Рассвет Жатвы

Она кивает и выпрямляется.

– Ты да я, вместе до конца. Верно, Хей?

– Вместе до конца, – обещаю я.

– Девочек вперед! – велит Друзилла.

Мейсили с Луэллой взбираются в колесницу и хватаются за передний поручень. Мы с Вайетом лезем следом и прислоняемся к боковинам: имидж отходит на второй план, если рискуешь свернуть шею. Одна из лошадей брыкается, ударяет копытом в тележку и пронзительно ржет. Мы вроде бы должны двигаться вперед, но конюхи удерживают лошадей. Колесница Дистрикта–11 исчезает за дверями, и нас наконец отпускают.

Предполагается, что лошадей обучили самостоятельно шествовать по заданному маршруту величественным шагом. Наши, напротив, вылетают на ночной воздух без всякого промедления и проносятся мимо второго фотографа, окончательно лишая нас фотосессии.

Первую сотню ярдов клячи действуют слаженно и трусят по аллее под музыку. Я смотрю на огромный экран над забитыми трибунами и вижу себя в дрянном костюме, сгорбившегося у поручня. «Аутсайдер», – думаю я и заставляю себя выпрямиться.

Толпа выглядит пьяной – все улюлюкают и радостно вопят, рожи красные, потные. Люди бросают в нас бутылки и мусор. Некоторые блюют, свесившись через заграждение, установленное по маршруту парада. При всей ее нарядности от публики разит, как от оравы пьянчужек в Котле субботним вечером: толпа источает запахи пота, спиртного и блевотины.

Парень, пытающийся ткнуть Мейсили в лицо тростью, падает лицом на мостовую и лишается переднего зуба. Полуголая женщина делает мне непристойные жесты. Толпу игнорировать трудно, однако Дистрикт–12 продолжает спокойно плестись в хвосте, пока кому-то не приходит в голову поджечь прямо перед носом у наших лошадей шутиху, которая взмывает в воздух по спирали и взрывается синей вспышкой.

Лошади бросаются в сторону, пытаясь удержаться в вертикальном положении. Я падаю на колени, чудом умудряюсь ухватиться за поручень, и тут наш экипаж пускается в галоп. Толпа безумствует, мы обгоняем Дистрикт–11 и едва не врезаемся в Дистрикт–10, чьи лошади тоже понесли. Хочу защитить Луэллу, но в состоянии лишь просто держаться, пока наша колымага с грохотом несется по аллее.

Все как в тумане – публика, земля, другие колесницы, которые пытаются убраться с нашего пути. Ревет сирена, сверкают красные огни, сводя лошадей с ума еще больше. Я вспоминаю, что парад обычно заканчивается на круговой дорожке, ведущей к особняку президента Сноу, так что мчаться вечно мы не можем, но как же мы остановимся?

Перевожу взгляд на шипастые колеса догоняющего нас Дистрикта–6 и получаю ответ на свой вопрос. Летят искры, оси скрежещут, и я бросаюсь к Луэлле, надеясь ее подхватить. Она тянется ко мне, колесо ломается, нас выбрасывает в воздух. И вот я лежу на земле, рука – в луже крови, вокруг меня, словно светлячки, кружат огни Капитолия.

«Лучше так, – говорю я себе. – Лучше так, чем умереть на арене. Это лучше, чем гигантские ласки, голод, клинки».

Не успеваю я порадоваться вдоволь, как вдруг понимаю: кровь не моя. Меня ждет другая участь.

Трибут, которому удалось избежать арены, – Луэлла.

Глава 6

Во мху лежит мертвый птенчик сойки-пересмешницы – глаза яркие, иссиня-черные перышки блестят на солнце, когтистые лапки пусты… Ленор Дав гладит его кончиком пальца. «Бедняжка! Кто же теперь споет твои песенки?»

На фоне окружающего нас хаоса Луэлла выглядит такой маленькой, такой спокойной. Хорошо же я защитил ее… Девочка и до арены не дожила. Кто теперь споет твои песенки, Луэлла?

