Потому что это колдовство

– Извините! Я вам так благодарна. Вы подсказали мне правильный выход. Наверно я не права. Да, точно, это моя вина. Ну, зачем нужно было скандалить, срываться, куда-то ехать, портить замечательные отношения с человеком, которого я очень люблю? Вот сойду на следующей остановке и поеду к нему обратно. Я знаю, он меня ждёт… Но сначала нужно позвонить, чтобы не волновался. Он у меня такой впечатлительный, такой ласковый, такой…

– Слава богу, пронесло, – с облегчением отметил я,  – чуть было не сломал жизнь влюблённым идиотам. И себе заодно. А ради чего? Да мало ли какими оленьими глазами на тебя смотрят? Человек, взывал о помощи, а ты едва не предложил ему секс. Или мне так показалось? Чего только не померещится в приступе обострённого сочувствия. С чего она решила, что я хороший собеседник, ведь за время её повествования я ни слова не произнес? Чудеса.

На следующей большой станции Лариса сошла, обняв меня и поцеловав, теперь в щёку.

Я стоял на подножке тамбура и махал ей рукой, пока можно было рассмотреть силуэт.

Отчего-то стало очень грустно.

– Лучше бы она ехала до конца, –  подумал я, – уже успел к ней привыкнуть.

Расставаться всегда так не просто…

На что способен страх

В северной деревне жизнь без привычки удручающе скудная.

Чтобы долго не рассказывать, что и как, скажу лишь, что радио и телевидение до тех мест, в которых происходили события, о которых идёт речь в этом повествовании, так и не добрались.

Естественно, что людям, живущим в российской глубинке, не до моды: что одежда, что обувь – без излишеств. Главное, чтобы удобно было носить: тепло, сухо и не жалко испачкать, потому, что дорог там нет в принципе.

Стоит пройти дождю, как короткое путешествие даже по центральной улице становится опасным предприятием.

Основные детали гардероба – резиновые сапоги и ватник.

Но иногда мы выезжаем «в свет» – направляемся по разным причинам в посёлок, и тогда приходится прихорашиваться. Правда, в парадной одежде мы выглядим тоже своеобразно: возможности деревенского быта весьма ограничены.

Недавно мы отправились в вояж по магазинам за мелкой хозяйственной надобностью.

Лизе, моей девушке с недавнего времени, в магазинной толчее неловко наступили на сапог, у которого сразу отлетел каблук и подмётка целиком.

В сапожной мастерской нам сказали, что случай  безнадёжный.

Печально. На новую обувь денег не хватило. Мы ещё только учились жить самостоятельно. Я, начинающий зоотехник, она – продавец-практикант. Наши зарплаты были больше похожи на пособие по безработице, чем на средства, позволяющие что-то приобретать.

Пришлось завязать сапог куском ткани и ковылять в таком непрезентабельном виде. За неимением сменной обуви, неприятность немалая.

Деньги на новые сапоги для подружки я занял, но среди недели поехать не получилось. Ждали выходной.

Поехали оба в резиновых сапогах – не хотелось лишний раз огорчать подругу. В принципе ничего особенного – никто и внимания не обратил. Во всяком случае косых взглядов я не видел.

Переполненный до отказа проходящий мимо деревни автобус пришёл с опозданием. Мы с трудом втиснулись на заднюю площадку ПАЗика и подпрыгивали всю дорогу на каждой кочке. На севере нет дорог, только направления движения.

Мы с Лизой тряслись в ужасно неудобных позах, время от времени врезались в низкий потолок салона, хотя росту оба невысокого.

Лицом к нам впритирку стояла худенькая рыжая девчонка лет пятнадцати-семнадцати.

Огненная грива распущенных волос рассыпалась по её плечам чуть не до пояса. Белоснежная кожа, усеянная сплошь конопухами, пухлые детские губки и настороженный отчего-то  взгляд.

Ребёнок как-то странно жмётся к нам с Лизой. Возможно, в тесноте так кажется, но притирается настолько плотно, что я чувствую её тепло и запах.

Ничего, потерпим. Привычные уже. Наверно упасть боится, хотя в такой давке упасть проблематично.

Девочка нервничает, маневрирует, пытается встать к нам за спину .

Через время я начинаю понимать, почему: два мужика за её спиной кажется рукоблудят.

