скачать книгу бесплатно
С берега за погрузкой внимательно наблюдали жрицы храма Геры. Как только волы оттащили плот с чашей в храм, пентеконтера лакедемонян распустила парус.
Поймав порыв Борея, корабль сперва накренился на левый борт, а потом тяжело двинулся на запад. В трюме от качки едва слышно шуршали наваленные мешки с гвоздями. За кормой вспенились буруны, в белом кружеве которых несколько мгновений мелькали клочки разорванной Телефом описи.
Вскоре они намокли и начали медленно погружаться в морскую пучину.
Глава 1
1
468–467 годы. до н. э.
Самос, Мисия[8 - Мисия – область на северо-западе Малой Азии.], Хиос, Кипр, Наксос
Непогода налетела внезапно.
Дождь хлестал по крыше храма Геры – Герайона – с такой силой, словно хотел сорвать черепицу. Тучи упорно цеплялись махровыми лапами за вершину горы Ампел. Ветер без всякого почтения мял крону священного Целомудренного дерева, под которым, по преданию, родилась сама богиня Гера.
Река Имбрас извергала густые темные потоки в Самосский пролив. Рыбачьи лодки, которые хозяева не успели вытащить на берег, сорвались с привязи и беспомощными скорлупками метались по устью, царапая днищем глиняные наносы.
На фоне темной громады полуострова Микале мелькал парус. Пентеконтера отчаянно боролась с муссоном, пытавшимся выгнать корабль в открытое море.
Геродот прятался от дождя за третьим рядом мраморных колонн. Но даже сюда долетали холодные брызги. Он чувствовал, как в сандалиях хлюпает вода, а намокший гиматий неприятно липнет к ногам.
Ему корабль не нравился. Потому что не походил ни на кипрский лемб, ни на кикладский керкур, ни на родосский келет. С таким упорством к Самосу во время шторма могут плыть либо те, кто спасается от преследования, либо сами преследователи.
Но при погоне в море должно быть два паруса. К тому же корабль сильно зарывался носом, а значит, это не тупорылый, хотя и устойчивый самосский самен, а пентеконтера с ионийского побережья.
Неужели каратели галикарнасского тирана Лигдамида? Похоже на то… Геродот быстро соображал. Открыто они не полезут в Герайон. Жрицы поддерживают правящих островом геоморов, а те делают щедрые взносы фиасу Геры.
Шарить в погребах, проверять чердаки, допрашивать свидетелей ищейкам чудом выжившего тирана никто на острове не позволит. Они будут по-тихому выспрашивать саммеотов о родственниках дяди Геродота – Паниасида. Пока не выяснят, что у них есть союзник – Батт.
Обе семьи, его и дяди, скрывались в храме Геры уже три месяца. Им пришлось бежать из Галикарнаса на Самос после неудачного покушения Паниасида на Лигдамида.
Наемники тирана не сразу взяли след. Зато наксосский пират, потерявший подельников в, казалось бы, легком деле, которое обернулось для банды провалом, преследовал свою жертву, как почуявший запах крови волк – упорно и неутомимо.
Батт плыл за беглецами до самого Самоса. В городе он их потерял, а они успели попросить убежища в храме Геры. Но мститель не сдался. По ночам он слышал в голове тихий шепот мертвых товарищей: утопленного Паниасидом Гнесиоха и Гринна, зарезанного другом Геродота – Херилом.
Голоса твердили: «Убей! Убей! Всех!..»
Пират соорудил себе из сена и веток шалаш возле храма, откуда следил за входом на теменос днем и ночью. А когда спал, то вахту несли нищие, нанятые им за пару лепт.
Стоило беженцам выбраться с теменоса под охраной друзей Херила, как Батт вылезал из шалаша и в бессильной злобе сжимал кулаки – он ничего не мог противопоставить хорошо вооруженным саммеотам. Гиппокамп на его плече недовольно хмурился.
Так они и шли, опасливо прижимаясь друг к другу под ненавидящим взглядом наксосца. Все понимали, что рано или поздно он найдет новых подельников, а значит, нападение неизбежно…
С неустроенностью быта приходилось мириться. Положение ухудшалось тем, что вдова Паниасида Иола была на сносях и могла родить в любой момент. Осунувшиеся, завшивевшие беглецы учились мириться с тяжелыми жизненными обстоятельствами.
