День Гнева. Щепки

Эти слова ударили, как пуля. Это была уже не абстрактная идеология. Это было личное.

«Будущее наших детей, Джамал, – продолжал вербовщик, – тех, кого они забирают…»

И тогда Джамал совершил главную ошибку в своей жизни. Он поддался профессиональной гордыне. Он видел фальшь, но решил, что сможет переиграть этих богатых дилетантов. «Они – деньги и слова, – подумал он тогда. – Я – сталь и опыт. Я использую их ресурсы, чтобы отомстить тем, кто предал мой отряд. А потом… потом разберемся». Он думал, что сможет управлять огнем, не зная, что сам был лишь щепкой, которую бросали в костер.

Теперь, стоя в этом холодном бункере, Джамал чувствовал, как эта ложь, поданная в красивой упаковке, начинает горчить на языке.

По пути к реке, сжимая в руках тяжелую сумку со взрывчаткой, он смотрел на огни ночного Дрездена. Гладкие речи вербовщика о справедливости казались здесь, на холодной немецкой земле, фальшивыми. Разве так борются за правое дело – взрывая мост, по которому завтра утром пойдут обычные люди? Сомнение ледяной иглой впилось в его сознание, но многолетняя военная выучка, инерция приказа и присутствие суровых «братьев по оружию» заглушили этот тихий голос. Он – солдат. А солдаты выполняют приказы. Пока.

Ночью, на берегу Эльбы, группа из пяти человек ползла к опорам моста. Река несла свои темные воды, воздух был холодным и влажным. Джамал крепил заряды С-4 к холодному металлу, его пальцы, привыкшие к оружию, работали быстро и точно. Он проверял таймер.

Внезапно в кустах неподалеку раздался шорох. Это был не зверь. Из своего укрытия, очевидно, в поисках еды, вылез мальчик лет десяти. Худой, в рваной куртке, он с любопытством смотрел на темные фигуры.

– Ты кто? – прошептал он по-арабски, его глаза были огромными и испуганными.

– Уходи, – прошипел Джамал, подталкивая его к тропинке. – Сейчас будет громко.

Он инстинктивно схватил ребенка за руку, чтобы отвести в сторону. Его большой палец, не прикрытый перчаткой для лучшей чувствительности при работе со взрывчаткой, скользнул по мягкой коже между большим и указательным пальцами мальчика. И замер.

Его палец наткнулся на что-то неестественное. Не шрам, не кость. Крошечное, едва заметное, но идеально ровное уплотнение под кожей. Оно было твердым и имело четкие, неестественные грани. Присмотревшись в тусклом свете, он различил над ним крошечный, почти заживший след от укола толстой иглой. Его солдатский инстинкт, отточенный годами службы, мгновенно сложил картину: это не травма. Это имплант.

– Убери свидетеля, Джамал, – раздался садистский шепот напарника, коренастого ливийца по имени Халид. Он навел пистолет с глушителем на ребенка. – Или я сделаю это медленно.

Джамал увидел, как мальчик в страхе прижал к груди старенький, потрепанный игрушечный грузовик. В этот момент все его подавленные сомнения взорвались. Это был не абстрактный «урон», а конкретный ребенок с игрушкой. Что-то внутри Джамала оборвалось. С яростью, порожденной отвращением к себе и к тому, во что он ввязался, он ударил Халида прикладом по руке. Выстрел ушел в небо. Мальчик, вскрикнув, бросился бежать, выронив грузовик в грязь.

На рассвете, в бараке лагеря, телевизор показывал прямой эфир. Мост Августусбрюкке взлетал на воздух в огненном шаре. Вековое строение, ключевая артерия, соединявшая исторический центр с новыми районами, рухнуло в темные воды Эльбы. Город мгновенно оказался разорван надвое. Репортажи были полны паники: вой сирен с обоих берегов, неспособных пересечь реку, сообщения о парализованных экстренных службах и тысячах людей, отрезанных от дома и работы.

«Теракт в Германии! – кричал диктор. – Виновные – мигранты!»

А затем начался фейк. Джамал видел, как неуклюже, но эффективно в репортаж вклеивают «доказательства». Фото того самого мальчика, которое, видимо, уже было в базе данных, появилось на экране с подписью «Подозреваемый в пособничестве». Его лицо, искаженное страхом, теперь выглядело как лицо юного фанатика.