Присмотрелся внимательно к этим попутчикам: мрачные. Удивительно неприятные  субъекты однозначно и явно из породы сидельцев. На всех пальцах наколки с перстнями, блестящие фиксы, наглый самоуверенный взгляд.

У одного из них рваный шрам через всю щеку, у другого отсутствует нижняя часть уха. Оба на голову выше девчонки, хотя та нормального для её лет роста.

Придурки гогочут, отпускают шёпотом в адрес соседки скабрезности и нахально лапают девичье тело, вызывая у той безотчетный страх и конвульсии.

Ребёнок молча, взглядом, просит взять её под защиту, но все вокруг молчат. Как воды в рот набрали. Взгляд отворачивают, дышат и то через раз.

Страшно.

Медленно отодвигаю девочку за свою спину.

Один из молодчиков нагло хватает её за руку,  тянет к себе, улыбаясь во весь фиксатый рот,  – куда от кавалеров, рыжуха? Наша ты теперь. С нами и сойдёшь.

– Сиськи-то у тебя имеются? – Шипит второй, пытаясь притянуть девочку к себе. – В принципе без разницы, лишь бы дырки не заросли, да Пьеро?

– Давненько мы свежатинки не едали, соскучились по женской ласке. Это хорошо, что боишься, сговорчивей будешь.

– А ты, фраерок, – обращаются ко мне, – не лезь, если жить хочешь. Твоё дело – сторона. За своей тёлкой смотри, а то мы и её в гости пригласим. У нас потенциал  накопился – на месяц хватит.

– Зовут-то тебя как, маруха? – Уже не стесняясь, говорит тот, кого назвали Пьеро. – Не Алёна, случаем? У меня до зоны Алёнушка была, знатная шалава, ненасытная, узкая во всех щелях, горячая, юркая. Какой у нас с ней кардебалет был.

– Да ты зенками-то не лупай, а то неровён час в один из них заточка прилетит, – обращается ко мне. – Шучу! Я парень весёлый. Мне бы поржать. Отвернись, сказал.

– Так не услышал я твоего имени, прошмандовка. Ещё раз спрошу, не ответишь – пожалеешь. Итак, слушаю…

– Ирина, – заикаясь и дрожа всем телом, прошептала девочка.

– Громче!

– Ира.

– То-то! Учить вас, ****ей, надо. Ничего, обломаем.

Лиза начала нетерпеливо дёргать меня за руку, чувствуя горячее. Её лицо налилось кровью и страхом, глаза округлились.

Публика безмолвствует. Сидельцы уже не таятся, почувствовали, увидели сковавший людей страх. Воздух наполнен сгустками чёрной энергии.

Шрам, это у которого щека разрублена, нахально, цинично расстёгивает верхнюю пуговицы на пальто пигалицы и запускает ей запазуху татуированную пятерню.

Ирина еле слышно пищит, закрыв глаза, сжавшись в комок. Лицо девочки искажено,  парализовано ужасом.

– А чё, нормальные сиськи. Можно сказать любимый размер. Нас двое, рассосём на пару размеров. Не боись, жить будешь. Недельку поиграем и отпустим. Да, Пьеро?

Тот довольно осклабился в щербатой улыбке, больше похожей на оскал и загоготал.

– Чур, я первый. Люблю распечатывать. Тебе, подруга, понравится. У меня на головке шаров – семь штук. Для тебя старался, родная, чтобы удовольствие получила на полную катушку. Не пожалеешь. Да не млей ты. Сначала все не хотят. Потом понравится – за уши не оттащишь.

Урки, почувствовав силу и безнаказанность, начали наглеть, не стесняясь никого и ничего.

У меня поджилки дрожат и трясутся,  по телу ползут полчища мурашек, голова раскалывается и тошнота подступает. В ушах зудящий шум и никаких мыслей, кроме желания, чтобы это всё оказалось иллюзией, а не реальностью.

Девушку жалко – не передать. Представляю, что происходит с ней, если у меня начинается паника.

На каком-то очередном бесцеремонном коленце обнаглевшей в конец парочки меня переклинило: страх за Иришку пересилил ужас, сковавший липкими оковами, заставил влезть между Шрамом и девушкой.

Пьеро, вытащив, словно  ниоткуда, ловко прижал к моему глазу заточку, ощерившись, теперь уже реально угрожая.

