скачать книгу бесплатно
Люблю я чай,
Сомнений нет,
Его я крепко уважаю,
Когда заварят мне чифирь,
Я сахар в чай не добавляю,
Я добавляю чуть вина,
И, может быть, немного горя,
Когда я чай допью до дна,
Я стану вдруг сама собою.
Чай из мух
Сегодня я пью чай из мух,
Заварка лучше, чем отвар,
А мух не видно наверху,
Лишь одна муха лапкой вверх.
Заварка эта хороша,
Когда болит твоя душа,
Не постная заварка,
А с сахарком – прекрасна.
По осени ее творят,
Чтоб меньше было мух в домах,
На белых подоконниках,
Но в чашечках фарфоровых.
Я с подоконника беру,
Один готовый экземпляр,
И через ситечко его,
Я добавляю в лучший чай.
Теперь мой чай почти готов,
Осталось только подождать,
Когда та муха, что с окна,
Взлетит со дна и скажет пить.
Теперь совсем все хорошо,
Мой чай прекрасен от начал,
Я тот философ, что из мух,
Себе придумал карнавал.
Кукса
Кукса – есть такая кружка,
Деревянная подружка,
Из Финляндии пришла,
Корни русским принесла,
Делают из капа —
Дуб, береза, ясень…
В путешествии она,
Очень даже хороша:
Ручка с двумя дырками, —
На ремне подпрыгивает.
Только я скажу, друзья,
Пить вино из ней нельзя,
Сушит сильно дерево,
Когда много выпито.
У самих же, у саам,
Кружка эта есть, как дар,
Дарят на удачу,
Маленькому мальчику.
С ней идет по жизни он,
Соблюдая сей закон —
На ремне подпрыгивает,
Я шагаю весело!
«Мне все – близки, и все – далеки…»
Мне все – близки, и все – далеки,
Я – ухожу, они – кто как:
Все, кто со мной – все одиночки,
Все, кто одни – со мной никак.
И, уходя, я плачу с горя,
И, уходя, я не молчу —
Смешно! Живот болит до колик,
Смешно, как я заразно вру!
Бывать – рукав слегка помятый,
Бывать – расстегнут воротник,
На одного – рюкзак с заплаткой,
На одного – он чуть грубей.
А что любовь? Одна лишь просьба,
А что тоска? Какой-то бред,
Я знаю, что любовь – искусство,
Когда любви нормальной нет.
«Я долго привыкала к одиночеству…»
Я долго привыкала к одиночеству,
Сначала я была всегда одна,
Потом ходила с кем-то, чтоб приблизиться,
Другое одиночество понять.
Когда и с тем, с кем поняла я одиночество,
Намного больше, нежели мое,
Тогда, перекрестившись, вдруг увидела,
Что путь мой к одиночеству далек.
Казалось, по-началу, что не вниду я,
Хоть я одна, но были мы вдвоем —
Как хорошо, что я была невидима,
А тот, кто был со мной, теперь с другой.
И я лобзала старые иконы,
И я хотела до конца понять,
Какие в жизни могут быть законы,
Чтоб жить всю жизнь, не зная всю печаль?
И мне открылось. Я была на даче.
Кроме дворняги, сторож был и я,
Ходили мы на лыжах за дровами,
А чай готовили, как раньше, на углях.
***
Я встретила многих на своем пути: Серегу, который прошел пешком от Питера до Владика, а потом на пенопласте поплыл на Сахалин; Максима, который ходил босиком и ел руками, потому что так приятно; попрошайку, который говорит, что зарабатывает так больше, чем заработал у себя дома; человека, который устроил революцию и разорвал паспорт (половина из них без паспорта), православного буддиста, который принимает на себя все обряды всех религий; тех, кто путешествует с деньгами, но больше нищеброд, чем те, кто путешествует без них – бродяг и менестрелей – да мало ли их! Я не была готова к таким подвигам – я хотела жить обычной размеренной жизнью, ничего не улучшая и не добавляя к ней (я ведь знала — я домашняя), но какой-то внутренний пошаговый инстинкт не давал мне покоя.
Меня бесили эти люди, которые могут ходить спокойно, сытые и довольные — поэтому я стала общаться с зэками — со всем этим сучьим отродьем – потому что я была такой же — как по этапам я ходила из одного федерального округа в другой, из одной республики в другую, с одного острова на другой. Я не знала, что мне делать, когда оказалась на самом краю — на острове Шикотан.
Когда я была маленькая, и мы ехали на дачу — при остановке — в пробке или на светофоре, я начинала плакать. И тогда я выбрала для себя — не останавливаться.
