Жить запрещено

– А… это, Егор Владимирович никак спят ещё?

– Какой там спят, – ответила Паранья за хозяйку, – чуть свет, нацепил на себя сюртучишко да сапоги одел те, что за утками в речку лазят, и понесло его в старое имение, только там уже быльём всё поросло.

Тимофей удовлетворительным взглядом окинул поме- щение и, поглядев на Екатерину, сказал:

– Вот. Так бы давно, а то сидели там в этой Москве друг друга в чиновничьих креслах подсиживали, как квочки кто вперёд цыплят выведет. В деревне проще, как сам народ, так и вокруг природа всякая – дышится легче. Я чуть больше не- дели побыл там у вас, когда на съезд ездил и то тогда поду- мал: как вы там живёте в такой тесноте? Да и вся ваша го- родская жизнь она – какая-то неправдашняя – перед каждым в струнку тянуться надо. Отец – вон наш, как нас с Иваном не нагибал в ту торговлю да в мастерские всякие, а мы с ним решили своим кумполом по жизни идти. Я лично только и пользуюсь верстаком сапожным, потому как сапоги часто приходится ремонтировать. Если у вас Екатерина Дмитриев- на вдруг возникнет надобность в ремонте ботиночек ваших – милости просим, для меня это не в тягость будет.

Катя в отличие от Егора Владимировича относилась к Ти- мофею с какой-то опаской. Может быть от того, что на подсоз- нании присутствовало устойчивое чувство страха, которое у неё поселилось в душе ещё в Москве, когда в дом вламывались вооружённые люди с красными повязками на рукаве и шапке, а перед этим стучали в дверь прикладами винтовок и матери- лись нецензурно. Иногда приходили матросы: пьяные, с пере- кошенными харями и с тем же сквернословием в своих речах; только уйдут одни – за ними явились в английских френчах, и пойми, кто и за кого ратует. Каждый раз спасало лишь то, что Егор Владимирович являлся служащим в Московском город- ском Совете рабоче-крестьянских депутатов. Но тот страх, тех

роковых минут переживаний остался в душе у Кати, и внутрен- не она ассоциировала личность Тимофея с теми – с повязками на рукавах. Помимо её воли в ней возникал протест и нереши- тельность перед ним, что приводило к неприязни. Разумеется, что Тимофей по своей сущности – как человек к тому же дере- венский был далёк от тех «Стражей нового порядка» в городе в лице погромщиков и искателей на ком бы, если не поживиться, то зло согнать. Немного ещё постояв для приличия, понимая, что Екатерина разговор продолжать с ним желания не имеет, Тимофей распрощался и покинул дом, тихо прикрыв за собой дверь. В прошлом – ещё до революции: семья Гончаровых, а в летнюю пору приезжавшая в деревню и молодая семья Чига- рёвых среди жителей деревни пользовались уважением и хо- рошим отношением к ним, именно это и стало причиной их переселения сюда из Москвы. Егор Чигарёв был родом из Пе- тербурга, где и жили его родители, о судьбе которых он не ве- дал уже второй год. Когда-то он был направлен на службу в Москву, где и познакомился с Екатериной Гончаровой. Вскоре состоялась свадьба, а в одиннадцатом году появился на свет первый ребёнок – девочка, которой дали имя Полина; через четыре года родилась снова дочь – Фросей назвали, а в шест- надцатом году – Ванечка родился. Егор Владимирович успешно исполнял службу в городском совете в должности коллежского советника шестого класса табеля о рангах, и казалось, что се- мейному счастью не видно конца. По сути, они оба – хотя и яв- лялись представителями дворянского сословия, а Екатерина к тому же ещё и из графской ветви Гончаровых, были они по жизни обычными городскими обывателями, а таким людям всегда было гораздо тяжелее переносить невзгоды всяких смут. Это одно и то же, что выращенную в тепле и ласке ком- натную собачку вдруг выбросить на улицу да ещё в стужу – жить ей от силы несколько дней, а бродячие собаки припеваю- чи живут годами.