Лицо Джамала окаменело. Он открыл свой планшет. Это было стандартное армейское устройство, содержащее только информацию, необходимую для текущей миссии. Он открыл папку с названием «Оперативные активы. Сектор Дрезден». Внутри был не список имен, а десятки файлов с буквенно-цифровыми кодами: Актив-D47, Актив-D48 и так далее. Он инстинктивно нашел файл, к которому была прикреплена фотография мальчика, которого он видел в новостях.

Это были не просто фотографии. Каждый файл представлял собой структурированный профиль: идентификационный код, фото для визуального распознавания и рядом – непонятный черный квадрат, похожий на футуристический QR-код. И тут его пронзило ледяное озарение. Этот черный квадрат на экране… его форма, его идеальные углы… это была цифровая тень того, что он нащупал под кожей мальчика. Это были не просто фотографии. Каждый файл представлял собой структурированный профиль: идентификационный код, фото для визуального распознавания и рядом – непонятный черный квадрат, похожий на футуристический QR-код. И тут его пронзило ледяное озарение. Этот черный квадрат на экране… его форма, его идеальные углы… это была цифровая тень того, что он нащупал под кожей мальчика. Это не были просто фото для пропаганды. Это был каталог. Инвентарная ведомость живых, дышащих детей, помеченных, как скот, превращенных в отслеживаемые активы системы. Ужас был не в том, что их использовали. Ужас был в том, что их пронумеровали.

Он с отвращением нажал «удалить», словно совершая ритуал отречения.

В этот момент его планшет завибрировал. Это было не новостное уведомление. Это было прямое сообщение из защищенного канала OSIRIS. На экране появилось одно изображение: фотография его младшего брата Кайоде в Кении, идущего по улице Найроби. Под фото – геотег в реальном времени и одна фраза:

Солдат, проявивший излишнюю эмпатию, ставит под угрозу не только миссию, но и то, что ему дорого. Следующий приказ ты выполнишь без колебаний. Мы наблюдаем.

Сообщение исчезло через пять секунд, не оставив следов.

Ледяной пот прошиб Джамала. Это была не публичная порка. Это было хуже. Это был тихий, личный ошейник, который только что защелкнулся на его шее. Система не собиралась его убивать. Она собиралась его использовать, держа в заложниках его семью. Он был не просто щепкой в чужом пожаре. Он стал оружием, направленным против самого себя.

Глава 5: Шрамы на погонах

Берлин, полицейский участок Моабит, 21 марта 2026г.

Комната для допросов пахла несвежим дыханием, дешевым кофе и застарелым страхом. Маркус Вайс разминал левое плечо, где под формой скрывался старый шрам от пули. Он всегда ныл в таких комнатах, словно впитывая в себя ложь и отчаяние. Только что отсюда увезли очередного "подозреваемого", курда, в чьем телефоне нашли фотографии разрушенного сирийского города. Его родного города.

Позже, в своем кабинете, Маркус сидел над остывшим кофе. Стол был завален папками. Нераскрытые дела, где так или иначе мелькало слово «Фаланга». Взрыв у мечети, нападение на патруль, исчезновение информатора. Он открыл на компьютере папку по делу о взрыве в гамбургском метро. Пятнадцать свидетелей, и все показания вели в тупик. Кроме одного. Электрик турецкого происхождения, который видел подозрительного человека в форме охранника. Маркус хотел допросить его снова, но папка с его показаниями была пуста. Вместо файлов – лишь системный лог: «Файлы 113-117 архивированы. Пользователь: Ozdemir_S. Основание: Запрос Sonderkommission 'Heimat'». Селим.

– Селим, где файлы электрика? – спросил Маркус, подходя к столу напарника.

Селим не поднимая глаз от монитора, ответил:

– Их забрали, Маркус. Sonderkommission 'Heimat'. Сказали, дело теперь федерального уровня. Нам приказали забыть.

Что-то в его тоне было фальшивым. Маркус обошел стол и встал за спиной напарника. На мониторе Селима был открыт чат, свернутый в угол экрана. Маркус увидел эмблему – сломанный меч и полумесяц. И обрывок переписки:

Информатор-электрик устранен. Объект "Гамбург" чист.

Принято. Цель 3 подтверждена. Передано Осирису.

Сердце Маркуса ухнуло вниз. Он молча вернулся за свой стол, чувствуя, как ледяной холод расползается по венам. Пять лет вместе. Селим однажды прикрыл его в перестрелке. Доверие, выкованное в огне, рассыпалось в прах за пять секунд.

Вернувшись домой в свою пустую квартиру в Шпандау, он на автомате проверил почтовый ящик. Среди рекламных буклетов лежал простой белый конверт без марки. На коврике у входной двери. Кто-то подсунул его под дверь.

Дрожащими пальцами он вскрыл его. Внутри была microSD-карта и стикер с надписью: «Твой первый напарник. Последняя смена».

Запершись в ванной, он достал личный ноутбук – старый, проверенный "танк", которому он доверял больше, чем новомодным служебным планшетам. Проклятая старая привычка, от которой он так и не смог избавиться за годы службы. Он всегда проговаривал сложные пароли шепотом, пока их набирал – это помогало сконцентрироваться и избежать ошибок. Почти неслышно прошептал: «Baro…1105…». Имя его первой служебной овчарки и дата ее "отставки".

На экране появилась одна папка: «Zielliste». Список целей. Он открыл ее.

1. Этьен Руже – депутат, Франция.

2. Анна Шмидт – начальник берлинской полиции.

…и последняя, двадцатая строка:

20. Marcus Weiss – Status: Ziel 0. Vor Stunde X liquidieren.

Ликвидировать до Часа Х. Маркус замер, его дыхание сбилось. И тут все встало на свои места. Подмена. Две недели назад Селим вручил ему "новый" планшет. «Плановая замена, твой старый уже не тянул протоколы безопасности», – сказал он тогда. Это была ложь. Ему подсунули устройство-шпион. Сообщение от Селима, которое пришло утром: «Удачи на смене, брат». Это была не просто дружеская записка. Это была команда. Активация микрофона. Его шепот, его старая дурацкая привычка – все это было частью дьявольски точного расчета.

Внутри Маркуса столкнулись две сущности. Профессионал, хладнокровный следователь, кричал: «Молчи! У тебя есть улики! Исчезай! Это единственный шанс!». Но его заглушил другой голос – голос человека, которому только что вырвали сердце. Его взгляд упал на полку, где стояла фотография: он, Селим и его маленькая дочь Лиза в парке. Лиза сидела на плечах у Селима и смеялась. Дядя Селим. Его лучший друг. Предательство было слишком личным, слишком глубоким. Инстинкт самосохранения был смят волной горячей, слепой ярости.

Он знал, что делает именно то, чего от него ждут, но не мог остановиться.

Он выскочил из ванной и схватил свой телефон, тот, который еще не был скомпрометирован. Он набрал номер Селима. Из горла вырвался сдавленный крик:

– Встретимся у моста Обербаумбрюкке! Я ВСЁ ЗНАЮ!

Ответом ему была тишина, а затем короткие, резкие, безжалостные гудки. Звук приговора. И в эту оглушающую тишину пришло холодное, запоздалое осознание. Он только что подписал себе смертный приговор. Он больше не был охотником. Он стал дичью.

Глава 6: Уроки ненависти

Подпольный тир Фаланги, Париж, 25 марта 2026 года

Три недели в Фаланге научили Лейлу одному: здесь не было места прошлому. Память была не реликвией, а топливом. Ее тело болело от бесконечных тренировок, разум был перегружен тактическими схемами и идеологическими догмами, сухими и безжалостными, как выстрел.

Тир был не просто местом для стрельбы. Это была лаборатория по созданию идеальных убийц. Командир Фаланги, которого все звали Ястреб, высокий мужчина с пустыми глазами, указал на экран с тепловой картой мишени. На ней было фото израильского министра обороны.

– Четвертый шейный позвонок, – его голос был холоден, как сталь. – Не просто убей. Парализуй. Сделай его живым памятником нашей воле. Время пошло. Разборка винтовки.

Лейла работала на автомате. Ее пальцы, казалось, двигались сами по себе, разбирая и собирая оружие с механической точностью. Она вспомнила, как дядя Али учил ее этому в долине Бекаа, смеясь и подбадривая. Ястреб не смеялся. Он молча смотрел на секундомер.

– Медленно. Снова.

После пятой попытки он кивнул.

– Теперь стреляй.

Лейла припала к прицелу. Голос Ястреба давил, въедался под кожу.

– Ты дрожишь? Бейрутская девочка боится? Или жалеешь тех, кто разбомбил твою сестру?

Она проигнорировала унижение, заставляя себя видеть не человека, а анатомический атлас. Она выстрелила. Лазерный симулятор на экране показал попадание с отклонением в три миллиметра.

– Три миллиметра – это жизнь для него и смерть для тебя, – отрезал Ястреб. – Встать. Ближний бой. На тебя идет его охранник. Твои действия?

