Самая страшная книга 2026

– Два…

Не мигая, Павлик смотрел на торчащую из кабины ступню дядь Геры. «Ну же, смелей! – твердил себе мысленно. – Не будь мелким ссыклом!»

Поднял взгляд выше – и увидел, что Мятый Человек уже не спит. Одно веко оставалось прикрытым, но другое было приподнято. И черный, во всю радужку, зрачок уставился прямо на ребят.

– ТРИ!!! – закричала Карина.

Они сделали все одновременно. Карина, нагнувшись вперед, сунула руку внутрь кабины и нащупала панель с кнопками этажей. Павлик же в этот момент надавил изо всех сил на кроссовку дядь Геры, проталкивая ступню отчима в лифт.

– Ну, мудила, поехали!..

Прежде чем створки сомкнулись в последний раз, Карина успела плюнуть в кабину.

Заскрипели невидимые тросы в шахте, загудели глухо механизмы лифта. Коробка с запертым в ее стенах Мятым Человеком отправилась вниз, на первый этаж.

Павлик с восхищением и ужасом наблюдал за подругой. Глаза на бледном Каринкином лице расширились и словно запылали каким-то внутренним огнем. Взгляд девочки был прикован к медленно разматывающейся, ускользающей в щель под дверями лифта леске. В прижатой к груди ладони Карина сжимала свой магический амулет, похожий на звезду.

– Диаболус эст веритас… За Рыжика! – произнесла она твердо.

– За Рыжика, – тихо повторил Павлик.

Но вдруг гул и скрипы, доносившиеся из шахты, затихли. Что-то там, внутри, глухо лязгнуло, что-то дрогнуло – и кабина прервала спуск.

– Да как так-то?! – воскликнула Карина. – Какого черта?!

Ударила кулаком по дверям. А из глубин шахты раздался ответный могучий удар. И сразу за ним – гневный, лишь самую малость приглушенный рев.

Рев Монстра.

– Бли-и-ин… Неужели зелье не действует?

– Как это не действует?! – перепугался Павлик. – Ведь работало же, ведь все у нас получалось!

Новый удар сотряс, казалось, всю шахту, с первого по самый последний этаж. Чудовище бесновалось в ловушке лифта, рвалось наружу.

Павлик обмер:

– Он же сейчас двери сломает… и выберется…

– Нет! – закричала Карина. – Не сможет! Он застрял!

– Но… – Павлик показал на леску, которая натянулась только вполсилы.

– Вниз! – скомандовала Карина. – Попробуем вызвать оттуда!

И они побежали. Мелькали, проносясь под ногами, бетонные ступеньки. Седьмой этаж, шестой, пятый… На четвертом вопли дядь Геры стали слышны особенно отчетливо, и ребята остановились, прислушиваясь.

– Твари! Ублюдки, мать вашу! Суки малолетние, порву-у-у!.. – Мятый Человек то визжал пронзительным, режущим уши фальцетом, то внезапно переходил на рычащий бас. – Я-А-А!.. КОНКИСТÁДОР!.. – Каждое слово сопровождалось мощными тяжелыми ударами по стенам трясущейся и даже будто откликающейся треском на этот зычный рев кабины. – В ПАНЦИРЕ!.. ЖЕЛЕЗНОМ!..

Очередной пинок заставил одну из створок прогнуться наружу – примерно на уровне коленок Павлика в дверях лифта образовался зазор в форме неровного полукружия. Там, внутри, грузно шевелилось и тяжело дышало взбешенное Чудище.

– Трындец… – обреченно выдохнула Карина.

Ноги у нее подкосились. Бесполезный амулет выпал из ослабевших пальцев и жалобно звякнул, стукнувшись о плитку. Девочка опустилась на колени:

– Магия не действует, Павлик…

В дыре на секунду показался черный глаз Мятого Человека. Бешено вращаясь, сфокусировался на ребятах – и тут же исчез. В щель протиснулись толстые пальцы – дядь Гера пытался отодвинуть створку.

– Убью-у-у… – завыл снова тоненьким голосом. И тут же прохрипел, глухо, но уверенно: – Р-руки вам повыдер-ргиваю, твар-рям.

Сомневаться, что угроза будет приведена в исполнение, не приходилось. Створка поддалась, сначала на сантиметр. Потом, с новым могучим рывком, щель выросла сразу вдвое. Пальцы поднялись по ней выше, в зазоре появилось искаженное злобной гримасой лицо Мятого Человека.

