скачать книгу бесплатно
У Христа за пазухой наблюдения и выводы точнее.
С этими мыслями Благово самым решительным образом вывел себя из купе и свернул налево.
И голову повернул налево, сделав не более трех шагов.
И встретился взглядом с необыкновенным стариком, который, во всяком случае, так показалось, Андрею Сергеевичу, поджидал его именно. Необычность старика заключалась в том, что он самым неестественным образом вращал глазами. Некоторое время сидит спокойно, потом вдруг вытаращит глаза и, помогая всем телом, повернет их по часовой стрелке. Затем снова не шелохнется некоторое время.
Веретено, подумалось нашему герою.
Вот так даются имена и прозвища, подумалось нашему герою.
Однако, если бы не обстоятельства жизни, быть мне насмешником, подумалось нашему герою.
Хотя никакого презрения во мне нет, равно, как и смеха пустого.
Вот так живешь, и не знаешь, может быть, давно уже у тебя за спиной шествует какое-нибудь прозвище или кличка, подумалось нашему герою.
– Далеко путь держите, мамочка-любочка? – поворот глаз.
– Простите? Вы ко мне обращаетесь?
– Вот уж не знаю, кто к кому обращается. Вы уже полчаса стоите как вкопанный и рассматриваете меня, – голос у старика горький и скрипучий как дверь в преисподнюю.
– Полчаса?
– Да уж не меньше, – старик смеется.
Уж лучше бы он не смеялся. В ответ на смех этот в затылок Андрея Сергеевича ударяет ядовитое гусиное шипение.
Однако этот старик – еще тот старик.
Что делать?
Ну, да решено, плыть по течению.
– Да вы входите, не стесняйтесь, вдвоем веселее. Справедливости ради, был у меня попутчик, выбросился минут тридцать тому назад.
– Как выбросился?
– Как нынче выбрасываются с поездов? Пива захотелось. Не мог дождаться станции.
Некрасиво. Очень некрасиво. Не солидно, знаете. Не понимаю таких людей. Нет, не тех, что выпивают. Выпивают все, только некоторые это делают с душком, мамочка-любочка. Подонки. Любят настучать или оговорить. В особенности лакомятся кровью тех простачков, что пьют доблестно, на миру, как говорится. Так вот простачков я как раз не осуждаю, мало того, в известной степени симпатизирую им. В то же время я не перевариваю людей поспешных. Всем хочется своего часа счастья. Разве мне не хочется или вам? И счастье явится. Еще как явится, мамочка-любочка! не сотрешь, но… в назначенный час. Ни минутой раньше, ни минутой позже.
Не раздумывали над этим? Так это же надобно знать! Все беды человечества от торопыг! Эволюции, революции, геноцид, суицид и прочая белиберда.
А прыгать из вагона прежде времени – это не уважать законов мироздания!
– Разбился?
– Упаси Бог! Зачем же ему разбиваться? Справедливости ради, пьяненький он был, это – точно. Однако пьян, да ловок. Есть такие люди. Победители. Я их победителями называю.
Справедливости ради, все мы в какой-то степени победители. Не согласны со мной?
– Даже не знаю.
– Это оттого, что вы молоды. Но это – пройдет, – смех, гусиное шипение в затылке, – Это довольно скоро пройдет. Оглянуться не успеете.
– Все же как-то странно.
– Ничего странного. Вот вы куда следуете?
– До Суглоба.
– Чего вы там забыли?
– Там у меня родственники.
– Ну, это ваше дело. Так вот, мамочка-любочка… как вас звать?
– Андрей.
– В моей молодости поезда даже ход не замедляли, и все мы, ваши ровесники, прыгали. Да как прыгали! И, заметьте, у каждого из нас когда-то это было впервые. Притом, на моей памяти никто ног, рук не ломал, но, справедливости ради, тогда и воздух другой был, и мысли другие.
Мы буквально все стремились. Тем только и жили. И чрезвычайно радовались притом. Радовались всему. Буквально.
Спроси меня сейчас – как ты провел свою юность? отвечу незамедлительно, в радости. И голодали, и болели, и умирали, но жили в радости. Даже уже мертвыми. Что может быть прекраснее?
А в Суглобе вам делать нечего. Вас там сглазят и заговорят, если вообще вы там кого-то найдете.
А, может быть, час счастья уже миновал? Не исключено.
– Почему вы сказали, что мне не нужно в Суглоб??
– А вам что там делать? Вы же молодой человек. Вам расти и летать надобно, мамочка-любочка. А вы что же? На печь? простите великодушно.
– В каком смысле?
– В самом, что ни на есть прямом. В Суглобе же отродясь бездельники, да недоумки жили. А вы не знали? Про Суглоб легенд не счесть. Если в Суглобе, не приведи Господи, загорелась хата, а хозяин, предположим, отдыхает, он, хозяин этот и пальцем не шевельнет, чтобы огонь остановить. Так и будет лежать, покуда не сгорит вместе с хатой. И не пикнет, ибо лениво ему шуметь-то.
– Насколько мне известно, там народ работящий.
– Где? В Суглобе?! Это вы о подземной фабрике?
– Допустим.
– А кто ее видел эту фабрику-то?
– Да, но…
– Оставьте. Нет никакой фабрики. Вред есть – это да. Это – точно. Потому людей оттуда и не выпускают.
– А что за вред?
– Кто же его знает? Может, хворь, может, яд. Так или иначе, не трижды, четырежды подумайте, мамочка-любочка. Как вас звать-то?
– Андрей Сергеевич. Как Тургенева. Только…
– Точно, как Тургенева. Да вы и похожи на него. Вот немного возмужаете, бакенбарды отпустите. Будете вылитый Тургенев…
Еще один библиофил. Не вызывает сомнений тот факт, что их специально собирали для меня.
– Бакенбарды были у Пушкина.
– Да оставьте же вы, наконец, бедного Пушкина. Убили его уже, и еще раз убили, и еще раз убили, и убивать будут до бесконечности. Я говорю о Тургеневе, неужели не понятно?
– Понятно.
– А вы о ком говорите?
– И я – о Тургеневе.
– Так в чем же проблема?
– Не знаю.
– То-то, что не знаете. «Маскарад» читали?
– Читал, кажется.
– Вот ведь как бывает. И, заметьте – подобные события не редкость.
– Наверное.
– Я вам точно говорю. Просто напросто каждый день такое случается. Если взглянуть, как говорится с высоты Каменного гостя. Грустно все это.
– Согласен.
– Так что вы себя, Андрей Сергеевич, поберегите. Тезка такого человека. Это надобно нести. Согласны со мной?
– Наверное.
– Поберегите себя.
– Да, но…
– Что но?
– В каком смысле?
– В наше время соблазнов много. Вот, вы, наверное, уже о девицах подумываете. А знаете, сколько среди них проституток?
– Да нет же… не то совсем…
– А вы меня не стесняйтесь. Разве я молодым не был? Правда, в наше время их было меньше, но…
– Не то, не то.
– Какой вы теплый, однако? Трудно, трудно вам будет.
– Но…
– Ах, да не слушайте вы меня. Я вам только мешаю. Знаю, да поделать с собой ничего не могу. Наступил, знаете ли, скотский возраст, когда требуха моя желает поучать. А с требухой, сами знаете, справиться очень трудно. Далеко путь держите, мамочка-любочка?
Только после этого вопроса Андрей Сергеевич почувствовал, что вновь обретает себя.
Что же это я навертел в себе? подумалось нашему путешественнику.
Передо мной старенький старичок в беспамятстве. Жалкий и безопасный. А я что же?
– Вы не расслышали моего вопроса?
– Какого вопроса?
– Куда следуете, если не секрет?
– Какой же секрет? В Суглоб.
– Я не ослышался, в Суглоб? – переспросил дедушка.
– Не ослышались.
Старик в последний раз вытаращил глаза, и закрыл их. Сквозь его красноватые щели без ресниц просочились слезы.
– Что с вами?
– Ничего.
– Да как же? Разве я не вижу?
– Стыдно.
– Отчего же вам стыдно?
– Завидую вам.
– Вот уж…
– Вот вы, совсем молодой человек, а уже прямиком направляетесь в рай, мамочка-любочка. А я еще не знаю своего распределения.