Шрам ударил меня коленом в пах, но промазал. Пьеро отдёрнул нож, боясь видимо применить его прямо в автобусе.

Кто его знает, чем он руководствовался, но убрал лезвие и замешкался, а я, больше с испуга, чем от храбрости, врезал ему головой в нос.

Пьеро заверещал, схватившись за лицо свободной рукой, хрустнуло-то прилично, хорошо слышно было.

Шрам пытается дотянуться до меня, однако теснота мешает сделать это быстро.

Женщин моментально прорвало: они начали голосить, требуя мужиков вмешаться, а водителя остановить автобус.

Лиза тем временем, увидев  расклад сил не в мою пользу, да ещё нож, вцепилась зубами в запястье руки Пьеро, ту, в которой была заточка.

Бандюган заорал, выронил оружие. Кто-то ногой оттолкнул страшный предмет подальше. Кровища из носа урки хлещет фонтаном, ему не до сопротивления.

Шрам, не сумев врезать, натянул шапку на глаза Лизе и ударил её, хлестко, больно,  чувствительно.

Моя подруга намеренно, либо нет, попала коленом в самое чувствительное место одичавшего придурка. Но самое главное – автобус остановился.

Мужики начали заворачивать Пьеро руки и выталкивать второго.

Агрессивность сидельцев моментально улетучилась. Шрам кубарем со ступенек улетел в лужу, вскочил и рысью ретировался, оставив истекающего кровью напарника, которого скрутили, уложив мордой в пол.

Весь автобус гудит, как перегруженный трансформатор, пересказывая события последнего часа. Люди немного расслабились, но успокоиться не выходит: слишком большое напряжение накопилось за минуты террора.

Водитель направил автобус прямиком в милицию, куда и сдали хулигана, который верещал и ныл, забыв моментально про свою крутость.

Дружка своего он тоже сдал, хотя его и так бы нашли – слишком заметный след в виде рваного шрама выдал его с головой.

Всё это время Ирина ни на шаг не отходила от Лизы, пострадавшей, как та считала, за неё.

У  моей подружки, получившей чувствительный удар чуть выше переносицы, заплыл полностью один глаз и светился сизой радугой другой. Держится она стоически, но когда я предложил поехать в травмотологию, разревелась не на шутку: очень уж Лиза уколов боится.

Теперь вспоминать об этом инциденте будет до конца моих дней. Ну не мог я смотреть спокойно, как на моих глазах, практически публично, насилуют малолетку. А в драку полез, покорившись инстинкту самосохранения, импульсивно, можно сказать непроизвольно, более того, защищаясь от возможного удара соперника.

Думаю, мне просто повезло. Впрочем, девчонке повезло больше: кто знает, куда занесла бы её в итоге встреча с великовозрастными головорезами, не окажись рядом пугливого мальчишки, поднявшего волну.

Когда Ирина рыдала у меня на плече, прижавшись  щупленьким детским тельцем, Лиза с негодованием и укором, безмерно ревнуя, наблюдала за нами. Она – моя спасительница.

Кто знает, на что были способны эти безмозглые существа. А вдруг, правда выкололи бы мне без сожаления глаз?

Как стремительно и безрассудно вступилась она за меня, готовая, рискуя собой, спасти своего любимого.

Прошло уже пара часов после драки, а дрожь в коленках не прекращалась. Теперь меня колотило основательно: дошло, наконец, что рисковал я практически жизнью. И не только своей, но и Лизкиной.

Моя Лизавета. Ну, как не любить такую? Мы теперь крепко повязаны. И с Иринкой мы теперь в доску свои. А сапоги так не купили – не до них было.

Пришлось звонить директору в совхоз, просить прислать за нами машину. Всё я не мог ему рассказать, сообщил, что на нас напали хулиганы. В милиции подтвердили, я ведь с их телефона разговаривал.

Ира сбегала в аптеку, купила бодягу, какой-то крем, бинты, вату и колдовала над Лизиными

травмами, пока за нами не приехали.

Ей и правда оказалось пятнадцать лет. Совсем ребёнок. И надо же было такому случиться.

Медичка в совхозе выписала подруге больничный. Уколы назначать не стала, памятуя о произошедшем не так давно инциденте, когда от вида шприца пылающая от температуры и лихорадки Лиза устроила форменный погром. Тогда досталось и мне и врачу.

Лиза неделю сидела дома,  читала лёжа одним заплывшим глазом.