Я ушибся при падении, наверняка есть синяки и ссадины, хотя вроде бы ничего не сломано.

– Луэлла? – окликаю я, склоняясь над ней. Зная, что это бесполезно, пытаюсь ее приподнять, нащупать пульс… Она уже покинула тело. Пустые глаза это подтверждают, и я закрываю ей веки. Одна из косичек лежит в луже крови, которая вытекает из задней части черепа, расколовшегося от удара о тротуар. На бледном лице резко выделяются подведенные черным карандашом брови. Я поправляю косички и утираю со щеки каплю крови.

Стержень, на котором наша колесница крепилась к упряжке лошадей, сломался, лошади давно удрали. Вайет с Мейсили, которым удалось удержаться за поручни, выбираются из-под обломков потрепанные, но живые. Вайет поднимает каску Луэллы, свалившуюся, когда мы вылетели. Они подходят к нам и даже не спрашивают, мертва ли Луэлла.

Мейсили снимает с шеи тяжелые бусы из бисера с фиолетовыми и желтыми цветочками.

– Я хотела их ей подарить… Талисман из дома.

Она опускается на колени, я приподнимаю расколотый череп, и Мейсили надевает на шею Луэллы бусы. Мне на руку сочится свежая кровь.

– Спасибо, – благодарю я, не в силах говорить о ней в прошедшем времени, пока она лежит рядом еще теплая. – Луэлла любит цветы.

– За ней идут, – предупреждает Вайет.

Прямиком к нам направляются четверо миротворцев, расталкивая медиков, конюхов и потрясенных трибутов. Они хотят забрать Луэллу, спрятать в деревянный ящик вместе со своими преступлениями и отправить домой, в Дистрикт–12. Им не хочется показывать на весь Капитолий эту незапланированную смерть, которая свидетельствует об их некомпетентности. Не такой кровью им хочется малевать свои плакаты.

Я подхватываю Луэллу на руки и начинаю отступать.

– Бесполезно, – говорит Вайет. – Все равно ее заберут.

– Она им не принадлежит! – вскидывается Мейсили. – Не отдавай ее просто так! Пусть поборются. Беги!

Так я и делаю. Бегаю я быстро. Единственный, кто может меня обогнать в школьных соревнованиях, – Вудбайн Шанс. Ну, точнее, мог обогнать. Я бегу не только ради Луэллы, но и ради Вудбайна, потому что он больше никогда не побежит. Понятия не имею, куда я направляюсь. Знаю лишь, что не хочу отдавать Луэллу Капитолию. Мейсили права. Она им не принадлежит.

Уворачиваясь от любого в белой форме миротворца, я несусь мимо окровавленных тел, мимо разбитой колесницы Дистрикта–6. Похоже, их лошади перепрыгнули через ограждение и врезались в толпу. Повсюду снуют медики, кричат и тащат носилки с жителями Капитолия, оставляя без внимания лежащих на земле раненых трибутов.

Я бегу все дальше по аллее, ведущей к президентскому особняку. На обочинах стоят колесницы. До особняка – рукой подать, но я знаю, что не добегу. Крики миротворцев все ближе. Луэлла все тяжелее. Тесные ботинки давят на пальцы. В груди щемит, после удара о землю я не могу вздохнуть как следует. Какая разница, отдам я Луэллу сейчас или позже?

На больших экранах над толпой показывают развевающийся флаг, однако кое-где еще транслируют происходящее по ходу маршрута. На одном я замечаю себя. Луэлла выглядит безмятежной, словно уснула у меня на руках. Если это все еще записывается и идет в эфир, по крайней мере в Капитолии, может, мне и удастся чего-нибудь достичь, если буду сопротивляться изо всех сил? Может, я намалюю свой агитплакат?

Впереди стоит колесница Дистрикта–1 – сверкающая золотом повозка, запряженная белоснежными лошадьми. Трибуты вылезли и отошли в сторонку, кроме Панаша, который тянет повода.

– Ну же! – кричит он на лошадей. – Пшли!

Несомненно, хочет продолжить парад и стать единственным трибутом, который доберется до президентского особняка на колеснице. Эффектное появление для будущего победителя. Но лошади противятся, бьют копытами и вскидывают головы. Силка снимает модную туфлю на шпильке и избивает в кровь крайнюю лошадь. Та ржет от боли и лягается, приводя в замешательство всю упряжку. Силка падает на землю, Панаш отступает в сторону, чтобы его не задело.

Миротворцы меня почти догнали, руки вот-вот откажут, и все же я улучаю момент и прыгаю в колесницу, когда страдания несчастных животных заставляют их забыть о выучке. Панашу пришла в голову отличная идея, и теперь я краду ее прямо у него из-под носа. Я хочу стать тем трибутом, который прибудет на колеснице, и я хочу, чтобы Луэлла была со мной и это увидели все.

Четверка лошадей устремляется вперед, меня бросает на поручень, и я перекладываю на него часть веса Луэллы. Позади Панаш ревет от ярости. Плевать. Лошади чуть успокаиваются, и мне удается выпрямиться. Дурацкая каска давно с меня слетела, и без головного убора наши костюмы выглядят вполне прилично – черные и особо не запоминающиеся. Наши талисманы привлекают внимание – яркие бусы Луэллы, мое изящное огниво. В великолепном экипаже и броских украшениях мы впервые за все время смотримся внушительно. Не какие-нибудь там аутсайдеры! Ну, или хотя бы такие аутсайдеры, на которых хочется поставить. Обидно, что один из нас мертв.

Лошади останавливаются прямо под балконом. Я поднимаю взгляд и застываю, боясь дышать. Президент Сноу. Не на экране, а во плоти. Самый могущественный и, следовательно, самый жестокий человек в Панеме. Он стоит спокойно и прямо, наблюдая за катастрофой, которой обернулась церемония открытия. Слегка наклоняет голову, и на лоб падает серебристый локон. Наши глаза встречаются, у него на губах возникает улыбка. Ни злости, ни гнева и точно ни тени страха. Мне не удалось впечатлить его своим выступлением. Дерзкий мальчишка из горного дистрикта с мертвой девочкой на руках выглядит глупо и слегка забавно. Не более.

Внутри меня что-то сжимается, и я думаю: «Сегодня ты на коне, но когда-нибудь придет тот, кто сбросит тебя прямо в могилу». Я выхожу из колесницы и кладу Луэллу на землю, делаю шаг назад, чтобы Сноу не мог притвориться, будто не видит ее сломанного птичьего тельца. Потом я жестом указываю на него и начинаю аплодировать, отдавая ему должное.

«Попробуй-ка переиначить это, Плутарх!» – думаю я.

Вдруг выражение лица президента меняется. Он переводит внимание на экран справа, где показывают меня по пояс, хлопающего в ладоши. Его пальцы тянутся к белой розе в петлице, поправляют, и он вновь смотрит вниз. Голубые глаза прищуриваются, только они направлены не на мое лицо, а ниже. Разглядывает огниво?

Меня хватают сзади и волокут прочь. К Луэлле подбегают медики. Ужасно не хочется ее оставлять, хотя что бы я с ней делал, если бы меня не оттащили? Видела ли семья Луэллы, как она отправилась в последний путь? А моя? Вряд ли это покажут в Дистрикте–12. Наверняка трансляцию прервали, когда наши лошади понесли.

Для виду борюсь, потом понимаю, что слишком усердствую. Обмякаю, позволив миротворцам волочь меня по длинной улице обратно в конюшню. Они спохватываются, надевают наручники и заставляют идти самому. И тут я обращаю внимание на толпу, все еще стоящую на трибунах, и начинаю различать голоса.

– Эй, откуда ты?

– Посмотри сюда, мальчик! Как тебя зовут?

– Двенадцатый, верно? Ты из Двенадцатого, парень?

Неужели они спрашивают у меня? Я верчу головой.

– Говори, мальчик! Не сможем тебя спонсировать, не зная, кто ты!

Эти люди хотят стать моими спонсорами? Посылать мне на арену еду и припасы? Поставить на меня, словно на голодного пса в драке? Может, мне и следует быть им благодарным или хотя бы не теряться, однако у меня на руках кровь Луэллы. Я собираю слюну и плюю прямо в распухшее лицо мужчины, в которое вставлены крошечные зеркала. Плевок попадает ему на щеку, и толпа ревет от смеха.

– Так ему и надо!

– Мне нравится твой стиль!

– Хеймитч или Вайет? Который из двух?

Последняя реплика – от женщины с птичьим гнездом на голове. Она размахивает программкой Голодных игр, на обложке которой изображена золотая цифра пятьдесят на фоне флага Панема. Я набираю слюну на еще один плевок, и тут один из моих конвоиров предупреждает: «Хватит». Я все равно плюю, и он сильно бьет меня локтем в бок. Толпа ликует, даже не знаю, кто ее порадовал больше.

Обозленные миротворцы швыряют меня в колесницу с трибутами из Дистрикта–4, и я доезжаю до конюшни, держась за чей-то фальшивый трезубец, чтобы снова не вывалиться. Трибута это ничуть не радует, и едва мы успеваем добраться до места, как он тычет меня древком в солнечное сплетение, и я снова валюсь на землю.

– Отличный удар, Арчин! – смеется девушка из Четвертого, походя хлестнув меня русалочьим хвостом, и они удаляются.

Вставать особо не тянет, и я остаюсь на полу, не заботясь о том, затопчут меня или нет. Образ безжизненного тела Луэллы, лежащего под балконом Сноу, выжжен у меня на обратной стороне век. Похоже, мне никогда от него не избавиться.

Конюшня пустеет, понемногу все налаживается. Впрочем, никто не спешит поднимать норовистого трибута из Дистрикта–12. Через некоторое время надо мной возникает Мейсили, сдвинувшая каскад своих кудряшек набок.

– Что ж, сегодня за тобой осталось последнее слово, Эбернети!

– Неужели? И что я сказал, мисс Доннер?

– Не связывайтесь с Дистриктом–12.

Я криво улыбаюсь.

– Думаешь, я как следует их напугал?

– Нет, но теперь они хотя бы знают, что мы здесь. – Она помогает мне встать. – Лучше пусть меня презирают, чем игнорируют.

Подходит Вайет.

– Хорошо поработал с публикой. Это наверняка обеспечит тебе несколько спонсоров. После крушения наши шансы слегка выросли. Все из Дистрикта–6 ранены. Десятый тоже пострадал.

Я едва сдерживаюсь, чтобы его не ударить.

– Луэлла мертва.

– Луэлла вряд ли могла бы убить кого-нибудь. Щуплая девчонка тринадцати лет из Двенадцатого, она вообще не попала бы в рейтинг.

Я гляжу на Вайета во все глаза, пораженный его равнодушием.

– Кстати, не знаешь, как там оценивает твои шансы на победу твой папаша, Вайет?

На его лице проступает стыд, но он отвечает лишь:

– Примерно один к сорока.

– То есть если ты победишь, а я поставлю на тебя доллар, то выиграю сорок?

– Сорок один минус процент азартнику.

– Похоже, ты в аутсайдерах, если твой папаша ценит тебя так дешево, – говорю я.

– Куда уж мне. – Вайет отворачивается и уходит к фургону, одному из последних оставшихся в конюшне.

– Ну ты даешь! – ахает Мейсили. – Это подло даже по моим меркам. Родителей не выбирают!

– Идти по их стопам вовсе не обязательно.

– Мне не удалось улизнуть из семейного бизнеса при всей к нему ненависти, – вздыхает Мейсили. – Так и проторчала бы до конца дней за прилавком с конфетами. А ты, похоже, так и носил бы комбез шахтера до могилы. Ни у кого из нас выбора нет.

Она идет вслед за Вайетом в фургон, оставляя меня поразмыслить над тем, удалось ли мне превзойти Мейсили по части подлости. Гордиться тут нечем. Впрочем, учитывать смерть Луэллы при подсчете наших шансов тоже гадко. Она еще даже не остыла, а он свел ее к цифре! Луэлла – не цифра, а маленькая девочка, которую я увидел прямо в день ее рождения, когда счастливый мистер Маккой показал ее в окно всем ребятишкам. В глубине души вскипает ужасное, черное горе, грозящее меня затопить, но я заставляю его вновь улечься. Глотаю печаль, накрываю крышкой, вешаю замок. Не видать им моих слез, не дождутся!

От усилий кружится голова. Я присаживаюсь возле колонны и наблюдаю за птицами, порхающими вокруг стропил. Лошади и колесницы исчезают в глубине конюшни. Со стороны аллеи нестройной толпой бредут трибуты, затем расходятся по дистриктам. Несколько миротворцев прогуливаются по помещению, надевая им наручники. Окидывают меня взглядом, но не трогают.

Ловлю себя на том, что смотрю на электронное табло, где перечислены все трибуты. Похоже, фамилий нам не полагается.

Вторая Квартальная БойняСписок трибутов

ДИСТРИКТ–1

Юноша Панаш

Девушка Силка

Юноша Лоуп

Девушка Карат

ДИСТРИКТ–2

Юноша Алфей

Девушка Камилла

Юноша Янус

Девушка Нона

ДИСТРИКТ–3

Юноша Ампер

Девушка Дио

Юноша Лект

Девушка Койл

ДИСТРИКТ–4

Юноша Арчин

Девушка Барба

Юноша Энглер

Девушка Марита

ДИСТРИКТ–5

Юноша Хайчел

Девушка Анион

Юноша Фиссер

Девушка Потена

ДИСТРИКТ–6

Юноша Майлс

Девушка Велли

Юноша Этрид

Девушка Вело

ДИСТРИКТ–7

Юноша Бирчер

Девушка Отем

Юноша Хартвуд

Девушка Рингина

ДИСТРИКТ–8

Юноша Вефтон

Девушка Ноушн

Юноша Рипман

Девушка Алавна

ДИСТРИКТ–9

Юноша Райан

Девушка Керна

Юноша Клейтон

Девушка Мидж

ДИСТРИКТ–10

Юноша Бак

Девушка Ленни

Юноша Стемп

Девушка Пилер

ДИСТРИКТ–11

Юноша Халл

Девушка Цикорий

Юноша Тайл

Девушка Блоссом

ДИСТРИКТ–12

Юноша Вайет

Девушка Мейсили

Юноша Хеймитч

Девушка Луэлла

Сорок восемь ребят. Минус один… Мне никогда не запомнить их имен. Сомневаюсь, что они запомнят мое. Нас слишком много.

Ко мне подходит мальчишка в комбинезоне цвета электрик, ростом с Сида, слегка позвякивая наручниками. Еще один ягненок на заклание.

– Привет, я – Ампер. Из Третьего.

Сзади него – никого, ходит без сопровождения. Ясно, даже больший аутсайдер, чем я. Понятия не имею, что ему нужно, но надеюсь, что при сходных обстоятельствах к моему братишке тоже кто-нибудь проявит дружелюбие.

– Привет, Ампер. Я – Хеймитч. Сколько тебе лет?

– Двенадцать. А тебе?

– Вчера исполнилось шестнадцать.

– Паршиво. – Он садится рядом со мной на корточки и теребит наручники. – Открыл бы их в один миг, будь у меня булавка.

Я улыбаюсь в ответ на его бахвальство.

– Или ключ.

– Ты говоришь, как мой отец. Он будет смеяться, когда я ему это расскажу.

Увидеться с отцом Амперу не светит, но я уже превысил свою норму подлости на сегодня, поэтому решаю ему потакать. Отцепляю от комбинезона булавку и протягиваю ему.

– Держи, приятель.

Лицо его светится, словно при виде новой игрушки. Мальчик открывает булавку и начинает ковыряться в замке наручников.

– Вообще-то такому нас в школе не учат. Там сосредоточены на производственном процессе, чтобы мы могли работать на заводах. А вот моя мама прирожденный механик, научила меня всяким штукам, которые наверняка пригодятся на арене. Хочешь ко мне в союзники?

Так вот в чем дело! Трибуты из родного дистрикта его отвергли, и он пошел к тому, кто еще более жалок, чем он сам. Шахтер из Дистрикта–12 выглядит подходящим кандидатом.

– У меня уже был союзник, – отвечаю я, – и она мертва.

– Сочувствую. Сперва я решил, что она просто без сознания. Луэлла Маккой, верно? Это ее ты положил к ногам президента Сноу, отдавая ему должное? Ну ты его и поимел!

Мальчишка на ходу подметки рвет.

– Дело в том, Ампер, что союзник из меня так себе. Думаю, ты достоин лучшего. Почему бы тебе не пойти к ребятам из своего дистрикта и не договориться с ними?

– Так мы уже договорились! Просто я пытаюсь создать союз, чтобы противостоять профи. С нами Седьмой и Восьмой, Одиннадцатый пока обдумывает предложение. – Мальчишка поворачивает булавку еще раз, и левый наручник падает с его запястья. Он с торжеством поднимает булавку. – Говорил же!

– Ух ты! – восклицаю я. – Как ты это сделал?

– Научил бы и тебя, будь у нас больше времени. – Ампер поскорее защелкивает наручник, пока никто не видел, и сует булавку в карман. – Если передумаешь, я рядом.

Ампер уносится прочь, и я вижу, как он докладывает трибутам из Дистрикта–3, и те вытягивают шеи, глядя в мою сторону.

Не знаю, что от меня нужно этому мальчишке. Явно не мозг. Может, он, как и Хэтти, считает, что из меня выйдет хороший мул. После Луэллы я никому не хочу быть союзником.

Когда всех трибутов увозят, ко мне подходит женщина-миротворец и приказывает сесть в фургон. Она пристегивает к цепи меня, Мейсили и Вайета, потом оглядывается по сторонам, хмурится и спрашивает:

– Где ваше сопровождение и стилист? Где ваши менторы?

Мы молчим. Откуда нам знать?

Отвечает другой миротворец:

– Друзилла слиняла сразу после аварии, Магно Стифт даже не появлялся. – Она сверяется с планшетом. – А ментор Двенадцатому вообще не назначен.

– Ну и что нам с ними делать? – спрашивает первая. – Дежурство заканчивается в десять, потом у моего подразделения вечеринка, а кроме меня, мало кто способен приготовить приличный ромовый пунш.

– Не бросать же их здесь. Давай отвезем в место дислокации трибутов. Пусть старшие с ними возятся.

Дверь захлопывается, мотор урчит. В кромешной тьме фургона я прислоняюсь к стенке. Все несчастья последней пары дней обрушиваются на меня разом: пульсирующая боль в голове после удара прикладом во время Жатвы, последствия удара электрошокером, расставание с родными и любимой, ядовитый душ, унизительный парад перед всем Панемом, столкновение колесниц и, самое худшее, ужас, который я испытал, очнувшись в луже крови Луэллы. Болит все – и тело, и душа.

Нас высаживают посреди улицы с разноцветными жилыми многоэтажками. Сердитая женщина-миротворец ведет нас мимо вооруженной охраны в вестибюль с панелями под дерево – к лифту, в котором пахнет старыми носками и дешевым парфюмом. В кабине лифта она поворачивает ключ в скважине под номером двенадцать и снимает с нас наручники.

