скачать книгу бесплатно
Горел торшер. От него по всей комнате лежали тревожные красные блики. Сидя на диване, долго пили чай. Вначале говорили о всяких пустяках, потом разговор иссяк. Пауза была длинной и тяжелой, как Вовкино плечо, к которому небрежно и как бы случайно привалилась Нелли. По радио передавали последние известия, и они их прослушали почти все, прежде чем Вовка осмелился взглянуть на Нелли. Земляникина сидела с плотно зажмуренными глазами. Волосы разметались по ее плечам, губы были полуоткрыты, он даже разглядел бледно-молочный блеск ее зубов. Володя Басов и сам зажмурился от вдруг подступившей к нему догадки, тяжело задышал и легонько потянул Нелли к себе, и уже не удивился, когда она тихо и неловко завалилась на спину. Склоняясь над Земляникиной, он еще опасался ее внезапного гнева, обиды, но тут услышал, как ее неожиданно сильная рука обвила его шею и настойчиво потянула к себе.
– Нел, Неллочка, – глухо, остервенело забормотал Вовка, зарываясь лицом в ее душистые волосы. – Любимая, хорошая…
Квартиру Басовы получили через год. Ключи от квартиры торжественно вручали на общем профсоюзном собрании лесопункта, и Медведков, прежде чем отдать их в руки Володи Басова, сказал с трибуны:
– Мне видится, товарищи лесорубы, что молодая семья Басовых – это не просто семья, каких много у нас в стране, а это именно та социальная ячейка в нашей общей структуре, через которую мы и построим наше с вами светлое будущее. А мы для таких передовых семей ничего не пожалеем: нужна квартира – получайте, дорогие молодожены, квартиру. Нужна путевка на лучший курорт Крыма? Пожалуйста. Настоящий труженик у нас всегда в чести! И мне сегодня особенно приятно, что наша молодая семья, состоящая из представителей интеллигенции и трудящихся масс, объединяется, так сказать, под одной крышей. Я думаю, что квартира, которую мы сегодня отдаем Басовым, будет гостеприимным, надежным и прочным домом молодой семье…
Вот так сказал Павел Иванович Медведков, и ему долго и громко хлопали лесорубы, вполне и искренне согласные с каждым его словом.
– Братцы, товарищи дорогие, – разволновался Володя Басов, приняв от Медведкова ключи. – Спасибо… Спасибо за все. Мы, как говорится, не подведем…
Новоселье праздновали шумно, весело с размахом. Оно у Басовых как бы разделилось на две части: вначале для всех, кто пришел по приглашению, а потом уже для избранных, самых-самых близких людей. Среди таковых оказались Светлана, армейский друг Герман, Медведков и Алевтина Степановна… Впрочем, последняя к «самым-самым» никак не могла относиться, а осталась лишь потому, что хотела в узком кругу сказать и свое напутственное слово молодым. Когда о причине ее задержки за столом догадались, слово поспешили дать…
– Я, знаете ли, красиво говорить не умею, – начала эта маленькая, седенькая старушка. – Тем более, у вас сегодня такой праздник, а я хотела сказать… Мне давно на пенсию положено, а школу передать некому. Конечно, люди есть, не в пустыне живем, а вот воспитателя коллектива не вижу. К чему я все это? Сегодня много хороших слов вам говорили, и я к ним присоединяюсь, но, Нелли Семеновна, дорогая, отчего же вы работой своей не болеете? Я боюсь, я очень боюсь, – старушка обвела всех печальным взглядом, – что теперь вы купите корову, заведете свиней и бычка, кур с утками расплодите и… И, милая вы моя, какая уж тут школа. А я вот о своем первом учителе думала, что он и вообще на земле не живет, ничем не питается, а только читает умные книги и нам о них рассказывает. Наивно, конечно, но так было…
Молодые переглянулись. Медведков открыл было рот, но Алевтина Степановна решительным движением руки остановила его.
– Да нет, Нелли Семеновна, я вас не призываю отречься от земной суеты в пользу ваших учеников, нет, конечно же… Но дети, особенно – первоклашки, они большого внимания требуют, вы для них – все! Понимаете? Они потом всех своих учителей с вами сравнивать будут…
– А ведь точно, – вдруг поддержал Герман, – я на своего первого учителя до сих пор оглядываюсь: а как бы он сказал?
