и щиты считалась самым мощным даром Сумеречников. Его обладатели редко брали в супруги не себе подобных. Авалорского маршала Комри так и вовсе некоронованным королем величали, а количество его побед впечатляло даже лорда Веломри, хотя они лично ни разу не пересекались.