Наступила осень, с хребтов Ионии задул неуютный влажный ветер. Шерстяная одежда пока спасала от холода, однако зимой без очага будет совсем плохо. Убежище – это хорошо, но в храме нельзя прятаться вечно, вот уже и жрицы начали коситься на галикарнасцев.
Семьи питались едой из дома Херила. Мать Геродота Дрио расплачивалась с ним остатками займа, который Паниасид взял у трапезитов перед вторым покушением на Лигдамида. Гиеродулы делились с беженцами жертвенным мясом.
Слава Гере, на теменосе имелся свой колодец. Однако по нужде приходилось ходить всем вместе за пределы Герайона, чтобы не осквернять храм.
Галикарнасцы помогали гиеродулам, чем могли: родной младший брат Геродота Феодор и двоюродный брат Формион таскали в мехах воду из колодца, рубили дрова, украшали храм перед праздниками. Дрио стирала, Иола обучала поварих острой карийской кухне.
С Матерью фиаса Метримотой у Геродота сложились доверительные отношения. Жрица часто приглашала его на беседы, расспрашивала о Дельфах, просила пересказать прочитанные в свитках из библиотеки Лигдамида тексты.
Вечерами, устроившись на ковриках в пронаосе храма, галикарнасцы обсуждали свое туманное будущее. Женщины тихо переговаривались, тяжело вздыхали. Геродот и повзрослевшие мальчики скупо роняли слова утешения, но по большей части сосредоточенно молчали…
Беда случилась через два дня после шторма.
Как только беженцы вышли за ворота теменоса в сопровождении Херила и его друга Фрасимеда, из шалаша снова вылез Батт. На этот раз он мстительно ухмылялся. Даже взгляд гиппокампа на его плече казался зловещим. Трое крепких парней встали рядом с наксосцем, опираясь на жерди.
«Наемники Лигдамида… С той самой пентеконтеры», – догадался Геродот.
Херил быстро осмотрелся. Возле нимфея было людно: женщины переговаривались, набирая воду в пузатые двуручные пелики, мужчины деловито грузили полные гидрии и мехи в повозку.
Обратившись к горожанам, он попросил о помощи. Херила в городе знали как чтеца, часто выступающего на рыночной площади, поэтому к его просьбе прислушались.
К оврагу за агорой галикарнасцы добирались в окружении толпы. Иолу подвезли на повозке. Сопроводив беженцев до рыночной отхожей ямы, горожане разошлись по своим делам.
Перед тем как отправиться в обратный путь, семьи обсудили положение с Херилом и Фрасимедом.
– Батт не впустит нас обратно, – с тревогой в голосе сказал Геродот.
– Значит, будем пробиваться! – горячо заявил Формион.
– У них нет ножей и мечей, только палки, – тихо заметила Дрио. – Почему?
Херил ухмыльнулся:
– Потому что Самос уже одиннадцать лет входит в Делосскую симмахию. Аристид возродил на острове Народное собрание, после чего потребовал запретить эллинам с азиатского материка иметь на острове оружие.
– Чего он боялся? – спросила Дрио.
– Беспорядков, – коротко бросил Херил.
– Нас больше, – запальчиво вмешался Фрасимед, – и у меня есть нож, мне его никто не запретит носить, потому что я гражданин.
– По количеству – да, больше, – усомнился Херил, – но на самом деле расклад не в нашу пользу: двое против четверых. Женщины и подростки не в счет.
Он кивнул в сторону галикарнасцев. Формион с Феодором недовольно переглянулись, однако промолчали.
Зато Геродот вскинулся:
– Я хоть и не эфеб, но драться умею. И потом… Даже если мы переберемся в храм Зевса Элевтерия или в храм Артемиды, там будет то же самое, потому что Батт пойдет за нами… А здесь у нас быт худо-бедно налажен. Иола скоро родит, ей и младенцу необходим покой хотя бы первое время… Так что Формион прав – выбора нет. Пусть только сунутся!
Херил подавленно кивнул.
