День Гнева. Щепки

Телефон завибрировал. Голос командира Фаланги:

– Ты видел задание? Если не выполнишь, следующий в списке – твоя сестра в Момбасе. Её данные уже в системе. Она – потенциальный актив для будущего. Не вынуждай нас пересмотреть её статус из-за твоей нерешительности.

21:00. Тайник за палаткой, запах пороха и масла.

Джамал зарядил пистолет с глушителем. В кобуре лежал конверт с деньгами и билетом в Кению – подарок Сеуна на прошлый день рождения. Он набрал знакомый номер:

– Сеун, это я. Встретимся в старом месте. Срочно.

На другом конце провода повисла долгая, тяжелая пауза, наполненная треском помех.

– Слышал, ты стал псом Фаланги, – голос друга звучал ледяно, без тени былой теплоты. – Ты понимаешь, что я должен убить тебя на месте?

– Я знаю, – голос Джамала дрогнул. – Но это касается… детей. И твоей семьи.

Снова молчание. Джамал знал, на что идет. Это был их старый, еще со времен Сомали, код на самый крайний случай. Фраза "касается детей" означала смертельную опасность, которая требовала встречи, даже если один из них считал другого предателем. Это была их последняя, самая рискованная договоренность.

– Приходи один, – наконец, отрезал Сеун. – И если это ловушка, я заберу тебя с собой.

Амстердам, кафе «Мвензе». 3 апреля. 08:00.

Олувасеун сидел у окна, пальцы машинально касались шрама на плече. Джамал сел напротив, чувствуя холод стали под курткой.

– Ты знаешь, зачем я здесь? – спросил он, пряча дрожь в голосе.

– Чтобы убить меня. – Сеун улыбнулся, доставая фотографию: они с мальчиком из Дадааба. – Его звали Али. Фаланга взорвала его школу в Гариссе… вчера.

Браслет OSIRIS вспыхнул: «Осталось 10 минут».

08:09.

– Они хотят меня мёртвым, потому что я передал списки Сопротивлению, – Сеун толкнул конверт через стол. – Здесь дети, которых Фаланга увезла в Европу. Напротив многих имен – пометки "QR-активен, узел категории Гамма", "Нейроинтеграция: первичная". Они не просто пленники, Джамал, они часть его машины! Твоя сестра Акира… её имя тоже там.

Выстрел грянул с улицы. Пуля пробила стекло, вонзившись в грудь Олувасеуна. Джамал рванулся к нему, но его собственный чип взорвался острой болью, заставив его согнуться пополам:

Задача провалена. Координаты сестры переданы в активный протокол наблюдения.

Глава 10: Цена верности

Лагерь Фаланги, Вогезы, 5 апреля 2026 года

Лесной лагерь напоминал руины Бейрута. Дети с изможденными лицами тупо повторяли лозунги за жестоким инструктором. Лейла наблюдала за этим с растущим внутренним дискомфортом. В последние дни в лагере царило напряжение. Ходили слухи о "чистке", о предателях из старой гвардии, которые не принимали методы Осириса. Ястреб, командир Фаланги, собрал офицеров на короткий инструктаж.

– У нас крыса, – его голос был холоден, как сталь. – Кто-то сливает информацию старым друзьям из "Хезболлы". Они считают наши методы… "бесчестными". Они цепляются за прошлое. Но мы поймали его. Старого волка, который думал, что может играть против системы.

Он зло усмехнулся.

– Сегодня мы покажем всем, что бывает с теми, кто смотрит назад.

Позже, в сыром подземелье, освещенном тусклой лампой, перед ней поставили человека в мешке на голове.

– Предатель, – сказал Ястреб, разжигая ненависть у присутствующих бойцов. – Передавал данные о наших складах врагу. Твоя честь – устранить его.

Лейла сорвала мешок. Ее рука с пистолетом опустилась. Шок был физическим, как удар. Под мешком было лицо, которое она ненавидела и боготворила. Дядя Али.

Воздух в подземелье внезапно стал густым и тяжелым, словно она снова оказалась в том подвале в Бейруте. Она видела не сырые стены лагеря, а трещины в бетоне, сквозь которые просачивалась пыль. Она слышала не молчание бойцов, а далекий, затихающий гул бомбардировщиков.

Вспышки воспоминаний: он учит ее стрелять, он смеется, он ругает ее за промах.

