скачать книгу бесплатно
– Меня убили…
– Что?!
– Меня убили…
– Кто, кто тебя убил?
– Ты…
– Я? Ты в своём уме? Он – псих. Точно, больной. Надо кого-нибудь, позови там охрану, ещё покусает…
– Ой, сейчас, бегу…
Верочка застучала по паркету и протиснулась в дверь.
– Ну всё хорошо, сейчас врач придёт. Так кто тебя убил?
– Не помнишь? Ты… в бане, в селе нашем, – парнишка говорил на удивление понятно. Он поднял лицо и пристально стал смотреть в глаза Анатолию Дмитриевичу. Теперь Соболев его узнал…
– Ты-ы-ы… Но как? Жив, значит, остался… Это ты пожалеешь ещё. А сюда пришёл зачем? Пожалеть тебя, может, урод? Беги лучше, прячься в самую дальнюю нору и не высовывайся никогда. Иначе тебя найдут и сделают так, чтобы тебя больше никто не нашёл. Понял? Пошёл вон. Будем считать, что я тебя не видел. Так и быть. Или ты думаешь, что на меня можно надавить? Может, ты так думаешь? Ты – жалкое подобие… И человеком тебя назвать-то оскорбительно, обезьяной, и ту жалко. Вон пошёл!!!
Из-за двери показались два охранника.
– Ничего, ребята, ничего. Он сейчас сам выйдет. Правда ведь, выйдешь? Или, все-таки, помочь? Помочь, значит.
Глава вытащил телефон, запутавшись в носовом платке, ключах. Ну всё в одном кармане!
– Слушай сюда, у меня сейчас приём, и ко мне припёрся тот, ну тот, кто нам в бане мешал… Жив, сам удивляюсь. Давай сюда парочку, по-тихому его с заднего входа, и чтоб я его больше никогда не видел. Куда? Куда? Тебе сказать, или сам догадаешься? Всё. Жду. Быстро!
Вечер был испорчен. Анатолий Дмитриевич вышел из-за стола и подошёл к окну. Редкие прохожие. Машина ДПС на перекрёстке. И этот урод в его кабинете. Урод. Выжил. Нормальные люди от гриппа умирают, а в этого – из пяти стволов, в землю закопали, и – жив. Он повернулся и брезгливо посмотрел на парнишку, продолжавшего полулежать на его столе.
– И что ты у меня разлёгся? Ничего, сейчас приедут, разберутся с тобой. Фарш не оживёт. Скажу, чтобы тебя в мясорубке провернули и собакам скормили. Сдохнешь. Ну где ж они так долго? Сколько я терпеть буду эту падаль у себя в кабинете? Всё провонял уж.
Глава нервно взял телефон.
– Ну где вы? Долго я… Подъехали. Поднимайтесь, мешок не забудьте… И чтоб тихо всё было. Тут вам не баня, а Администрация.
В дверь кабинета робко постучали.
– Можно?
– Входите уж.
Вошли четверо. Встали у стены.
– Что встали? Пакуйте.
Они продолжали стоять, не шелохнувшись, вытянулись, руки по швам. Солдаты на посту номер один, знамени не хватало.
– Да… да вы что? Убирайте этого урода. Ну…
Братки не шевелились, а потом тихо открыли дверь и ушли.
– Да вы куда?! Куда вы? Идиоты… Вы что? Да я, я вас!.. – кричал он им в след, выскочив из кабинета. Но они шли, не оборачиваясь. Соболев вернулся, суетливо забегал по кабинету, натыкаясь на стулья, потом скрылся в комнате отдыха. Что-то пил, ругался полушёпотом. Опять звонил и ругался громко.
– Значит, ты так… по-своему… Ладно. Давай по-другому. Я ведь тебя понимаю. Да. Ладно. Там, в бане, мы были неправы. Ошибка вышла. Кто знал, что ты такой вот… Кто знал? Кто знал и послал тебя? А? Кто знал? Тот знал, чем всё закончится. Меня выжить захотели. А ведь могло случиться и по-другому. Значит, не сказки, что про тебя там рассказывали. Ты же мог нас всех там положить. Бойцы – в тебя, ты их – в порошок, ну и меня заодно. Ну ты понял? Мы здесь ни при чём. Слушай, давай на мировую. Ты говори, что тебе надо. Мы весь район, область на уши поставим. Страну! А? Как?
– Ты должен извиниться.
– Да, я извиняюсь. Прости, друг, что так вышло. Я этих вещей-то не знаю. Мы ж все атеистами воспитывались. Мало просвещён. Дай время, исправимся. Давай, говори, что, как. Сделаю, что могу.
– Жить по-человечески, по-правильному, как в Библии.
– По… по… человечески? Да уж пробовали! По-человечески… И церкви ставили и ставим, скоро свободного места не останется – церкви, мечети, синагоги… Ничего ж не меняется. Люди как были скотами, так ими и остались. Им – что икона, что знамя красное – один хрен. Ты пойми, ты сам-то – кто? Кто ты? Святой? Тебя не существует, ты из тех, из дохристианских, из былин языческих. Ты нашего мира не знаешь. У кого ты учился, у попа? А он кем был, поп твой, до перестройки? Небось, партбилет в кармане носил, а сейчас крест нацепил. Хочешь людям помогать, давай. Я тебе могу такое устроить, ты для своих там в селе… Тебя на божничку вознесут… Не буду я это село трогать. Пропади оно пропадом. Оставлю тебе. Ну что, по рукам?
– Я с тобой буду. Где ты, там и я. Мы закон Божий нести будем людям. Закон правды.
– Со мной? Со мной? Ты в своем уме? Как? Какой закон? Его нет нигде. Нигде. Ни в столице, ни в Думе, ни в правительстве, ни в церкви, ни в целом в мире… Нет! Ты понял – нет! А будешь мешаться, путаться под ногами, так на тебя весь наш синод натравят, а надо будет, и люцифера наймут. Ад поднимут. С кем угодно договор подпишут. Подпишут! Кровью!
– Я ухожу. Завтра утром. Попробуем исправить.
– Завтра? Зачем завтра? Завтра мне никак нельзя. У меня губернатор и представитель из Москвы, из аппарата президента, в районе будут. Давай в другой раз начнём? В другой?
Но Слишкомжарко пропал. Когда ушёл? Вот только был, и не стало его.
– О боже, что будет завтра? Что будет? Или это сон?
VII
Утро. Лучше бы оно не наступало. Вечер – тупой, а утро ещё хуже. Какой дурак придумал это, что «утро вечера мудренее»? Поганее. Особенно, когда ночь почти не спал.
Анатолий Соболев был среднего роста, полноватый, даже слегка пухловатый, но без пуза. Крепкий мужик без седин и плеши. Нос слегка крючковат. Глаза большие карие. Взгляд одновременно наглый и в то же время преданный. Это – для начальства. Для подчинённых – всегда гроза. Но ничего приметного, запоминающегося. Чиновник. Русский чиновник. Классический. Обычно он всегда выглядел бодрячком, но только не сегодня. Не помогли ни душ, ни кофе.
Шёл к служебному «мерседесу», как на эшафот. Его ждали на стройке. Там будет губернатор и представитель из Москвы с инвесторами из Европы. Можно было бы не ездить, сославшись на здоровье, стройка не его, всем управляет губернатор Виктор Константинович Базаров. Только отношения с губернатором были давно испорчены и продолжали портиться, каждый из них грёб под себя и делиться ни с кем не хотел. Терпели друг друга. Пока терпели, потому что за каждым из них стояли определённые люди.
Стройка была на территории района, но проку от неё ни для района, ни для него лично не было. Строили какой-то завод, финансировали частью – иностранцы, частью – бюджет. Большей частью – иностранцы, поэтому украсть было тяжело. А предложить свои услуги мешало прикрытие губернатором и контроль сверху. Бестолковая стройка.
Он уже был на месте, когда машины Базарова и представителя со свитой и иностранными инвесторами только подъезжали.
– Успел. Припёрлись ноздря в ноздрю. Не спится им. Ладно. Главное, этого чудовища со мной нет. Представляю, что было бы… Эх, идти надо, мать вашу, – грустно произнёс Анатолий Дмитриевич и глубоко зевнул, но потом нарочито бодро и ласково закричал, выпрыгивая из машины:
– Доброе утро всем! Рад приветствовать!
С ним поздоровались наскоро и тут же прошли на строительство.
– И вам спасибо… – пробурчал он им в след.
– Доброе утро.
– Ты?..
Парнишка стоял перед ним в нелепейшей одежде: светлая рубаха без воротника из грубого холста, подпоясанная верёвочкой, штаны такие же, на голове – гречушник, выцветшая на солнце валяная шапка с небольшими полями, как из музея взятая, а ноги были обуты в лапти.
– Ты откуда такой? Слушай, давай завтра, завтра давай… – засуетился глава, опасаясь, как бы его не увидели рядом с этим языческим «чудовищем».
– Одет ты не по-людски. Всё в галстуки, да кожаная обувь дорогая. Посмотри, как народ ходит, скромно.
– В лаптях, что ли? В том, как ты, пугало огородное?..
– И тебе на землю спуститься надо, чтоб народ власть уважал. Будь прост, как голубь, – не отставал от него парнишка.
Объяснить, как на нём оказалась одежда, близкая к той, во что одет был банник, Анатолий Дмитриевич не смог бы. То ли он сам так оделся, находясь в бессознательном состоянии, то ли его одели, но это точно всё фокусы языческие. Хотя, надо признаться, холщовая мужская рубаха была легка и приятна телу, а ноги вообще блаженствовали, ничего не жало, было легко и свободно. Грудь дышала полно, сердце стучало ровно, в голове под гречушником всё ясно и светло.
«Может, сбежать? – мелькнула трусливая мысль. – Сбежать, пока не поздно, пока не увидели. Потом объяснюсь. Увидят же, или засмеют, или тут же снимут с должности… Сбе-жа-а-ать… А что сбегать-то? Что? От чего? Сколько бегать буду? Марафонец районного розлива. А не побегу. А пущай смотрют заморские гости. Подойду даже… Вот где у меня этот придурок губернатор и вся его братия. И на иностранцев – плевать. Боюсь одних, других гроблю налево и направо. Жить-то когда начну?»
Соболев подтянул веревку на животе и пошёл легкой походкой туда, где в окружении строителей стояли представитель президента, губернатор и инвесторы.
– Анатолий Дмитриевич, хорошо, что вы подошли. Вот, строители просят… не могли бы вы… А что это вы так переоделись? Оригинально так…
Губернатор смотрел на главу района, и глаза его наливались кровью. Иностранцы чуть в стороне пока переговаривались через переводчика с представителем президента и ещё не обратили внимания на экзотическое одеяние чиновника.
– Ты когда успел напялить это? Тыс пугала огородного это снял? Быстро переоденься, если хочешь во главе района остаться… Я сказал, быстро…
– Виктор Константинович… – позвал губернатора москвич. – А что, если нам попробовать упростить задачу, которая встаёт перед районом. Где, кстати, глава?
– А я здесь! – нагло и весело закричал Анатолий Дмитриевич.
– Идите к нам! – позвали его.
– Иду! Бегу! – как-то уж совсем потеряв всякий страх, отозвался он.
Соболев решил расслабиться и наслаждаться. Насиловать ещё не начали, но дело за этим не станет. Кто ему поверит, что он в этом маскараде не виноват? А то, что этот маскарад Базаров воспримет, как попытку подорвать его авторитет, сомнений не было. Когда опубликовали данные декларации об имуществе, то за губернатором числился дачный участок в шесть соток и старый прицеп. Больше ничего. Даже старенького «москвича» не было. Тогда в области все смеялись. Вот пусть теперь посмотрит, как глава района одевается. Кто к народу ближе?
– Вот гер Шнайдер говорит, что рядом замечательный хлеб растёт. А что, если нам использовать местные ресурсы?.. Как вы приоделись-то. Ну прямо, толстовец. Вы не толстовец у нас? – весело спросил его представитель из столицы и позвал иностранцев.
– Смотрите, господа, вот так у нас чиновники ходят. А вы всё: коррупция, коррупция. Похож он на коррупционера? Замечательно смотритесь. Вот наши партнёры спрашивают: «Это настоящее всё?»
– Ну а какое? Пластмассовое, что ли? Настоящее русское. Лён натуральный, а может, конопля. Легко и телу и ногам.
– Конопля, в смысле, марихуана? Этого мне в области только не хватало, – охнул губернатор.
– Конопля, марихуана, канабис. Раньше, между прочим, медали за её выращивание давали и Героев Соцтруда, – уточнил представитель.
– Так это раньше было, а теперь за это срок можно получить, – продолжал настаивать Виктор Константинович.
