Баронесса Поневоле

– Ты чем-то напугана?

– Вовсе нет! – запоздало опомнилась Марта. – Тысяча извинений, госпожа, я сегодня излишне болтлива. Заклинаю простить меня.

– Не волнуйся ты так, я не собираюсь тебя отчитывать. Завтра отведешь меня к Эльзе, хочу навестить Сорванца.

– Вы очень добры и великодушны, но …

Луиза поняла, что Марта боится барона, и не стала допытываться, почему, хотя на языке вертелось множество вопросов.

У нее уже сложилось определенное мнение о нравах и законах, царящих в замке. Невозможно было не заметить нервного возбуждения и шепотков при появлении его милости. Барон, по всей видимости, правит жесткой рукой, презирает всех, кто ниже его положением, уверен, что ему все дозволено, и любой проступок наказывает, вселяя в окружающих страх. В душе Луизы шевельнулось подозрение: даже сделав ее баронессой, он не остановится, пока не подчинит ее, не сломает, не превратит в бессловесную куклу.

«Стоит заранее понять, что еще скрывается под личиной знатного дворянина? Хотя, чем это ей поможет?».

– Хотелось бы знать, где сейчас барон, я попрошу его не наказывать Эльзу и ее малыша.

– Я…я не совсем понимаю, – пробормотала Марта, чувствуя, как отчаянно забилось сердце, – вы хотите заступиться за прачку и заслужить гнев хозяина? Горе тому, кто имеет несчастье нарушить его приказы.

– Считаешь, у меня есть поводы для беспокойства?

– Конечно, нет! – вспыхнула Марта, поняв, что сболтнула лишнее.

– Тогда и не станем об этом говорить, – примирительно улыбнулась Луиза, – я не дам ребенка в обиду.

Она по-иному решила добиться от служанки, чьи слова и манеры были слишком уклончивы, правды о бароне, проявив сдержанность в речах и равнодушие к ее действиям. Словоохотливая Марта, добрая по натуре, долго не выдержит холодности своей госпожи и станет более откровенной.

Служанка промычала что-то сочувственное, но возражать не осмелилась:

– Это не моего ума дело, лучше я немного поухаживаю за вами.

Луиза согласно кивнула в надежде обрести уверенность, которой так не хватает, чтобы более спокойно присмотреться к жителям замка.

Марта принялась колдовать над копной волос своей госпожи. Очень скоро она искусно собрала их вверх, выпустив несколько прядей локонов, которые изящно обрамляли нежную шейку девушки. Новая прическа придала Луизе вид изысканного благородства.

– Ну что ж, по крайней мере, я хорошо выгляжу, – коротко заметила девушка и не стала более рассыпаться в благодарности. – После обеда выйдем на прогулку.

– Счастлива услужить, госпожа. Куда изволите пойти? – окончательно успокоилась служанка.

– Веди туда, где я еще не была.

Взору Луизы предстало невиданное зрелище – большая ухоженная клумба, благоухающая розами нежных оттенков. Чудесный ароматный шлейф цветов, напоминающий луговой мед с нотками мускуса, разливался, обволакивая и навевая ощущение гармонии.

– Они великолепны! – восторженно ахнула девушка.

– Это «Розовый рай». Так называют этот сад.

– Кто сотворил такое чудо?

– Ханна здесь хозяйка.

– Кормилица?

– А вы почем знаете?

– Не все же такие скрытные, как ты.

Марта хотела возразить, но прикусила язычок. Неизвестно, на что способна госпожа–пленница, вдруг пожалуется барону.

Луиза медленно шла по ухоженным тропкам, очарованная искусно оформленными клумбами и шпалерами, любовалась удобными скамеечками, чугунными подставками для факелов.

– Я могла бы приходить сюда каждый день, все радует глаз, – не удержавшись, воскликнула она.

– Будущая баронесса вольна свободно появляться везде, где ей заблагорассудится, – раздался голос, и из-за поворота у небольшой ротонды возникла Ханна с запачканными землей руками.

Сияющая на лице девушки улыбка мгновенно увяла, и она порывисто воскликнула:

– Мне не нравится, когда меня так называют.

Марта ахнула и отошла в сторонку, чтобы случайно не услышать непотребных речей из уст своей госпожи.

– Чушь! Боюсь, что уже поздно это обсуждать. Вы не хуже меня знаете, что это неизбежно.

Столь откровенно категоричное утверждение потрясло Луизу. Но под укоризненным взглядом она недрогнувшим голосом возразила:

– Об этом не может быть и речи!