– МАЛЬ-ЧИКО, – пробасило чудище. – Я. ТЕБЯ. ВИЖУ.

Соображать, думать о чем-либо в эту минуту Павлик не мог. Но под волосами на затылке прокатилась дрожь, на коже выступили мурашки, а в голове проскочила даже не мысль, а похожее на короткую вспышку света чувство. Догадка, озарение.

Колдовство Карины не действовало, потому что у Мятого Человека была своя магия.

Та, что, видимо, когда-то помогла ему выжить в тюрьме среди всяких «компрачикосов». Одарила силой монстра из ночных кошмаров и «панцирем железным». Превратила в Конкистадора.

Эта магия была посильнее той, на которую уповала Каринка. Чтобы одолеть такую, требовалось заклятие получше всяких глупых «диаболусов».

И тогда Павлик сделал то, чего сам от себя никак не ожидал. Шагнул вперед, к лифту, – совершенно спонтанно, по наитию, словно чья-то большая невидимая лапа мягко подтолкнула его в спину.

Шагнул – и закричал:

– У кошки!.. Четыре ноги!..

Черный глаз Мятого Человека моргнул. Удерживающие створку пальцы дрогнули. Павлик оглянулся на Карину, ища поддержки, и та, тоже без подсказки, подхватила, сначала робко и еле слышно, но с каждым словом все громче, пока оба их голоса не слились в единый звонкий хор:

– Позади! У нее! Длинный хвост!..

– Порву! – продолжал рычать Конкистадор. – Порву, сучары!..

Но перекричать их двоих у него уже не получалось.

– НО ТРОГАТЬ! ЕЕ! НЕ МОГИ!..

– Заткнитесь, ублю… – Писк дядь Геры оборвался на полуслове.

– ЗА ЕЕ! МАЛЫЙ РОСТ! МАЛЫЙ РОСТ!

Ребята смолкли. Из-за сдвинутых створок донесся беспорядочный шорох, будто дядь Гера торопливо заполз куда-то в угол кабины. А потом стало совсем тихо.

Секунда, другая минули в этой тиши. Друзья переглянулись. Карина поднесла палец ко рту: «Тс-с-с!» – и одними губами беззвучно сказала Павлику: «Слушай!»

Он прислушался…

И услышал в мертвой тишине слегка приглушенный, но все равно до боли знакомый звук.

В кабине застрявшего лифта мяукнула кошка.

– Диос мио! – донесся жалобный, дрожащий от страха голосок. – Кто здесь?.. Кто это, Павлик, ты?.. Что ты делаешь? Включите свет!

Мяуканье повторилось громче. Павлик и Карина замерли, не веря своим ушам. То друг на друга смотрели, то переводили взгляд на лифт, откуда слышалось жалкое хныканье Мятого Человека и… и что-то еще.

– Диос мио, божечки, иже еси, не трогай меня, не трогай меня, не трогай…

Что-то в кабине зашипело, угрожающе и невероятно громко, как совершенно точно не смогла бы шипеть ни одна, даже самая большая в мире, кошка. Павлик испуганно отскочил назад. Карина, зажав рот ладонью, медленно отступила следом.

Дядь Гера истошно завизжал – а потом механизмы лифта вновь заработали. Страшные вопли и громогласное довольное урчание – или это тросы в шахте так протяжно скрипели и гудели? – начали отдаляться. Кабина продолжила путь вниз, на первый этаж.

Когда ребята спустились, то увидели поразительную и шокирующую, но в то же время по-своему прекрасную сцену.

Перед распахнутыми створками лифта стояли двое «компрачикосов» – молодой, в извечной футболке с длинным рукавом, и старый, с татуировками. Как выяснилось позже, именно им звонил дядь Гера с Маминого телефона. И это именно они нажали кнопку вызова, повторно включив лифт… С их слов, по крайней мере. Правда, в полиции вору-рецидивисту и его подельнику, еще по малолетке отмотавшему срок за распространение наркотиков, не поверили. Как и в то, что к ужасной смерти гражданина Германа Петровича Степанцова эти двое непричастны, разумеется, тоже никто не поверил.

Никто, кроме Павлика и Карины, конечно. А они… они предпочитали молчать о случившемся.

Но все это – вопросы, разговоры, уголовные дела и суды, завершение развода и последующее нежданное воссоединение родителей Карины, увольнение Мамы Павлика с работы и их переезд в деревню к дедушке с бабушкой, прощание ребят – все это было уже потом. После.

А тем вечером, когда умер Мятый Человек, произошло кое-что еще.