Перебравшись в деревню, с каждым прожитым днём в душе смиряясь со своей участью, постепенно привыкали к той жизни, какой жили все в округе. По весне в Вяжичках в который уже раз крестьяне вновь делили землю: на каждого хозяина с хозяйкой – плюс на едоков с детьми и стариками. Земельный надел был выделен и семье Егора Чигарёва. По старой привычке, не считая это в тягость, хором и помогали, обрабатывать сей выделенный надел, учитывая то, что мо- лодые вряд ли понимают что-то в этом деле, тем более тре- буется ещё умение, хотя бы править лошадьми. В девятна- дцатом году – весной, как-то Егор Владимирович поехал в Калугу, а когда вернулся домой – заявил, что ему предложи- ли там место служащего в городском Совете народных депу- татов. Людей образованных, как и специалистов, катастро- фически у новой власти не хватало. С этого времени он лишь периодами, наскоком, на два-три дня приезжал домой, по- сле чего уезжал на две недели в Калугу. В те сложные вре- мена власть вела упорные бои на всех фронтах Гражданской войны. Иван Судариков находился где-то там – на переднем плане борьбы за власть. О нём вот уже год как не было ни слуху, ни духу. И лишь случайно Тимофей узнал, будучи в Ка- луге уже в двадцатом году, что брат его в то время находился на польском фронте в армии Тухачевского, воюя против так называемых белополяков. Тимофей продолжал возглавлять теперь уже Сельский совет, и в том же году надумал женить- ся. Как высказала Паранья своё мнение в разговоре с Екате- риной Дмитриевной о достоинствах невесты Тимофея: «Див- чина – красавица, каких ещё свет не видывал!..», на это вы- сказывание Катя лишь скептически улыбнулась, ничего так и не сказав в ответ. Семнадцатилетняя невеста, у которой имя было Арина, по праву считалась одной из красивых девушек в деревне, а Тимоха на неё глаз давно положил, когда она ещё девчонкой бегала по деревне. Всё ждал, когда подрас-

тёт и, наконец, дождался – заслали сватов. Хотя и был он комсомольцем, но пришлось под венец идти на благослов- ление к батюшке в свою захудалую церковь иначе – ни не- веста, ни её родители по-другому не соглашались. Неприми- римая борьба с религией предстояла ещё впереди, так – что Тимофею повезло в этом плане – успеть обвенчаться с краса- вицей женой Ариной Осиповной. Одного лишь Тимофей не мог знать, что судьба ему отмерила довольно малый срок наслаждаться этой красотой. В тот памятный свадебный день: вначале обвенчавшись в церкви, после пройдя к сель- совету внесли запись в книгу бракосочетаний, и Арина Оси- повна с того дня стала Судариковой.

Ещё в начале того же года, а если быть точнее – двадца- того января Екатерина Дмитриевна родила дочь, которую назвали чисто греческим именем – Лена, которая в даль- нейшем станет одной из главных героинь нашего рассказа. Эти маленькие радости в деревне будут в конце года с лих- вой покрыты большой печалью.

Ещё год назад в январе девятнадцатого вышел Декрет о продразвёрстке, который предусматривал изъятие излишков продовольствия у населения. Вскоре на железнодорожной станции Барятинск был создан пункт по сбору продовольст- вия и в основном хлебных запасов для отправки в Петроград и в остальные голодающие города Советской России. Стан- ция Барятинск как никакая другая подходила для пункта сбо- ра продовольствия: там существовали склады и даже под- земные холодильные хранилища, созданные ещё царским правительством в 1903 году. Со всей округи обозами прод- отрядов свозилось продовольствие на станцию, затем фор- мировался состав и отправлялся по назначению туда, куда отстукивала телеграфная лента из Москвы. В ноябре двадца- того, подлечив в госпитале ранение в бедро, опираясь на па- лочку, приехал в деревню Иван Васильевич Судариков. Пункт

сбора продовольствия нуждался в хорошей организации от- правки, потому сюда продолжали присылать всё больше пре- данных партии людей, одним из которых и был Иван. В день его прибытия, прежде чем отправиться в Барятинск уже вече- ром сидя за столом с Тимофеем за рюмкой водки полушёпо- том Иван рассказывал, как ему чудом удалось избежать – если не гибели, то пленения в той проклятой Польше, куда Туха- чевский с пылу жару завёл армию в капкан под Варшавой. Лишь ранение накануне и отправка в Советскую Россию спасли его от той участи, которой подверглись тысячи крас- ноармейцев и командиров. Тимофей болезненно и близко к сердцу воспринял рассказ брата, возмущаясь поражением Красной армии в Польше.

