Баронесса Поневоле

– Нет! Не прикасайтесь! – стала яростно отбиваться Луиза. – Я пожалуюсь королю!

Ее сопротивление лишь подогрело желание мужчины. Навалившись сверху, он стал лихорадочно задирать подол платья. К возмущению и гневу Луизы добавилось унижение, чудом извернувшись, она резко ударила своего истязателя в ухо. Он взвыл от боли, откатился в сторону и затих. Целую минуту барон, пытаясь справиться со звоном в ушах, лежал без движения. Наконец он сел и, пытаясь прийти в себя, несколько раз тряхнул головой, затем встал и, намереваясь немедленно покончить с непокорной строптивицей, дрожащими от безудержной ярости пальцами потянулся к ее горлу. Но его остановило затравленное выражение глаз, в глубине которых бился непримиримый огонь, готовый полыхнуть в следующую секунду. Вольф отшатнулся:

– Глупая тварь, тебе это даром не пройдет! – прорычал он и выскочил, сильно хлопнув дверью.

Полночи Луиза ожидала, что барон вернется, чтобы завершить свое подлое дело. Ей хотелось щелоком смыть с тела следы грязных прикосновений, но она побоялась встать. Бессонные часы тянулись мучительно долго, но ничто не нарушало ночной тишины. Замок спал.

Она почувствовала себя вконец измученной и разбитой. Как долго она сможет сопротивляться грубым притязаниям своего тюремщика? Где искать защиты? Нужно хорошенько выспаться, ей потребуются силы.

Барон, взбешенный неудачей, стремительно пересек коридор, ворвался в свою спальню и налил себе щедрую порцию шнапса.

– Что позволяет себе эта дрянь? К ней невозможно подступиться! В своем упрямстве она зашла слишком далеко и будет наказана.

В два глотка опустошив бокал, он бросился к двери, но что-то его заставило остановиться. Блуждающий взгляд упал на догорающую свечу, и перед глазами возник образ молодой красавицы с пылающим взором. Ему представилось, что тело девушки, полное чувственной грации, томится от потаенной страсти, обещает райское наслаждение, молит о нежной ласке. Барон, не умея объяснить, что с ним творится, пошатнулся и готов был рухнуть на колени – всепоглощающая жажда обладания приводила в исступление. Он сорвал со стены меч и одним ударом рассек доспехи рыцаря, они с громким стуком упали к его ногам.

– Боже милостивый, сжалься надо мной, – бормотал он, – прости рабу твоему греховные мысли, но я готов продать душу дьяволу, лишь бы получить эту женщину. Я не могу обидеть ее, но и не в силах отказаться.

Вольф допил бутылку и, как был в одежде, повалился на топчан. Ему снилась юная дева с янтарными глазами.

Следующие три дня похититель не появлялся в покоях своей пленницы. Ему необходимо время, чтобы прийти в себя. Он запретил беспокоить его и не покидал своей спальни. На полу валялись пустые кувшины, разбросанная одежда. Барон ненавидел себя – не мог поверить, что безродная девка довела его, взрослого мужчину, который мог добиться всего, чего хотел, почти до сумасшествия. Он бесцельно бродил по комнате, подолгу стоял у окна, лежал на кровати, накрыв голову подушкой, придумывая, как подчинить ее: избить, заморить голодом, одарить нарядами и драгоценностями…

Вольф пил, не пьянея, хватался за меч, производил несколько выпадов и задумчиво проводил рукой по острому лезвию. Ничто не помогало – непослушное воображение рисовало ее обнаженное тело. «Я не могу причинить ей боль», – беспомощно качал головой барон.

Одурманенный страстью и гневом, он в сердцах назвал свою пленницу – смешно даже думать об этом – баронессой.

«Почему нет? – Вольф вскочил, ошеломленный пришедшей мыслью. – Она восхитительна! Сам король будет завидовать ему. Молодая, красивая, здоровая, родит ему законного наследника. Решено – она станет следующей баронессой Фон Гартман!».

Воспользовавшись затворничеством барона, Луиза, дожидаясь, когда дом, погрузившись в сон, затихал, выскользала из комнаты и на цыпочках спускалась по лестнице, стараясь не шуметь, не разбудить никого из прислуги. Ей очень хотелось пробраться к наружным стенам, но она боялась попасть в руки стражников. Тщетно искала она потайной уголок, чтобы прятаться там от ненавистного господина: комнаты были либо заперты, либо забиты вещами и мебелью.

