скачать книгу бесплатно
– Ты? Официанткой?
– Я, – подтвердила Анна, чувствуя, что голос начинает звучать увереннее. – Официантой.
Он перевёл взгляд ей за спину.
– А скрипка зачем?
Футляр выглядывал у девушки над плечом. Скрипку Анна взяла не без умысла, это был её козырь, который она надеялась использовать. Циничность собственных рассуждений удручала, но девушка решила, что положение создалось такое, что единственные богатства, оставшиеся в её распоряжении, это собственная внешность и умения, больше опереться не на что.
– Я скрипачка, – ответила Анна, снимая футляр. – Если вы меня возьмёте, и согласитесь платить пятнадцать рублей в месяц, то получите не только официантку, но также уборщицу и музыканта – я смогу играть в перерывах.
Трактирщик скрестил руки на груди и снова оглядел девушку, но уже гораздо внимательнее.
– Предыдущей я платил восемь, – медленно выговорил он. – И за эти деньги она ещё и прибиралась вечерами. А музыкант мне не нужен.
– Такой, как я, нужен, – нагло заявила Анна, решив идти ва-банк. – Послушайте, а потом решите, стою ли я таких денег.
Она положила на стол шляпку, сняла пальто и аккуратно повесила на спинку стула, поддёрнула рукава повыше локтей. Трактирщик следил за её манипуляциями с любопытством, что уже обнадёживало. Она подняла скрипку и стала ногой отбивать ритм, ускорясь, смычок описал ровный полукруг, и она заиграла. С первых же нот песни хотелось пуститься в пляс, такое играли в ирландских кабаках. Преподавательница в училище, мисс Вайт, внешне строгая и даже чопорная дама, частенько развлекала своих учениц музыкой разных народов и современными мелодиями, чтобы они не заскучали в окружении помпезных и торжественных мотивов классики. Анна схватывала на лету, иногда ей хватало несколько раз послушать мелодию, и она могла тут же воспроизвести её на скрипке. Если и не сразу, то, во всяком случае, припомнить и восстановить по памяти. Мелодий и песен она знала без счёта, среди них достаточно таких, которые подошли бы для трактира.
Резко оборвав мелодию, Анна опустила смычок.
– Так что? По рукам?
Трактирщик поскрёб щетинистый подбородок, раздумывая.
– Десять.
– Вы ведь получаете три работника в одном лице, – возразила Анна.
– Зачем мне скрипач? – ответил трактирщик. – Неизвестно ещё, понравится ли здешней публике твоя игра.
– Вам понравилась, – резонно заметила девушка.
Трактирщик махнул рукой.
– Четырнадцать, – сказал он. – Если твоя музыка принесёт прибыль, увеличу жалованье. Идёт?
«Минус восемь за комнату, остаётся шесть рублей, это… около двадцати копеек в день», – быстро подсчитала Анна и чуть не расплакалась.
– Идёт, – ответила она вслух.
– Приходи вечером, – велел трактирщик, – к шести. Не опаздывай и скрипку не забудь.
Анна вышла на улицу, сразу же по контрасту ощутив, как душно в трактире. Ей пришлось вцепиться в шляпу, чтобы не унёс налетевший ветер. Сделав несколько шагов, она остановилась, выдохнула. «Ведь получилось», – подумала она. Её приняли, и впервые в жизни у неё есть работа. Денег нет, так и что? Вещи – всего лишь вещи. Ей не нужно больше необходимого. Ни поездок, ни книг, ни нарядов. Всё это мусор, всё исчезнет, она прекрасно обойдётся без мишуры и побрякушек. Разве что ещё одно платье не помешало бы…
Поправив ремешок сумки, Анна закинула за спину футляр со скрипкой и отогнула край перчатки, чтобы проверить время. Итак, сегодня в шесть часов у неё начинается рабочая смена. А до этого времени она совершенно свободный человек.
***
Анатомический покой «Первой городской больницы им. Сомова Г. А.» находился в подвале этой самой больницы и занимал две комнаты. Бледно-зелёная кафельная плитка на полу и стенах, стёкла ламп мутные, воздух наполнен странными запахами, нет окон. Передняя комната с деревянной лавкой вдоль стены, письменным столом и рядами картотечных шкафов заменяла доктору кабинет. Слева, за дверью, обитой листами железа, находился холодильник, там на столах лежали тела людей, прикрытые пропахшими хлором простынями. В передней комнате сержант Котов и патологоанатом Платон Матвеевич пили чай с щавелевыми пирожками. Несмотря на сомнительность начинки, пирожки оказались поразительно вкусными: супруга Платона Матвеевича варила их по особому рецепту.
