скачать книгу бесплатно
– Иди за мной.
Пришлось снова обогнуть храм. Из пронаоса Метримота повела Геродота в главный зал Герайона – наос. Родственники проводили обоих недоуменными взглядами.
В наосе царил полумрак. Сквозь арку адитона виднелся древний деревянный идол сидящей на троне Геры. Посреди зала на мраморном постаменте стояла огромная медная чаша с выпуклыми, как у тыквы, долями. На ее натертых до блеска боках отражались огоньки тлеющих тимиатерионов.
Верхний обод чаши был украшен виноградными лозами, две внушительные ручки по бокам изгибались побегами аканта, по краю широкой круглой подставки бежала непрерывная лента из символа вечной жизни меандра.
Жрица показала рукой на чашу:
– Это кратер для смешивания вина, который лакедемоняне везли в подарок Крезу.
Геродот с пониманием закивал:
– Да, я знаю, мне про него еще в Дельфах рассказывали… Послы заявили геронтам, что по дороге их ограбили саммеоты.
– Нет! – резко сказала Метримота. – На послов никто не нападал, геоморы выкупили кратер, чтобы посвятить его в Герайон.
– Тогда зачем они придумали грабеж? – Галикарнасец не мог скрыть удивления.
– Чтобы иметь предлог для нападения на Самос, – уверенно заявила жрица. – Спарта попыталась это сделать при Поликрате, когда изгнанные тираном мятежники попросили эфоров о помощи. Объединившись с коринфянами, лакедемоняне послали к острову флотилию. Им даже удалось захватить одну из крепостных башен, однако Поликрат сумел отбить атаку. Сорокадневная осада полиса закончилась безуспешно для Спарты, тогда флотилия отплыла домой… И дело здесь вовсе не в чаше. Захватчики хотели оставить на острове гарнизон, чтобы контролировать торговые пути из Эллады в прибрежные полисы Ионии.
Геродот слушал жрицу, затаив дыхание. Он только что узнал одну из тайн большой политики.
Метримота обвела зал рукой:
– Все, что ты здесь видишь, – это дары Герайону от царей, свободных полисов и богатых адептов… И не только из Эллады. Вон те два деревянных ксоана – подарок фараона Амасиса… Бронзовые доспехи и серебряные сосуды раньше находились во дворце Поликрата. Они были пожертвованы храму писцом Поликрата, Меандрием… Картины на деревянных досках с изображением переправы армии Дария по понтонному мосту через Геллеспонт посвятил в Герайон строитель этого моста Мандрокл… Медный кратер с опорой в виде трех коленопреклоненных статуй и венцом из голов грифонов по верхней кромке – подарок самосских купцов, которые плыли в Египет, но из-за бури оказались в Тартессе. Вернувшись домой, они удачно распродали тартесские товары, а на десятую часть прибыли заказали этот кратер…
Геродот уважительно взирал на реликвии. Ему всегда хотелось узнать их историю, но удобный случай представился только сейчас.
– Так вот… – продолжила Метримота. – Сокровищам храма требуется уход. Младшая жрица, которая этим занималась, умерла от укуса змеи… Я долго присматривалась к Иоле. Мне нравится ее чистоплотность, аккуратность в работе и доброжелательный нрав. Думаю, в ее лице я найду прекрасную замену умершей жрице… Я с ней поговорила. Иола мне рассказала, что до рождения сына совершала паломничество в эфесский Артемисион. Но после того, как стала матерью, начала регулярно посещать храм Зевса Карийского в Миласе. Там она приносила жертвы к алтарю Геры и просила богиню о здоровье для мальчика…
Вздохнув, она закончила:
– Иола недавно пережила тяжелое потрясение, потеряла мужа… Как женщина я ее понимаю. Она призналась, что горе ее сломило, поэтому ей хотелось бы переехать в Миласу и посвятить себя служению Гере… Но ведь она уже в храме Геры… Зачем куда-то уезжать?
Геродот возразил:
– Ты сказала, что ей придется стать гиеродулой, то есть добровольно отказаться от свободы.
– Таковы правила фиаса, – возразила жрица. – Но это ненадолго, только до весеннего равноденствия. Во время празднования Великих Дионисий она пройдет инициацию и станет младшей жрицей, при этом будет пользоваться полной свободой.
– А Формион? – с сомнением в голосе спросил галикарнасец. – Ты лишаешь его матери.
Метримота казалась непреклонной:
– Формион уже не ребенок и не нуждается в материнской опеке. Сегодня он доказал, что умеет постоять за себя. Пока вы живете с нами, он сможет видеться с ней. А потом пусть сам решает… Формион тоже может остаться в храме, если захочет. Сначала будет помощником эпитропа, а когда ему исполнится восемнадцать, я назначу его неокором, пусть следит за чистотой на теменосе.