– Алевтина Степановна, – поморщился Медведков, – мы что, на педсовете?
Старушка смутилась, хотела сесть, но пересилила это свое смущение и опять заговорила:
– Мне ведь в такой домашней обстановке поговорить с Нелли Семеновной уже не удастся, поэтому, простите, я и воспользовалась случаем.
– Да надо ли вообще об этом говорить? – Медведков в упор разглядывал старую учительницу.
– Надо, уважаемый Павел Иванович, – Алевтина Степановна тихо опустилась на свое место. – К сожалению, сейчас все больше принято говорить о достижениях и победах, а вот как бы нам за громкими словами человека не проглядеть…
– А я вот с этим в корне не согласен. – Медведков взял рюмку и поднялся. – В корне! Это что же такое получается, Алевтина Степановна? Мы Басовым квартиру со всеми хозяйственными постройками, а руководитель школы призывает хозяйку святым воздухом питаться? Нет уж! Мы ходим по земле, а не витаем где-то там… И пример с Нелли Семеновны первоклашки могут смело брать. Она у нас и пропагандист, и член «Комсомольского прожектора» лесопункта, и газету выпускать помогает… Это вам, Алевтина Степановна, о чем-нибудь говорит? – Медведков остро глянул на директора школы зелеными глазами.
– Мы, к сожалению, о разных вещах говорим с вами, Павел Иванович, – тихо, но твердо ответила Алевтина Степановна.
Первый год молодые прожили в общем-то хорошо. Почти весь он ушел на какие-то приобретения, как-то по-особенному объединявшие и роднившие их. Например, решили они купить современный хороший холодильник, взамен подаренного на свадьбе родителями Володи «Саратова». Около недели только и говорили об этом холодильнике, гадали, когда они со склада поступят в магазин, и вот, наконец, поступили. Сидели на кухне и вместе отсчитывали двести семьдесят пять рублей. Потом Нелли еще раз пересчитала деньги и бережно спрятала в свою сумочку. Потом сидели на этой же кухне и любовно разглядывали новый холодильник, как-то очень уж уютно и прочно занявший правый передний угол. Не считая кровати и полированной тумбочки, это была их первая серьезная покупка, и они как дети радовались ей. Однако – недолго. На следующий день прибежала свекровка, с порога шумно и не совсем внятно зачастив:
– Это вы что же такое делаете? Это вы почто деньгами-то сорите? Они у вас что, под ногами валяются, что ли?
Еще с памятного дня знакомства Нелли поняла, что открытого боя с матерью Володи не избежать, и сейчас решила, что время для боя пришло.
– Феодосия Никитична, здравствуйте, – сказала она намеренно громко и твердо.
– Дравствуй, дравствуй, невестушка, дравствуй, ненаглядная наша…
– Вы бы прошли да сели, – перебила ее льстивую невнятицу Нелли.
– А нам некогда рассиживать, некогда, некогда… Это ученые могут сидеть, а нам ить работать надо, спину гнуть, нам зарплата никака не идет. У нас и скотина, у нас и птица, а помощи ниоткуда нет, никто с нами жить не хочет – како уж тут сиденье…
Свекровка приняла вызов на бой, припомнив невестке, что она, учителка, не «схотела» после свадьбы пойти в их дом, предпочла ютиться в одной комнатенке, лишь бы басовскую скотину не обихаживать да самой в доме хозяйкой быть.
– Как хотите, Феодосия Никитична… А холодильник мы не украли, на свои собственные деньги купили. На свои, Феодосия Никитична. А раз они свои, то мы и делаем с ними все, что нам хочется… Вот, новый холодильник купили, – Нелли любовно огладила его ладонью. – Володе, как передовику производства, один из пяти выделили.
– А той, старый, вам что, не холодильник? – не сдавалась свекровь.
– Старый, Феодосия Никитична, он и есть старый. Не сегодня-завтра сломается, и останемся мы вообще без холодильника… Если хотите, забирайте его назад.