Кое-что, о чем Павлик спустя годы постарался забыть, выбросить из памяти, как и многое другое из того, что случилось той осенью.

Все то, что лишь иногда возвращалось к нему, уже взрослому, во снах. Потому что во сне, как и в детстве, когда ты еще совсем «мелкий», гораздо проще поверить в чудо.

Пусть даже и в пугающее, но все равно – Чудо.

Тем вечером лифт привез на первый этаж нечто, уже мало напоминающее человека. Ведь в теле человека – Павлик слышал об этом в какой-то телепередаче – около пяти литров крови. А в той груде рваного мяса и перемолотых костей ее не осталось ни капельки! Зато вся кабина была залита красным, от пола до потолка. И приятелей дяди Геры обдало тоже, как из шланга.

Жильцы выглядывали из дверей. Кто-то, только зайдя в подъезд, замер, пораженный, у входа. Где-то снаружи уже звучали сирены.

Алые пузырящиеся потоки растекались по холлу первого этажа, и по расплывающимся в стороны лужам катилась мелкая рябь.

В этом смутном дрожании Павлик приметил отражение. Или даже не отражение, а отблеск, похожий на солнечного зайчика… Или тень, но не темную, а, наоборот, как будто слабо мерцающую изнутри. Отдающий по краям теплым оранжевым светом силуэт на секунду мелькнул, пронесшись над холлом, – и растворился в воздухе, как и положено любому миражу.

У этой «солнечной тени», как мальчику тогда примерещилось, были ангельские крылья. И коротенький хвостик.

Маленький Павлик помахал видению ладошкой и прижался к Карине, точно зная, что теперь-то все у них будет хорошо.

Дмитрий Лопухов

Рогалик

Стас договорился встретиться с Региной в кафе. Ужасно нервничал, потому что на свидания не ходил уже давно. И даже в самой концепции «свиданий» ему теперь чудилось что-то очень тонкое, шалое, скверно натягивающееся на его дрябловатые, усталые недовзрослые сорок два. Одногодки Стаса работали директорами, устраивали детей в институты, покупали квартиры в новостройках, меняли машины. А он так и жил в оставшейся от родителей крошечной «двушке», по городу перемещался на автобусе и писал свою бесконечную игру.

С Региной Стас познакомился заочно – о ней все уши прожужжала бывшая одноклассница:

– Регинка классная, но ей с мужиками жутко не везет. Она как Бриджит Джонс. Постоянно клянется, что больше не спутается с говнюком, и тут же вляпывается в очередного козла. Не знаешь Бриджит Джонс? Ну и ладно. А Регинка – золото. Не красотка, если честно, но милая и простая. Вот как для тебя создана.

Не очень-то верилось, что на свете действительно есть созданная для него женщина. Отношения у Стаса случались, но прерывались быстро и со скандалами – избранницам не нравились его жизненные установки, отсутствие амбиций, нищета, странное хобби. На бывших он не злился – с тоской осознавал, что он непутевый материал для построения семьи, жернов на шею целеустремленной женщины. Стас пробовал читать книги по саморазвитию и работал с психологом. Тщетно – словно ему однажды со сбоем обновили прошивку в голове и новые апгрейды стали невозможны.

Одноклассница прислала Стасу фотографию Регины – та и вправду была не красоткой, но симпатичной, чуть полноватой женщиной c едва заметными ямками ветрянки на лице и маленьким, чуть вздернутым носиком. Регина на фото по-детски открыто и доверчиво улыбалась, и Стас вопреки всему тоже заулыбался, а потом влюбился.

Переписка в чате шла неловко: Регина отвечала медленно и с явной неохотой. Тогда неуемная одноклассница организовала им встречу в кафе.

Стас пришел на час раньше, сидел с букетом, нервно потягивая чай. Украдкой обнюхивал рубашку, проверял, не застряло ли чего между зубами, пытался как-то закрепить неряшливо спадающую на лоб прядь, разглядывал пальцы и корил себя, что не подстриг ногти. Но рубашка была в порядке, в зубах ничего не застряло – перед выходом он использовал ирригатор. Волосы лежали неплохо, ногти тоже казались нормальными. Стас понимал, что причина невроза кроется не столько в свидании, сколько в том, что сегодня он впервые за много лет не написал ни строчки кода.

К концу часа Стас уже надеялся, что Регина не придет.

Но Регина пришла, и выглядела она точно как на фото. Стас занервничал еще сильнее – он-то отправил карточку десятилетней давности, когда был в куда лучшей форме.