Возвращаться беженцам пришлось самостоятельно. По пути Геродот подобрал на свалке рогатый бычий череп. Возле арки на теменос галикарнасцев уже ждали, все те же четверо – Батт и громилы Лигдамида.
Стало ясно, что столкновения не избежать. Херил выставил перед собой дубину. Фрасимед достал нож. Геродот поудобней ухватился за бычьи рога. Формион и Феодор подобрали с земли камни. Дрио обняла за плечи Иолу, заслонив золовку собой.
Два наемника двинулись к Херилу. Замелькали жерди, послышались глухие удары. Саммеот вертелся на месте, отмахиваясь дубиной. Батт решительно пошел на Фрасимеда, выставив перед собой нож.
Третий наемник налетел на Геродота, который успел подставить под удар палкой бычий череп. Тяжелое дыхание, треск, вскрики боли – драка набирала обороты.
Один из наемников подсек Херила жердью. Саммеот неуклюже упал, но и, лежа на спине, он пинался ногами, не подпуская к себе нападавших. Даже пытался отбиваться дубиной.
Геродот пропустил удар по ребрам, затем по голове. Ухо словно обожгло огнем, в глазах потемнело, дыхание перехватило. Наемник уже занес палку для последнего, самого жестокого удара.
Вдруг громила присел. От виска потекла струйка крови. А Формион все швырял и швырял в него камни, целясь в голову. Тогда наемник повернулся в его сторону и с перекошенным от ярости лицом пошел на мальчика.
Формион попятился, при этом оступился. Взмахнув руками, он опрокинулся на спину, а наемник замахнулся палкой. Геродот не раздумывал – просто бросился вперед, выставив перед собой бычий череп. Громила охнул, когда рог вошел ему в живот. Еще через мгновение его ноги подкосились.
Воспользовавшись тем, что соперники отвлеклись на кидавшего в них камни Феодора, Херил врезал одному из них дубиной по колену. Тот застонал от боли и схватился за плечо товарища, чтобы не упасть.
Херил сумел вскочить, хотя и пропустил чувствительный удар по локтю. Он снова орудовал дубиной, удерживая наемников на расстоянии. Но левая рука слушалась плохо, а боль в локте казалась нестерпимой.
Все это время Батт и Фрасимед кружились в пляске смерти, делая быстрые выпады. Хитоны обоих были покрыты красными пятнами, на кисти наксосца кровоточил длинный порез, щеку саммеота пересекала безобразная рваная рана.
Батт прыгнул вперед. Фрасимед перехватил его руку с ножом, однако синекожий тоже стиснул его запястье. Оба соперника стояли вплотную друг к другу, при этом каждый пытался вырвать руку из захвата.
Внезапно наксосец откинул голову назад, а затем резко ударил саммеота лбом в лицо. Фрасимед отшатнулся, вскинув руку к сломанному носу. Этого мгновения синекожему хватило, чтобы ударить его ножом в грудь.
Фрасимед рухнул на вымостку. Батт торопливо склонился над ним. Осклабившись хищной улыбкой, наксосец полоснул саммеота по горлу. Тот захрипел, дернулся и затих.
На площади перед храмом уже собралась толпа. На крики и шум из соседних кварталов высыпали люди. Вскоре соперники оказались в кольце горожан, которые требовали прекратить побоище.
Галикарнасцы жались к Херилу. Наемники Лигдамида вместе с Баттом встали напротив. Обе стороны еще не остыли от ярости схватки, но продолжать ее не хватало сил. На земле остались лежать два окровавленных трупа.
В арке показалась Метримота в сопровождении гиеродул.
Горожане перестали галдеть и почтительно склонились перед Матерью фиаса. Как всегда, волосы жрицы были заплетены в косы, а лицо блестело от оливкового масла. На белоснежном хитоне играли золотые пряжки, с пояса под грудью свисала бахрома.
– Именем Геры – прекратить! – голос Метримоты прозвучал властно и требовательно. – Поднимать руку на тех, кто ищет убежища в храме, – это святотатство.
– Они сейчас не в храме! – рявкнул Батт.
– У беременной эллинки на голове строфион с изображением кукушки, – Метримота показала рукой на Иолу, – а значит, она под охраной Волоокой.