– Как это – забирайте?! – опешила свекровь, и ее рябоватое лицо покрылось красными пятнами. – Это подарок вам, а не что-нибудь. Теперь уже и от подарков родительских отказываетесь… Во-он оно куда дело пошло-поехало, и-и-и…
– Никто от подарков не отказывается, не выдумывайте. Просто он вам сейчас может оказаться нужнее, – холодно объяснила Нелли.
– Понятно, понятно, – свекровь поправила полушалок, – нам таперича все как есть понятно, доченька дорогая…
– Извините, – твердо и прямо в глаза свекрови посмотрела Нелли, – у меня еще тетради не проверены.
Дня через два Володя завел разговор о матери. Он только что вернулся с работы, умылся, переоделся и теперь сидел за столом, выложив перед собою крепкие красные руки: она уже успела узнать, что этими руками он на любом морозе ремонтирует свою машину, цепляет трос, отмывает с них мазут обыкновенной соляркой.
– Неля, мама приходила, да?
– Приходила, – насторожилась она.
Вовка хитрить не умел и спросил сразу, в лоб:
– Вы что, поругались с ней? – он старался не смотреть ей в глаза. Сидел в клетчатой рубашке, которую она стирала и гладила вчера, в темно-синем шерстяном трико и ширпотребовских тапочках на босу ногу. Русые тонкие волосы зачесаны на правую сторону и блестят от воды, короткая сильная шея выпирает из ворота рубашки, в покатых плечах угадывается немалая сила. Вроде бы совсем чужой и в то же время такой близкий уже человек. И если что пока и смущает в нем Нелли, так это небольшой курносый нос, словно бы приклеенный с чужого лица, да высоковатый для такого сильного мужчины голос.
– Володя, – она села напротив, взяла его за руку, – послушай меня. Послушай внимательно. Если ты будешь вмешиваться в мои отношения с твоими родителями – мы с тобой жить не будем… Мы разойдемся. Поверь мне, я твоих родителей уважаю и никогда напрасно не обижу. Но не дам в обиду и себя. Я этого и своим родичам не позволяла, и уж тем более не позволю – твоим. И еще одно, чтобы сразу, безо всяких недоразумений в дальнейшем: ты у нас хозяин семьи, ты отвечаешь за материальное обеспечение, благополучие и безопасность… Так? – она улыбнулась и пояснила: – Ну, не дашь же ты меня в обиду какому-нибудь хаму?
Володя в ответ лишь плечами повел, и сразу стало понятно – не только хаму, а и целому миру он ее обидеть не позволит.
– А я, Володя, буду хозяйкой дома. Я буду отвечать за все, что происходит в нашем доме, я буду хранительницей нашего очага и матерью твоих детей… Ты согласен?
Володя вскочил, обнял Нелли за плечи, начал целовать в шею и щеки, и она почувствовала так и не вымытый, так и не выветрившийся до конца запах соляры, перегретого машинного масла и вообще – железа.
– Только, Вовочка уговор, – Нелли осторожно высвободилась из его объятий, – в хозяйство друг друга не лезть, указаний не давать и вообще – не вмешиваться…
– Нел, откуда ты все это знаешь? – удивленно спросил Володя, глядя на нее повлажневшими глазами. – Ты словно уже замужем была.
– Нет, дорогой, ни за каким мужем, кроме тебя, я не была, – серьезно ответила Нелли. – А знаю потому, что достаточно на своих родителей насмотрелась, у которых всю жизнь пыль до потолка была только потому, что они не знали, чем должен заниматься хозяин, а чем хозяйка. И всю жизнь выясняли это…
И впервые Володька задумчиво сказал:
– Нел, ты такая умная у меня… Мне даже как-то не по себе. Я-то в своей жизни только трех умных людей знал: отца, командира части в армии и Медведкова…Ты – четвертая.
Ей это замечание польстило.