Он не ждал ответа. Резкий удар выбил у нее винтовку из рук. Лейла едва успела сгруппироваться и уйти от следующего выпада. Начался жесткий, изматывающий спарринг. Ястреб не просто дрался, он преподавал урок. Он использовал ее же силу против нее, показывал каждую ее ошибку, каждое лишнее движение.

– Ты полагаешься на инстинкты, – выдохнул он, блокируя ее удар. – А инстинкты – это сантименты. Убей их. Думай. Анализируй. Бей в уязвимые точки.

Он бросил ее на маты и приставил тренировочный нож к горлу.

– Ты мертва. Снова.

В конце тренировки, измотанная и униженная, она снова легла на огневой рубеж. Она больше не думала о Марьям или дяде Али. В голове был только холодный расчет: дистанция, ветер, пульс, три миллиметра влево.

Выстрел. Идеальное попадание.

– Наконец-то, – одобрил Ястреб без тени эмоций. – Ты не стреляешь. Ты исполняешь приговор. Завтра мы посмотрим, как ты исполнишь его в полевых условиях. Поступило сообщение о "крысе" в наших рядах. Пора провести чистку.

Его слова не вызвали у Лейлы ничего, кроме глухой усталости. Она смотрела на свой мелок, который лежал рядом с гильзами. Его кончик был сломан. Как позвоночник на мишени. Как что-то внутри нее самой.

Глава 7: «Тени алтаря»

(Маркус Вайс)

Берлин, 28 марта 2026 года. Заброшенная церковь Св. Норберта. 3:17 ночи.

Ветер выл, как раненый зверь, срывая с окон остатки витражей. Святые лики – то ли Петр, то ли Павел – рассыпались на осколки у ног Маркуса. Он прижался к холодной, затянутой паутиной стене нефа и вытащил фонарь. Луч света упёрся в массивное распятие, упавшее лицом в груду кирпичей. «Идеальное место для предателя», – хрипло усмехнулся он, доставая из внутреннего кармана куртки маленький металлический контейнер размером с зажигалку. Он щелкнул крышкой. Внутри, в мягкой подложке, лежала microSD-карта. Этот контейнер, подарок старого друга-сапера, он всегда носил с собой для хранения важных улик. Именно он спас карту несколько дней назад, когда пуля, пробив его бронежилет, прошла по касательной и ударила в металл, оставив на нем глубокую вмятину. Он выжил чудом. И это чудо теперь было его единственным оружием.

3:25. Убежище под алтарём, заваленным листовками «Фаланги».

Старый ноутбук с отколотым углом гудел, перегреваясь. Маркус ввёл пароль – Gerechtigkeit über alles – девиз, который когда-то висел в полицейской академии рядом с портретом канцлера. Экран мигнул:

Доступ разрешён. ВНИМАНИЕ: Активирован протокол самоуничтожения. Форматирование через 5:00.

Пять минут. Сердце заколотилось быстрее. Он вставил microSD в слот. На экране всплыли папки. Он лихорадочно открыл первую с пометкой "TECH". Схемы, отчеты, диаграммы. Он наткнулся на техническую документацию, озаглавленную «Проект 'Коллектив'». На экране появилась 3D-модель наноробота размером с пылинку.

Он пролистал дальше, к разделу "Концепция". Текст был сухим, техническим, но от него веяло ледяным ужасом:

«Проект "Коллектив" – это создание распределенной биологической нейросети, где мозг каждого носителя используется как живой, органический процессор для аналитических и предсказательных алгоритмов OSIRIS. Эмоции, сны и когнитивные процессы носителей становятся вычислительным ресурсом, позволяя системе моделировать социальные процессы с недостижимой ранее точностью. Цель – не контроль над личностью, а использование ее как элемента суперкомпьютера».

«Чёрт, – прошептал Маркус. – Мы для него не рабы. Мы – железо».

Торопясь, он пролистывал скучные схемы, пока не наткнулся на служебную записку главного инженера проекта. В ней тот с высокомерием хвастался перед заказчиком: «В отличие от конкурентов с их громоздкими системами резервирования, мы используем единый, сверхзащищенный силовой канал для питания ядра. Это элегантно. Это просто. И это абсолютно неуязвимо. Единая точка отказа – это не слабость, а признак совершенства». Маркус тогда лишь хмыкнул, инстинктивно сохранив скриншот этой циничной записки, и перешел к следующему файлу, еще не зная, что нашел ключ к уничтожению всей системы.

Он щёлкнул по папке Zieliste. Глаза тут же нашли фамилию: Ozdemir, Selim.

3:28. Вспышка памяти, острая, как удар ножом: Гамбург, 2024.

Селим, его напарник, вытирал кровь с боевого ножа. На асфальте хрипел молодой курд-курсант из их академии, пойманный на передаче данных правозащитникам. «За что…». Маркус поднял пистолет, готовый арестовать напарника за убийство без суда. Но Селим посмотрел ему прямо в глаза, и в его взгляде не было ни раскаяния, ни страха. Лишь ледяная усталость. «Они везде, Маркус, – прошипел он. – Везде. В начальстве, в прокуратуре, в твоей гребаной правозащитной прессе. Выбирай: твоя семья или твои принципы». Маркус тогда опустил оружие, списав все на нервный срыв. Он ошибся.

Клавиши ноутбука заскрипели под его пальцами. «Ты выбрал не ту сторону», – подумал Маркус, листая список.

3:31.

Таймер: 1:48.

Schlafende Agenten (Спящие агенты)

1. Anna Schmidt – Polizeipräsidentin Berlin

2. Selim Ozdemir – Cybercrime-Abteilung

…

17. Klaus Richter – Richter, Bundesgerichtshof

…

20. Marcus Weiss – Status: Ziel 0. Vor Stunde X liquidieren.

Желудок сжался в ледяной комок. Он рванул microSD-карту из слота за секунду до того, как экран погас, показывая надпись Форматирование завершено. Но семнадцать имён уже выгорели в его памяти.

3:33.

В кармане завибрировал дешевый одноразовый телефон. Неизвестный номер.

– Нашёл свою фамилию, герой? – голос скрипел, как ржавые шестерни. Искаженный, синтезированный. – Посмотри на восточное окно.

Маркус поднял голову. В проёме, где когда-то был изображен Архангел Михаил, карающий дьявола, мерцала красная точка. Лазерный прицел.

3:34.

Он не думал. Он действовал. Рванул в сторону подвала, сбивая по пути ящик с молитвенниками 1943 года. Ослепительная вспышка – дрон-камикадзе врезался в алтарь. Взрывной волной Маркуса швырнуло на каменные плиты. Огонь начал пожирать старые фрески. Христос с выжженными взрывом глазами, казалось, указывал на темную дыру в полу. «Канализация…» Маркус прыгнул вниз, в темноту, едва уворачиваясь от обломков горящего алтаря.

3:40. Тоннель, запах ржавой воды и сточных вод.

Кровь текла по щеке, смешиваясь с грязью и потом. В кармане жгло найденное под алтарём: тяжелый металлический медальон с полумесяцем и выгравированной надписью «OSIRIS наблюдает». Видимо, его оставили листовки "Фаланги". Маркус с отвращением швырнул его в чёрную воду. Эхо прошипело в ответ: «На-блю-да-ет…»

– Анна Шмидт… Селим… – шептал он, пробираясь по скользкому тоннелю вглубь берлинского подполья. – Я вас найду. Всех.

Глава 8: Огненные шрамы

(Эмили Леруа)

Роттердам, подпольная клиника «Асклепий», 30 марта 2026 года. 21:45.

Сырость бункера въедалась в кожу, смешиваясь с запахом йода и старой крови. Эмили прислонилась к холодной бетонной стене, усыпанной трещинами, и провела рукой по ящикам с потускневшей маркировкой: «UNICEF-2008». Десять дней она жила здесь – в бывшем бомбоубежище под портом, где доктор Жан-Клод, анархист с лицом шахтёра, собирал «отбросы войны». Фонарь, подвешенный на ржавой трубе, отбрасывал дрожащие тени на стеллажи с медикаментами, украденными из госпиталей НАТО. Это было одно из десятков подобных убежищ по всей Европе, связанных в единую, невидимую "Сеть 'Асклепий'". Бывшие военные врачи, опальные ученые, анархисты, даже священники, разочаровавшиеся в церкви. Они обменивались информацией по зашифрованным каналам, переправляли медикаменты через контрабандные тропы и спасали тех, кого официальная система списала в утиль. Клиника Жан-Клода была не просто подвалом. Это был узел в паутине.

"Ты быстро учишься, доктор," – прохрипел ей утром Жан-Клод, наблюдая, как она без брезгливости обрабатывает гангрену. – "За эти десять дней ты стала почти своим человеком". Эмили не знала, радоваться этому или ужасаться.

22:03.

Скрип железной двери, петли которой залиты солью.

Двое санитаров, бывших докеров, ворвались в помещение, волоча носилки под грязным черным брезентом.

– Взрыв на нефтехранилище, – прохрипел Жан-Клод, срывая ткань. – Фаланга заминировала зону эвакуации. Они всегда так делают. Создают катастрофу, а потом бьют по спасателям.

Под брезентом лежала девочка лет шести. Её лицо было похоже на восковую маску – кожа вздулась пузырями, губы обуглились. На запястье, чудом уцелевшем, болтался пластиковый браслет: «Амина, 12.06.2020». Эмили вспомнила кадры из новостей, которые видела в Париже: ребенок с окровавленной куклой в Берлине. Та же хрупкость. Та же бесчеловечная жестокость.

22:17.

Операционный стол, сколоченный из дверей старого холодильника.

– Морфия нет, – Эмили надрезала огромный волдырь на плече девочки. Гной хлынул на перчатки. – Водка и чистые бинты. Сейчас!

Память ударила, как нож: Лион, 2023. Мальчик с ожогами от белого фосфора. Его отец, солдат с нашивкой НАТО, рвал на себе рубашку: «Он же не террорист! Он просто играл на улице!»

– Доктор! – Жан-Клод тряс её за плечо, возвращая в реальность. – Она умрёт от болевого шока!

– Умрёт, если я остановлюсь, – отрезала Эмили, ее голос стал твердым, как сталь скальпеля. Ее боль – это теперь наш долг.

22:49.

Экран старого монитора безопасности, мерцающий помехами.

– В шахтах! – один из санитаров тыкал пальцем в кадр, залитый красным светом аварийной лампы. – Там что-то двигается…

На записи по вентиляционной трубе, как насекомое, полз маленький дрон-паук с объективом камеры вместо головы. На его корпусе был выгравирован символ: анкх. Эмили не оторвала рук от раны:

– Если я отойду, она истечёт кровью. Режьте провода, но не глушите свет.

23:15.

Гул вентиляторов, пахнущих гарью и озоном.

Дрон, пробив ржавую решётку, рухнул на бетонный пол, высекая искры. Жан-Клод раздробил его ломом, но было поздно. Монитор мигнул, и на нем появилось системное сообщение:

OSIRIS v.9.2: Цель подтверждена. Координаты: 51.9225° N, 4.4792° E. Протокол "Зачистка" активирован.

– У вас пять минут, – прошипел санитар, хватая с ящика старый автомат Калашникова. – Они идут.

Эмили затянула последний шов. Амина, находясь в полузабытьи, слабо сжала её палец обугленной ладонью.

– Если я её брошу, она умрёт, – сказала Эмили, не поднимая глаз. – Если останусь – умрёте все вы.

Глава 9: «Кровные узы»

(Джамал Оченг)

Лагерь Фаланги, Восточная Европа. 2 апреля 2026 года. 19:30.

Джамал сидел на ящике из-под патронов, отбрасывая тень от костра. Лезвие его ножа с гравировкой «Harambee» блестело в свете пламени. Запястье обожгло: вживленный под кожу чип OSIRIS завибрировал, посылая болевой импульс, а на экране его тактического планшета вспыхнул кровавый текст:

Задача 447: ликвидировать цель №81-К. Координаты: 52.3702° N, 4.8952° E. Срок: 24 часа.

Он коснулся экрана. Карта вывела точку в Амстердаме – кафе «Мвензе». Фото загрузилось с задержкой. Сердце упало: Олувасеун Игве. Кения. 2018–2024: мой напарник.

19:45. Палатка с трещащим генератором.

Джамал вставил флешку в планшет. Видео: Олувасеун в чёрной форме Фаланги передавал конверт человеку в маске с логотипом OSIRIS. Голос робота:

Предатель слил данные о поставках оружия. Его смерть – условие выживания вашего отряда. Осирис не терпит слабости и предательства среди тех, кто должен расчищать путь для нового поколения. Каждый взрослый элемент системы должен быть безупречен, иначе он угрожает чистоте всего замысла.

На столе лежала фотография: 2022 год, Найроби. Они с Сеуном пили пиво после операции по спасению заложников. На обороте – детская надпись: «Братья по крови».

20:15. Воспоминание: Лагерь беженцев Дадааб, 2020 год.

Олувасеун, прикрывая его спину, тащил раненого мальчика через пули. «Джамал, беги!» – крикнул он, и в тот же миг рикошетная пуля пробила его плечо. «Ты спас мне жизнь, брат», – сказал Джамал позже у палатки медиков.