***
Первое, когда я выехала, это было одиночество, дикое, печальное. В том-то и прикол — меня все понимали, но стоило только мне остаться одной, надо мной все начинали смеяться. Я даже вспомнила диссертацию — одиночество, это всего лишь одиночество, и нет в нем ничего такого. Но я так не хотела, не могла. Для меня одиночество было все, оно было смыслом моей жизни, я не представляла себя без него, это — основа основ.
И, если я на какой-то момент вдруг переставала его ощущать, с кем-то пересекаясь подольше, я начинала чувствовать, что умираю. И тогда вот накатывало оно, это грубое, бесперсональное чувство, которое я любила, которое скрывала, и которым вожделела изо дня в день; ведь когда у тебя никого нет, ты-то из себя ничего не представляешь.
***
Менять попутчиков мне было легко. У меня к этому были особые способности, а может даже страсть. Когда я уходила от одного и находила другого, я вкладывалась в этого попутчика вся.
Таких, как они, — миллионы, — "перечисляются интернет-сети, запрещенные ныне РФ!
Я же — оставалась в стороне, сглатывая их индивидуальность, как удав.
А когда они уходили, я устраивала праздник, — залезалав палатку, застегивала москитку и наблюдала, пока не будет звезд.
«Звезды, — решила я, — это мои попутчики, звезды — это бродяги Дхармы».
Без моих попутчиков я была никто.
Я их боялась и застегивала палатку совсем.
***
Когда я путешествовала с Федей, я была бродягой, когда с Андреем – путешественником, когда одна, меняя попутчиков, я стала странником, ведь теперь, когда я ехала с кем-то, я все равно была одна.
М. я променяла на Нижний Новгород, С. на Магадан, А. На Алтай, Сахалин и Камчатку. Какой следующий будет город? Какое любимое имя?
…Ведь если мне кажут, оставайся, живи здесь, – то, что есть во мне сейчас, этого не будет. Только это знание, что я здесь не навсегда, дает мне столько энергии, такую полноту жизни.
***
Меня всегда беспокоил вопрос Почему мы здесь? Просто, чтобы потусить? Вряд ли.
А, может быть, жизнь дана нам для того, чтобы мы забыли о смерти? Совсем забыли, и о старости тоже. Жить всю жизнь — не проще было бы умереть, чем взять на себя такую ответственность?
***
Читатель-попутчик! Наконец-то я отправляюсь в путешествие нормально! Восемь лет, выпавшие из моей жизни, я решаюсь восстановить, чтобы те события, которые произошли в этот период, стоили той единственной фразы, ради которой и стоит жить — ради идеи жить дальше.
В самом деле, зачем писать? Неужели, потому что я написала слишком много и теперь не могу бросить? Ведь в дороге все пишут книги…
Несколько лет назад я поехала с человеком, который восемь лет живет в дороге, чтобы посмотреть, куда это приведет, стану ли я сама странником. Но только сейчас я поняла, ведь это я видела все со стороны — таких же, как он, уставших от жизни, от самих себя, – без цели они идут, куда понесут ноги. Неужели они искали истину, а не то, где переночевать, бесплатно попитаться? А когда собирались «такие» вместе, упаси Господи, назвать их путешественниками – все искали работу, чтобы не работать, жить, чтобы не жить. Настоящий путешественник между путешествиями путешествует, а куда двигались они? Когда они собирались вместе, каждый раскрывал карту и говорил «куда бы еще поехать», а на их лицах выражалась скука, которую, я, как человек, дошедший до Края, сумел разглядеть — идя не своим путем, я, наконец, оказалась на месте.
Куда он катится? К чему это приведет? Мне стало интересно – от первого и до последнего попутчика длился мой путь. Человек, живущий в дороге – это не путешественник, а бомж, проститутка — все те, кто не забывал ничего, но надеялся на многое. Ведь, как-то, я сама, долго думая, как жить дальше, ничего больше не придумала, кроме того, чтобы уехать. И потом, мне кажется, если я не допишу, то что-то произойдет.
«На зоне» личности, а в городе – народ…»
«На зоне» личности, а в городе – народ,
Не разберёшь, на сколько, кто есть личность,
И грустный ходишь, ты здесь одинок,
И нет тебя, и нет других таких же…
«Ты не один, кто-то орет за окном…»
Ты не один, кто-то орет за окном,
Надо быть проще и думать, что ты ничто,
Завтра опять один из таких дней —
Когда умирать не хочется, а жить лень.
Квартирник
На подоконнике – флейтистка,
В огромной комнате – камин,
Он занимает много места,
Но больше здесь всего – других.
В стихах все сразу не опишешь:
В прихожей обуви полно,
Кто вышел, кто пришел, не знаю,
По мне – так на одно лицо.