Ханна взирала на девушку с величайшим подозрением: олицетворение сельской простоты и невинности, если не обращать внимания на удивительные глаза, в которых, как подтверждение горячего нрава, пылал мятежный огонь, выдающий далеко непростой характер и внутреннюю силу. Ведет себя совсем не так, как подобает баронессе: не спесива, мила в обращении, добра. Сорванца спасла… Неплохо бы осторожно выяснить, что у нее на уме.

– Что сделано, то сделано, нет смысла роптать и упрямиться. Барон вернется с разрешением от короля и уложит вас на брачное ложе.

– Марта, подожди у калитки. – Луиза не хотела, чтобы та услышала ее просьбу.

– Как пожелает ваша милость, – неодобрительно проворчала служанка и нехотя, очень медленно зашагала по тропинке.

– Прошу извинить меня, не хотелось бы затруднять вас, но я должна поговорить с вами, – с мольбой обратилась Луиза к кормилице. – Другая возможность вряд ли представится, ваша половина недоступна для посторонних. Ради всего святого, мне не к кому обратиться.

– Что вы хотите знать? Похоже, вы чем-то расстроены, но вряд ли в моих силах успокоить вас.

– Помогите сбежать отсюда. Я не хочу становиться баронессой. Мне страшно, – прошептала Луиза и смолкла под стальным взглядом.

– Я не уверена, что это удачная мысль, – прищурилась Ханна. – Скажите об этом барону.

– Вы не должны так недоверчиво смотреть на меня. Мои мучения искренни и невыносимы. Это не притворство.

– Я отлично вижу, что вы не глупы. Так почему отказываетесь признать очевидное? Отсюда не сбежать. Даже если каким-то чудом вы покинете замок, вас быстро изловят, приволокут обратно, хозяин придет в бешенство, – спокойно изрекла женщина и через секунду добавила: – Я и гроша не дам за вашу участь.

Луиза безвольно опустила руки и с усилием произнесла:

– Вам нравится считать меня жалким созданием?

Горечь разочарования и глубокая безнадежность в голосе и во всем облике девушки вызвали у Ханны невольное сочувствие, она поняла, насколько пленная пассия барона несчастна, чувствительна и уязвима.

– Мой вам совет – не воображайте себе всякие глупости.

– Я надеялась на сострадание… но сожалею о неразумном порыве.

– Можете приходить сюда, когда захотите, – предложила Ханна и повернулась, чтобы уйти. – Барон здесь не бывает, – и одними губами прибавила: – Храни тебя бог, девочка! – и приказала себе ни о чем не жалеть.

Мысли об узнице невольно навели на воспоминания о своенравном, но горячо любимом воспитаннике. Она не видела его вот уже десять лет, но все это время поддерживала порядок на принадлежащей ему половине замка, надеясь и веря, что он вернется истинным наследником и полноправным хозяином.

Барон Вольф передал ей пятимесячного ребенка после страшной гибели его родителей. Взяв его на руки, она отогнула уголок одеяльца и взглянула на серьезное личико притихшего малыша. Серые, словно грозовые облака, глаза смотрели на нее, не мигая.

Женщина назвала его по имени, ребенок радостно улыбнулся, залепетал и навсегда покорил ее сердце.

– Заговорила! Вот и хорошо. Будешь его кормилицей, – выдавил барон и скрылся за дверью.

Ханна не призналась, что у нее нет молока.

Ее муж служил у барона писарем. Ханна, родом из обедневшей помещичьей семьи, и сама знала грамоту и частенько помогала ему разбираться с бумагами, особенно когда он отлучался по хозяйству. Вот и в тот раз она удобно уселась за конторку, когда муж взял с собой их семилетнего сынишку и отправился вспахать небольшой клочок земли у опушки леса. Потрудившись на славу, отец с сыном присели, чтобы перекусить перед возвращением домой. Не успели они удобно расположиться на траве, как из леса выскочило стадо бешеных кабанов и пронеслось, сметая все на своем пути. Только к вечеру Ханна набрела на два растерзанных тела. Через неделю в страшных муках она родила мертвую девочку. Ее горе было столь велико, что она онемела и за целый год не проронила ни слова.