Молодая вдова решила соблюдать траур по мужу. В черном платье, которое по ее просьбе принесла Марта, она сидела перед зеркалом. Руки судорожно стиснуты на коленях, глаза затуманились от слез. Она воочию представила, как натягивается и рвется нить, связывающая их судьбы: ей больше никогда не услышать голоса Филиппа, не прильнуть к его груди, не назвать своим. Воспоминания – все, что осталось у нее от любимого. Беззвучные рыдания, разрывая грудь, вырвались наружу; она плакала до тех пор, пока не осталось слез.

На Луизу навалилась дикая усталость – боль потери оставалась слишком острой. Пытаясь успокоить расшатавшиеся нервы, она растерла ладони и обхватила себя за плечи. Мысли путались. Конечно, сейчас ей больно и страшно, не с кем разделить бремя утраты, но скоро и это пройдет, останется только прожить одинокой до скончания дней. Но и вообразить себя любовницей жестокого упыря невозможно.

В душе девушки еще теплилась робкая надежда на спасение. Она должна найти выход из заточения, должна быть хитрой и наблюдательной. Пока же остается лишь одно: выжидать, сидеть здесь и не высовываться, чтобы не нарваться на недовольство стражей ее темницы. Марта предупредила, что им уготовано суровое наказание за слишком мягкое обхождение с узницей.

– Этот презренный вор считает, что я сделаю подкоп, если не приставит ко мне злобного сторожа? – задала себе бессмысленный вопрос пленница, оставив его без ответа.

В ожидании барона в голове Луизы царил полный хаос – смесь тревоги, нерешимости и неутихающего гнева. Она станет готовиться к решительному отпору, даже если ей будет грозить смерть.

Заслышав ненавистные шаги, она выпрямила спину и заставила себя поднять глаза: он очень напорист и гораздо сильнее ее. Остановившись в трех шагах, барон не мог оторвать взгляда – его разгневанная пленница была восхитительна в своей непокорности: вздернутый подбородок, пылающие глаза… Но через мгновение он ужаснулся: платье наглухо закрывает шею, грудь стянута, волосы скручены в тугой пучок – одета как благочестивая вдова. Ему показалось, что еще секунда, и за ней потянется траурная процессия.

– Страсти господни! Почему ты в черном? Кто дал тебе это уродливое платье?

– Я скорблю по мужу. Не в вашей власти запретить мне оплакивать его, – слова давались с трудом, но все-таки Луиза выговорила их.

– Мне следовало догадаться, что ты упряма. Поверь, я очень сожалею.

– Я не нуждаюсь в вашем лживом сочувствии, – прервала его Луиза, даже не подозревая, с какой жадностью он рассматривает ее.

– Я надеялся, ты стала благоразумнее.

Вольф, не желая насилия, готов был умолять неприступную красавицу добровольно принять его. Он, сгорая от безумного желания, сделал шаг и опустил руки на ее плечи. Достаточно было одного прикосновения, чтобы он воспламенился, а ее охватила противная дрожь. Он заставил ее попятиться к кровати, покрывая глаза и щеки частыми поцелуями. Опьяненный растерянной податливостью девушки, упиваясь запахом ее кожи, Вольф удвоил усилия, чтобы добраться до ее женского естества.

– Раскройся для меня, моя баронесса, – бормотал он, не владея собой, – я больше не в силах терпеть.

Треск рвущегося платья ошеломил Луизу не меньше, чем нежные и страстные поцелуи барона. «Не позволяй ему понять, что ты напугана».

Упав на подушки, она изо всех сил завизжала. Вольф от неожиданности вскочил. Их взгляды скрестились. Она разглядела в глубине его глаз что-то, что показалось пугающе неодолимым.

– Нет! Будьте вы прокляты!

В ее голосе было столько безысходной горечи и яростной ненависти, что казалось, на него сию минуту сойдет кара небесная. Мужчина, только что пылающий бешеной страстью, вмиг охладел, испугавшись произнесенного проклятья.

Вольф, пошатываясь, направился к двери, но на полпути остановился, бросив взгляд, который обратил бы в бегство и более решительного человека, чем эта женщина, но она бесстрашно бросила ему в лицо:

– Не поступлюсь собственной гордостью, не желаю унижения и позора. Лучше убейте! Также безжалостно и хладнокровно, как…

Оказавшись за дверью, Вольф пришел в себя. Не находя выхода, крик отчаяния и злости забился у него в груди. Он схватил проходившую мимо служанку, приволок в свои покои и жестоко изнасиловал, а когда обессилел, вышвырнул из постели и велел убираться. Истерзанная девушка молча уползла.