– Нервная у вас работа, Платон Матвеевич, – заметил сержант, потянувшись за новым пирожком. – Вот уж на что только я не насмотрелся за годы службы в полиции, но до вас мне далеко. Как ночами спать, когда днём трупы вскрываешь? – Сержант для наглядности взмахнул в воздухе надкусанным пирожком.
– Тут, Анастасий Борисович, нужно привычку иметь, и только. – Благодушно улыбнулся патологоанатом. – Я ведь сколько трупов перевидал, пока учился! Ну, в первый, второй раз ещё зеленел, а потом пообтёрся, пообвыкся, сейчас уже и не думаю, что человека режу. Это же и не человек вовсе, а оболочка. Человек из неё уже весь вышел, так сказать.
Платон Матвеевич щёлкнул по своей опустевшей чашке, подкрепляя слова звоном.
– Вы не думайте, что наша братия сплошь мясники, у нас тоже душа есть, только в загрубевшей оболочке, иначе никак. – Патологоанатом потёр свои белые, пухлые ручки, на миг показавшись Котову похожим на горбуна из пьесы «Полночный крик», которую ставили в театре ужасов на проспекте Масок. Сам сержант поклонником ужасов себя не считал, но вот супруга его не пропускала ни одной новой пьесы. Всё потому, что в жизни Котову ужасов хватало с лихвой. Иной раз он думал, не привести ли жену сюда, не показать ли холодильник? Может, враз отбилась бы охота до кровожадных зрелищ. Но останавливала подспудная мысль: «А ну как, напротив, понравится?». Нет уж, пусть на спектаклях душу отводит.
Дверь распахнулась, громко стукнувшись о плитку железной ручкой, от чего сержант и доктор подпрыгнули на своих стульях, а доктор даже расплескал чай, и в комнату ввалились двое с носилками.
– Куда?.. – гаркнул один из носильщиков.
Доктор кинулся открывать двери в покойницкую. Следом за первыми носилками последовали ещё одни, и ещё… Котов насчитал десяток с лишним трупов.
– Это откуда столько? – спросил он, поймав на выходе одного из работников. – Пожар, что ли?
– Да какой там! – воскликнул тот. – На Дударовке, возле рынка Ямского, ночью стычка была. Кого-то ещё живыми довезли, уже там, наверху, в палате откинулись.
– У Ямского? – повторил Котов. Сощурился, ущипнул себя за ус. – С кем же «Чёрные извозчики» поцапаться умудрились?
– Да кто же их разберёт? Но кровищи там – у!.. – мужчина широко развёл руки, будто демонстрировал пойманного леща.
«С цыганами, это уж как пить дать», – подумал сержант, заглянув в покойницкую: патологоанатом сновал между столами, регистрируя вновь прибывших, и что-то негромко намурлыкивал себе под нос. Цыгане держали в своих руках север города, на правом берегу Велиги, но их интересы пересекались именно с «Чёрными извозчиками», хотя территории и находились в разных частях города. Котов вернулся за стол к недопитому чаю. Взял чашку, потянулся подлить кипятку, вздохнул, озабоченно покачал головой. Резни между бандами давно уже не случалось: так, мелкие свалки с мордобоем и поножовщиной, но чтобы почти два десятка трупов, такого уже несколько лет не было. «Только бы не война, упаси Господи», – подумал сержант. Последняя война банд закончилась со смертью старого вора-законника с Княжьего острова, пока она шла, полиция чуть не каждый день выезжала на вызовы. Чаще не вмешивались, подъезжали после, собрать трупы. Сколько тогда мирных горожан под горячую руку подвернулось! Как начнут палить в Центре, а пуля, она же дура…
Сержант взял пряник и чуть не выронил, когда дверь хлопнула снова. Оглянулся – нет, не труп, а самый что ни на есть живой человек, элегантно одетый молодой мужчина, да с таким взглядом, что хоть под стол лезь.
