Наша тыквенная история

Украшая фонариками дом, Саманта немного боялась, что этот предмет интерьера напугает ее впечатлительную дочку, но все волнения в итоге оказались напрасными: к удивлению женщины, Лиззи зловещие тыковки, напротив, показались милыми и очаровательными существами. Будто завороженная, она, почти не шевелясь, сидела в полутемной гостиной и молча наблюдала за тем, как вспыхивают и погасают скалящиеся улыбки подвешенных тыкв. В голове при этом у действительно впечатлительной Лиз (тут мама была права на все двести процентов!) проносились мириады образов – один чудней другого. Оживали прослушанные сказки, слышались голоса. Она мысленно сочиняла собственную историю, глядя на эти мерцающие в темноте огоньки. Они манили своей тайной, не обещая разгадки. Они весело подмигивали, и Лиззи очень хотелось подмигнуть им в ответ – жаль только, что в темноте это было незаметно. Саманта же с большим удивлением наблюдала в тот вечер за дочерью, такой непривычно сосредоточенной она казалась женщине. Смотрела – и будто не узнавала. Лиззи, эта суматошная егоза, неспособная обычно усидеть на месте ни секунды (что уж говорить про минуты!), сейчас, неожиданно притихшая, молча следила за огоньками и думала о чем-то…

«О чем? – вопрошала про себя Саманта. – Какая разница? – спохватывалась она тотчас. – Главное, чтобы не грустила при этом, а все остальное – такая ерунда…»

Она осторожно подошла к дочке и присела с ней рядом на диване, чуть приобняла, поцеловала в макушку, нежно погладила по плечу.

– Ну что, тебе нравится? – Вопрос этот, впрочем, можно было бы и вовсе не задавать: все эмоции она наблюдала сейчас воочию на лице Лиззи, но спросить все же хотелось – нужно было подтверждение, что все и правда не зря, что удалось-таки порадовать самое любимое в мире существо и подарить частичку праздника. Саманта с детства обожала Хэллоуин, ассоциировавшийся с родными, так быстро и нелепо ушедшими когда-то из ее жизни, и ей очень хотелось передать эту любовь и дочери. Глядя на Лиззи, она понимала: похоже, ей это удалось.

А через несколько дней, под самый вечер, они с Лиззи – впервые в жизни малышки – ходили по соседям. Накануне Саманта наконец-то поведала своей девочке про чу'дную традицию, без которой хэллоуинский праздник и вовсе немыслим («сладости или жизнь?»). Лиззи была скромной и даже застенчивой девочкой (шалила она в основном в присутствии матери, в компании же посторонних людей быстро замыкаясь в себе), но, когда мама шепнула ей, что это совсем не страшно – ну вот нисколечко! – Лиззи ей отчего-то тогда поверила на слово. И правильно сделала, что поверила: соседи оказались добрыми и отзывчивыми людьми и надарили соседской девочке в тот вечер горку приятно охлаждающих леденцов, просто тающих во рту карамелек и вкуснейших шоколадных батончиков.

«Кто бы сомневался! – думала про себя Саманта. – Разве можно отказать в сладостях такой симпатичной девчушке?»

И, хоть мама и не разрешила тогда все это сразу съесть («Лиззи, животик потом будет болеть»), а Лиззи действительно намеревалась это сделать, первый хэллоуинский вечер в ее жизни оказался едва ли не лучшим днем, да и подготовка к нему надолго запомнилась как девочке, так и ее маме. С тех пор Лиззи всегда с особым благоговением относилась к этому «страшному» (на деле – совсем не страшному) осеннему празднику, каждый год предвкушая новую встречу с ним. Потом уже они с мамой начали выбираться и на костюмированные вечеринки Ночи всех святых, неизменно поражая окружающих дивной красоты костюмами (причем они особенно и не старались, просто так получалось). Им нравилось проводить Хэл- лоуин как в компании, так и вдвоем друг с другом. Словно лучшие подружки, они вечно не могли наговориться. Новый год и Рождество пахли хвоей и мандаринами, Адвент – горячим шоколадом, а Хэллоуин всегда приносил с собой освежающее дыхание конца осени, пронизывающий до мурашек ветер, когда нестерпимо хотелось потеп- лее укутаться в воротник пальто или куртки, запах прелых листьев и чуть уловимый аромат тыкв. Это был один из тех теплых семейных вечеров, которые вспоминаешь потом с придыханием всю оставшуюся жизнь…

Глава 3

Октябрь 2024

– Эй, подруга, ты опять там замечталась, что ли? Или вообще уснула? Эй, Лиз, да что с тобой сегодня такое творится? Вечно ты в своих облаках витаешь…

– А? Что… – будто очнувшись, спросила девушка.

