Самая страшная книга 2026

На второй неделе совместной жизни Стас рассказал Регине про свою игру.

Отец играл на компьютере лихорадочно и спешно: не успевал вникать и менял одну игру на другую, отдавал предпочтение всему яркому, быстрому, громкому. Он редко разбирался в правилах, никогда не проходил сюжеты до конца, с удовольствием пользовался читами и все бросал при первых же сложных задачах. Стас же, наоборот, старался вникнуть во все детали, сходить во все уголки мира, пройти всякий квест и уровень, пообщаться с каждым персонажем. Но этой вдумчивой манере вредил отец – он постоянно носил с работы дискеты с новыми играми, места на маленьком жестком диске вечно не хватало, поэтому то, к чему отец охладевал, безжалостно удалялось.

– Понимаешь, сын, я играю, чтобы расслабиться и очистить голову. На работе все… ну… так себе, – пояснял отец. – Мама твоя тоже, как бы сказать-то… требовательная и упрямая женщина. А тут я пострелял, полетал, и уже как-то нервишкам спокойнее.

В пользу для нервов верилось с трудом – отец психовал, когда у него что-то не получалось, колотил кулаком по столу. А еще очень злился, что на их устаревшем компьютере не работают современные игры.

Стас смутно понимал, что ярится отец не на пиксельных человечков и не на нехватку оперативной памяти, а на что-то куда как более реальное, происходящее за пределами выпуклого экрана. Иногда Стас, засыпая, посматривал то на монитор, то на согнутую спину отца, бормочущего под нос ругательства и яростно щелкающего мышкой, представлял свою грядущую взрослую жизнь и едва не захлебывался в накатывающих волнах необъяснимого страха.

На новый, девяносто шестой год отец купил старенький двухскоростной привод для чтения компакт-дисков и несколько забитых под завязку сборников: «200 игр на русском языке», «100 лучших игр всех жанров», «1000 игр – только хиты». На задних обложках этих дисков были напечатаны названия игр, и самые популярные выделялись курсивом и цветом. Отец, разумеется, играл только в них. А Стас, наоборот, зарывался в навалы архивов в поисках чего-то странного и необычного. Так он и наткнулся на «Роуг».

Сперва Стас даже и не понял, что это вообще игра: никакой графики, черные экраны, полоски из разноцветных символов. А потом сообразил, что за литерами и цифрами скрывается невероятный мир. Герой отмечался значком, монстры – просто заглавными буквами. В подземельях находились амулеты, зелья, кольчуги, посохи и ловушки – все тоже условно обозначенное символами и крючочками.

– Смотри, пап, вот это грифон! – Стас восторженно указывал на большую латинскую G, застывшую в подземной черноте. – А вот, гляди, хобгоблин защищает вход в сокровищницу.

– Какой еще гоблин? – удивлялся отец. – Это ж буквы. Давай лучше в «Дум». А если гоблинов хочешь, то в «Варкрафт».

– Да нет же, па, тут весь кайф в том, что мне… ну как это… Мне не навязывают! – Стас пытался объяснить отцу невероятную, невозможную, обезоруживающую красоту игры, но ему не хватало слов. – На экране буквы, да, но в голове одновременно как бы картины. И ты сам себе сочиняешь, как все выглядит! Это… ну, как читать лучшую в мире книгу, в которой ты сам все придумал.

– Да зачем придумывать? – недоумевал отец. – Я не придумывать хочу, а отдохнуть. Полетать, пострелять. – А потом, будто вспоминая, что он сейчас не с приятелем разговаривает, а с сыном, добавлял: – Нет, Стасик, ну если оно тебе воображение помогает развивать, то ты играй, конечно. Это дело хорошее. А старик твой лучше в машинки… Мне, кстати, на работе мужики говорили, что новая гонка вышла – «Нид фо Спид». Жаль, на нашей развалюхе не пойдет, а то там вообще полное болоньезе.

Позднее Стас узнал, что поразившая его прямо в сердце «Роуг» – первая ласточка целого жанра. Он и назывался в честь прародителя – «роуглайк», то есть «похожие на Роуг». Из ниоткуда – словно мокрица, самозарождавшаяся, в представлении средневековых естествоиспытателей, из сырости и тлена, – возник искаженный термин «рогалик».