А уже на следующий день оба отбыли на станцию Баря- тинск. Последующие дни декабря Иван хромая торопливо скакал по платформам у железнодорожных путей, помогая брату, который был назначен комиссаром по продовольствию складов на стации Барятинск – формировать и отправлять со- ставы с продовольствием. На одном из составов поезда с продовольствием начальником на правах комиссара сопро- вождения отправился Тимофей, в команду которого вошли в основном активисты и комсомольцы из Вяжичек. Состав был особой важности, потому как продовольствие предназнача- лось городу Петрограду и в телеграфной ленте из Москвы строго предупреждали: «Доставить любой ценой!»

Прощаясь на перроне с братом Тимофей, словно пред- чувствуя что-то недоброе и с тоской глядя куда-то в сторону – на опушку дальнего леса избегая встретиться взглядом с бра- том, внутренним голосом сказал ему:

– Арина через два месяца рожать будет, если что при- смотри за ними. Вдруг не вернусь, не оставляй их в беде…

– Да брось ты Тимоха беду накликивать! – сказал Иван, – вернётесь, куда вы денетесь! Ещё и сельхозинвентаря приве-

зёте с Путиловского завода, к весне как раз, кстати, будет – в особенности в коммунах.

На заявление брата Тимофей через силу улыбнулся, про- тянул руку, второй обнял брата и всё-таки высказал до конца то, что чувствовал в душе:

– Да нет брат, сердце редко обманывает – такой тоски в душе у меня ещё никогда в жизни не было. Ну ладно, будь что будет, прощай Иван. Не забывай за моих.

– Обещаю. Она у тебя славная жена. Возвращайся Тимо- фей!

Пробуксовывая колёсами паровоз уже тянул состав, Ти- мофей уже на ходу запрыгнул в открытые двери «Столыпин- ского» вагона, ладонью ещё раз помахал брату, опёрся пле- чом на открытую створку двери и ещё долго стоял так и гля- дел на удаляющиеся строения станции, словно прощаясь на- всегда с ними.

Предчувствие Тимофея не обмануло. Продовольствен- ный поезд был остановлен в дороге среди глухого леса. В коротком бою из-за большого неравенства сил в пере- стрелке погибли почти все, кто сопровождал и охранял со- став, в том числе и Тимофей. Его уже раненного нападавшие бандиты взяли и подтащили к паровозу, затем прислонили спиной к нему и расстреляли. Продовольствие из вагонов телегами вывезли в лес, а сам состав подожгли. В те смутные времена грабить поезда – не только продовольственные, но и пассажирские к тому – же убивать сопровождающих, было широко распространено по всем направлениям Российских железных дорог. Есть вещи, которые не могут рассматри- ваться иначе как бандитизм высшей категории. Если тебе не нравится Советская власть, и ты её объявляешь своим врагом

– бери в руки оружие и иди честно, как умеешь – воюй про- тив неё! Но не прячься по лесам, не стреляй из-за угла в спи- ну и как последний грабитель, выходящий на шлях с кисте-

нём не грабь поезда с продовольствием, которое предна- значено для того чтобы накормить голодных детей и не дать им умереть с голоду. Не зарься на побрякушки, отнимая их у мирных граждан которые едут в поезде ради того чтобы ук- рыться от произвола и насилия или найти себе приют. Бан- дит – какую бы он не нацепил цветом повязку на рукав и шапку – как бы он не рядился и не прикрывался лозунгами – всегда останется бандитом. И ровным счётом не имеет ника- кого значения, по какую из сторон баррикады он находится: за красных он, или за белых.

Минули всего сутки, как тишайшие Вяжички огласились женским воем и плачем. Хрупкий мир деревенской жизни был взорван непоправимым горем:

– Убили-и-и…! Родненьких сыночков…! Изверги окаян- ные-е-е…! Глумились над вами раздёрганными и раздетыми донага! Будь вы прокляты по десятое колено! Сколько моло- дых душенек загубили, душегубы вы проклятые!

Все жители деревни – от мало до велика, выйдя на сере- дину улиц, голосили и причитали. Спустя ещё день: со стороны Барятинска подошёл и остановился напротив Вяжичек паровоз с одной открытой платформой, на которой лежали рядком прикрытые парусиновым пологом мёртвые все девять человек молодых и таких здоровых парней. Погибли все Тимофеевы активисты и первые комсомольцы вместе со своим вожаком, а на следующий день состоялись похороны погибших.