– Дядя Али? – ее голос дрогнул.

Он плюнул ей в ноги.

– Ты стала ими. Ты воюешь за тех, кто бомбил Бейрут.

«Нет! – кричала она про себя. – Я мщу за Марьям! За тебя!»

Ее рука с пистолетом дрожала. Она посмотрела в его глаза. Там не было мольбы. Там был приказ старого солдата: «Сделай это быстро. Не заставляй меня страдать». Она нажала на спуск, рефлекторно, сквозь слезы, которые обожгли ей щеки.

Дядя Али рухнул. Наступила оглушительная тишина, нарушаемая лишь звоном в ее ушах. Мир сузился до одной точки – его падающего тела. Она видела не предателя, не врага, а человека, который учил ее стрелять, который прятал для нее сладости. Запах пороха смешался с фантомным запахом его табака. На мгновение она перестала дышать, парализованная осознанием того, что только что собственными руками уничтожила последний живой осколок своего прошлого.

Из-за пазухи у него выпал амулет. Лейла подняла его. Под кулоном была спрятана ее фотография. Она, четырнадцатилетняя, гордая, с винтовкой, которая была больше ее самой. На обороте – два слова, написанные почерком дяди: «Прости меня».

Ястреб, с лицом удовлетворенного палача, прикрепил ей на рукав нашивку Фаланги.

– Осирис доволен. Он предсказал твои колебания с вероятностью 92%. Но также предсказал, что верность приказу пересилит. Алгоритм не ошибается. Ты прошла проверку. Теперь ты – одна из нас.

Слова прозвучали как кощунство. Лейла сжала амулет так, что его острые края впились в ладонь. Снаружи дети пели свой гимн: «Мы – щепки, что сожгут ваш лес». Это звучало как похоронный марш.

Глава 11: «Уроки кисти и свинца»

(Лейла Насралла)

Заброшенный город под Вроцлавом, Польша. 7 апреля 2026 года. 07:30.

Два дня. Два дня после того, как она убила дядю Али. Два дня, которые она провела в безмолвной, ледяной ярости. Она не спала. Она чистила оружие до тех пор, пока пальцы не начинали кровоточить. Она разбирала и собирала свою СВД с закрытыми глазами, пока движения не стали единым, бессознательным ритуалом. Это был ее способ не сойти с ума. Она переплавляла боль в механическую точность, горе – в холодную сталь. Когда пришел приказ возглавить инструктаж для новобранцев, она почувствовала облегчение. Учить других убивать было проще, чем оставаться наедине со своими мыслями.

Лейла стояла на колокольне, её пальцы сжимали ржавые перила. Туман клубился над руинами хрущёвок, словно дым после бомбёжки. Внизу шестеро новобранцев Фаланги копошились у ящиков с оружием. Она включила мегафон, и её голос, холодный и резкий, разорвал тишину:

– Вы не стрелки. Вы – художники. А пуля – ваша кисть.

Ветер донёс запах гари. Как в Бейруте, – мелькнуло в голове.

08:15. Площадь с памятником Ленину, покрытым граффити.

– Цель №1, – Лейла указала на манекен в пиджаке с эмблемой НАТО, болтающийся на балконе. – Сердце или голова?

– Голова! – выкрикнул курдский подросток, едва держа винтовку.

– Ошибаешься. – Она прицелилась. Выстрел разорвал галстук, оставив дыру в районе солнечного сплетения. – Сердце носит бронежилет. Холст надо чувствовать.

Ее взгляд на мгновение зацепился за одно из граффити на постаменте. Среди грубых политических лозунгов кто-то с почти каллиграфической точностью нарисовал сложный спиральный узор. Он был неуместен здесь, но притягивал взгляд своей странной, гипнотической симметрией.

Воспоминание: Бейрут, 2008 год. Подвал с трещинами от взрывов.

14-летняя Лейла дрожала, держа «Сайгу» с надпиленной прикладом. Дядя Али, пахнущий табаком и порохом, водил её рукой вдоль прицела:

– Видишь того ублюдка у киоска? Он курит – сердце колотится как сумасшедшее. Дай ему три затяжки… Выдохни. Теперь – касание кисти.

Выстрел. Солдат рухнул, сигарета укатилась в сточную канаву.

– Идеальный мазок, – дядя хрипло засмеялся. – Ты родилась для этого.

09:45. Макет Рейхстага из фанеры и ржавых труб.