Жрица потрясла в воздухе костлявым кулачком:
– Пропустить!
Толпа расступилась, позволив беженцам пройти сначала к сосудам-перирантериям с освященной водой, а потом и в арку теменоса. Батт шумно выдохнул в бессильной злобе.
Херил склонился над телом Фрасимеда. Наемники поволокли убитого Геродотом товарища к шалашу. Убедившись, что он мертв, положили ему в рот медную монету и опустили веки.
2
Остаток дня галикарнасцы приводили себя в порядок.
Вымылись, сменили одежду, намазали ссадины и ушибы медом. Херилу Дрио повесила на шею свою подгрудную повязку, чтобы он мог продеть в перевязь ушибленную руку. Иола отдыхала на тростниковой циновке.
Вечером гиеродула пригласила Геродота в опистодом для беседы с Метримотой. Звук шагов заглушался отчаянным шелестом листвы. Пламя факелов плясало на осеннем ветру. Над бронзовыми кольцами в стенах чернели пятна битумного нагара. Колонны вытягивали в сгустившуюся темноту щупальца теней.
Метримота возлежала на кушетке-канапелоне, обложившись подушками. Очаг сочился жаром. Гиеродула у ее ног тихо пела, аккомпанируя себе на лире. От тимиатерионов исходил сладковатый запах благовонной камеди. Пара священных павлинов клевала зерно из серебряного блюда.
Помещение казалось тесным из-за обилия амфор и кувшинов, уложенных в стопки циновок, широко упиравшихся в пол бронзовых курильниц, поставленных друг на друга глиняных ламп, храмовой утвари…
Геродоту предложили сесть на стул-клисмос с гнутыми ножками. Он насупился, предчувствуя серьезный и, может быть, даже неприятный разговор.
– Вашему положению не позавидуешь, – сказала жрица без обиняков, – пока вы в храме, вы в безопасности, но сегодня стало ясно, что покидать пределы теменоса вам больше нельзя.
– Верно, – скупо подтвердил Геродот. – Но скоро деньги закончатся… Придется либо искать поденную работу, либо побираться вместе с братьями на рынке. Семьи надо кормить, так что просто безвылазно сидеть в храме не получится.
– И как ты себе это представляешь? – спросила Метримота. – Батт каждое утро будет поджидать вас на выходе с теменоса.
Галикарнасец пожал плечами:
– Херил приведет друзей. Нас прикроют.
Жрица нахмурилась:
– Двух трупов вам мало? Сегодняшнюю драку я еще постараюсь замять, но, если такое будет повторяться, по всей Элладе разнесется слух, будто храм Геры на Самосе перестал быть надежным убежищем… Это прямая угроза авторитету фиаса.
Геродот сидел с кислым выражением на лице. Он не знал, что сказать. Помолчав, Метримота продолжила.
Теперь она говорила вкрадчиво:
– Решение есть, хотя за него придется заплатить.
Галикарнасец поднял на нее удивленный взгляд:
– Заплатить? Чем? У нас осталось всего несколько драхм на еду.
Жрица вздохнула:
– Ты знаешь, что ребенок, родившийся в храме, становится собственностью фиаса. Мы обязаны забрать его у матери, вырастить, а потом посвятить Гере. Такова плата за предоставленное убежище… После родов мать покидает храм, но в случае с Иолой я готова сделать исключение. Она может стать гиеродулой и сама нянчить младенца. Но только по собственному желанию… Взамен я обещаю, что Батта выгонят с острова. Наемников Лигдамида на Самос тоже больше не пустят. Тиран Галикарнаса нам не указ, пусть ловит врагов на своей территории… Ты и твои родственники сможете спокойно жить на острове. Например, в доме Херила… Или арендовать усадьбу-синоцию. Найдешь себе простата, который за тебя поручится перед Народным собранием, будешь платить ежегодный налог в казну… И никто вас пальцем не тронет.
– Зачем тебе Иола? – удивился Геродот. – Ты ценишь ее как повариху?
Жрица покачала головой:
– Готовит Иола отлично, но не это главное…
Поднявшись с канапелона, она поманила за собой галикарнасца:
