Тайны Тихого леса

Юн делает глубокий вдох и ступает под поток, позволяя воде окатить тело. Каждый раз ему сложно как в первый. Делая несколько шагов он оказываетя в просторной пещере. Здесь темно, но вдали виднеется слабое розовое свечение. Он выдыхает, запуская пальцы в мокрые волосы, и снимает с себя плащ, промокший насквозь. Юн остаётся в широких чёрных брюках и льняной рубашке. Ему требуется несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и сделать пару шагов вперед. Он бывал здесь много раз, но не решался притронуться к еёсокровенному месту. В самом конце пещеры виднеется алтарь, а точнее несколько камней, аккуратно сложенных вместе и три фотографии на старой пожелтевшей бумаге. Вокруг стоят розовые выгоревшие свечи, а из сплошь серых камней вырастают пунцовые кристаллы кварца, светящиеся в темноте. Юн опускается на колени и достаёт укромно спрятанные во внутренний карман плаща свечи. Окрашенный бледно-розовый воск, лепестки роз и аккуратный беленький фитилек, завивающийся на конце. Юн собирает выгоревшие свечи и расставляет новые. Зачарованные, они горят ровно год.

– Надеюсь, тебе нравятся подарки, которые я приношу. По крайней мере, это единственное, до чего я могу дотронуться, – все так же тихо говорит Юн и его губ касается улыбка.

Он один за другим потирает фитили свеч, шёпотом проговаривая заклятие, и те мгновенно загораются. Снова улыбаясь, Юн садится поудобнее, разглядывая фотографии, выгравированные в памяти.

Ей нравилось печатать фотографии. Юн никогда не понимал её любви к людским вещам и обычаям. Он не понимал её любви к людям. На одном из фото стоит молодая светловолосая девушка в кружевной белой рубашке. Она ярко улыбается, кажется, смеётся, а в голубых глазах даже спустя много лет скользит живое счастье. Снимок немного смазан, потому что именно тогда она попросила своего младшего брата сфотографировать её на людской фотоаппарат. На втором фото изображён маленький мальчик с тёмными, почти чёрными волосами, стоящий на небольшом стульчике. Он тянет руки к огромному котлу на столе. На третьем снимке, стоящем посередине, та же девушка и уже более взрослый юноша. Они стоят на берегу реки. Паренёк немного хмурится, но все же улыбается. Девушка сияет, слегка касаясь кончиков его воздушных чёрных волос своей рукой, будто пытаясь взъерошить их. На ней длинное светло-голубое платье с полупрозрачным шлейфом. В белые волосы вплетена атласная лазурная лента. Её любимая. Тогда пришлось долго договариваться с одним из прибрежных деревьев, чтобы то своей веткой нажало на кнопочку «Снимок» на фотоаппарате, установленном на невысоком холме. Юн помнит историю каждого из этих фото, будто это случилось вчера. Одинокая слеза стекает по его щеке, когда он поджимает губы, склоняя голову. Он боится трогать эти фотографии. Они выглядят такими хрупкими, будто от лёгкого дуновения ветра могут рассыпаться на маленькие кусочки.

– Амелия… – единственное, что шёпотом произносит он. Девушка на фотографиях выглядит такой живой, непринуждённой, искренней. В его памяти она остаётся такой уже много лет.

* * *

Сегодня Мирэ направляется в университет одна. Прошло пять дней с их встречи с Юном. Сегодня ночью она заберёт кулон.

Понаблюдав за собственным состоянием, Мирэ поняла, что особенно плохо ей становится ночью, а днём она может терпеть отсутсвие кулона. Тем не менее, электричка сейчас кажется невероятно душной. Не без усилий Мирэ заваливается на первую пару. Лекция тянется долго и нудно. Мирэ выходит из аудитории с чётким ощущением того, что провела там не меньше пяти часов, а ведь сейчас только утро. Тело ломит от недосыпа, ведь всю ночь она мучилась с бессонницей. И казалось бы, куда ещё хуже? Так она и думает, пока в одном из коридоров второго этажа не встречает Шона. Мирэ машинально накидывает на голову капюшон толстовки и пытается обойти его, но тот все равно её замечает.