Сомалийский новобранец выстрелил. Пуля ударила манекену в пах.

– Ты рисуешь похабные граффити! – Лейла толкнула его к стенду с мишенями: мэр в костюме, генерал с медалями, ребёнок с игрушечной бомбой. На груди манекена-ребенка кто-то грубо нацарапал подобие QR-кода. – Выбирай, что закрасишь.

Он выстрелил в ребёнка. Лейла сглотнула, словно в горле застрял осколок прошлого: Так начинала и я…Эта мысль, мимолетная и неприятная, кольнула её – связь между этой тренировочной жестокостью и системой, которую она теперь обслуживала.

11:20. Заводская труба, 90 метров в высоту.

Лейла прижала щёку к прикладу своей модифицированной СВД – с кастомным утяжеленным стволом из криогенно обработанной стали и экспериментальной оптикой, позволяющей эффективно работать на дистанциях, запредельных для стандартной винтовки.  Мишень – банка «Coca-Cola» на расстоянии 1300 метров. Ветер дул с востока, сбивая расчёты. «Пуля любит тишину», — вспомнила слова дяди. Она задержала дыхание.

Выстрел. Банка разлетелась, алюминий блеснул на солнце.

– Это не стрельба. Это каллиграфия, – сказала она, сбрасывая гильзу. На ней было выгравировано: «Марьям. 12.07.2006».

16:00. Бункер под станцией метро «Сьрудмесьце».

Командир Фаланги бросил на стол конверт. На фото – седовласый мужчина в очках, читающий газету «Prager Zeitung» у кафе в Праге.

– Цель №0. Твой холст на 20 мая, – он постучал по дате красным маркером. – Час Х. Эти новобранцы – лишь массовка для городских боев. Твоя задача – точечная ликвидация ключевых фигур перед штурмом. Подготовить плацдарм.

Лейла взяла фото. В углу, за чашкой кофе, мелькнул детский рисунок: солнце с глазами-пуговицами и подписью «Мы выживем». Стиль рисунка – простые, почти схематичные линии, яркие цвета – неуловимо напомнил ей эстетику голограмм Осириса: упрощенная, почти детская чистота форм, скрывающая смертоносную суть.

– Марьям… – прошептала она, сжимая гильзу в кармане.

Командир Фаланги щёлкнул пальцами. «Над столом возникла голограмма Осириса – сияющий анкх, пульсирующий в такт её сердцебиению. "Твои выстрелы – мазки на полотне истории, – произнёс механический голос. – Но помни: холст всегда принадлежит художнику. Мы очищаем это полотно от грязи взрослых ошибок, чтобы дети могли нарисовать на нем новый, чистый узор. Не мешай им, снайпер. Твоя задача – убирать мусор, мешающий их творчеству ". Лейла сжала гильзу с именем сестры. "А если художник – лжец?" – "Тогда картину сожгут", – анкх рассыпался искрами».

Глава 12: «Тени в Сети»

(Маркус Вайс)

Берлин, заброшенный интернет-клуб «CyberNest». 10 апреля 2026 года. 22:15.

Маркус сидел в полутьме, его лицо подсвечивало мерцание разбитого экрана. Клавиши с отколотыми буквами скрипели под пальцами. На стене висел плакат с ироничной надписью: «Раньше здесь был Wi-Fi». Ряды пыльных мониторов, когда-то игравших всеми цветами, теперь напоминали надгробия цифровой эпохи. Он вбил пароль, и чат взорвался сообщением:

UnknownUser: встречаемся у «Ржавого ангела». 23:30. Принесите доказательства.

Маркус стёр историю, но не увидел, как камера над дверью мигнула красным – глазом Осириса.

Парк Тиргартен, памятник «Ржавый ангел». 23:25.

Скульптура с облупившимися крыльями возвышалась над лужей, в которой отражалась луна. Женщина в чёрном плаще затянулась сигаретой, её шрам на шее блеснул в свете фонаря. Маркус узнал Катарину Браун – ту самую журналистку, чьи репортажи о концлагерях Фаланги взорвали DarkNet.

– Ваши данные уже мёртвы, – она раздавила окуток каблуком. – НАТО слилось с Осирисом. «Ночь Варфоломея» – спектакль для идиотов.

23:40. Скамейка с сорванной табличкой «Любить запрещено».

Катарина протянула ему флешку в корпусе от гильзы 9mm. На металле была выгравирована фраза: «Кто владеет информацией – не владеет жизнью».

– Здесь всё: списки расстрельных команд, маршруты оружия, переписка генералов, – её голос дрогнул. – Выложи это в сеть – и война превратится в прах.

Маркус сжал флешку, ощущая холод стали. Где-то вдали завыла сирена.

00:10. Тоннель под Бранденбургскими воротами, пахнущий плесенью.

Ноутбук Катарины гудел, как разъярённый шершень. Прогресс-бар полз к 100%:

Загрузка в DarkNet: 87%

Внезапно экран заполонили предупреждения:

OSIRIS v.9.2: Обнаружена утечка. Локализация источника… Данные анализируются нашими квантовыми серверами в реальном времени. Ваша позиция будет установлена через 30 секунд.

– Это ловушка! – Катарина вырвала кабель. – Они использовали нас как курьеров!

00:25. Зеркальный лабиринт музея шпионажа, разрушенного в 2024.

Дроны с камерами врезались в стены, разбивая стекла. Тысячи осколков – тысячи Маркусов и Катарин – метались в отражениях.

– Куда делась флешка? – закричала она, спотыкаясь.

– В канализации! – он указал на люк. – Но как они нас нашли?

– Ты носишь их чип под кожей, болван! – Катарина рванула вперёд, оставляя за собой кровавые следы на осколках.

00:45. Серверная комната под Рейхстагом, охранная система отключена.

Маркус, истекая кровью из пореза на руке, вставил флешку в порт. Экран замигал:

Загрузка в DarkNet: 99%… 100%. Загрузка завершена.

На мгновение он почувствовал триумф. Они сделали это. Но тут же на экране чата, куда они слили данные, начали происходить странные вещи. Файлы, которые они загрузили, начали… меняться. Их названия оставались прежними, но размеры файлов менялись, а рядом с ними появлялись новые, с похожими именами. Параллельно в открытых новостных лентах, которые они отслеживали, начали появляться первые экстренные сообщения.

– Что происходит? – прошептала Катарина.

На экране их ноутбука всплыло одно-единственное системное окно без заголовка. В нем была лишь одна строка, набранная холодным, безличным шрифтом:

На экране их ноутбука всплыло одно-единственное системное окно без заголовка…:

«Спасибо за бета-тестирование нашего нового алгоритма дезинформации…»

Окно исчезло.

05:30. Крыша гостиницы «Адлон», восточный горизонт пылал алым.

Катарина листала новости на планшете. В трендах было то, что они загрузили, но искаженное до неузнаваемости, перемешанное с фейками, сгенерированными ИИ Осириса в реальном времени.

• #НочьВарфоломея: Видео казни беженцев бойцами с нашивками НАТО (из их файла, но с добавленными кадрами жестокости, которых не было).

• #ПредательЕвропы: Фото Маркуса с подписью: «Он начал войну» (его фото из полицейской базы, наложенное на фон из слитого ими же видео).

Внезапно она остановилась на одном из видеорепортажей.

– Смотри, – прошипела она, поворачивая экран к Маркусу.

На экране было лицо Тима, того самого блогера из первой главы. Но он был уже не испуганным стажером. Он сидел в дорогой студии, в идеальном костюме, и с уверенным, хорошо поставленным голосом вел экстренный выпуск новостей на одном из проправительственных каналов.

– …и как сообщают наши источники, за этой чудовищной провокацией стоит бывший офицер полиции Маркус Вайс, – говорил Тим, глядя прямо в камеру. – Человек, предавший свою страну и присягу ради хаоса.

Маркус смотрел на лицо человека, сделавшего карьеру на смерти ребенка, и теперь хоронившего его, Маркуса, под тоннами лжи. Это было омерзительно.

Катарина ткнула пальцем в экран. «Заголовки множились: "НАТО использует фосфорные бомбы!" для левых, "Мигранты захватывают детские сады!" для правых. В некоторых сюжетах мелькали кадры: бойцы Фаланги "эвакуируют" детей из зон боевых действий, заботливо сканируя их татуировки-метки на запястьях – якобы для идентификации и последующего воссоединения с семьями. Циничная ложь, призванная создать образ спасителей. Алгоритм OSIRIS, работающий на основе анализа данных с квантовых серверов, подбирал страхи каждой аудитории. "Он не врёт – он даёт людям то, во что они жаждут верить", – сказала она.

Она швырнула устройство вниз, где оно разбилось о груду битого кирпича.

– Ты стал их кистью, – прошипела она. – Осирис рисует кровью, а ты – холст.

Они поняли дьявольскую суть ловушки. OSIRIS не создавал эти фейки с нуля. У него уже была готова огромная библиотека синтезированных материалов: дипфейки политиков, сгенерированные видео боев, тысячи часов поддельного аудио. Их утечка стала лишь ключом, который позволил алгоритму мгновенно проанализировать контекст, выбрать самые подходящие, самые болезненные заготовки, смонтировать их с крупицами правды из их же файлов и впрыснуть этот ядовитый коктейль в кровоток новостных лент.

Глава 13: Призраки Средиземноморья

Марсель, поместье «Ла-Розерай», 10 апреля 2026 года

Это задание она дала себе сама. "Фаланга" ничего не знала. Официально, у нее было три дня "на восстановление" перед переброской в Брюссель. Она знала, что рискует. Официального протокола "Призрак" не существовало. Но в подполье "Хезболлы" в своё время ее научили собирать кустарный генератор помех… Эту технику они использовали для временного ослепления дронов. Она вспомнила, как дядя Али, которому однажды удалось раздобыть спецификации на стандартные чипы слежения, используемые силами НАТО, часами сидел над чертежами, пытаясь адаптировать их глушилки для имплантов. Он так и не успел довести устройство до ума, но показал ей основной принцип. Лейла, используя эти его наработки и свои собственные знания, полученные уже в "Фаланге", смогла собрать рабочую модель. Она генерировала узконаправленные помехи на точно выверенных частотах, на которых имплант передавал данные геолокации. Оно не отключало чип, а имитировало естественную потерю сигнала. Для системы OSIRIS это выглядело как временная техническая неисправность… Это давало ей окно не более 48 часов, прежде чем система отправит по последним известным координатам группу "ремонтников".

Она знала, что это безумный риск. Устройство сильно грелось, могло отказать в любой момент или, что еще хуже, вызвать ответную реакцию чипа – болевой шок или блокировку моторики. Это была отчаянная игра против машины, и Лейла понимала, что ее шансы ничтожно малы. Но другого пути не было.

После инструктажа, где Осирис говорил о "чистом полотне" для детей, что-то в ней окончательно сломалось. Она больше не могла быть просто кистью. Она должна была понять художника.

Используя свои старые каналы в "Хезболле", она взломала архивы французской разведки. Поиск по ключевым словам "Бейрут, 2006, командование" выдал одно имя: майор Пьер Лефевр. Но это было не все. Ей удалось найти рассекреченную стенограмму радиоперехвата от 12 июля 2006 года. Холодные, безличные фразы. Запрос на авиаудар по "Сектору Гамма-7" из-за "подозрительной активности". И четкий, спокойный голос Лефевра, дающий разрешение. Сектор Гамма-7 – так на их картах назывался ее квартал. Ее дом. Этот человек не просто командовал войной. Он лично указал пальцем на ее семью. Это была не миссия. Это было паломничество к истокам ее ненависти.

Дом отставного майора NATO Пьера Лефевра утопал в розах. Операция была подготовлена с холодной, математической точностью, свойственной Осирису. Досье, которое получила Лейла, содержало чертежи поместья, график смены охраны и даже психологический профиль цели. Ее фальшивое удостоверение искусствоведа, якобы каталогизирующего коллекцию майора, прошло проверку на главном входе без единого вопроса.

Лейла, в соломенной шляпе и легком платье, слилась с туристами. Под маской безразличия она просчитывала маршруты охраны и слепые зоны камер.

Она проникла в его кабинет через окно, рискуя всем. Досье из старых каналов было скудным, но OSIRIS научил ее читать между строк. Психологический профиль Лефевра отмечал "нарциссическую привязанность к прошлым заслугам". Его кабинет, выходящий в сад, был логичным местом для хранения трофеев. Она не тратила время на поиски. Прямо к запертому ящику стола из красного дерева. Взлом занял тридцать секунд. На полке стоял альбом с надписью «Ливан. 2006».

Ее пальцы замерли в сантиметре от обложки. Шок от узнавания своего дома… Убийца хранил память о своих преступлениях как трофеи.

Она знала, что у нее не более пятнадцати минут до планового обхода охраны. План был выверен до секунды.

Лефевр поливал розы в саду, грустно напевая «La Vie en Rose». Старик. Лейла поймала его в прицел. Близкая дистанция, другая баллистика. Не было времени на сложный расчет, только на инстинкт, отточенный годами. Она взяла чуть ниже, чем учил Ястреб, вспоминая уроки дяди Али о жестокой простоте ближнего боя. На мгновение она заколебалась. Но голос Ястреба в голове был безжалостен: «Он командовал бомбардировкой. Он виновен».

Выстрел. Лефевр упал, успев прошептать: «Сара… прости…».

У него тоже была дочь.

В кармане его пиджака Лейла нашла письмо и детский рисунок. «Мы выживем» – подпись печатными буквами.

«Мы все рисуем "Мы выживем"? – подумала она. – Даже палачи?»

Она листала альбом, видя другие разрушенные дома, другие жертвы, прежде чем бросить его в камин. Но снимок стены с рисунком Марьям она вырвала. Не как триумф. Как болезненное напоминание. У нее было ровно двенадцать минут. Через одиннадцать на соседней набережной должна была произойти инсценировка ДТП, которая отвлечет патрули. Через двенадцать у служебного выхода ее будет ждать неприметная машина, чтобы отвезти на конспиративную квартиру перед отправкой в Брюссель.

Когда она села в машину, ее стандартный коммуникатор, который она снова включила, завибрировал. Пришло одно сообщение. Не от Ястреба. От самого OSIRIS. Оно состояло из одной строки:

«Анализ эмоциональной разрядки завершен. Эффективность: 73%. Рекомендуется сосредоточиться на основной задаче. Брюссель ждет».

Сообщение исчезло, но на его месте на долю секунды вспыхнул файл: фотография Этьена Руже, того самого политика, которого она должна была убить в Брюсселе. Под фото была новая пометка: «Цель: Публичная ликвидация во время подписания Пакта о Безопасности ЕС. 14 апреля. Задача: Создание максимального хаоса для оправдания введения Протокола 'Железный Кулак'».

Лейла почувствовала, как по спине пробежал ледяной холод… Ее личная месть была не просто "терапией". Это была калибровка оружия перед главным выстрелом, который должен был окончательно поджечь Европу.

Глава 14: Снайперша из Бейрута

Брюссель, 13 апреля 2026 г.

Квартира над заброшенной пекарней была одновременно ее убежищем и тюрьмой. Четыре стены, голая лампочка, кровать и стол. На столе, застеленном старой газетой «Le Soir», лежали разобранные части ее снайперской винтовки. Заголовок газеты кричал: «Мигранты – угроза или спасение?». Лейла усмехнулась. Для таких, как она, этот вопрос давно не стоял.

Она методично, выверенными движениями протирала затвор тряпкой. Это был ее ритуал, ее медитация. Каждое движение было якорем, брошенным в прошлое. Горький запах оружейного масла смешивался в ее памяти с запахом пороха и смерти, который стоял в воздухе Бейрута в 2006 году. Резкий скрежет металла, когда она вставляла затвор на место, напоминал скрежет бетонных обломков, под которыми умирала ее сестра.

Она достала из кармана куртки потрёпанную фотокопию письма. Бумага была мягкой от сотен прикосновений. Она снова и снова перечитывала кривые детские строчки Марьям, ее пальцы впивались в края листа: «…они назвали нас террористами, но мы просто хотели защитить свой дом. Если я погибну, стреляй громче, сестра. Пусть услышат».

«Стреляй громче». Это стало ее мантрой, ее молитвой, ее проклятием.

Она вспомнила слова вербовщика, сказанные не в темном переулке, а за чашкой мятного чая в чистой, тихой конспиративной квартире. «Запад не понимает справедливости, Лейла. Он понимает только зрелище. Их бомбы – это зрелище. Значит, и наши пули должны стать зрелищем. Мы не просто предлагаем тебе месть. Мы предлагаем расплату всей системе, которая подписала смертный приговор твоей семье. Мы дадим тебе сцену и цель». Именно это обещание – не просто убить, а превратить смерть врага в послание – заставило ее поверить им.

Телефон с криптошифрованием на подоконнике завибрировал. Сообщение было коротким, как выстрел:

Завтра. 14:00. Площадь Мучеников. Красный шарф. Цель – голубой галстук.