Хуже было в школе. Особенно – после комиссии из районо. Проверяющий, лысоватый мужчина в очках с тонкой оправой, посидел на ее уроках, проверил ее конспекты, полистал тетради учеников и на учительском собрании заявил:
– Мы хорошо знаем общий образовательный уровень школы, в которой вот уже двадцать семь лет бессменно работает директором Алевтина Степановна Знамова… Этот уровень достаточно высок и свидетельство тому – две золотые медали выпускникам за прошлый учебный год. Кроме того, вот уже девять лет в вашей школе неизменно самый высокий процент поступающих в высшее учебное заведение. Это – прекрасно! Но, дорогие товарищи учителя, кто стоит на месте, тот вскоре отступит назад. В школу приходят молодые специалисты – наше будущее. Какие они? – инспектор районо не постеснялся уставиться именно на нее, Нелли Семеновну Земляникину. – Ведь от того, какие они, зависит поколение завтрашнего дня: будущие строители, авиаконструкторы, партийные работники, лесозаготовители и даже – космонавты. Да-да, не улыбайтесь, и космонавты тоже. Сегодня еще их единицы, а завтра нам потребуются десятки космонавтов – людей всесторонне и глубоко образованных, культурных… Шутка ли, если вдруг им придется столкнуться в далеком космосе с неведомой цивилизацией, а они окажутся элементарно бескультурными людьми. Видите, дорогие коллеги, как далеко может распространиться влияние обыкновенного учителя. И особенно – учителя начальных классов. Это то звено в нашем просвещении, товарищи, где формируется душа будущего гражданина СССР. Но для этого надо и нашему учителю иметь высокоорганизованную и чуткую душу. А я вот побывал на уроках Земляникиной Нелли Семеновны и, скажу вам, крепко разочарован…
В общем, наговорил этот инспектор семь верст до небес и все лесом. И как-то так получалось, что все от нее требовали: учи лучше, давай больше, еще больше, и никто не интересовался – хочет ли она этого. Слушала инспектора Нелли и раздраженно думала: «Говорить-то о передовых методах и воспитании души ты научился, а вот взял бы и сам попробовал, пример показал. А я бы посмотрела на тебя: в классе чуть ли не сорок человек, и если они даже просто все вместе вздохнут – тетради с учительского стола полетят. А если по слову скажут? А если Коля Петушков в ударе будет?.. И вообще я на учителя училась четыре года, а не на школьного надзирателя… И вообще…»
После этого разговора Нелли окончательно решила, что школа – не ее дело.
– Ну и как твой Герман? – после новоселья спросила Нелли забежавшую к ней Светлану.
– Герман? – удивилась Светлана. – С каких это пор он мой?
– Но он же провожал тебя вчера?
– Меня проводил Медведков.
– Павел Иванович? – не поверила Нелли.
– Да, Павел Иванович! – с вызовом ответила Светлана. – Что в этом особенного?
– Ничего, разумеется, кроме того, что он женатый человек, отец двух детей и вообще…
– Ну, договаривай, – усмехнулась Светлана.
– Он же старый уже!
– Кто – Медведков?!
– Ну а кто же еще…
– Какой же он старый, если всего на пять лет твоего Володьки старше? Но это я так, к слову… Нам же с ним по пути. Дошли до дома, постояли у калитки, о тебе с Володькой поговорили да и разошлись. – Светка зевнула, а зевать ей в этот момент не хотелось – это Нелли хорошо почувствовала.
– А чего о нас говорить? – притворно удивилась она.
– Да так, какие вы ладные-складные… Ой, да кончаем этот базар! – занервничала Светлана. – Больше говорить не о чем? Как вы на новом-то месте?
– Нормально… Вот мерзнем немного.
Так выстудили хату вчера: взад-вперед сколько носились.
– Ну, а Герман что? – вновь спросила Нелли.
– Что – Герман? – явно растерялась Светлана. – Что ты ко мне с ним прицепилась, как репей к заднице?
– Просто интересно…
– Сама же говорила, что он Вася, а не Герман…
– Говорила.
– Что тогда привязалась с ним?
– Молодой. Холостяк… Опять же – в начальниках ходит. И ты – молодая. – Нелли засмеялась. – Вся из себя такая интересная. Вот бы вам…
– Конча-ай! – перебила Светлана. – Я мужиков, пришибленных из-за угла пыльным мешком, не люблю… Хочешь, сама за него выходи. Ты тоже еще не старая.
– Я уже вышла.
– Слушай, – вдруг оживилась Светлана, – ты же его не любила? Помнишь, сама мне про блондина рассказывала? Ну и как вот теперь? Полюбила, что ли?