Лиз при этом выглядела растерянной и даже немного удивленной, ей действительно было сейчас неловко: воспоминания о доме и маме всегда согревали ее, но это все-таки оставалось чертовски личным, подобным точно не хотелось делиться вот так, между делом, ни с кем – даже с лучшей университетской подругой, стоящей сейчас напротив нее и ожидающей хоть какого-то более-менее вразумительного ответа от замечтавшейся Лиз Беркли.

Учась вдали от родных стен, она до сих пор очень скучала по маме, хотя и боялась признаться в том даже себе, не то что окружающим. Им бы это наверняка показалось смешным и глупым, а сама Лиз – наивной и отсталой, а ей бы этого не хотелось.

Чтобы не так сильно грустить – о доме и оставшейся там любимой маме – она всегда пыталась мысленно приободрить себя, напоминая себе же о том, для чего все это делает, мысленно повторяя уже в который раз, что учеба в престижном университете большого города (шутка ли – самого Нью-Йорка!) – это ее шанс на лучшую жизнь, на прекрасную специальность и достойную оплату труда в будущем, и шанс этот ни в коем случае нельзя сейчас упускать из рук.

Вот только все эти красивые мечты и логично выстроенные планы о далеком будущем, которое еще, возможно, сто раз переменится, прежде чем станет ее настоящим – реальным настоящим, а не призрачным будущим, – не могли изгнать тяжести, давящей на сердце и душу, этого непонятного, изъедающего внутренности чувства всеобъемлющего одиночества. У нее была подруга, у нее был молодой человек, но одиночество, вгрызаясь мертвой хваткой, отчего-то так и не покидало ее – странно, конечно, но именно так она себя чувствовала. С мамой Лиз, кстати, часто созванивалась и переписывалась в мессенджерах и по электронной почте (мама отчего-то предпочитала именно почту), но этого общения, в большей степени виртуального, было мало обеим: Саманта скучала по дочери, Лиззи – по маме. Им обеим не хватало теплых посиделок и разговоров обо всем на свете, недоставало секретиков и женских бесед. С Кейт, к сожалению, все было не таким, а словно искусственным, дешевым и пластиковым, а почему – она и сама толком не понимала…

Странным чувство одиночества было действительно еще и оттого, что одинокой она в общепринятом смысле этого слова не являлась. Напротив, ей завидовали чуть ли не все девчонки с их многочисленного курса. Еще бы! На невзрачную, по сути, Лиз (из достоинств был, пожалуй, лишь яркий – огненно-рыжий – цвет длинных волос; но при развитой сфере индустрии красоты разве это качество могло иметь решающее значение?) обратил внимание сам Мэттью Стикс – звезда их потока, богатенький мажор, а вдобавок еще и дико сексуальный парень.

Он был старше почти всех своих однокурсников по одной простой причине: изначально парень хотел связать свою жизнь с медициной, но, проучившись несколько лет на врача, ясно понял, что эта сфера «не его» и удовлетворения не приносит. Окончательно разуверился в выбранном прежде курсе жизни, решительно сменил специальность, круг друзей (неспециально, просто само собой вышло) и с легкостью поступил на юрис- пруденцию. В свободное от учебы время парень раскручивал еще и свой бизнес, небольшой пока, правда, но довольно перспективный: ему очень не хотелось зависеть от обеспеченных родителей в материальном плане. А потому все его мысли сейчас были заняты, помимо учебы, только стартапом, из книг предпочитал бизнес-руководства, вечеринки и прочие сборища друзей и однокурсников не игнорировал, но и не являлся заядлым их посетителем, скорее редким. Был сдержан на слова и скуп на эмоции. Последнее, возможно, потому и привлекало к нему внимание хорошеньких однокурсниц: девушек ведь вечно манит к себе все загадочное и таинственное.