Жрица отвела глаза в сторону.
Потом бесцветным голосом добавила:
– Но Формиона придется оскопить… В Герайоне не место полноценным мужчинам.
В пронаос Геродот вернулся озабоченным.
Услышав о предложении Метримоты, Иола не колебалась:
– Я согласна… По всем приметам у меня будет девочка, значит, в Герайоне ее ждет сносная жизнь. А мне больше ничего и не надо, лишь бы дочь была сыта и здорова… Время все расставит по своим местам.
Затем она с грустью в глазах посмотрела на Формиона:
– Сынок, я не хочу, чтобы ты стал евнухом… Наш род не должен пресечься, поэтому нам придется расстаться.
3
Порез на кисти саднил.
Нарвав свежих листьев подорожника, Батт сменил повязку. Он валялся на травяном тюфяке, когда ветки над лазом раздвинулись. В шалаш протиснулись общинники из дружины архонта Самоса – судовладельца Антифема.
Саммеоты доходчиво объяснили наксосцу, чтобы он убирался с острова, пока цел. Синекожий не стал нарываться, молча собрал пожитки и направился в сторону гавани.
Уцелевшие наемники из Галикарнаса отплыли домой еще на рассвете. Столкнувшись с достойным отпором, они резонно посчитали, что выполнить поручение Лигдамида им не под силу.
Но родственники Паниасида никуда с острова не денутся, потому что только здесь они могут чувствовать себя в безопасности. Пусть сначала Лигдамид договорится с архонтом Самоса о выдаче беглецов. И тогда они вернутся.
В голове Батта зрел план. Пока он караулил беженцев, у него была возможность расспросить про Герайон многочисленных босяков, которые побирались перед входом на теменос.
Он узнал, что в храме среди прочей ритуальной утвари уже семьдесят пять лет хранится медный кратер лакедемонян, который послы везли лидийскому царю Крезу в знак благодарности за подаренное им золото для статуи Аполлона в Форнаке.
Но по каким-то причинам не довезли. Одни говорили, что корабль ограбили пираты, другие утверждали, будто послы сами продали чашу саммеотам, узнав о пленении Креза шахом Киром. Как бы то ни было, собственность Спарты находится здесь, на этом острове.
Солнце еще не успело спрятаться за скалы Самоса, а керкур с синим всевидящим оком на простёганном кожаном парусе уже плыл на запад. До пиратского архипелага Фурни его гнал муссон с гор Карии со скоростью в четыре узла. Затем сбоку резко ударил Скирон, привалил керкур бортом к волнам, но дал выпрямиться и уже больше не мешал.
«Наверняка кратер обошелся спартиатам недешево, – размышлял Батт, сидя на полубаке, пока капитан и матросы управлялись с парусом, – Интересно, после осады Самоса при Поликрате они делали еще попытки вернуть его? Вот бы подговорить лакедемонян на новый штурм Самоса… Они получат кратер, а я – родственников Паниасида».
Батт посчитал, что плыть через Эгейское море в Мессению или Лаконику для разговора с царями Спарты глупо. Ну, скажут спасибо за заботу об их собственности – и все. Спасибо за пояс не заткнешь, похлебку из него не сваришь. Не пиратское это дело – задаром пуп надрывать. А плавание стоит денег.
Да и какую помощь он может предложить? Его самого только что вышвырнули с острова. Собрать ватагу и украсть кратер, чтобы вернуть его лакедемонянам за выкуп?
Но ограбить храм эллинской богини для эллина немыслимо. За такое святотатство положена смерть. У него земля будет гореть под ногами по всей Элладе. Здесь нужны иноверцы.
Персы на Самос не сунутся, потому что остров входит в морской союз с Афинами. Любое персидское вторжение равносильно объявлению войны. Ксеркс на это не пойдет.
Карийцы? Они не то иранцы, не то фракийцы по происхождению. Нет, не получится, Кария рядом, саммеоты точно начнут мстить. Тогда в проливы уже не сунешься, потому что они будут кишеть сторожевыми кораблями. В такой тревожной обстановке будет не до разбоя.
Фракийцы? У них под боком Македония, геоморы могут подкупить Александра, и тогда Фракия умоется кровью. В горах обитает столько разных племен, там такой клубок противоречий, что любая искра полыхнет пожаром, который зацепит и Элладу.
Кто еще… Например, египтяне или финикияне.