Среди ночи Вольф осторожно прокрался в спальню своей узницы. Она не погасила свечей – отблеск пламени, словно целуя, трепетал на ее ресницах. Вместо того, чтобы грубо овладеть ею, барон замер, наслаждаясь прелестью этой тихой минуты: она лежала такая хрупкая, нежная, спокойная и прекрасная, пьянящая без вина. Он представил, как медленно пьет ее любовь, наслаждаясь вкусом ее тела.

«Скоро, скоро все, что захочешь, будет твоим. Ты не рождена жить в деревенской пыли, из тебя получится блистательная баронесса. Никогда не отпущу тебя, отныне для всех ты – хозяйка замка. Такова моя воля. – Это решение успокоило, подействовало на него как дождь на иссушенную землю. – Я сделаю тебя своей баронессой!».

Наутро Вольф отправился к королю испросить разрешения жениться.

Глава 3

«Сколько еще испытаний предстоит выдержать?». – Луиза ясно осознала, что обманывала себя мыслями о том, что барон отвернется от нее и выбросит за стены замка. Напротив, он приказал почитать ее как баронессу. Все его обитатели были услужливы, предупредительны, и это ужасало девушку.

Она никогда не была глупой и трусливой, умела читать и писать, знала, как вести домашнее хозяйство, лечить больных. Этому она научилась, живя в монастыре Святой Урсулы. Аббатиса Бенедикта приняла дочь пропавшего на войне рыцаря и сама стала наставлять юную послушницу, обнаружив в ней несвойственную другим сестрам любознательность, пытливый ум, изящные манеры. В душе аббатиса знала, что девочка с ее чувствительной и пылкой натурой не создана для монастырской жизни, верила, что ее ожидает нечто необыкновенное.

«Она вернется в деревню, где ее знают и любят, найдется ей там место, не пропадет, – уговаривала себя Луиза. – Но о будущем, находясь в заточении, не стоит и помышлять. Поэтому сейчас, когда, наконец, барон оставил ее в покое, надо придумать, как выбраться из этого проклятого места». Но ничего не приходило на ум, не было никого, кто мог бы помочь.

Луиза одернула безупречно сидящее платье, поправила волосы и, бросив последний взгляд в зеркало, выскользнула в коридор. Ей нужно обследовать необитаемое крыло дома.

Вышколенные слуги двигались с ловкостью и проворством, без лишней суеты, очевидно, каждый хорошо знал свои обязанности.

Никем не замеченная, она добралась до массивной двери, которая, к удивлению девушки, легко открылась. Медленно продвигаясь по длинному коридору, Луиза, свернув под аркой направо, оказалась в большом зале с двумя каминами. Здесь было много резных столиков с серебряными и оловянными канделябрами, стульев с выгнутыми спинками, узких кушеток. Комната не отличалась кричащим богатством, как в крыле барона, но выглядела уютной. Хотелось посидеть в благодатной тишине.

Луиза опустилась на небольшой диван, обитый плотной парчой, откинулась на спинку и прикрыла глаза. Впервые за последние дни она почувствовала себя в безопасности. Внезапно в отдалении послышался какой-то звук, Луиза подняла голову и прислушалась: не почудилось ли ей. Приближающийся шорох среди безмолвной тишины показался устрашающе громким, будто кошки сердито точат когти о камень, а вслед за ним появилась седовласая старушка.

– Ханна, – визгливо закричала она, – иди сюда! У нас супрыз! Тьфу, какое глупое слово!

Луиза вскочила и не проронила ни звука, лихорадочно подыскивая правдоподобное объяснение своему вторжению. Старушка тоже молчала, с любопытством вглядываясь в незваную гостью, а когда девушка попыталась приблизиться, остановила ее жестом.

– Ханна, шевелись! – вновь закричала она, словно находилась в комнате одна, самым бестактным образом игнорируя Луизу. – Не терпится увидеть, как вытянется твоя физиономия.

– Зельма, ты что, крысу увидела, или может привидение? Кричишь, будто жабу проглотила или тебя лошадь лягнула. – Наконец появилась та, которую называли Ханна, и остановилась в полном замешательстве.

– Смотри! Ты такой красоты отродясь не видела!

– Как вы сюда попали?

Луиза сделала почтительный реверанс:

– Меня зовут Луиза, я недавно в замке и, кажется, заблудилась.

– Зачем лукавить? Марта вам все объяснила.

– Простите, – стараясь овладеть собой, пролепетала Луиза, явно смутившись произнесенной ложью. – Мне очень жаль…

– Мы давно перестали удивляться лживым речам, – пристально вглядываясь в лицо девушки, спокойно, без всяких эмоций, произнесла Ханна. – На той половине это вполне обыденно.

– Следующая баронесса уже переняла не лучшие привычки его обитателей, – фыркнула Зельма.

Луиза заставила себя воздержаться от пылкого протеста, но все же вежливо возразила:

– Как вы можете утверждать это?

– Слугам не позволительно утверждать.

Луиза поразилась надменному тону простой кормилицы, она уже хотела возмутиться, но тут вмешалась Зельма:

– У дурных вестей длинные ноги. Люди уже готовы лизать вам пятки, чтобы угодить его баронству.

«Будь осторожней, девушка, не прекословь, если хочешь чего-то добиться!», – одернула себя Луиза и спокойно произнесла:

– Мне нечего возразить. Не стану с вами спорить, но я не собираюсь становиться баронессой. Я в трауре по мужу.

– Прискорбно…– участливо вздохнула служанка.

– Насколько я понимаю, вы надеетесь сбежать, ибо барон вознамерился вести вас под венец, – уверенно заявила кормилица, как будто вслух прочитала мысли девушки.

– Кто ж откажется от такой красоты? Уж точно не наш сластолюбец.

– Зельма, не распускай язык.

– Я надеюсь, барон сжалится над бедной вдовой и отвезет меня домой, в деревню, – потупив глаза, ответила Луиза. Она побоялась открыться прислуге, которую впервые видела.

– Скорее кукушка станет свои яйца высиживать, чем барона посетит жалость к женщине, – пробубнила Зельма.

– Зачем сюда пожаловали? Люди барона здесь не появляются, – перевела разговор Ханна, опасаясь едких замечаний подруги.

– Я не знаю. Какая-то сила привела. Я не стала сопротивляться, – честно призналась девушка.

– Вы не должны оставаться здесь. Наверное, вас уже ищут.

– Вы правы, мне лучше уйти. Простите, что потревожила ваше уединение, – с нескрываемой печалью промолвила Луиза.

– Должны понимать, что это в ваших же интересах. Не стоит гневить хозяина, – открывая дверь, сухо заверила Ханна.

– Благодарю вас, – еле сдерживая подступившее рыдание, выдавила девушка и помчалась в спальню баронессы.

Уткнувшись лицом в подушку, не вытирая льющиеся слезы, Луиза окончательно осознала, что совершенно одинока здесь, нет никого, кто проявил бы участие, повсюду одни лишь настороженные взгляды и нежелание говорить.

Чем больше она об этом думала, тем невыносимее становилось на душе. Как смириться с обстоятельствами? Барон – раб своего вожделения, и пока ему не надоест, ничто, кроме смерти, не положит конец его преследованию. Что лучше: подчиниться или удрать? Если она выкинет какую-нибудь дерзость, может жестоко об этом пожалеть, никто и ничто не помешает барону выполнить свою угрозу. Но и роль безропотной овечки, грозящая ее погубить, не прельщала вольнолюбивую натуру. Что же теперь делать? Никто не поможет, если она будет только страдать, и сама ничего не предпримет. Какой смысл терзаться попусту? Остается одно – стараться выжить. Смирившись с неизбежным, но веря, что господь смилостивится над ней и подскажет выход, Луиза дернула сонетку.

– Я хочу погулять по саду. Проводи меня.

– Слушаюсь, госпожа! Хозяин наказали во всем угождать вам, – с преувеличенной вежливостью присела Марта. – День сегодня обещает быть чудесным, но пока еще свежо, наденьте накидку.

– Скажи, Марта, строгий у вас хозяин?

Служанка вспыхнула, прикусила губу и потом нехотя вымолвила:

– Он настоящий барон.

Они вышли во внутренний двор, мощеный булыжником. Повсюду сновали люди. Одни приветливо с ней здоровались, некоторые просто кивали, другие почтительно снимали шапки. Вся округа уже гудела сплетнями и слухами о необыкновенной красавице, поселившейся в замке.

Добравшись до сада, Луиза радостно осмотрелась. Выдержанный в традиционном стиле, он был засажен живой изгородью из хвойных деревьев и вечнозеленых кустарников, на фоне которой выделялись дорожки, лужайки, лабиринты.