– Привет, Стас.

– Привет, Регина.

– Меня, кстати, все называют просто Реня. – Регина заулыбалась и глаза ее наполнились озорными искрами.

– Тогда привет, Реня, – исправился Стас.

Тоже улыбнулся и протянул букет, в душе абсолютно уверенный, что Регина посидит с ним пару минут, а потом сбежит по какой-нибудь надуманной причине.

– Спасибо. Извини, что я так тупо в чат писала, у меня просто дикая техническая безграмотность. Все эти кнопки, программы… С детства прямо отвращение ко всему компьютерному. Прикинь, мама лучше, чем я, всем этим пользуется.

– Понимаю.

Они чуть-чуть посидели молча, потом Стас сказал:

– А я вот «Бриджит Джонс» посмотрел.

– Ого.

– Я вообще не очень ромкомы. Просто Танька говорила, что ты как Бриджит Джонс, вот я и решил… Сам не знаю…

Он совсем растерялся, запутался, замолчал и приготовился к тому, что сейчас Регина полезет за телефоном, скажет, что ей срочно позвонила эта ее продвинутая компьютерная мама и вызвала по внезапным делам.

– Вот это я приплохела. – Регина закатила глаза. – Танька раньше всем втирала, что я на Дженнифер Энистон похожа, а теперь, видишь, до Бриджит Джонс меня раздула.

Стас прыснул, а потом принялся доказывать Регине, что она выглядит потрясающе. Они выпили по бокалу вина, перекусили, опять шутили и смеялись. Стасу давно не было так комфортно и легко.

И поздним вечером, когда они уже разошлись по домам, уговорившись встретиться снова, Стас сидел за компьютером, писал свой неумелый и неряшливый код, а перед глазами у него стояло милое курносое лицо.

Закончил к полуночи. Регина в игре получилась как живая. Реплики, обстановку и все остальное Стас воспроизвел максимально близко к реальности. Докодив, он запустил игру и еще раз пережил сегодняшний прекрасный вечер. Графика была примитивной, но сквозь буквы и значки Стас воочию видел маленький курносый нос и красивые губы.

Когда его персонажу, литере «С», пришло время уходить из кафе, он кликнул на символ героини, желая в последний раз перечитать умилительное описание. Особенно хотелось про заразительную улыбку и полные озорных искорок глаза. Но, когда Стас начал читать, ему сделалось нехорошо. Вместо всего того, что он так любовно сочинял, текстовое окно сообщало: «У женщины отсечена часть головы. На месте языка у нее огромный таракан. Она готовится к трапезе».

Компьютер Стасу купили в двенадцать лет.

На дворе стоял девяносто пятый год. Закипала, разбрызгивая из экранов телевизоров грозные слова «бомбы», «штурм», «сепаратисты», Первая чеченская война. Убили Влада Листьева. А Стаса перевели из огромной общеобразовательной школы, во дворе которой по ночам сражались на цепях и арматурах бандиты, делившие киоски, в малюсенький лицей на окраине города. И на первом же родительском собрании отцу сказали, что упор будет на информатику, поэтому дома обязательно должен появиться компьютер.

– Появиться он должен! – устало и раздраженно повторяла мама. – Это на какие, хотелось бы понять, шиши?! У меня уже два года как должно зимнее пальто появиться, но все что-то никак. Хожу в драном пуховике, как бомжиха.

– Без компьютера сейчас и правда никуда, – виновато отвечал ей отец. – Надо как-то поднапрячься и купить. Для школы же. – А потом, когда недовольная мама вышла из комнаты и принялась яростно намывать и без того сверкающие полы, шепнул Стасу: – А еще будем в игры играть. Я видал на работе, и это, сын, полное болоньезе!

Это ошарашивало: папа поддержал что-то далекое от взрослых дел, от ремонта дачи и от покупки зимнего пальто. Так Стас впервые осознал, какая всемогущая эта штука – компьютер.

Из семейного бюджета наскребли триста долларов. На новый «Пентиум», конечно, не хватало, пришлось обзванивать объявления в «Из рук в руки». Договорились со студентом, копившим на машину. Стас поехал с отцом – мама все еще оплакивала свое несостоявшееся пальто.

У студента было неприятное рыбье лицо с водянистыми глазами и мелкими желтыми зубами, обнажавшимися при каждой улыбке. А компьютер оказался стареньким 386DX, с процессором на сорок мегагерц, жестким диском в сто семьдесят мегабайт, МС-ДОСом и «Виндоус 3.11».