– Сержант Котов? – спросил господин хорошо поставленным низким голосом.
«От такого голоса барышни должны с ума сходить и штабелями к ногам укладываться, – подумал сержант. – Ну точь-в-точь вампир из пьесы в „Деймосе“!» По таинственному и загадочно-бледному графу-вампиру с ума сходили не только молоденькие зрительницы: даже госпожа Котова украдкой вздыхала, промакивая глаза гипюровым платочком.
– Майор Валентино. – Мужчина достал из кармана документы и позволил сержанту несколько секунд полюбоваться ими. – Давно ждёте?
Что-то подсказало Котову ответить отрицательно. И вовсе не вежливость, надо полагать.
– Где тело? – спросил майор, переходя сразу к делу. Держался он по-деловому строго, а смотрел надменно, как самый настоящий граф.
Тело неизвестного лежало в холодильнике, вместе с остальными. На гвоздике, привинченном к столу, висела табличка с номером. Платон Матвеевич вопросительно взглянул на вошедших, но майор, не останавливаясь, прошагал к указанному столу, на ходу поманив патологоанатома пальцем.
– Это тот человек, которого обнаружили в лодке? – спросил Валентино.
– Да, – ответил доктор, с тем же любопытством, что и сержант, разглядывая майора. О приезде особиста Платона Матвеевича предупредили, но к образу майора он оказался не готов.
Откинув покрывало, Дарий Аркадьевич несколько мгновений всматривался в спокойное лицо человека, затем спросил:
– Его ведь обнаружили прямо так, голым?
– Да.
– Котов?..
– Да, господин майор?
– Человек, который нашёл тело, надеюсь, сейчас в полиции?
Сержант растерянно качнул головой.
– За что же его задерживать, господин майор? – удивился Котов. – Показания записали, адрес взяли, из города попросили не уезжать, и довольно.
– Бездари… – с ненавистью произнёс Валентино. Сказал – как хлестнул. – Сержант, вы ведь работаете на острове, верно?
– Так точно, – едва не козырнул от усердия Котов. «Нет, – подумал он, – какой там вампир! Инквизитор, вот кто! Монах-инквизитор. Поди, с пыточным искусством не понаслышке знаком, особистская душонка».
– Расскажите про «Лихих». – Валентино повернулся к сержанту и стало видно, как у него играют желваки под пергаментно-белой кожей.
– Да что про них рассказать-то? – Котов сощурился и принялся крутить кончик уса между пальцев. – Их там все местные зовут князьями, вернее, нонешних княжичами, потому что, так сказать, наследники. Заправляет всем их бабка, Рада. До неё островом управляли её сыновья: Игорь и Филат. Филат старший, умер год назад, убили его «Чёрные извозчики». Горячая голова был мужик, даже в пятьдесят, всё как молодой бегал. Его младший брат, Игорь, умер молодым совсем. Цыган какой-то зарезал, они тогда с цыганами грызлись. Оба войну прошли, младшему восемнадцать было, когда на фронт пошёл. Добровольцы они. – Котов не удержался от уважительных ноток в голосе, за что удостоился неодобрительного взгляда от майора.
«Эво глянул, прям змеюкой!» – подумал сержант.
– Дальше, – нетерпеливо приказал майор.
– Ну, дети у них остались. У Филата сын Глеб, ему сейчас тридцать три, у Игоря двое: Максим, ему двадцать семь, и младший, Никита, восемнадцать. Мальчишке всего пять лет было, когда отца зарезали, а скоро и мать померла от холеры.
– Не надо слезливых подробностей, – брезгливо сморщился Валентино. – Говорите по существу.
– Говорю, – обстоятельно кивнул Котов. – При отцах банда весь остров в кулаке держала, и на другие районы посматривала, а сейчас, при Раде, ослабли. Прочие банды их пока что не трогают: Княжий остров отделён от города, добраться можно только по мостам, а за ними приглядывают. Да и местные жители… – Сержант замялся, понимая, как прозвучит объяснение. – Они, как бы, за княжичей, понимаете? Хоть и бандиты, а свои бандиты. И пока они тут, другие не суются.
– То есть, ваши «Лихие» занимаются ещё и рэкетом, – заключил майор.