Но где их взять… Египет далеко, а Финикия… Озаренный догадкой Батт хлопнул себя ладонью по лбу. Кипр! Коренное население острова – эфиопы и финикияне. И те и другие молятся своим варварским богам.
«Вот среди них и наберу команду головорезов, готовых ограбить любой эллинский храм», – решил наксосец.
А кому предложить чашу? Надо найти лакедемонянина, который согласится стать посредником-диаллактом между ним и царями Спарты. Батт нахмурился, пытаясь сообразить, куда обращаться.
Наварх Павсаний, который из резиденции в Византии поручал наксосским пиратам хорошо оплачиваемые задания, вернулся на Пелопоннес.
Рассорившись с властями, он засел в Тегее. В Византии хозяйничают афиняне. Кто теперь поддерживает отношения с сатрапом Даскилия Артабазом, Батту было неизвестно.
В Галикарнасе лакедемонян нет, потому что Лигдамид как-то странно себя ведет. То крыл Афины грязной бранью, то вдруг стал выбирать выражения, а в заливе Керамик появились триеры с совой на парусе.
Кроме того, тиран приблизил к себе гиппарха Менона. После предотвращенного покушения на Лигдамида ушлый фарсалец входит в андрон без стука. Что он нашептывает в уши своему хозяину, известно только статуе Гермеса.
Батт знал, что в мисийской Тевфрании обосновался еще один лакедемонянин – Демарат. К тому же беглый и сильно обиженный на эфоров. История потери трона бывшим царем Спарты облетела всю Элладу.
А дело было так… Клеомен не простил соправителю-паредру Демарату предательства под Элевсином, в результате которого Спарта отступила перед Афинами. Он подговорил аристократа Леотихида, так же, как и Демарат, происходившего из рода Еврипонтидов, обвинить своего родственника в незаконном присвоении царской власти.
Эфоры постановили обратиться к Дельфийскому оракулу. Тут уже постарался дельфиец Кобон: подкупил пифию, которая изрекла нужное заговорщикам прорицание. Демарат был низложен, вместо него паредром Клеомена стал Леотихид.
Демарат не только лишился власти, но и подвергся публичным оскорблениям. Покинув Спарту, опозоренный лакедемонянин отправился в Персию, где был с большим почетом принят Дарием.
Когда Ксеркс напал на Элладу, Демарат вошел к шахиншаху в доверие, давая дельные советы. Вскоре он уже владел в Мисии несколькими городами, а также обширными земельными угодьями.
«Отлично, – решил Батт, – вот к нему и обращусь. Если, конечно, он еще жив… Но лакедемоняне с детства укрепляют свое тело, поэтому живут долго. Кратер послужит разменной монетой в переговорах Демарата со Спартой. Или Ксеркса… Мне какое дело, кто будет владеть чашей? Пожалуй, и выкуп не нужен, лишь бы добраться до беглой семейки».
Пират долго не раздумывал. Первым делом необходимо убедиться в том, что чаша действительно заинтересует Демарата. Значит, придется плыть в Мисию. По дороге ему ничто не мешает пограбить рыбачьи деревни-комы и захватить рабов, так что на Наксос он в любом случае вернется не с пустыми руками.
Месяц боэдромион[9 - Боэдромион – месяц афинского календаря, сентябрь-октябрь.] был на исходе. В конце пианепсиона[10 - Пианепсион – месяц афинского календаря, октябрь-ноябрь.] закончится навигация, поэтому на Наксосе Батт задерживаться не стал. Заняв под будущую добычу денег в храме Аполлона на острове Палатия, он снарядил легкий двадцативесельный корабль-гейкосору для плаванья к Геллеспонту.
Но экипаж укомплектовал всего десятком моряков – такими же, как он сам, опытными и бессовестными громилами. Лишние весла пираты закрепили ремнями под банками, а пустые люки завесили кожей.
С учетом того, что встречный Борей начал ослабевать, Батт рассчитывал вернуться на Наксос дней через двадцать. Большую часть пути корабль пойдет под парусом. Если повезет, в проливах Ионии и Эолиды гейкосору подхватят в нужном направлении местные непредсказуемые ветра.
Так и плыл.
Днем дрейфовал в безлюдных бухтах, ночью бросал якорь вблизи мисийского берега. Под покровом темноты пираты спрыгивали в воду. Убив сторожа и собак, окружали кому, после чего предавались любимому занятию: грабили, насиловали, резали… Дома не поджигали, чтобы свет пожарища не переполошил соседей.
Уцелевших жителей налетчики бросали связанными в их же собственные рыбачьи лодки и на веслах шли к кораблю. Пленников поднимали на борт с помощью переброшенного через рей фала.
К Тевфрании Батт подошел с забитым под завязку трюмом. Двадцать рабов гребли, остальные сидели между банками в колодках или под присмотром келейста вычерпывали застоявшуюся воду. Ошалевшие от безнаказанности подельники пьянствовали на палубе.
Найти Демарата наксосцу труда не составило, так как дом беглого лакедемонянина в полисе знали все. Глухой забор щерился обитыми бронзой воротами. По оштукатуренным стенам карабкались узловатые лианы. На красном черепичном козырьке безмятежно ворковали голуби. Сквозь щебневые наносы в канаве шелестела полуживая мутная струйка.
Стук кольца разлетелся по вишневому саду. Оторвавшись от окучивания деревьев, домашний раб-ойкет повел Батта в прихожую. От стога сена исходил пряный запах. Подсохшие стебли плюща застыли на земле кучей мертвых змей. Привязанная к колышку коза проводила гостя шальным лупоглазым взглядом.
Демарат вышел в андрон в накинутом на плечи распашном персидском кандисе. Высокий, седой как лунь старик. Длинные рукава халата спускались до колен. Острая верхушка войлочного кулаха безвольно свисала над воротом.
Лакедемонянин смерил наксосца оценивающим взглядом. Затем опустился на клинэ, откинув привычным жестом халат вбок. И только тогда кивком показал на канапелон напротив.
Батт терпел непочтительность, понимая, что Демарат у себя дома. С чего бы хозяину рассыпаться в любезностях перед незнакомцем, если цель визита неизвестна. Ну, ничего, скоро все прояснится.
– Мне доложили, что у тебя ко мне дело, – без обиняков начал Демарат.
Батт утвердительно качнул головой. Хозяин удивился: гость неразговорчив.
– Ты кто? – спросил он.
– Купец, – без тени смущения ответил наксосец.
– Чем торгуешь?
– Людьми.
Демарат понимающе осклабился:
– Хиосец?
– Нет, с Наксоса.
– Хочешь предложить мне рабов? – допытывался хозяин.
Батт сглотнул, понимая, что разговор о рабах надо заканчивать. Не ровен час лакедемонянин узнает о пиратском рейде гейкосоры по берегам Мисии. Тогда ни о каком договоре не может быть и речи, останется только уносить ноги.
Но меры предосторожности он уже принял: гейкосора встала на внешнем рейде Тевфрании, не убирая весел. Келейст спустился в трюм с оголенным мечом. Приказал пленникам заткнуться и сидеть тихо, демонстративно чиркнув ребром ладони по горлу.
Потом поднялся на полубак. Держась за форштевень, капитан внимательно следил за передвижением лодок по гавани. Если элимены полезут на борт для осмотра груза, корабль рванет в открытое море.
– У меня есть кое-что получше, – сказал Батт с нажимом. – Имущество Спарты.
Демарат удивленно вскинул брови, но промолчал, ожидая продолжения.
– Чаша, которую послы везли Крезу, но не довезли.
– И что? – поморщился лакедемонянин. – Она в Герайоне на Самосе. Спарта уже пыталась ее вернуть, но безуспешно.
– Вы так легко отступаете? – поддел хозяина наксосец.
Демарат нахмурился:
– Не дерзи!
Глядя лакедемонянину в глаза, Батт спокойно заявил:
– Могу ее для тебя украсть.
Демарат долго смотрел на гостя. Предложение неожиданное, хотя сделано очень кстати. Как раз вчера ойкеты разоружили очередного наемного убийцу из Спарты. Мстительные эфоры присылают в Мисию палачей с завидным постоянством.
«И сколько это будет продолжаться? – мрачно размышлял он. – Павсаний вернулся в Аркадию, трусливо прячется в тегейском храме Афины Алеи, хотя рано или поздно эфоры до него доберутся… А вот Фемистокл возвращаться в Афины не собирается, но тоже жив и на жизнь не жалуется… Еще бы он жаловался: получил от Артаксеркса в подарок двести талантов, женился на знатной персиянке, управляет городами – Лампсаком, Миунтом… С одной только Магнесии получает ежегодный доход в пятьдесят талантов… Так еще и охотится вместе с шахиншахом, принимает у себя его мать… Вот и меня все устраивает. Есть деньги, недвижимость, персы меня уважают, сатрап Мисии приезжает в гости… Но сидеть безвылазно в усадьбе – тоска, с этим пора кончать… Эфоры – тоже люди, а значит, честолюбивы и алчны. Предложу им кратер в обмен на свою неприкосновенность».