Квартира студента озадачила Стаса, привыкшего к стерильной чистоте их «двушки»: повсюду стояли пустые бутылки, у шкафа беспомощно болталась поломанная дверца, тонкие белесые обои свисали лоскутами, словно кожа на спине обгоревшего отпускника, по стенам бегали тараканы. Одного из них студент убил резким ударом кулака, а останки небрежно стер обрывком газеты. На костяшках осталась кровоточащая ранка, в которой Стас, едва не задохнувшись от омерзения, заметил еще подергивающийся фрагмент таракана с головой и несколькими лапками.

Однако, несмотря на всю эту неопрятную нищету, компьютер казался первоклассным: аккуратный системный блок цвета кофе с молоком, выпуклый чистый монитор, огромная клавиатура, издающая под порхающими пальцами студента звуки, похожие на стрекот пишущей машинки.

– Скажите, – спросил Стас, с трудом вспоминая услышанные на уроке информатики слова, – а «Бейсик» с «Паскалем» на компьютере есть?

– «Бейсик» встроен в ДОС, – ответил студент. – «Паскаля» нет, но это легко поставить. Вы малому для школы покупаете? – спросил он, повернувшись к папе Стаса, а потом неожиданно бросил выжидающий взгляд на заставленный разноцветными бутылками угол. Никого там не увидел и искривил зубастый рот.

– Да вроде того, – с легким оттенком сомнения ответил отец.

Студент вцепился в эту его неуверенность точно пиранья в окровавленную тушу:

– Понял, понял. – Он запанибратски подмигнул. – Игр у меня тут полно. «Дум», конечно. «Вульфенштейн», «Цивилизация», квесты. Малому понравится. Думаю, он и сам потом захочет игры делать. Еще есть «Ларри», ну это вам самому, без пацана надо, хе-хе. Там непутевый мужик себе бабу ищет…

Стас с отцом еле-еле затащили тяжеленные монитор и системный блок на пятый этаж. Возле своей двери крутился сосед. Он смерил компьютер взглядом:

– Компик взяли? Чё за агрегат?

– 386DX, сорок мегагерц, жесткий диск сто семьдесят, четыре мегабайта оперативки, – повторил Стас пока еще не совсем понятные, но уже намертво отложившиеся в памяти слова.

– Нда-а-а… – протянул сосед. – Ветошь.

Стас хотел возразить – он уже всей душой полюбил свой молочно-кофейный компьютер с выпуклым аквариумом-монитором, – но сосед убежал.

– Ты только матери не говори, как парень таракана кулаком раздавил, а то она точно на помойку все это выкинет, – шепотом попросил отец, пока они тащили компьютер по коридору.

Стас, конечно, согласился, но мама все равно потом долго отдраивала клавиатуру, мышку и системный блок ваткой со спиртом.

– Кто знает, в каких он там микробах стоял и какой сифилитик на нем игрался, – бурчала она. – Дизентерию за баснословные деньги покупают, а мать давай ходи всю зиму в осеннем пальто…

Компьютер поставили на стол в комнатке Стаса. И до поздней ночи они с отцом учились включать «Нортон Коммандер», копировать и удалять файлы, пользоваться «Виндоус». Когда тьма за окном стала совсем уж непроглядной, а ворчащая мама легла спать в большой комнате, они запустили свою первую игру – приключенческую «Легенду Кирандии». И Стасу показалось, будто он сам попал в сказку – стал принцем, по воле судьбы покинувшим дом и отправившимся исследовать загадочный огромный лес.

– Ну это вообще болоньезе! – восхищался отец.

Они все играли и играли, передавали друг другу мышку, смеялись и спорили, как решать головоломки. А когда уставший Стас уполз на кровать, отец запустил еще одну игру и заговорщицки прошептал:

– Я тут в этого «Ларри» попробую, пока спишь. Слушай, ну ты матери не говори про игры и все это, ладно?

Стас пробормотал что-то и провалился в сон, напоследок успев подумать, что теперь-то он бесповоротно взрослый – ведь у него с отцом появились общие секреты.

Когда Стас думал об отце, почему-то всегда в первую очередь вспоминал его дурацкую привычку называть понравившееся словом «болоньезе». Не молодежными «клево», «зашибись» или «офигенно», не «классно» или «балдеж» поколения постарше. Отец говорил только «болоньезе».