В общем, всем был хорош Мэттью… Так отчего же, даже состоя с ним в отношениях, она чувствует себя настолько одинокой?! Лиз упорно не могла этого понять, хотя и пыталась время от времени разобраться в себе. Выходило, впрочем, не очень. Не могла понять – и все тут.

Он был надежным и правильным (без занудства), за ним она чувствовала себя как за каменной стеной, но чувство одиночества – это противное, склизкое, копошащееся где-то внутри мерзкое чувство – уходить из ее сердца и со дна души отчаянно не желало, будто найдя там уютный домик и поселившись навечно.

А может, все дело в том, что Лиз сама не чувствовала себя достойной такого парня, потому и не спешила верить в долговечность их союза? Кто знает…

Прагматик до мозга костей, практичный и целеустремленный, вкупе с потрясающей внешностью – темно-русые, почти черные волосы, темно-карие, глубоко посаженные красивые глаза с чертовщинкой и загадочная улыбка (ему бы отлично подошла и актерская стезя, выбери однажды он для себя и третий путь, не связанный с медициной или юриспруденцией!) – он был желанным мужчиной для многих, а вот выбрал отчего-то ее, Лиз.

Она и сама порою действительно задумывалась над этим – над тем, что именно он тогда, на первом курсе, когда все только узнавали друг друга и осторожно присматривались, в ней нашел. Ведь нашел же, значит, было в ней это что-то!.. Про него ей все сразу стало понятно: он просто не мог не понравиться. Это утверждение было чем-то вроде аксиомы и никаких доказательств для себя никогда не требовало. Под его обаяние отчего-то попадали абсолютно все и сразу (даже преподавательницы – что молодые, что зрелые), и Лиз, разумеется, исключением не стала, быстро пополнив ряды его поклонниц. Скромная и тихая по жизни, она, конечно же, шагов к сближению с красавчиком Мэттью никогда не делала, даже крохотных, и уж точно ни на что не надеялась, в отличие, кстати, от прочих своих однокурсниц. Уж те флиртовали с ним в открытую и напропалую, почти не переставая, благо что был он, несмотря на всю свою сдержанность и скупость в проявлении эмоций, все же общительным парнем, умел и любил заводить ни к чему не обязывающие знакомства и всегда оказывался душой компании, хотя к тому особо и не стремился, оставаясь в кругу друзей сам по себе. Удивительным и притягательным свойством Мэтта являлось и то, что ему с самим собой никогда не бывало скучно.

Лиз глядела в его сторону исключительно украдкой, чтобы ни в коем случае не заметил ее к нему интереса (а интерес был!) и постепенно растущей симпатии. Впрочем, все ее уловки и хитрости оказались напрасными, и парень все-таки заметил небольшие, но яркие (по яркости и цвету они точно могли посоперничать лишь с примечательным цветом ее волос, тут же обращающим на себя внимание всех окружающих) искорки в ее красивых глазах серо-зеленого оттенка, проскальзывающие при взгляде на него, а выезд на природу общей компанией (университетские соревнования часто проходили за городом) все решил тогда для них обоих окончательно.

При этом Лиз не спрашивала себя, любит ли она действительно этого мужчину и хочет ли быть с ним в отношениях. Рефлексия, как выяснилось впоследствии, вообще не была ее сильной стороной. Желание быть с ним казалось необсуждаемой данностью – а потому стоило ли задумываться над чем-то еще? За этим парнем она чувствовала себя как за крепкой стеной. Он был надежным, сильным, обеспеченным, красивым – чего еще надо? Разве можно его не любить? Ну вот как так? Разве можно в принципе мечтать в жизни о чем-то большем? Нет же? Нет? Вот и Лиз не мечтала. Вот и она, никогда не имевшая опыта в отношениях с мужчинами, думала так же, искренне радуясь, что выбрали в результате ее (из всех красавиц курса – а их было немало!), и в то же же время от всего сердца печалясь о том, что до сих пор чувствует себя невероятно одинокой, несмотря на постоянное присутствие этого обаятельного мужчины в ее жизни.