В конце зимы – уже наступившего двадцать первого го- да, а если быть совсем точным, то и число двадцать первое февраля – Арина родила мальчика. Эта цифра: «21» станет роковой для новорождённого, которого назовут Павликом. Дойдя до финала нашего рассказа, мы обязательно заострим наше внимание на этой цифре, казалось бы – суеверной примете; но веришь ты в это или нет – факты зачастую гово- рят сами за себя.

Екатерина Дмитриевна трагическую новость гибели од- носельчан и самого Тимофея встретила с особой болью в сердце. Годовалая её дочь Леночка не слазила у неё с рук: но- ся её по дому мысли, постоянно возвращались туда, в тот прошлый день их приезда, когда к ним пожаловал Тимофей. Теперь она осуждала и раскаивалась за ту холодность к нему, которой она его тогда встретила в своём доме. Если в то вре- мя он ей казался чем-то сродни с теми московскими вершите- лями власти, порой мало отличавшиеся от тех, которые вы- скочив из леса, напали на продовольственный поезд, то сей- час предстал в образе агнца на заклание. Порой неосознанно думая о нём и о его такой ещё совсем молоденькой жене Катя начинала плакать. Пришедшая навязчивая мысль о дружбе Тимофея с её мужем и то, что именно Тимофей способствовал их благополучному переселению в деревню, а после обуст- ройству: от этой мысли, чувствуя какую-то неблагодарность со своей стороны, она начинала плакать уже навзрыд. Вошедшая в комнату Паранья, оторопело став у порога с явным недо- умением смотрела на плачущую хозяйку, мысленно переби- рая в своей голове и ища этому причину.

– Голубушка вы моя, – ласково спрашивала она Екатери- ну Дмитриевну, – никак обидел вас кто? Зачем столько слёз, от них только морщинки на вашем красивом личике появят- ся. Успокойтесь Катенька, если можете, поделитесь своей бедой со мною, гляди и помогу вам в чём-то.

– Не во мне дело Паранья Михайловна; по Тимофею я плачу, жаль его – как родного, а почему и сама не знаю. Сто- ит перед глазами как живой и мне каждый раз кажется, что с укором смотрит на меня.

– Мне Катенька их всех жаль, а Тимофея в особенности. Но что поделаешь – с того света не возвращаются, царство им небесное страдальцам. Завтра суббота: я побуду с Леноч- кой, а ты Катенька сходи в церковь, помолись за него убиён-

ного поставь свечечки за упокой души его грешной, закажи батюшке поминальную молитву по нему, гляди и полегчает – на душе-то. Арина-то бедненькая и жить ещё не жила вчера сама в куклы играла и уже вдова. Ты Катенька, как будешь возвращаться с богослужения зайди к ней голубушка. Оно – горе-то женское, к тому же когда ещё и в одиночестве всегда тяжестью на сердце давит. Зайди к ней. С тебя не убудет, а вам обоим, может и легче от этой встречи на душе станет. Ей – страдалице- то… – Ой! как тяжело сейчас, да ещё и с младенцем на руках!

На отшибе деревни чуть в стороне от остальной части до- мов стоял домик, в который совсем недавно поселился Тимо- фей со своей молодой женой. Сейчас там проживала Арина с грудным ребёнком. В родительский дом она пока что решила не возвращаться. Дивное сияние той тихой радости под кры- шей собственного дома и семейного счастья рухнуло в одноча- сье, как хрупкий снежный наст на ветках ёлки; на смену пришла печаль одиночества и неизвестность покрытого в тумане буду- щего. От всего того горя, которое разом навалилось на её мо- лодые плечи ей свет был не мил, а тут ежедневно, кто-нибудь да заявится из деревенских жителей. Вот и сегодня перед обе- дом заходила Екатерина Дмитриевна: посидели молча, так и не найдя тех слов успокоения друг для друга; после распрощались испытывая неловкость и Катя ушла; а вскорости и Иван Василь- евич пришёл. Арина продолжала обращаться к нему по имени и отчеству: прежде всего усматривая в нём представителя се- годняшней власти, к тому же ей он казался не по возрасту сво- ей молодости каким-то намного старше её самой.

Минуло несколько дней, как однажды с улицы донёсся лошадиный храп: Арина, выглянув в окно, увидела подъе- хавший ко двору дилижанс, из которого не торопясь, слез Иван: на подводе остались сидеть ещё двое красноармейцев в будёновках и при оружии, один из которых подал Ивану

Васильевичу трость вслед за ней рюкзак, наполненный до половины чем-то. После этого красноармейцы, спрыгнув на землю стали прохаживаться по-над забором разминая ноги. Иван Васильевич, всё так же хромая на ногу и опираясь на палочку, не торопясь направился к дому. Рана в бедре давно уже зажила, но при ранении был задет седалищный нерв и как сказал хирург делавший операцию, хромать ему придёт- ся долго, возможно до двух лет.

Арина в это время стояла у окна, качая на руках сына, и пристально глядела на идущего по двору в дом Ивана: сей- час она по какой-то непонятной даже для неё самой причине с затаённым интересом совсем иными глазами смотрела на него. Откуда-то взявшаяся промелькнула мысль: «Как люди быстро меняются… такой же недавно деревенский парень, а сейчас и не скажешь: благородный и учтивый и скорей всего ещё и храбрый, как мой Тимофей… – немного запнувшись на этой мысли, закончила её, словно поводя итог, – разве мо- жет быть иначе – они ведь родные братья!».

Войдя в дом, Иван поздоровался, немного смущаясь мо- лодой девушки, прошёл к столу и, водрузив на него рюкзак, сказал:

– Здесь продукты вам. Ты Арина Осиповна, – обратился он к ней как к старшей по возрасту или по положению, – кормящая мать, потому должна хорошо питаться. Не поду- май, что продукты незаконно добытые, я от своего усиленно- го пайка собирал, мне, как ещё не излечившемуся полностью от ранения – комиссаром по продовольствию назначен уси- ленный паёк, а мне этого много.

Снял с себя кожаное пальто на овчине, повертел в руках не находя куда повесить кинул на рядом стоявший топчан и на него же усевшись, продолжил:

– Как ты тут в одиночестве да ещё на отшибе… не страш- но одной-то?

– Кому я нужна, тот, кто нужен им был… – они уже его забрали, а я так… вроде есть, а может быть, меня и нет уже вовсе!

– Ну что ты такое говоришь!.. у тебя Арина, ещё жизнь вся впереди. Ты думаешь, мне легко? Я, по-видимому, буду клясть себя до конца дней своих за то, что не отдали им пу- лемёт. За несколько дней до этого нам поступила информа- ция, что на базу в Барятинске будет совершено нападение с целью – сжечь всю, вот потому и не дали пулемёт. Тимофей сам настоял на этом, – сказал, что нам он может больше при- годится. Вот и пригодился. Теперь-то я понимаю, что нас как последних идиотов, обвели вокруг пальца. Да, по правде сказать, там и жечь уже нечего было – пустые склады стоят; округу вычистили под метёлку. У крестьян хозяйства захуда- лые… кому управлять и ходить за ним, когда на германском фронте скольких мужиков потеряли. У крестьян на сего- дняшний день – блоха в кармане да вошь за пазухой на ар- кане – вот и всё продовольствие.

– Иван Васильевич давайте я вас чаем из лесных и поле- вых трав напою, а?

– Как-то неудобно, ребята на улице прозябают, а я чаи распивать стану, к тому же времени на это нет, как-нибудь в другой раз. Я вот что хотел сказать тебе Арина; ранее мол- чал, не до разговоров было: Тимофей в последнюю минуту просил меня за тебя с сыном, чтобы не оставлял вас я, он будто наперёд знал всё как будет, очень грустный был, даже слёзы, кажись на глазах поблёскивали. Конечно, возможно позже – ты выйдешь ещё раз замуж на то она жизнь…

– Никого мне не надо, – прервала она Ивана, – и говорить об этом не надо, я запрещаю вам! Я даже слушать подобное отказываюсь! – сказала она громко и со злостью в голосе.

– Прости, если сказал что не так, наверное – пойду я, ре- бята ждут, – сказал Иван виновато.

– Иван Васильевич вы никак обиделись? Не обращайте на мои слова внимания, поверьте, я вовсе не намеривалась вас обидеть – так вышло. Приезжайте в любое время, я все- гда буду рада вам, у меня-то не так уж и много тех, кто мне дорог на этом свете и вы один из них.