«Какое облегчение вдохнуть полной грудью», – подумала Луиза.

– Красиво здесь, только цветов нигде не видно.

– Хозяин не любит. Строгость и порядок предпочитает.

Пропустив замечание служанки, Луиза направилась в уголок, где у сухого ручья, замысловато выложенного из камней, собранных по берегам Рейна, пристроились два ее знакомца.

– Хочу с гномиками поздороваться. У нас в деревне их расставляют, чтобы заманить добрых эльфов.

– Я не встречала здесь эльфов. Они, наверное, только счастливым показываются…

– Можешь идти, Марта.

– Что вы, госпожа, меня выгонят из замка, если я хоть на минуту вас оставлю.

– Я хочу побыть одна.

– Простите, никак нельзя. Я не могу этого сделать. Пощадите, – с мольбой в голосе просила служанка. – Я в сторонке побуду.

Луиза ничего не ответила и присела у ручья. Глядя на старческие лица каменных стражей, она вдруг взмолилась: «Милые гномы, раскройте секрет, где здесь потайной ход, помогите вырваться из клетки. Я хочу на волю! Не желаю становиться баронессой. Пусть меня эльфы унесут далеко-далеко».

Гномы молчали.

Марта, сочувственно глядя на опечаленное лицо будущей хозяйки замка, тоже молчала, внутренне страшась ее вопросов. Что она могла ответить? Отсюда выхода для избранницы барона нет.

Луиза не стала любоваться пышно зеленеющими кустарниками и неживыми ручьями. Она потеряла всякий интерес к саду, когда поняла, что через него выбраться из замка невозможно, и поспешила в свои покои.

Там вместе с Мартой они занялись шитьем. Служанка принесла целый ворох нарядов: строгие шерстяные платья, атласные с разрезами на рукавах, несколько льняных сорочек, шелковые вуали различных цветов. Девушки переделывали платья, подгоняли по фигуре, чтобы Луизе было, что надеть.

За неспешной работой Марта по обыкновению рассказывала о жителях замка, давая им довольно красочные и меткие характеристики, забавные истории из жизни слуг, коротко поведала о ближайших соседях, но избегала разговоров о хозяине. Единственное, что выпытала Луиза за несколько вечеров, что он строгий, властный, любит лошадей, оружие и шумные пирушки, подолгу бывает в королевском дворце, участвует в военных походах.

Сквозь открытое окно в комнату проник шум двора: откуда-то издалека раздавались женские вопли. Луиза, высунувшись по пояс, громко осведомилась у с топотом пробегавших мимо подростков:

– Что происходит?

Не дождавшись ответа, она поспешила на улицу, за ней выскочила и Марта.

На заднем дворе со стороны полупустой половины дома, где обитала Ханна, столпились женщины с задранными вверх головами. Неподалеку две девчушки, всхлипывая, грязными кулачками утирали слезы.

– Что стряслось? – кинулась к ним Марта. – Почему вы здесь? Здесь детям не положено играть. Где ваша матушка?

В эту секунду Луиза увидела на крыше маленького мальчишку, который, неуклюже перебирая ножками, шел к чердачному окну флигеля. Но вот он оступился, потерял равновесие, не устоял и, упав на спину, стал скользить по скату перекрытия, неумолимо приближаясь к самому краю. Выпучив глаза и завизжав от страха, малыш перевернулся и вцепился в кусок черепичной плитки. Толпа ахнула, но не торопилась оказать помощь.

От безудержно нарастающего страха у Луизы закружилась голова, кровь прихлынула к щекам, но ей хватило минуты, чтобы оценить ситуацию и стряхнуть с себя оцепенение. Она огляделась в поисках лестницы, но, не обнаружив ее, сорвала с себя накидку и закричала:

– Натягивайте! Скорее!

Женщины порасторопнее вцепились в края широкой накидки, быстро натянули ее и принялись кричать:

– Падай!

– Разожми ручки!

– Ну же! Давай!

– Вот мать тебе задаст!

– Замолчите! Он боится! – остановила их крики Луиза. – Как его зовут?

– Сорванец.

– Сорванец, – едва сдерживая волнение, ласково обратилась она к ребенку, – ты забрался очень высоко и стал похож на птицу. Расправь крылья и покажи, как ты умеешь летать!

Малыш с позеленевшим от ужаса лицом не шевельнулся. Пальцы свело судорогой и не разжимались.