– И так последнюю рубаху снимаете с народа, а ещё и в кутузку?.. – произнёс районный глава, сам того не желая. Рот сам говорил. Анатолий Дмитриевич хотел было исправить ситуацию и крикнуть: «Не верьте, господа, я так не думаю. Меня заставляют». Но не смог и от того нахмурился. Получилось естественно.
– Что ты мелешь? Тебя про хлеб спрашивают, – забормотал покрасневший от злости губернатор. – Отвечай. Про хлеб…
– А что про хлеб? Хлебушек хорош, цена не меняется, в рот кусок не помещается. Только много не сидели, оттого не потолстели…
– Что ты несёшь? Тебя не про вес спрашивают…
– А что посеёшь, то и принесёшь. Вы там в Европах по гамбургеру цену жизни считаете, а мы тут по борщу. Так вот, в борще неизменными остались только вода, свекла и картошка, да и той – немножко, – Соболев словно частушки пел и остановиться был не в силах.
– Ты специально всё, специально, чтобы меня скинуть. Не получится, они всё равно ни черта по-русски не понимают, а переводчицу я предупредил. Эти ничего не поймут, а ты поймёшь уже сегодня вечером. Уже сегодня. Доехать не успеешь, сволочь, как приказ о твоём увольнении будет, – шептал ему на ухо губернатор.
– Вот, Илья Сергеевич, такие у нас в районе сидят. Гнать, гнать нужно таких… – начал было оправдываться Базаров. – Руки не доходили, но вот теперь, теперь…
– Так вот, когда заводик этот заработает, то у нас в районе только вода в борще останется… – закончил Соболев.
– Это почему? – поинтересовался Илья Сергеевич.
– Да потому что все продукты подорожают, потому что их будет дефицит, а цены взлетят. Вот такая арифметика. Области хорошо. Губернатор рапорты будет слать в Москву про расчудесную жизнь. А что нам достанется? Тута был у нас лесок, а останется пенёк.
Анатолий Дмитриевич говорил, говорил и остановиться не мог. Язык продолжал молоть сам по себе. Как потом объяснить кому-то, что не он эту чушь нёс? Может, правда, когда и думал во хмелю, жалея пенсионеров и других, кто перебивался с хлеба на воду, но это было редко.
– Ну не надо так уж мрачно. Открытие производства выгодно и району. А про взлёт цен надо думать. Всё в наших руках.
Иностранцы с любопытством слушали разговор. Для них было удивительно, что чиновник на более низкой должности так смело разговаривает с губернатором и не боится прямо в глаза говорить представителю президента.
– Проблема, Илья? Этот господин критикует проект? Я понял, на вас, как это, «наехали»? И что теперь с ним будет? Отставка?
– Я бы не смог его уволить, даже если бы захотел. А я и не хочу. Да что он такого сказал, чего бы я не знал? Только вот земля здесь прекрасная, а люди живут плохо, бедно. Почему? Только ли они виноваты? Он ведь не стал по-за углам шептать. Глава района сказал в глаза, напрямую, как есть. Да если мы бы и захотели уволить, всех-то не уволишь. А подхалимов, их везде хватает. Смелых и деловых – мало. А трусливых и лизоблюдов и искать не надо. У вас не так?
– Да так же.
– Удивлён. Я думал, будете отрицать.
– За кого вы меня принимаете? Я ведь – предприниматель, а не политик и не чиновник… Я вашего брата бюрократа тоже недолюбливаю.
– Знаете, я хоть и чиновник, но всё-таки больше эксперт, чем столоначальник. Так что мы с вами по одну сторону баррикад.
Шнайдер подошёл к Анатолию Дмитриевичу и протянул ему руку. Обернувшись, попросил переводчицу перевести:
– Вы – смелый человек. В России действительно меняются люди. Не ожидал, признаюсь, не ожидал. У нас про Россию говорят в СМИ больше негативно: коррупция, режим, обман. Я мало этому верил. Пресса – это бизнес, кто платит…
– Тот и танцует девушку…
– Не понимаю. «Кто платит, тот девушку…»
– У нас так говорят. Поговорка: «Кто платит, тот и танцует девушку».
– Ха-ха-ха, надо запомнить. Хорошо. Если в России есть такие люди, и немаловажно, что в администрации президента к таким людям относятся лояльно, то Россия далеко пойдёт…
Представитель администрации президента широко улыбался и поднимал большой палец руки: «Молодец!»
– Он смеётся и думает так же стандартно, как все политики, – попытался пошутить Шнайдер.