«Вот, и этот всё не так понял, – сокрушённо подумал сержант. – То есть, всё так, да не так… Эх, сложно постороннему человеку уразуметь, какие тут порядки».
– «Княжичи», – произнёс Валентино с нескрываемым призрением, точно выплюнув слово. – Вот почему город погряз в преступности: потому что даже стражи порядка именуют бандитов и убийц князьями.
Котов ничего не ответил на это, да и что тут скажешь. Майор был прав, но как-то обидно прав.
– Мне нужно поговорить с тем человеком, который нашёл тело, – заявил Валентино, – Едем, сержант, – распорядился он, и впервые за весь разговор его губы раздвинулись в улыбке. – Сегодня вы побудете моим адъютантом.
***
День выдался тёмным, снежным. С утра над городом шёл снег: поначалу редкий, он постепенно осмелел, усилился и повалил крупными хлопьями. Погода стояла безветренная, снег шёл сплошной стеной, прохожие, машины, экипажи скользили в снегопаде призрачными фигурами. На углу улицы мальчишка размахивал газетой, из его сумки, казавшейся больше него самого, торчала ещё целая пачка, но газеты быстро расходились.
– Ограбление банковской машины! – кричал он. – Бандиты устроили взрыв на Бриллиантовой улице! Есть жертвы!
– Какие, к чертям, жертвы? – поднял брови Максим.
Выхватив у мальчика газету, он бросил ему монету и расправил страницы. На первой же крупным планом красовался раскуроченный взрывом грузовик в окружении полицейских, ниже шли четыре колонки текста с подробностями происшествия, хотя по большей части статья ругала бездействие Управы и сетовала на распоясавшихся преступников, поскольку с фактами дела обстояли неважно.
– Ты смотри, что пишут! – Максим сунул папиросу в зубы и продемонстрировал газету Голосу. – Двое погибших. Откуда? Или они самоубились, когда мы уехали?
Он хмыкнул и, свернув газету, сунул в урну. Парни перешли перекрёсток. Город шумел вокруг точно лес: голоса, вскрики, сигналы машин и конское ржание. Мимо прокатил вагончик парового трамвая с громоздкой паровой установкой, обвитой трубами, двигавшей колёса. Внутри вагона лакированная отделка, медные приборы, окна большие, с рамами, похожими на тонкие струйки дыма только что потушенной лампады, застывшие в металле. Город и есть тот же лес. Дикий, как на самой заре хрупкой цивилизации. Надо ли было покидать джунгли, чтобы затем выстроить вместо них другие? Человек, стремясь обезопасить себя, возводил одну стену за другой, деревянные, затем каменные крепости поднимались над земляными валами, карабкались на горные склоны, разрастались, захватывая пядь за пядью, чтобы стать новыми джунглями. Люди так хотели спрятаться от ужасов леса, что выстроили свой собственный, с чудовищно огромными зданиями, словно термитники, поднимающиеся к небу. Дома из кирпича и железа, окованные бетоном каналы… Лабиринт из камня и металла.
– Там сказано, следствие ведёт Карский, – заговорил Максим несколько минут спустя. – Действуем по плану, но Карский человек дотошный, нужно быть аккуратнее.
Они остановились под ажурным козырьком, поддерживаемым двумя тонкими, закрученными винтом колоннами. Сверху здание украшал ряд витражей, разноцветной мозаикой складываясь в название «Деймос». Внутрь вели двустварчатые двери с вертикальными стеклянными окнами, по бокам от кассовой будки, в это время дня пустующей. Справа и слева на щитах висели рисованные афиши, представлявшие спектакли, которые шли в театре в этом месяце. На первом одетый в огонь человек стоял, запрокинув голову к жёлтой луне, одной рукой поддерживая за тонкую талию совсем ещё юную девицу в костюме гимнастки. На другом плакате на столе лежал Пьеро с торчащим из груди кинжалом, а трое в масках, в одном из которых безошибочно угадывался Арлекино, заглядывали в окно с выражением кровожадной радости на лицах. Максим на пробу дёрнул ручку двери, но дверь, разумеется, оказалась заперта. Ладонями заслонившись от света, парень попытался рассмотреть, есть ли кто-нибудь в холле, потом постучал в стекло. Подождал. Снова постучал, но ответа на последовало. Оглянувшись на Голоса, будто в поисках совета, Максим сжал губы и, резко развернувшись на пятках, зашагал дальше, до арки, ведущей во двор, прямиком направившись к чёрному ходу. В этот раз он сразу принялся громко барабанить кулаком в железную дверь так, что грохот разнёсся по всему двору.