Да, в долгу Светка оставаться не любила и ударила сейчас по самому больному. Что она может ей ответить, если и сама пока ничего не знает, чувства своего к Володе определить не умеет. Конечно, он славный, добрый, покладистый, разве можно такого не уважать? Но вот любить… Любить?.. Кто его знает. Того, блондина проклятого, она любила. Знает это точно…
– Привыкла к нему, – обмякла Нелли, и глаза у нее затуманились, – уважаю его… Уважаю, как старшего брата, – она всхлипнула, – даже сильнее, наверное, – всхлипнула еще раз и вдруг расплакалась, вжимаясь горячими щеками в ладони.
– Нелк, ты чего? – удивленная Светлана подсела к ней на диван, обняла за плечи и неожиданно для себя тоже всхлипнула. – А я, Нел, ой, дура я, дура, кажется, втюрилась в этого Медведкова, втюрилась – и все тут! По самые уши, Нел, как распоследняя дурочка…
– Да ты что! – испуганно выдохнула Нелли, мгновенно забывая и о своих слезах, и об их причине. – Све-етка, с ума сошла, что ли? Ведь он женаты-ый…
– Знаю, – мотала растрепанной головой Светка, – все знаю, а люблю его…
Последним рейсом на верхний склад с Володей увязался Васька Соломатин, до этого три дня гужевавший в поселке. Взъерошенный, с темными полукружьями под глазами и постоянно пересыхающими губами, от каждого толчка машины Васька страдальчески морщился и хватался за голову. Мятая-перемятая кроличья шапка то и дело падала ему на колени, обнажая лысую Васькину голову. Басов смотрел, смотрел на него и не выдержал:
– Эх, Васька, как же ты сам себя ухайдакал… Другой бы и врага пожалел, до такой страсти не стал доводить, а ты себя не жалеешь…
Васька молчал, с тоской поглядывая на пробегающие за окном ленивые таежные версты.
– Этак ты, ёшкин, опять под гусеницы трактора угодишь, – ворчал Володя. – Уж лучше сидел бы в поселке, пока не оклемаешься.
– Деньги кончились, – угрюмо ответил Васька. – Даже на похмелку не осталось, вот и маюсь… А у ваших поселковых зимою снега со двора не выпросишь – жлобы несчастные… Аванс тоже не дали, хотя у меня законных семьдесят пять рублей наработано.
Машина пошла на подъем, грузно переваливаясь из одной колеи в другую, двигатель натужно взревел, выбросив облако отработанных газов. Медленно поплыли навстречу обдерганные ветрами пихточки, цепко раскорячившиеся корнями по каменистой почве.
– Ну и правильно, что не дали, – сказал Басов. – На верхнем складе работать некому, а ты в поселке прохлаждаешься.
– Я до этого полтора месяца без выходных вкалывал – ни людей, ни зверей не видел. Хочешь, попробуй сам так повкалывать… Никто не хочет. Это одни только бичи, типа меня, могут жить в грязном вагончике, месяцами спать без простынь, три раза в день давиться перловым супом и взамен ничего не просить, а еще и кубометры выдавать… Из школьных учебников это тебе ничего не напоминает? А мне вот напоминает, и очень!
– Ишь ты, ожил, – улыбнулся Володя.
– С вами оживешь…
– Слушай, Вася, а ты о своей прошлой жизни не жалеешь?
Соломатин молчал, отвернувшись к окну.
– Вот ты корреспондентом в газете работал, семья у тебя, говорят, была, а значит и дом, и друзья, и родные там разные – и вот ты, ёшкин, ни о чем этом не жалеешь?
– Кончай, шеф, душу травить, – сердито буркнул Васька, – она и так у меня вконец отравленная… Жалел бы, – после паузы добавил он, – назад вернулся, а я не хочу.
– Почему, Вась?
– По кочану… Жена у меня скурвилась, понял! А тут на работе этой самой, корреспондентской, видишь одно, а писать надо другое… Надоела мне вся эта курвёзность – дома и на работе, до жути надоела… Вот и бросил. Надька в больницу приезжала, передачи возила, вернуться просила, а я как в ее сучьи глаза гляну – с души меня воротит! Я все ее передачи соседям раздавал…
– Это от водки всё, Вася, – твердо решил Володя. – Пил бы поменьше – и все было бы у тебя как у людей.