– Мирэ! – кричит он, через весь коридор, направляясь к ней.

Она тут же ускоряет шаг и пытается свернуть на лестницу, но Шон догоняет её и останавливает, хватая за руку.

– Не трогай меня! – вскрикивает она, пытаясь высвободиться из крепкой хватки, но тот все равно держит её, разворачивая к себе.

– Подожди, послушай меня.

– Я не собираюсь говорить с тобой, мы расстались, отвали от меня, – Мирэ толкает Шона в грудь, но тот перехватывает её руки, сжимая запястья до боли.

– Либо ты слушаешь меня, либо…

– Не трогай её, – вдруг раздаётся голос позади Шона. Мирэ поднимает взгляд и видит Мэйсона. Он подходит и настоцчиво берёт Шона за руку.

– Ты что тут забыл? И зачем заступаешься за неё? – удивлённо спрашивает Шон, но руки Мирэ не отпускает.

– Я сказал, не трогай её, идиот, – Мэйсон с силой отрывает руку Шона от Мирэ и толкает его в плечо. Мирэ остаётся только наблюдать за происходящим распахнутыми от удивления глазами.

– Ты ничего не перепутал? Ты даже не знаешь, что произошло! И вообще, – теперь он обращается к Мирэ, – ты сама во всём виновата! Ты подставила меня! Вы с Вэнди сговорились! И ты бросаешь, потому что у тебя у самой ещё куча парней, ведь тебе без разницы с кем быть! Пусть все знают, кто ты такая! – кричит Шон, заставляя всех вокруг обернуться к ним.

– Что ты несёшь, придурок? Ты слышишь себя? – возмущается Мирэ, прижимая сумку к груди.

– Не смей оскорблять меня, – Шон было замахивается на неё, но Мэйсон перехватывает его руку, и со всей силы бьёт его по лицу, заставляя отшатнуться.

– А ты не смей поднимать руку на девушку, – он прижимает Шона к стене за плечи и медленно говорит: – Ещё раз увижу тебя рядом с ней, мало не покажется. Проваливай отсюда, – Мэйсон отходит от него, пока тот со злостью смотрит ему в глаза.

Шон но все же уходит, прижимая руку к щеке, по которой пришёлся удар.Оглядываясь по сторонам, Мирэ понимает, что буквально все, кто находился в коридоре, смотрят на них.

– …это что, его девушка? – слышит она шёпот позади себя.

Ещё не хватало лишнего внимания: всеми обожаемый Мэйсон только что заступился за нее. Если Мирэ и слышала что-то о нём раньше, так это только то, что с ним невозможно заговорить, и если в его кругу общения появляются девушки, то у него в обязательном порядке на них есть серьёзные планы. И только что он ударил другого человека из-за неё.

– Кто это? – серьёзно спрашивает Мэйсон, поворачиваясь к Мирэ. – Ты в порядке?

– Да, спасибо тебе. Это… Мой бывший, – говорит она и тихо вздыхает. – Я правда благодарна, но мне нужно идти, – бормочет она, на долю секунды переводя взгляд на толпу.

– Стой, подожди, – произносит Мэйсон, когда Мирэ уже собирается уходить.

Сегодня голова буквально раскалывается, и все тело ломит от отсутствия кулона. Мятное зелье почти кончилось. Ей действительно тяжело.

– Я себя ужасно чувствую, мы можем поговорить позже? – уставшим тоном говори она.

– Тогда, – начинает он, – мы можем встретиться после пар?

– Только не сейчас, – отмахивается Мирэ. Сейчас для неё важнее всего отвязаться от этих противных завистливых взглядов. Интересно, если бы у Мэйсона действительно была девушка, как бы ей пришлось пострадать от постоянных обсуждений за спиной.

– Отлично, в таком случае я буду ждать.

Мирэ только кивает и бормочет короткое «хорошо», прежде чем почти убежать в другую сторону по коридору.

Так, выйдя из универа и уже позабыв о всяких Мэйсонах, Мирэ очень спешит домой. Стоит ей выйти за территорию университета, в глаза тут же бросается огненно-красный спорткар. Рядом, оперевшись на капот, стоит Мэйсон.

– Мирэ! – он машет рукой. – Позволишь подвезти тебя до дома?

Мирэ удивлённо смотрит на него, не находя слов. Сесть в машину к незнакомцу в таком ужасном состоянии она бы точно не хотела. Она только молча разворачивается, огромными глазами глядя под ноги, и направляется в сторону дома.

– Ну, может все-таки…

– Прости, Мэйсон, в другой раз, – Мирэ обернувшись, кричит Мирэ, и только ускряет шаг.

Как же это всё сейчас некстати. Она более чем уверена, не раскалывайся её голова, она бы дала ему шанс. Но ей лишь хотелось скорее отправиться в лес и вернуть себе кулон.

* * *

Мирэ выходит из дома в девять вечера. Солнце скрылось за горизонтом пару часов назад, но она решила подождать ещё, чтобы ночь окончательно вступила в свои права. Завязав шнурки, она уже собралась выходить, но неожиданно дверь перед ней открылась. На пороге стояла её мать, снова задержавшаяся на работе допоздна. На улице непривычно холодно. Ночная свежесть после короткого вечернего дождя окутала собой город. За собственными мыслями Мирэ не замечает, как вместо привычного асфальта её ног касается сырая трава. Стволы деревьев, широкие и сильные, будто уходят в небеса, стоит ей поднять голову.

Лес так же безмолвен, каким он был с ней в первую встречу.

Стоит Мирэ сделать шаг в тень деревьев, и она чувствует, как по спине пробегают мурашки, а в голову тут же закрадывается едкое и противное чувство страха. Она останавливается, не в силах двигаться дальше. Ноги словно наливаются свинцом и не дают сдвинуться с места. Мирэ рвано выдыхает, съёжившись от холода. Деревья на глазах становятся в три раза больше, нависают над ней. Земля под ногами ножиданно размягчается, и Мирэ начинает проваливаться. Она падает на землю. Перед глазами всё плывёт, черне небо смешивается с такой же чёрной землёй и всё застилает мгла.

– Мирэ, – доносится до неё голос. Неясно Мирэ чувствует чужую руку на своём предплечье, которая с силой поднимает её на ноги.

И вдруг всё становится на свои места. Мирэ оглядывается. Она стоит посреди самого обыкновенного ночного леса. За руку её придерживает Юн.

– Как ты себя чувствуешь? – интересуется он.

– Что это было? – испуганно спрашивает она. Её трясёт от холода.

– Лес не впустил тебя. Я забыл о том, что сегодня особенный день, и лес не станет принимать людей, – он скидывает с плеч свой плащ и с равнодушным выражением лица протягивает Мирэ. – Возьми, поможет согреться.

– Но моя одежда…

– От этого холода не спасает обычная одежда. Лес заставит тебя уйти, если ему этого захочется, – он значительно поднимает брови. – И не думай, что мне захотелось заботиться о тебе. Просто это моя вина. Я знал, что ты не сможешь зайти сюда просто так.

– Тебе не будет холодно? Ведь почти ноябрь…

Юн только молчит. Мирэ выжидающе смотрит на него, но потом всё-таки накидывает плащ на плечи. От него исходит тёплый пряный запах, и ей сразу же становится легче.

– Ты принёс кулон? Давай я заберу его и уйду, – предлагает она, желая бобыстрее покинуть это странное пугающее место.

– Мне нужно провести определённый обряд, чтобы магия сработала. Кулон сейчас лежит у меня дома, так что нам придётся пройтись.

– Почему ты не предупредил меня? – возмущается Мирэ.

– А смысл? – Юн разворачивается, направляясь прямиком в темноту леса. – Пойдём, – зовёт он. Он проходит несколько метров, останавливается и протяжно вздыхает, когда понимает, что Мирэ так и стоит на месте. Юн даже предполагает, что её лицо исказилось в удивлении смешанным со страхом, однако не утруждается провериь это и, не оборачиваясь, произносит: – Будешь тормозить – останешься без кулона, одна, в глуши леса, в каком-нибудь болоте, где тебя съедят болотные русалки. Они нынче злые, людей в лесу все меньше, вот они тебе и обрадуются, – невозмутимо говорит он. – Станешь их ужином.

Мирэ нервно сглатывает, стараясь успокоиться, и тут же догоняет его.

–Ты это только что придумал? – неуверенно усмехается она.

– Да, и что?

Однако, несмотря на все опасения и переживания Мирэ, спустя пару минут, страха у неё на душе не остаётся вовсе. Лес меняется на глазах и словно добреет. Лунный свет окрашивает листву деревьев в сапфировый и бледно-голубой, струясь серебряными лучами между веток. Среди кустарников и трав слышны тихие шорохи. Откуда-то издалека доносятся негромкие звуки ночных птиц. Мирэ поражается той красоте, на которую способен этот лес. Все кажется каким-то странными, будто все происходит не с ней. Будто-бы все это сон. И отчего-то Мирэ доверяет Юну, искренне доверяет этому созданию, но все ещё немного боится его. Страх перед неизвестным, тем, что выходит за грани реальности, все ещё сидит под коркой сознания. Вдруг в воздухе расплывается бледное мерцание. Мирэ восхищённо округляет глаза и ей удаётся разглядеть, что это не искорки света, а светлячки. Они, будто маленькие огоньки, парят в воздухе, разгоняя мрак ночи. Губы Мирэ трогает улыбка.

– Если тебе так хочется знать, я не дух и не чудовище, как любят изрекаться многие, – неожиданно произносит Юн, протягивая руку перед собой. Через пару мгновений к нему на ладонь садится маленький светлячок, и он сдержанно улыбается. – Я – Хранитель этого леса из рода ведьм. Не стоит возносить меня так, как это делают легенды. Волшебник, колдун, целитель – как тебе удобно, но ни в коем случае не дух. Никакого призрака лесника не было, и нет. Люди ошибочно принимают меня за него.

– В детстве мне рассказывали легенды о ведьмах. Говорят, вы можете менять внешность или выглядеть моложе своего возраста, это правда? – Мирэ все ещё заворожено наблюдает за светлячком на чужом пальце, пока тот не взмывает вверх от лёгкого движения руки.

– Некоторые могут, но для этого нужно приложить много усилий, а это того не стоит. Я этим не занимаюсь, так что нет, перед тобой не старый дед, который сделал себя молодым красивым парнем. Это моя настоящая внешность.

– Во-первых, я так не думала.

– Думала.

– Во-вторых, – Мирэ прочищает горло, – я видела тебя точно таким же двенадцать лет назад.

– Я выглядел немного младше. Ведьмы стареют в несколько раз дольше людей, но мы все ещё смертны. По человеческим меркам мне где-то… – Юн задумывается, сщурив один глаз, – двадцать один.

– Это так интересно, – полушёпотом говорит она, засматриваясь на извилистые ветки деревьев. Над их верхушками сияет полная луна. – У меня есть ещё один вопрос… Когда я впервые пришла в лес с друзьями, мы все не на шутку испугались, но они, похоже, забыли о том, что произошло. Будто бы…

– Им стёрли память, – усмехается Юн, коротко взглянув на Мирэ, и, поймав её удивлённый взгляд, продолжает: – Заклятье забвения, довольно сложное, но выполнимое. Может стереть некоторые фрагменты из жизни, будто бы это был сон. Мне не нужны лишние слухи в городе. Знаешь, как пришлось повозиться со звёздным светом? Чтобы получить необходимое зелье, звёздный свет смешивают с отваром цветов омелы.

– Звездный свет? Это цветок такой, или… – удивлённо бормочет Мирэ.

– Нет, обычный свет звёзд, – Юн мельком смотрит на сияющие звезды, расплывшиеся по тёмному небосводу. – Сначала он выглядит как мутное голубое сияние, но довольно восприимчив к теплу, поэтому если его нагреть становится жидким. Но вот отвар омелы должен быть ещё теплее, а из-за этого при смешивании получаются комочки, эти мерзопакостные ужасные комочки, от которых невозможно избавиться! Почему никто в мире не придумал заклятие против комочков звёздного света, а? Почему? Память твоих друзей стоила мне бессонной ночи. Но комочки в зелье, это же… Это же просто ужас! – возмущается он, мимолётно стукая по стволу одного из деревьев рукой.

– Как это все странно и непривычно… – тянет Мирэ.

– Врагу не пожелаешь возиться с зельем забвения, – продолжает ворчать Юн, пока вдруг не поднимает взгляд. – К слову, мы пришли.

Мирэ всматривается в темноту перед собой и замечает выглядывающую из-за ели крышу. Стоит пройти ещё немного, и она видит двухэтажный домик из брёвен тёмного дерева. К двери ведёт лестница под навесом, который подпирают две колонны. От них по всему периметру потолка и по стенам тянется золотистая гирлянда, освещающая маленькую уютную террасу. Здесь стоят стол и кресло. На ограждении расставлены маленькие глиняные горшочки с цветами, волшебно блестящими в ночном свете. Жаль, из-за темноты Мирэ не может разглядеть все ещё подробнее. У двери лежит разноцветный вязаный коврик. На втором этаже света почти нет, как и в окошке чердака.

– Не выглядит, как дом злого духа, убивающего людей в лесу… – Мирэ на несколько секунд останавливается, чтобы получше все разглядеть, пока Юн поднимается к входу.

– Пойдём, – он открывает дверь и проходит в дом, включая свет.

Мирэ приходит в себя и тут же следует за ним, переступая порог и прикрывая за собой тяжёлую дубовую дверь. Тут же ей открывается вид на половину первого этажа. В прихожей тепло. На полу лежит ещё один аккуратный коврик, на стене висит большое резное зеркало, а напротив стоит скамеечка и шкаф. Мирэ скидывает чужой плащ с плеч и протягивает его Юну, а тот вешает его на крючок. Туда же она вешает и своё пальто. Прихожая плавно перетекала в гостиную, комнаты не были разделены.

– Подожди здесь, только ничего не трогай. Мне нужно собрать некоторые вещи, после чего я смогу провести обряд, – говорит Юн, указывая на коричневый диван, застеленный вязаным пледом.

– Хорошо, – коротко отвечает Мирэ, оглядываясь по сторонам. Сам Юн поднимается по широкой деревянной лестнице на второй этаж.

Мирэ садится на ужасно мягкий диван, принимаясь разглядывать всë, что еë окружает. В глаза тут же бросается огромный горящий камин, на котором стояла куча разных мелочей, статуэток и маленьких цветов. Между камином и диваном стоит небольшой круглый столик, а рядом кресло. Вдоль стены располагаются многочисленные шкафчики со всякой всячиной, напротив лестницы – несколько огромных напрочь забитых всевозможными книгами стеллажей. Из гостиной Мирэ может видеть небольшую часть кухни, огороженную от прихожей стеной. Там, у окна, располагается кухонный гарнитур. На первом этаже есть ещё одна довольно необычная комната, которую Мирэ, к сожалению, не может разглядеть. Сквозь стеклянные вставки на двери, ведущей туда, девушка видит что-то похожее на листья растений. Она обязательно спросит Юна об этом позже.

Камин все ещё привлекает её избытком вещиц, лежащих на нём и соседних полочках. Мирэ неуверенно встаёт, делая несколько шагов вперёд. Если честно, в доме Юна она ожидала увидеть все, что подобает домам ведьм из легенд: разные котлы, лягушачьи лапки, чьи-то кости, черепа, в общем, всё что угодно – хоть баранью голову на стене! – но она не ожидала, что его дом окажется таким… уютным. На камине стоят две глиняные окрашенные вазы с сушеными цветами и несколько рукотворных свечей – так и выяснилась причина, по которой Юн покупал воск. Рядом лежит старый амулет в виде глаза с ярко-голубой радужкой. Здесь же стоит большая кружка с какой-то непонятной жидкостью, вероятно, чай или ещё какой-нибудь ведьминский напиток. По центру полки лежит аккуратно вскрытый конверт, из которого виднееется кусочек пожелтевшей бумаги. Это письмо, но текста не видно. Вдруг Мирэ охватывает непреодалимый интерес. Она осторожно достаёт из конверта лист. Бумага, аккуратно исписанная чёрными чернилами, переливается золотом в теплом свете помещения. Мирэ разворачивает лист и, не задумываясь, читает:

«Мой дорогой Юн,

Это письмо я оставляю в память о себе.

Настал тот день, когда я должна буду покинуть тебя. Надеюсь, я не останусь мрачным воспоминанием, что будет тяготить твоё чистое сердце. Спасибо за то, что стал для меня лучиком света в непроглядной тьме.

Я ухожу, потому что это моя судьба. Я должна была даровать тебе счастливое будущее, и я хочу, чтобы твоя жизнь была наполнена светом. Никогда не вини себя. Я лишь выполнила свой долг. Ты повзрослел, стал сильным и смелым мужчиной, и ты готов вступить во взрослую жизнь. Я знаю, что пока лес находится под твоей защитой, ему не страшна никакая опасность.

Так стань же его новым Хранителем.

Я всегда буду рядом с тобой, буду оберегать тебя, сольюсь с водой, что станет для тебя исцелением, так что прошу, никогда не думай, что остался один.

Мой конец близок, я чувствую это.

Береги себя, Юн, и будь счастлив.

Я всегда буду любить тебя.

навеки твоя Амелия.»

Стоит Мирэ дочитать последние строчки, она тут же слышит шаги Юна, и быстро сложив письмо на стол, разворачивается к лестнице, сцепляя руки за спиной.

– Почти все готово, – говорит он, осторожно поставив на стол большую прозрачную ёмкость с серебристой жидкостью, в которой Мирэ удаётся разглядеть свой кулон.

– У тебя очень уютно… – неуверенно начинает она, и не получая никакого ответа, все же решается спросить: – Юн, а… Кто такая Амелия?

Юн мгновенно замирает.

– Откуда ты… – он отрывает взгляд от шкафа и видит раскрытый конверт, лежащий на камине, и развернутый лист пергамента. – Я же сказал тебе, ничего не трогать, – его лицо искажает злость, он встаёт на ноги и в это же мгновение оказывается лицом к лицу с Мирэ, грубо прижав ту за плечо к стене у камина. – Зачем прочитала письмо? – стальным тоном спрашивает он.

– Просто… Стало интересно, – опуская взгляд в пол говорит Мирэ и чувствует, как хватка на её плече усиливается.

– В следующий раз не суй нос не в свои дела и слушай, что тебе говорят. Посмотри на меня, Мирэ, – хоть он и не повышает голос, Мирэ отчего-то невольно вздрагивает, но все-таки поднимает взгляд, чтобы встретиться с чёрным омутом в глазах напротив. – Я с тобой шутить не собираюсь. Одного моего желания хватит, чтобы оставить тебя без кулона и заставить умирать долго и мучительно. Но вместо этого я иду тебе навстречу, соглашаюсь починить цепочку , а ты не можешь выполнить одну мою простую просьбу – не трогать мои вещи. Назови мне хоть одну причину не вышвырнуть тебя отсюда прямо сейчас, – он смотрит своим нечеловеческим взглядом, насквозь пропитанным злостью и раздражением, а голос не позволяет и слова выдавить в ответ.

– Прости меня, – искренне шепчет Мирэ, не смея пошевелиться. Что на неё нашло? Никогда в здравом уме она не читала чужих писем.

– Если хоть один предмет сдвинется с места, пока ты будешь здесь, тебе не жить, клянусь, – Юн, наконец, отстраняется, быстрым движением забирает письмо вместе с конвертом и уност с собой куда-то наверх.

Мирэ нервно сглатывает и падает на диван, прямо напротив банки с серебристой жидкостью. Внутри светится голубой камушек, переливается в свете серебряных искр волшебного зелья. Оставшееся время Мирэ проводит, разглядывая кулон и не смея даже взглянуть на какие-то вещи Юна. Она явно перешла границы и теперь уже жалеет своём поступке. Никому не понравится такое вмешательство, а Юну – тем более. Он, наверное, много лет живёт один и не привык, что у него дома может быть кто-то ещё. Он хочет, чтобы все, что хранится на задворках его сознания и в стенах этого дома, оставалось личным и неприкосновенным. К тому же, когда дело касается близкого ему человека.

Спустя пару минут Юн спускается с лестницы с небольшим котлом и толстой книгой в руках.

– Мне нужно немного времени, чтобы сварить одно зелье. Я не мог сделать этого раньше, потому что свою силу оно сохраняет не более получаса, – сухо объясняет он, намекая на то, что Мирэ придётся подождать ещё сколько-то.

– Почему починка цепочки требует столько времени и заморочек? – интересуется Мирэ, подпирая рукой голову и наваливаясь на диван.

– Наверное, потому что это не просто цепочка, а цепь из заговоренного серебра, на которую было наложено не меньше десятка сложных заклятий, – язвит Юн, ставя котёл на плиту, и заливая туда воду из какой-то склянки.

– Мне ничего не рассказывали об этом кулоне, так откуда же мне знать?

– Раз уж он спасает тебе жизнь, можно было догадаться, что это не простая побрякушка, – он высыпает в воду травы. Затем Мирэ видит, как в деревянную миску он быстрыми движениями высыпает лепестки цветов, похожих на розу, и перетирает до состояния пудры, бормоча себе под нос какие-то проклятия. Он высыпает розовый цвет в котёл, после чего оттуда начинает идти красноватый пар, заставляющий его закашляться. Помешивая зелье около минуты, он выключает плиту и с помощью прихватки поднимает котёл, унося его в сторону двери, ведущей в ту самую, непонятную комнату. – Аккуратно возьми банку с кулоном и иди за мной. Попробуй пролить хоть каплю, и прибью на месте.

Мирэ молча берёт ёмкость с кулоном в руки и шагает за Юном, в раскрытую дверь. В этой комнате действительно стоит огромное количество цветов, видимо, не растущих в лесу. Это своеобразная оранжерея прямо внутри дома. Но самое интересное то, что в комнате нет двух стен и потолка. Вместо них – огромные панорамные окна. Растения занимают большую часть и без того просторного помещения. В комнате не было освещения, вместо него – полная луна.

– Ставь сюда, – Юн кивает на небольшой столик в центре комнаты и сам ставит туда котёл, а затем быстрым шагом удаляется из оранжереи, возвращаясь уже с книгой в руках. На темно-коричневой обложке нет ни единой надписи. Он пролистывает чуть больше сотни страниц и открывает ровно там, где ему и требовалось, будто бы знает содержание наизусть. – Этот кулон, – начинает он, одновременно вчитываясь в выведенные на непонятном языке строчки, – создан огромным трудом. Камень – зачарованный аквамарин, наделённый силой водного дракона. Вода соединяет в себе все живое и потому обладает огромной животворящей силой. Серебро было освещено под луной, и сейчас мне необходимо вернуть ему былую крепость и энергетику, – он аккуратно достаёт кулон из банки с зельем с помощью пинцета, тихо проговаривает заклинание и опускает его в котёл с только что приготовленным отваром. Проходит несколько секунд, прежде чем он достаёт цепочку. Серебро сияет, переливается в лунном свете. Он рассматривает сначала цепочку, а затем сам камень. – Готово. Иди сюда, – он подходит к центру комнаты, куда лучше всего падает свет. Мирэ слушается, и встаёт рядом. Юн аккуратными движениями надевает кулон на её шею и застёгивает сзади.