Тот год – год двадцать первый – был первым мирным годом для молодой республики Советов: на её окраинах ещё долгие годы будут греметь выстрелы, а голод в Поволжье и в других районах станет новым испытанием на удержание власти большевиков. Иван Васильевич отозван будет внача- ле в Калугу, затем в Москву; посещать дом Арины возможно- стей практически не станет, иногда, когда это было возмож- но, насобирав продуктов с той скудной служебной пайки, он будет отправлять их Арине. Уже в самом конце двадцать второго года, когда на Дальнем востоке утвердится власть большевиков, и на этом, по сути, будет поставлена жирная точка в окончании Гражданской войны, Иван Васильевич, наконец-то прибудет в Вяжички. Войдёт несмело во двор Арины, оглядывая по сторонам и замечая все не обустроен- ные огрехи, когда во дворе нет хозяина, подойдя к окну, пальцем легонько постучит в окно. Подождав немного под дверью, которая казалось и не заперта, но и отвечала молча- нием: вздохнул тяжко, намериваясь уже направиться к ка- литке, когда, вдруг неожиданно открылась дверь. На пороге стояла Арина, закутанная в шаль.

– Ваня?!.. – удивлённо, назвав впервые его по имени как равного себе, спросила она. Не произнося больше ни слова, уступила дорогу в сенях дома, тем самым приглашая к себе, а он, как и в прошлые разы, будто подросток на первом сви- дании: смутился, растерялся и даже забыл поздороваться, что сделал поспешно, войдя уже в дом. Немного придя в се- бя, Иван первое, что отметило его сознание – это отсутствие равнодушия в голосе Арины. Человеческие отношения порой

претерпевают многие преграды ими же и созданные. Зачас- тую, хотели-то – как лучше, а получилось всё не так как надо.

– Ну как вы тут жили без меня такое долгое и трудное время? – спросил Иван, словно явившийся муж домой после долгой отлучки.

От этих, им произнесённых слов, Арина улыбнулась: приветливым умилительным взглядом посмотрела на него, зардевшись, с пунцовым жаром на щеках выдавила через силу свои слова:

– Как долго пришлось ждать тебя Ваня!.. думала, что уже никогда и не приедешь к нам.

– Ну, вот ещё сказала, как это не приедешь? мне-то больше и ехать кроме вас не к кому. Выходит – ты так сама и живёшь?.. – спросил он, пристально вглядываясь в её лицо.

– Я же ещё в тот раз сказала, зачем об этом говорить лишне. Ты не стой посреди дома, а то я совсем растерялась, даже пригласить по-человечески не умею, проходи, разде- вайся, не говорю тебе – будь как дома, потому как я надеюсь

– этот дом будет таким же твоим, как и моим.

– А где же мой племянник? – спросил Иван, заглядывая в проём соседней комнаты: там – на кровати, посапывая носи- ком, спал Павлик, которому через два месяца должно ис- полниться два годика.

– Немного простыл, бегая во дворе, даже температура тела вчера была, сегодня кажись, немного лучше будет, – сказала Арина.

Какое-то время, оба стояли плечом к плечу на пороге дверей в соседнюю комнату и смотрели на спящего малыша. Иван вдруг резко повернулся всем корпусом к Арине, взяв её руку в свою ладонь, сказал:

– Будет лучше Арина, если ты станешь моей женой. Если ты Арина, не согласна по какой-то причине…

– Не продолжай дальше, прошу тебя, – прервала она его,

– я тебе давно об этом не один раз намекала, а ты словно и не замечал моих слов…

* * *

Окончание Гражданской войны, как бы подводило итог всей той «революции» семнадцатого года; а если говорить более подходящими терминами определяя данное событие, то назовём это большевицким переворотом и насильствен- ным захватом власти. В отличие от самой верховной власти в лице лидеров партии большевиков и их вождей, которые вряд ли сами верили в то, что обещали народу, наши герои романа относились к той огромной части народа, которые искренне верили в светлые идеалы коммунизма, отдавая, не раздумывая свои жизни за это. На смену одной революции – политической – последовали, как из рога изобилия дополне- ния всякие к ней: непримиримая борьба с церковью и со священнослужителями, высылка из страны деятелей науки и культуры, а вслед за этим грянула сексуальная революция. Продолжалась эта вакханалия почти десятилетие и лишь в двадцать девятом году уже Сталин решил положить этому конец. События её и результаты были в последующие годы, вплоть до конца второго тысячелетия строго засекречены. Приведя несколько примеров, почерпнутых из печати дней уже современных, где немногим авторам удалось по крупи- цам восстановить то, о чём власть предпочитала молчать. Некоторые высказывания лидеров партии большевиков, из которых мы воочию можем сделать вывод, кто стоял у вла- сти, чего они стоили, и что из себя представляли. Из всего этого можно сделать вывод – кто они были на самом деле – эти так называемые – «Вожди». Главными идеологами сек-