– Театр закрыт! – послышался с той стороны надтреснутый старческий голос. – Чего вам?
– Открывай, Фрол!
Щёлкнула задвижка, дверь распахнулась, на пороге застыл встревоженный старик. Морщинистое лицо его было словно изборождённое каньонами плато, слезящиеся глаза, редкие седые волосы. Он испуганно отступил назад, вытер уголки губ.
– Господин Лихов… извините, что заставил ждать… директор в зале, у них там репетиция.
Хлопнув старика по плечу, Максим шагнул в темноту узкого коридора.
Днём театр спал. Просыпался он с наступлением сумерек, как ночной зверь, как все те создания, которые жили и умирали на его сцене. Днём мимо парадных дверей люди проходили, не задерживаясь, будто их не существовало, и можно было подумать, что сам театр выныривает из небытия только после захода солнца. Публика, которая посещала его, относилась к той категории людей, которым ночь интереснее дневного света. Сюда приходили, чтобы заглянуть в темноту бездонного колодца и увидеть ответный взгляд из темноты. Это был театр ужасов.
Коридоры, которые словно лабиринты в английском парке пронизывали здание. Они вели в гримёрки, склады, костюмерные, в жилые комнаты, где спали актёры и рабочие. Холл театра имел совсем другой вид, там горели люстры со стеклянными подвесками, а пол сверкал как в бальном зале.
Раз или два им навстречу попались обитатели театра, но никто не обращал внимания на пришельцев: в коридорах было слишком темно, чтобы разглядывать лица, да и чужие здесь не ходили. В зал парни вышли через одну из боковых дверей. Свет горел только на сцене, её освещали прожекторы, в самом зале было пусто и темно. Ряды скамеек полукругом расходились от сцены, места для публики побогаче располагались наверху, в бельэтаже, который имел всего один ярус и не делился на ложи, и всё отличие от партера заключалось в том, что вместо скамеек там стояли деревянные стулья. И всё-таки места наверху арендовали богатые люди, приходившие пощекотать нервы и окунуться в атмосферу декаданса.
– Да убоится посягнуть на то, что мне принадлежит, любой из смертных! Страшен путь, который перед ней лежит…
Актёры репетировали без костюмов, но по декорациям и словам можно было попытаться понять, о чём идёт речь в пьесе. Мужчина с чёрными волосами до плеч, с породистым «греческим» носом стоял, повернувшись лицом в зал. Пожалуй, что даже и без костюма он вполне походил на какого-нибудь демона огня. Подле него полулежала девушка: голова опущена, вся поза выражает отчаяние.
– Прикосновения мои ей причиняют только боль, – произнёс мужчина и повернулся к актрисе. – Тебе послушен, но не верь, – он гордо вскинул голову, тряхнув волосами, – на сцене царь я и король!
– Стоп, стоп!
Человек, который сидел в первом ряду, вскочил со своего места и замахал пухлыми ручками на актёров.
– Николай, дорогой мой, о чём мы с тобой говорили? Не делай такое лицо, будто тебе ногу отдавили на толкучке! Ты властвуешь над ней, понимаешь? Ты можешь изобразить это, или нет?
– А мне кажется, вполне убедительно, – громко возразил Максим.
Директор недовольно обернулся, высматривая, кто посмел вмешаться, увидел Максима и сделал полшага назад.
– П… перерыв! Всем перерыв пятнадцать минут, – выдавил он. – Давайте, давайте, кыш отсюда!
Актёры, переглядываясь, покинули сцену, а директор засеменил к посетителям по проходу между скамеек.
– Господин Лихов, какой сюрприз, – нервно улыбаясь, поздоровался он. – Я вас не ждал.
– Не ждал? – переспросил Максим. – Извини, что побеспокоили. Мне уйти? – Он плуобернулся к выходу, кивнув на дверь.
– Нет-нет, что вы, господин Лихов! – чуть не подпрыгнул директор. – Может, в кабинет пройдём? Хотите выпить чего-нибудь?
– Я хочу свои деньги, Валерий.