– Давай! Смелее! Лети! Птицы всегда садятся на землю, – подбадривала Луиза малыша, не спуская с него глаз.

– Лети, лети! – подхватили девочки, прекратив плакать.

Наконец ребенок, услышав родные голоса, оторвал пальчики от черепицы и плюхнулся на растянутый внизу шерстяной квадрат. Луиза подхватила его на руки, на минуту прижала к груди, потом бережно опустила на землю, присела рядом и осторожно стала ощупывать его тело.

– Не вырывайся! Очень хорошо, что ты к нам вернулся.

– Я правда летел, как большая птица? – чуть картавя, спросил Сорванец, сверкая лучистыми от восторга глазами.

– Правда. Но должна сказать, умные птицы не бегают по крыше, только глупые вороны. Ты ведь не глупый малыш?

– Не глупый, – согласился ребенок. – Только мама говорит, бедовый.

– А теперь и чумазый. – Луиза достала платок и стала оттирать следы слез на лукавом личике.

– Что тут творится? – подбежала женщина в холщовом платье с закатанными рукавами и мокрым фартуком. – Ты опять набедокурил, Сорванец?

– Тише, все уже закончилось.

– Что закончилось? – растерянно оглядела она толпу.

– Прогулка малыша по крыше.

– Мама, я слетел оттуда, как птица, – сияя от гордости, радостно заявил Сорванец. – А эта Прекрасная Фея меня словила.

Женщина побледнела, схватила сына и, ничего не замечая вокруг, стиснув, прижала к себе.

– Пусти, ты мне крылья поломаешь, – пискнул малыш, выскользая из объятий матери.

– Не знаю, как и благодарить вас, госпожа. – Женщина молитвенно сложила руки на груди. – Так трудно справиться с озорным мальчишкой. Когда много работы, не всегда успеваю уследить за ним, – она вытерла холодный пот со лба, но, опомнившись, затараторила: – Не думайте, он добрый, послушный. Всегда обещает вести себя хорошо, но тут же забывает и снова попадает в какую-нибудь историю.

– Ты слишком добра и терпелива, Эльза. Так нельзя с мальчишками!

Со всех сторон послышались увещевания женщин:

– Задай ему хорошую трепку!

– Выпороть, чтобы и сесть не мог!

– Еще чуток, и ты с ним не справишься!

– Известное дело, без отцовского догляда растет.

– В этот раз тебе, женщина, повезло, что баронесса так умно распорядилась.

Эльза виновато потупила голову, не отвечая на недовольные попреки. Луиза, сочувственно глядя на женщину с изможденным лицом, мягко проговорила:

– Большей глупости, чем забраться на черепичный скат, и не придумаешь. Но Сорванец смелый мальчик и держался очень отважно.

– Простите нас, госпожа. Всегда к вашим услугам. – Повернувшись к детям, Эльза приказала:

– Немедленно отправляйтесь домой! Мое терпение на исходе, Сорванец! Я вечером с вами поговорю.

Угроза возымела желаемое действие. Малыш сунул руки сестрицам и послушно отправился домой, но через несколько шагов вернулся и, с обожанием глядя на свою спасительницу, важно заявил:

– Я буду вашим рыцарем, госпожа Прекрасная Фея.

Луиза нежно потрепала его по волосам и торжественно произнесла:

– Я принимаю вашу клятву, мой рыцарь. Но приказываю больше не летать, пока не станете старше, – с этими словами она поспешно удалилась, боясь оказаться в центре внимания несдержанных на язык женщин.

Марта не отставала, на ходу поведав о матери ребенка:

– Эльза – прачка. Ей приходится не сладко: и работа тяжелая, и муж калека.

Мартин был рыцарем барона, однажды прикрыл спину хозяина в бою, но из-за него прошлой осенью погиб конь господина, а позже и его самого подрал медведь. Эльза выходила мужа, но с тех пор он прикован к постели. Барон не выгнал отважного рыцаря из замка, но примерно наказал – заставил жену работать прачкой. Она одна смотрит за тремя детьми. – Марта сочувственно вздохнула. – Но слишком добрая, не потрудилась вовремя розгами вбить в мальчонку послушание, вот и не может уследить за непоседой.

– Он же маленький еще.

– Порядок – прежде всего! Барон не терпит разгильдяйства и нарушения правил. Хорошо, что его нет в замке, неизвестно, чем бы закончилась глупая детская проделка. Но, думаю, ему донесут, – твердо сжатые губы говорили о едва скрытой досаде служанки. – Жалко Эльзу.