В свободное время мы предавались абсолютному разврату.

Это была замечательная неделя, если не считать ежедневной выволочки, за мою инициативу,  – ещё раз полезешь не в своё дело – пеняй на себя, расстанемся.

Врёт ведь. Куда она без меня теперь? А я без неё и вовсе потеряюсь – кто тогда станет защищать меня от бандитов.

Вон их сколько развелось.

Проверка на верность

Мы сидим в редакционном кабинете вдвоём: несколько месяцев назад ставший семейным мальчишка, и моя сотрудница, курирующая в газете образование и культуру, женщина двадцати семи лет, дважды побывавшая замужем, а ныне наслаждающаяся свободой.

Она чувствует себя пожившей и опытной, запросто рассуждает о любви и сексе, не стесняется говорить откровенно о том, от чего у меня становятся пунцовыми уши.

– Мужчины чересчур самонадеянны, особенно совсем молодые. Им кажется, что не просто влюбляют в себя женщину, дарят блаженство, окрыляют партнёршу, а наделяют её безразмерной величины счастьем.

Им кажется, что воодушевленная влюблённостью женщина с разбуженной лично им экзальтацией не сможет, не посмеет наставить  ему рога…

Как же они ошибаются: чувства, увлечение предметом страсти у женщин намного сильнее мужского, это действительно так, зато голова её свободна для анализа, несмотря на азарт и желание, тогда как мозг мужчины буксует, или вовсе отключается, когда получает импульс вожделения.

В отличие от самцов, женщина не тонет в набежавшей волне вожделения, а купается в ней, наслаждаясь, но, не забывает, что цель связи всегда имеет приземлённые, будничные,  практические цели.

Женщина ищет не только и не столько возбуждение и романтику, сколько отца для своих детей, примерного мужа, ответственного и удачливого во всём. Мужчина для неё не игрушка и не развлечение, а важный инструмент, пользоваться которым она предполагает довольно долго.

Если женщина почувствует в мужчине силу и энергию, значит вы именно тот, кто ей нужен.

Мужчина в процессе принятия решений о будущем отношений не участвует, хотя ему кажется иначе. Наивные.

Вам не до рассуждений: токуете, наслаждаетесь моментом полного, безоговорочного счастья, которое дарит шквал гормонального вдохновения.

Мужчина – существо зависимое, наркоман, действиями которого распоряжаются по большей части химические процессы и мы, женщины. Получил дозу  –  восхищённый романтик, нет – несчастный, потерянный, загнанный в угол олень.

Так наставляет меня Галя Логинова. Мы с ней часто ведём беседы на темы любви и дружбы. Наверно ей очень нравится моё юношеское смущение и тотальная неосведомлённость о предмете разговора.

– Все бабы, как одна, вертихвостки, без изъятий и исключений. Можешь поверить мне на слово. Некоторые умело камуфлируются, но всё равно регулярно флиртуют. Это в самом вегетарианском варианте.

Рождение ребёнка, вовсе не черта для женщины, за которой табу. Совсем наоборот – всё только просыпается: чувственность, азарт, готовность гореть, сливаться в экстазе, в пароксизмах упоения избыточными чувствами.

Это про нас женщин, говорят: сгорают от страсти. Да, мы такие…

Зрелая женственность подразумевает загадочность, капризность, мечтательность, непостоянство… Ты слушаешь?

За нами глаз да глаз нужен. И это не стёб. Это нормальный баланс отношений среднестатистического мужика и порядочной женщины. А как ты думал?

Измена тоже бывает благопристойной. Порядочность или порочность не в трусах, а в душе.

Духовный адюльтер опасней физического, уж ты мне поверь.

К хорошему партнёру, не имеет значение, своему или чужому, женщина приклеивается намертво, если душа и мысли едины. А когда в голове бардак, в душе разлад, в мыслях и чувствах смятение, а кроме физической любви и плотского наслаждения с мужем ничего больше нет – пиши пропало, упорхнёт твоя милая, однозначно.

Ты способен в мысли её заглянуть, мечты руками потрогать? То-то и оно, что нет. Эта территория – терра инкогнита. Женщина – всегда загадка и никто её никогда не разгадает. Впрочем, мы и сами для себя вечный и бесконечный сюрприз…

– Галь, позволь с тобой не согласиться. Моя жена не такая. Любит она меня, и никто ей больше не нужен. Мне, кстати, тоже…

– Не говори гоп… тоже мне – однолюб нашёлся. А если я сейчас грудь тебе покажу обнажённую,  трусики новые при тебе примерю, глазки начну строить, вздыхать артистично, сигналы готовности принять внутрь твоего гостя подам, слезу пущу, головой начну о стенку колотиться и кричать, что только ты и больше никто… тогда как?

Ладно, шучу. Ты не совсем в моём вкусе. Хотя…

Я чётко, откровенно, целенаправленно, цинично акцентирую твоё внимание на этой фразе, чтобы показать, как это работает… ну, и на всякий случай, чтобы завязать гипотетический узелок на твоем мужском достоинстве. Это сейчас тебе кажется, что преданность и верность – суть твоего характера и основа счастья.

Время меняет всё. Не зря же я перед тобой духовным эксгибиционизмом занималась, душу до донышка вытряхивала…

Может и мне когда пригодится сила твоя и энергия. А что, я ещё та ягодка, просто ты не вглядывался внимательно.

В минуту безнадёжного одиночества или переполняющей радости человек многое постигает и переоценивает. Мало ли.

Ну, как, мальчишка, в штанах ещё не намокло? Всё-всё… успокойся, расслабься. Займись по-настоящему, всерьёз, своей женой. Ни на минуту одну не оставляй. Доверять не вздумай, почувствует, что ты олень – рога мигом отрастут. Никому не верь… Ха-ха! Мне можно.

– У меня впечатление, что ты, Галя, на этом свете не первую жизнь проживаешь. Чересчур опытная. Я, конечно понимаю, что замуж дважды сходила, но это не значит, что встречала именно тех, с кем не захочется изменять. Человеку свойственно ошибаться.

– Живу долго, читаю много, запоминаю, анализирую. Я ведь тоже думала, когда малолеткой замуж первый раз выскочила, что это навсегда. Глупая была. Как и все. Плохо, что "многия знания – многия печали". Когда есть с чем сравнивать, тоже не здорово.

Кто знает – перетерпела бы, свыклась с его недостатками, может чего доброе из нашей любви выйти могло. С другой стороны, человек со временем не меняется. Жёсткий человек был, даже жестокий. Я не жалею, что расстались.

А насчёт женской предательской сущности, непостоянной нашей природы – голая правда. Я ведь сейчас на журналиста учусь, а первое мое образование – психолог.

Пять лет натаскивали меня разбираться в мотивах и характерах. Кое-чего усвоила. Согласись, ведь завела я тебя, не шуточно, и готов ты был, как миленький, скинуть в вечность свою юношескую непорочность. Видела, как глазки у тебя блестели, когда я колготки поправляла.

Да и сейчас, думаю, не откажешься от альтернативного опыта общения с прекрасной сотрудницей. Не красней. Ты  мужчина, я  женщина. Мы молоды, энергичны, полны желаний. Есть ведь у тебя желание трахнуть меня, признайся. Да не красней так. Дело говорю. Подумай.

Станешь старше – узнаешь, что охота желать и добиваться очень затратный энергетически процесс, для многих неподъёмный. Дают – бери. Желаниям потакать нужно. В меру, но потворствовать слабостям. Скажем так – допускать реализацию. Пока хочется. Пока любится. Пока жизнь цветная и яркая.

Любишь свою жену?

– Спрашиваешь! Она у меня…

– Только не рассказывай, какая она у тебя нежная и ласковая… скалолазка твоя… Ты ещё скажи, что ни с кем, никогда…

Ты чего, реально девственником был, когда со своей мамзелью познакомился? В двадцать два года? Озадачил. Никогда ещё в твоём возрасте мальчиков живьём не встречала. Значит, сравнивать тебе некого и не с кем.

Понятно. А я тут тебе партизанские песни пою. Значит любишь? Одну. Навсегда. И точка. Во, дела! Где ты раньше был, целовался с кем? Ну да, с ней и целовался.

Кажется, её Лиза зовут? Ничего так себе дИвчина: видная, яркая, с характером. Взгляд, честно скажу, стервозный. Она же у тебя из деревни, семья многодетная… Да, брат, думаю, что попал ты. Но, это тебе решать.