Ханна самозабвенно ухаживала за маленьким баронетом. Не отходила от его колыбельки, когда он болел, на ночь рассказывала сказки про эльфов и гномов, легенды о великих воинах, затевала разные игры, а когда он подрос, разрешала играть с деревенскими детьми. Мальчик рос добрым, смелым и жизнерадостным. Особенно крепко он сдружился с малышом Ральфом – сыном одного из рыцарей барона. К тринадцати годам Карл прекрасно ездил верхом, умело владел мечом и выходил победителем в драках.

В день пятнадцатилетия дядя призвал его к себе и объявил, что назначает Карла, своего единственного родного племянника, наследником и закрепляет за ним третью часть замка, а пока отправляет учиться в Сорбонну. Ханна мужественно перенесла это известие и пообещала не умереть, пока он не вернется. И каждый день ждала.

Раз в полгода, иногда чаще, Ханна получала весточку от своего любимца. Все письма хранила перевязанными лентой в ларце и постоянно их перечитывала.

Всегда аккуратно одетая, энергичная, любящая и заботливая, Ханна посвятила жизнь служению интересам наследника, другого для себя не мыслила. Все обращались с подчеркнутой вежливостью к кормилице будущего барона. В помощь и услужение к ней приставили Зельму. Служанка оказалась родственницей первой жены барона Вольфа. Женщину привезли из дальнего приграничного поместья. Никто не горел желанием с ней общаться и не стремился сблизиться. Она была весьма чудаковатой, не в меру прямолинейной, часто говорила все, что ей заблагорассудится, но служила Ханне с беззаветной преданностью. Очень скоро, несмотря на различие в возрасте, Зельма была на шесть лет старше Ханны, женщины стали неразлучны. Обе вдовые, обе бездетные, обе одинокие.

Глава 4

Отсутствие барона–тюремщика принесло Луизе некоторое облегчение: она перестала вздрагивать от шорохов и громких криков за дверью, полночи метаться в постели в ожидании своего мучителя. Девушка без страха разговаривала с людьми, быстро привыкла к вежливому почтению, но, не питая иллюзий относительно своего положения, была скромна и непритязательна, довольствовалась лишь прогулками по замку.

Дни тянулись долго и однообразно, если не считать то время, когда она возилась с Сорванцом, придумывая забавные игры, и помогала прачке ухаживать за мужем.

В замке все относились к красавице как к новой баронессе, кроме стражи. Попытки Луизы выбраться на свободу ни к чему не приводили. Стражники награждали ее уничтожающими взглядами и гнали прочь от ворот. Она давала волю своему гневу, но в ответ получала лишь насмешки, недружелюбные выкрики и жесты.

Однажды ее потребовали к кастеляну Шольцу – управляющему замком и делами барона. Ее это несказанно удивило.

Луиза вошла в кабинет в тайной надежде на освобождение. Навстречу ей поднялся довольно крупный мужчина. На нем были дорогой кожаный жилет и туника английского сукна, массивную шею украшал золотой обруч с нефритовыми вставками. Его внешность можно было бы назвать вполне приятной, если не считать хищного прищура и высокомерно поджатых губ. Он приблизился и, коротко поклонившись, вызывающе небрежно обошел ее вокруг, не проронив ни слова.

– Чем вызван столь неучтивый прием? – презрительно произнесла Луиза, всем видом демонстрируя, что оскорблена явной непочтительностью служащего.

У управляющего вытянулось лицо, и недобро сверкнули глаза:

– Баронесса! – с трудом выдавил из себя Шольц ложный титул, не осмеливаясь нарушить распоряжения хозяина обращаться к пленнице именно так. – У меня четкие предписания относительно вашего пребывания в замке.

– Они мне также известны. Что изменилось, что вы осмелились потревожить меня неподобающим образом? – продолжая играть свою роль, ответила Луиза.

– Вами недовольна охрана замка, – воздержался от готовых сорваться с языка грубых упреков кастелян.

– Какая ирония! Я ими тоже недовольна.

– Предупреждаю, еще одна попытка сбежать, и они подстрелят вас как кролика, – пригрозил Шольц, не привыкший к откровенному отпору со стороны женщины.

– И горько пожалеют о своей ошибке, когда окажутся на вертеле вместо того кролика, – ехидно парировала она.

Какое-то время они, не скрывая негодования, рассматривали друг друга. Постепенно молчание сделалось невыносимым. Первым перед волей янтарных глаз сдался кастелян:

– Ваша красота ослепила барона, помешав разглядеть, какой на самом деле вы являетесь безумной и неблагодарной.

– Вот как! Никогда еще меня не выставляли в столь нелестном свете.