– Нам сообщили, что менторы ждут вас здесь. Наручники велели снять, однако учтите: миротворцы неподалеку, повсюду камеры.

Она кивает в угол лифта. Камеру даже не попытались спрятать. Они хотят, чтобы мы знали: за нами наблюдают. Или думали, что наблюдают.

– Нет миротворцев – нет мира, – бормочу я.

Миротворец резко кивает:

– Именно.

Двери открываются, и она выталкивает нас в коридор. Там стоит маленький столик с миской восковых апельсинов, над ним – картина в рамке, на которой изображен белый пудель в смокинге.

– Доставлено, забирайте! – кричит она, и двери лифта закрываются.

Мы стоим, всеми покинутые, под неодобрительным взглядом пуделя и ждем следующего раунда унижений. Вдруг мой нос улавливает знакомый аромат. Пахнет супом из фасоли с ветчиной, который ма готовит, когда кто-нибудь умирает. Такого не может быть, разумеется. И все же утрата Луэллы так свежа, что во мне словно начинает распрямляться тугая пружина. Вскипают слезы, сдерживаемые с самой Жатвы. Меня это бесит, и я моргаю изо всех сил, пытаясь не расплакаться.

Приближаются мягкие шаги, к нам выходит молодая женщина невысокого роста. Я узнаю ее сразу. Черноволосая девушка из Дистрикта–3, которая выиграла прошлогодние Голодные игры.

– Привет, я Вайресс. Одна из ваших менторов.

В том году арена состояла сплошь из зеркальных поверхностей. Озера, отражавшие небо; облака, в свою очередь отражавшие озера и землю, и повсюду скалы, пещеры, утесы, облицованные зеркалами. Когда трибутов подняли на арену, они никак не могли сориентироваться. Куда ни повернись, повсюду на них глядели трибуты в сверкающих туниках.

Наблюдая за ними из Двенадцатого, Сид прошептал: «Смотреть на это не могу – глазам больно!»

Если оформление арены сбивало с толку даже зрителей, то уж трибуты совсем потерялись. В громадном серебряном Роге изобилия было полно припасов, однако подобраться к нему оказалось непросто. Трибут тянулся к оружию – но хватал лишь воздух, бросался в какой-нибудь прогал – и врезался в стену или налетал на меч, пытаясь уклониться от встречи с противником.

Большинство трибутов свихнулись, а Вайресс… Она осмотрелась, осторожно отступила подальше от Рога изобилия, каким-то чудом нашла склад припасов. Дальше началась весьма неуклюжая и кровавая бойня, однако Вайресс была уже далеко – потихоньку исследовала арену, покуда не устроилась на скале над озером, на виду у всех своих соперников. Только вот они ее не видели! Ей удалось найти слепое пятно, и хотя они бродили буквально в паре футов от нее, но так и не нашли. Она просто сидела тихо, как мышка, ела, пила из озера и спала, свернувшись калачиком.

Самое смешное (если в Голодных играх бывает хоть что-то смешное) в том, что распорядители Игр тоже не могли ее отыскать, когда пытались отправлять подарки от спонсоров. И хотя они относились к этому с юмором, на самом деле были смущены: девчонка из Дистрикта–3 понимала устройство арены лучше, чем они сами.

В конце концов Вайресс осталась один на один с юношей из Дистрикта–6. Она встала в полный рост, открыв свое местонахождение, парень ринулся вперед, как он думал, раскроил себе череп о скалу и утонул в озере. Планолету победителя пришлось покружить в поисках около часа, пока она сама не вышла к Рогу изобилия. Позже, когда победительницу спросили, как же она выстроила свою стратегию, Вайресс ответила: «Я следила за лучами света». Больше она ничего не сказала – то ли не захотела, то ли сама не понимала. По идее, за нее следовало бы болеть, ведь ей удалось перехитрить распорядителей Игр, – и все же она была слишком странная.