Я для неё не конкурент. Это так, про себя,  вслух рассуждаю. Если что – заходи, страсть как люблю мальчишек неопытных искусству эротики обучать. Ты ведь ещё и целоваться наверно, как следует, не умеешь? Я бы мастер-класс могла преподать.

Шутка. Есть у меня сейчас ученик. Или учитель, кто его разберёт… но для семейной жизни не приспособлен, только для спортивных тренировок. Может и мы, того… потренируемся? А?

– Чего ты мелешь, Галь? Ты же лет на пять старше меня, а у меня жена – молодая, красивая, единственная.

– Любовь, между прочим, ровесников не ищет. И опыт лишним не бывает. Никогда не отказывайся от хорошего. Бери от жизни всё, что само в руки идёт. Ладно уж… Дитя ты ещё.

Кстати, меня ты тоже здорово завёл. Вся мокрая. Хочешь потрогать?

Да ладно, ладно, это я так, прикалываюсь. Иди уже к своей ненаглядной. Проверку на вшивость выдержал. Правильный ты, стойкий. Уважаю.

Я тоже такого хочу, только мне всё больше одноразовые встречаются.

Не голоси, тебя я умоляю

Старинные медицинские книги описывают истерические состояния женщин как воспалительные явления в матке. Бред. Никто не знает, откуда чего берётся. Я слушал исповедь своего друга и сам бился в истерике.

Линда. До сих пор не могу осознать, как можно таким именем назвать девочку. Женщину, куда ни шло, но ребёнка…

Ты удивишься, но это имя моей жены.

Когда мы с ней познакомились, это была, или был “ангел во плоти”. Нежная, ласковая, заботливая девочка. Она могла запросто потратить стипендию до копеечки на подарок для меня.

Понимаю, что такая деталь лично тебе ни о чём не говорит. Линдочка ни секунды не жила для себя, отдавалась без остатка родным и близким.

Я был счастливейшим мужчиной на свете. Когда мы впервые рассматривали небо в алмазах, понимаешь, о чём я, мне представлялось, что выиграл сектор приз.

Линда искреннее, нежное, любящее существо, которое нельзя не полюбить.

Она была непреклонна, когда я предложил пожить в свободных отношениях, чтобы познать суть семейной жизни и понять, смогут ли наши души войти в резонанс.

Наша любовь от моего глупого предложения не треснула, не дрогнула, не сморщилась. Линда улыбнулась, чувственно прижалась щекой и молвила, – пойми, Игорь, у меня есть родители. Они не примут такой вольной интерпретации семейного единства. Давай будем придерживаться обычаев и традиций. Сначала свадьба, потом остальное. Если нет терпения, милый мой человечек, могу предложить альтернативные методы исполнения желаний, не затрагивающие нравственность, целомудренные, но чувственные.

– Ты прелесть, Линда, – сказал я и заключил невесту в объятия.

Без неё я не мог себе представить не то, что дня, минуты. Если хочешь, могу показать её фотографию. Интереснее и чувственнее до сих пор  так никого и не встретил.

Это нежное создание взяло в плен мою сущность, оставив свободным единственное право – дышать.

Как я мог не согласиться с её доводами? Линда была права всегда и во всём. Такие женщины не способны лгать.

Я признался ей в любви, сложил знамёна мужской доблести к её прекрасным ногам и предложил не только руку и сердце, но и душу в придачу.

Линда благосклонно приняла моё нелепое предложение. Разве я мог быть достоин такой женщины? Состояние эйфории, безразмерной величины счастье, как ещё можно описать мои чувства в тот миг?

Я зацеловывал её до бесчувствия, из последних сил удерживая себя в узде дружеских отношений. Сложно поверить, но до дня свадьбы, точнее до ночи, ни разу не дотронулся до её груди, только мечтал о прикосновениях, понемногу сходя с ума от вожделения. Её воспалённый бутон снился мне по ночам, но я не представлял, как он выглядит на самом деле.

Моё счастье упало в бездну беспросветной мглы ещё до первого слияния. Линда приревновала меня: сначала к свидетельнице, потом к близкой подруге.

Мы всю ночь выясняли отношения, так и не обнявшись. Моей мечте о близости не суждено было сбыться на следующий день и даже через неделю.

Молодая жена, плоть которой оставалась для меня недосягаемой тайной, оставалась загадкой, несмотря на то, что в её роду были приняты весьма странные обычаи, касающиеся первой ночи.