– О, такой как вы, нетрудно вскружить голову мужчине. Не успела глазом моргнуть – и он у твоих ног, – прошипел Шольц, взбешенный явным безразличием баронессы к его высокому положению.

– Не могу с вами согласиться. Это всего лишь досужие домыслы, – холодно возразила девушка. – Будет лучше, если впредь они окажутся невысказанными.

– Вы мне угрожаете? Даже не потрудились притвориться, что внемлете моему предупреждению!

– Совершенно верно, – кивнула она и расплылась в улыбке.

– Сроду ни одной женщины не боялся! – вскипел Шольц. – Ваши угрозы подобны комариному писку.

– Сегодня явно не ваш день, – продолжала играть словами Луиза, забавляясь беспомощным гневом управляющего. – Однако комары изрядно отравляют жизнь.

– Весь замок гудит, словно рой диких пчел. Доблестные воины потеряли покой, молва о странной женщине в доме барона докатилась до соседей, – повысил голос Шольц, проигнорировав замечание.

– Полагаю, я должна чувствовать себя польщенной, но, увы! – снова язвительно заметила Луиза, хотя уже чувствовала, что не стоит дразнить этого опасного человека.

– Если сами не понимаете, придется вам помочь – я запру вас в башне.

– Сожалею, но это не в вашей власти, герр кастелян. Что-то не припоминаю такого распоряжения барона, однако отчетливо помню, что, уезжая к королю, он приказал относиться ко мне со всем почтением, какое полагается баронессе!

В глазах Шольца промелькнул испуг, он ругнулся сквозь зубы и сделал шаг к Луизе. Она удивленно вскинула брови:

– Как? Вам нечего сказать?

– Не вынуждайте меня потерять терпение. – Руки кастеляна потянулись к ее шее, но он вовремя спохватился и одернул их: – Ведьма!

– А за такую дерзость будете влачить свои бесславные дни в нищете, бродя с чашей для подаяния, чванливый осел! – будто выплевывая слова, с нескрываемым отвращением произнесла Луиза.

– У вас не все ладно с рассудком, баронесса, наш господин всецело доверяет мне, вы жестоко поплатитесь за свои слова.

– Увы, барон сделал свой выбор, – надменно бросила она. – А ваши речи становятся утомительными, пора прекратить никчемный разговор, займитесь лучше своими непосредственными обязанностями. Я намереваюсь проверить расчетные книги, – и, задрав подбородок, выплыла из комнаты, оставив кастеляна скрипеть зубами в бессильной злобе.

Луиза гордо прошествовала мимо съежившейся от страха Марты.

«Какой бес вселился в нее, она чокнулась? Раззадорить любимца барона, которому тот всецело доверяет? Но может это хоть как-то встряхнет ее унылое настроение?», – промелькнуло в голове перепуганной служанки.

– Что за гнусное создание, – недовольно фыркнула Луиза.

– Он очень опасен, госпожа, скор на расправу и беспощаден.

– Вряд ли посмеет навредить баронессе.

«То, что показалось забавной игрой, подстегиваемой желанием отомстить грубияну за непочтительность, может обернуться поистине серьезными неприятностями в ее невероятном положении незамужней баронессы. Она воспротивилась человеку, уверенному в собственном превосходстве, – задумалась Луиза и решила: – Стоит избегать с ним встреч».

Шольц раздраженно рухнул в кресло:

– И что мне делать с этой проклятой гордячкой? Осмелилась унижать меня! Ведьма! – вне себя от злости прорычал он. – Не думайте, баронесса, что так будет вечно. Я заставлю считаться с собой! – Он положил ногу на ногу и тут же утешился мыслью о мести: – Я собираюсь подцепить вас на крючок и представить барону редкостной шлюхой.

Шольц, лелея внутри возникшую ненависть, полный решимости отомстить, стал следить за баронессой, но ничего предосудительного не заметил – расставленные шпионы лишь разводили руками.

Наблюдая за ней, он видел совершенное лицо, замечал волнующее покачивание бедер, прислушивался к чарующему голосу и, сам того не желая, пленился необыкновенной красавицей. Постепенно низменные инстинкты взяли верх над разумом. Он уже не мог больше ни о чем думать, только о ее роскошном теле, изгибы которого вводили в искушение овладеть ею, подмять под себя и насладиться дивными женскими прелестями. Одурманенный желанием, он забыл обо всем на свете, даже о свирепом и безжалостном хозяине.