Стас иногда представлял себе, как спрашивает: «Пап, почему все-таки „болоньезе“?» Потом пытался придумать за него ответ и всякий раз заходил в тупик, но задать вопрос в реальности робел – отношения у них с отцом были не очень. И когда Регина объявила, что сегодня они будут есть болоньезе, Стас тут же с восторгом рассказал ей про папину причуду и, смеясь, попросил найти объяснение.

– Черт его знает! – Регина беспечно пожала плечами. – Время тогда безумное было, взрослые вообще чудили.

«Взрослые…» – с улыбкой повторил про себя Стас. Его умилило, как непосредственно это прозвучало. Они ведь сейчас были уже куда старше, чем родители Стаса в тот год, когда в доме появился компьютер. Мама и папа поженились в восемнадцать, а к Стасу впервые переехала женщина – Регина – в его сорок два.

В тридцать родители думали, выглядели и говорили совершенно по-другому, как будто они слеплены были из иной, более взрослой материи. Лишь загадочное отцовское «болоньезе» рассыпалось в памяти шальными искрами и чуть-чуть ломало ощущение непоколебимой зрелости. Стас на пятом десятке чувствовал себя и мыслил так же, как и в двадцать, – только здоровье стало похуже и убыло волос. «Недовзрослый», – мысленно припечатывал он себя.

Съехались с Региной они очень быстро. Неудивительно – она тоже была из недовзрослых. В тридцать семь у нее не имелось жилья: Регина мыкалась по бойфрендам и друзьям.

– Я думаю, – откровенно говорила она, – Танька меня так ловко к тебе приклеила, чтобы побыстрее выселить. Но я у нее и правда подзадержалась, с полгода точно жила. Ее муж как-то спьяну нам тройничок предложил. Танька его табуретом ушатала, клянусь! В общем, тогда она и начала мне тебя продавать. Стас – компьютерный гений, добрее Стаса никого не знаю, Стас уважает женщин, Стас то, Стас сё…

Он уже знал, что главным аргументом в этой ангельской характеристике стал «компьютерный гений». Регина честно рассказала ему, что устала горбатиться за копейки и решила… заняться вебкамом. Но с компьютером она была на уважительное «Вы», а идти в «курятники», как окрестила вебкам-студии, она не хотела.

– Я уже для них, во-первых, старая! – смеялась Регина. – Во-вторых, не хочу никаких менеджеров, кураторов, как там у них эти электросутенеры называются? А то это уже какая-то проституция получается. А вообще куча козлов – моих бывших – видели меня голой бесплатно, теперь хоть деньги за это получу.

Стас воспринял эти откровения спокойно. Подрабатывая случайным фрилансом, он научился терпимости к источникам чужих доходов. Не воруют – уже нормально. Вебкам-трансляций он, конечно, никогда не организовывал, но сообразил, что уж это-то нагуглить несложно.

– Ну и переезжай ко мне, как раз одна комната пустует, – набравшись смелости, предложил он Регине.

И через три дня они уже перетаскивали ее вещи к Стасу. Танька, провожая их, прослезилась от радости и напоследок перекрестила в окно. Танькин муж, помогавший спускать баулы с этажа, выглядел насупленным и угрюмым – он до последнего лелеял фантазии о тройничке.

Жить у Стаса бесплатно Регина отказалась наотрез:

– Я подушку безопасности собрала как раз под такой случай. Буду платить за комнату. Не вздумай сопротивляться!

Стас, конечно, сопротивлялся. Регина клала ему деньги в карман, а он вынимал их и прятал в ее рюкзачок. Она засовывала купюры под его клавиатуру, а он доставал их и пропихивал в щель под дверью ее комнаты. Переводила на карту, а он тут же возвращал. Тогда Регина закатила скандал – кричала, что съедет, вернется к Таньке, согласится на тройничок с ее мужем или вообще станет бомжевать. И Стас вынужденно принял деньги.

В обычно унылой, серой, вечно холодной квартире как будто наступила весна. Регина порхала по комнатам, шутила, включала музыку и, мило фальшивя, подпевала. Рисунок на угрюмых обоях походил на голые ветки, но даже они расцвели россыпями солнечных зайчиков, когда Регина отмыла с окон многолетнюю грязь.

Со Стасом они жили в разных комнатах, и статус их отношений удачно описывался словами «все сложно»: парой себя не считали, сексом не занимались, завтракали вместе, иногда целовались и ходили по улице за руку. Стасу, по большому счету, этой «недовзрослой» любви хватало: от него ничего не требовали, было комфортно и никто не мешал с головой отдаваться его одержимости.