Луиза в платье строгого покроя в сопровождении Марты навещала больного мужа прачки. Покинув ее неказистый домик, приютившийся где-то на отшибе хозяйственных построек, она радостно произнесла:

– Ему сегодня удалось сесть, он встанет, обязательно встанет!

– Просто чудо какое-то, у вас волшебные руки, госпожа. Эльза так и светится от счастья!

– Мартин хороший человек.

– Весь замок возносит хвалу баронессе, вашей красоте и доброте, вашему благоразумию, невиданной щедрости.

– Угомонись, я не нуждаюсь в твоей лести!

В меркнущем свете дня Луиза заметила фигуру кастеляна и

недовольно нахмурилась. Он вышел из-за дерева и двинулся им навстречу.

– Именно его хотелось бы видеть в последнюю очередь, – процедила она сквозь зубы, – но отступать некуда.

– Он что-то недоброе задумал, – испуганно пробормотала Марта, – так и зыркает своими крысиными глазками.

Шольц властным жестом отослал служанку:

– Пошла вон! А вы, баронесса, останьтесь, у меня для вас новости.

– Как вы смеете? Это моя служанка, вы не можете ей приказывать! – возмутилась Луиза, провожая взглядом кинувшуюся прочь Марту, и про себя подумала: «Нужно помнить, что недооценивать этого упыря нельзя, не следует его дразнить». – Вы хотите показать мне расчетные книги или сообщить, что барон, ваш хозяин, возвращается?

– Вы очень проницательны, госпожа. Думаю, мои «новости» удовлетворят вас, – самодовольно усмехнулся кастелян. – Вы не станете против них возражать.

Воровато оглядевшись кругом и не заметив посторонних глаз, Шольц грубо схватил ее за руку и молча потащил за собой, всем видом показывая, что она в его власти.

– Как ты смеешь, свинья! Немедленно отпусти!

– Заткнись, сучка, не дергайся, иначе поранишься, – и он пригрозил ей острием ножа, заставляя двигаться вперед.

Такая грубая выходка кастеляна привела ее в ужас. Луиза замолчала, лихорадочно соображая, как выпутаться из потных лап негодяя.

Между тем Шольц, свернув за угол, ногой распахнул какую-то дверь, впихнул туда Луизу и приволок в довольно просторную комнату, в самом центре которой стояла внушительных размеров кровать. «Здесь этот осел предается своим гнусным увеселениям», – поняла она.

– Какие новости вы приготовили? – ледяным голосом спросила Луиза, непостижимым образом собрав волю в кулак и по привычке подмечая всякие мелочи: пыль в углах, разводы и пятна на стенах, дорогое парчовое покрывало и кованое изголовье кровати.

– Всему свое время, скоро услышите. И только от вас зависит, какими они будут, плохими или не очень.

– Не понимаю. Барон возвращается? Это ваша новость?

Шольц хрипло рассмеялся:

– При королевском дворе слишком много соблазнов, барон забылся в объятиях услужливых дам и не торопится к вашим прелестям.

– Как правдоподобно и нахально вы лжете, – пытаясь выиграть время, равнодушно произнесла Луиза, сквозь опущенные ресницы выискивая какой-нибудь предмет для защиты. – Я раскрою ему глаза на поведение наглого кастеляна, поведаю о вашем пристрастии к картам и о том, кто и за кое-какие услуги ссужает вам в долг.

– Бросьте, баронесса. Кто вам поверит? Не припомню, чтобы кому-нибудь удавалось меня перехитрить, и вы не пытайтесь. Барона ждет величайший сюрприз.

– Зачем вы меня сюда привели? – прервала его Луиза, заметив рукоять ножа в его сапоге.

– Предоставлю тебе самой догадаться, зачем ты здесь, – Шольц выразительно посмотрел на кровать.

– У вас чрезмерно раздутое самомнение.

– Пора понять, что я всегда беру верх над несговорчивыми женщинами, сейчас ты это почувствуешь, – самодовольно заявил он.

Выставляя напоказ унизанные кольцами пальцы, Шольц покрутил перед лицом девушки бокал с мятным шнапсом:

– Выпейте, это поможет расслабиться.

Луиза ахнула, пораженная коварным замыслом, когда догадалась, что его намерение не пустое бахвальство, и пригрозила:

– Стойте на месте, иначе мои проклятья навсегда остудят ваш пыл.

– Готов на себе проверить колдовские чары, – плотоядно улыбаясь, мужчина наступал на женщину, словно хищник на загнанную лань.

Луиза, чтобы Шольц не достал ее, отшвырнула ногой стул и сильно толкнула его в живот. От неожиданности он пошатнулся, грубо выругался и, ухватившись за подол ее платья, резко потянул на себя. Стиснув ее запястья, он рывком завел руки женщины за спину и, дрожа от нетерпения, начал искать ее губы, лихорадочно бормоча:

– Какой мужчина в здравом уме откажется от тебя?

– Зато я не хочу тебя, дикарь! – уклоняясь от жестких губ, вырываясь, выкрикнула Луиза.

– Это не важно! Я слишком готов!

– Идиот! Прочь свои грязные руки! – сердито запротестовала она.

Шольц, все более распаляясь от яростного сопротивления баронессы, уверенным жестом распустил ее волосы и подтолкнул к кровати. Пальцы, стараясь удержать извивающуюся женщину, хищными щупальцами сомкнулись на ее плечах:

– Да, да! Мне нужна именно такая – дикая, необузданная.

Он бросил ее на кровать, согнув колено, придавил сверху и стал задирать нижнюю юбку. Внезапно Луиза перестала сопротивляться, заерзала под огромной тушей и, громко застонав, провела дрожащей рукой по его напряженной спине.

– О, – замычал Шольц, – да, покажи, покажи свои колдовские штучки, – и ослабил хватку.

Луиза, изображая пылкую страсть, скользнула по его бедру и стала нетерпеливо дергать облегающие огромную ногу лосины, стараясь нащупать рукоятку спасительного ножа.

– Сейчас, сейчас, – задрожал от нетерпения Шольц, подтянул ноги, чтобы приподняться и скинуть штаны.

– Ах, какое счастье, – воскликнула она, умудрившись выхватить нож.

Девушка вывернулась, взмахнула рукой и полоснула насильника по щеке. Тот взвыл и закрыл лицо, по которому из глубокого пореза потекла кровь.

– Я убью тебя, тварь! – задыхаясь злобой, рычал кастелян, судорожно хватаясь за окровавленную челюсть.

Луиза, ни секунды не мешкая, вскочила на ноги и, держа нож перед собой, уничтожающим голосом отрезала:

– Если не истечешь кровью, ублюдок, выживешь. Шрам останется. Он послужит тебе напоминанием вести себя как полагается слуге – осторожно и почтительно.

В этот момент в комнату ворвались Марта, Зельма и Ханна с длинным ухватом для горшков.

– Вы не пострадали, госпожа? – запричитала Марта, поправляя задранное помятое платье.

– Позаботься о ней, – приказала Ханна, а сама ловко приставила ухват к горлу обидчика баронессы. – Зельма, поможешь! Мы привяжем эту тушу к кровати и запрем. Пусть захлебнется своей грязной кровью. Если сможет, выберется, а нет, собаке – собачья смерть.

Шольц, пытаясь подняться, давясь слюной, заорал:

– Пошли вон, старые колоды!

– Заткни ему глотку, Ханна, пока я оттяпаю его отросток на память. Он ему больше не пригодится, – зло прибавила Зельма, поигрывая ножом.

– А мы поможем. – В комнату влетела Эльза с огромной собакой. – Мой пес любит колбасу. Взять его, Демон!

Шольц выпучил глаза и дико заверещал, размазывая по лицу кровь.

Пес, ощетинив шерсть, злобно зарычал и встал передними лапами на кровать, оказавшись мордой с оскалившейся пастью перед лицом насильника. Шольц потерял сознание.

Женщины выполнили угрозу: втроем, разорвав простыню, быстро связали обмякшее тело и, сунув в рот кляп, покинули комнату.

– Тьфу, слабак, – брезгливо сплюнула Зельма, – даром что большой, – и засеменила за Ханной.

За ней последовала Эльза, похлопывая собаку по холке:

– Молодец, Демон! Победил борова!

Глава 5

Замок безмятежно спал. Луиза пробудилась среди ночи и, как ни пыталась уснуть, необъяснимая паника внутри не давала сомкнуть глаз: ее одолевали мысли о неминуемой беде. Она накинула на себя какой-то балахон, вышла во двор и, постоянно озираясь, побрела в сторону «Розового рая». Забрезжил рассвет.

«Какой странный туман! Поднимается вверх и так причудливо клубится! – удивилась девушка. – Быть может, наступил колдовской час, и это эльфы веселятся в саду, затеяв чехарду? Но откуда этот непривычный запах? Что-то случилось».