Отношения с Мэттью действительно были первыми серьезными отношениями в жизни девушки. Во время учебы в школе у Лиз с парнями отчего-то не складывалось: то ли в силу ее какой-то совсем уж крайней застенчивости и нелюдимости, то ли в силу каких-то других причин, а каких – она и сама не знала, предпочитая на эту тему и вовсе не задумываться, чтобы лишний раз не расстраиваться и не бередить сердце, с грустью наблюдая за счастливыми одноклассницами.

Девушка часто списывала свое одиночество, свои проблемы с мужским полом на внешность – на нее ведь и вправду часто легче всего списать все свои жизненные трудности. Нет друзей – значит, несимпатичная, не такая, как все; нет мужчины – значит, уродлива, раз никто не позарился. Психология ее была простой, понятной, по-своему даже логичной, вот только ничего похожего на истину там, разумеется, не было и в помине. Хотя подруги и мама, напротив, называли ее милой и симпатичной, ну уж никак не хуже других, и действительно всегда удивлялись, почему Лиз – такая чудесная девушка – до сих пор одна.

«Уверенности в себе тебе не хватает, Лиз!» – упорно твердила мама, вздыхая украдкой, глядя на подросшую красавицу-дочку, не верящую в себя, а немногочисленные подруги (вернее, приятельницы) поддакивали и чистосердечно утешали незадачливую девушку, упорно считающую себя хуже всех остальных, неинтересную, по ее собственным же словам, скучную и вдобавок некрасивую – опять же, так считала исключительно она, остальные не находили в ней сколько бы то ни было примечательных недостатков или отталкивающих черт. Лиз им не верила, подсознательно продолжая считать себя хуже, некрасивее, неинтереснее других. «Со мной, видимо, просто неинтересно и скучно», – любила она повторять про себя. Что такое «интересно» – она себе, правда, не вполне представляла.

Вот потому тот простой факт, что Мэттью – сам Мэттью, звезда их курса и потока, умный и целеустремленный Мэтт! – обратил когда-то на нее свое внимание, выделив из толпы красивых, как на подбор, однокурсниц, уверенных в себе, сексапильных и стильных, необычайно грел ей сейчас сердце и душу. Уверенности в себе это осознание, правда, не особо прибавляло, но все же последнее обстоятельство было ей до сладости приятно. Все казалось правильным, думалось, что все так живут и мыслят.

Она проводила много времени с Мэттом, с интересом слушала его рассказы о бизнесе, который он потихоньку развивал, о трудностях начинающего предпринимателя, с которыми ему приходилось ежедневно сталкиваться на этом пути. Трудностей и забот в самом деле хватало, из-за чего ему часто приходилось отменять в последний момент встречи со своей девушкой со словами: «Лиз, ты же понимаешь, это бизнес…» – она понимала, как никто другой, не возражала и поддерживала все его начинания. Ее всегда увлекали и его четко выстроенные, прописанные до самой ничтожной мелочи планы на жизнь. В них все казалось таким ясным, твердым, определенным и основательным! Не то что у нее…

Да и не было у нее, по сути, никаких своих планов. Были лишь оправдания ее учебе, жизни вдали от родного дома, города, матери. Четких планов не было, как давно не было и мечты о чем-то большем, вдохновляющей утром просыпаться с рассветом, торопливо бежать навстречу новому дню, что-то делать, чего-то добиваться. Последней ее ясно осознаваемой мечтой было поступ-ление в нью-йоркский университет (отчего-то учиться она всегда она хотела именно здесь, в Нью-Йорке) на престижную специальность. Юридический факультет казался именно таким – престижным во всех смыслах. Она поступила, но в ходе обучения быстро во всем разочаровалась. Это оказалось ей чуждо – не ее стезя, не ее песня, не ее путь.

И потому о себе, своей жизни, намерениях и проблемах в их разговорах с Мэттом девушка обычно предпочитала отмалчиваться – так было спокойнее. Обожала слушать, но никогда не любила выступать на первых ролях. Поначалу, когда они только-только начали встречаться, она изредка чистосердечно, не подумав, делилась с ним своими личными переживаниями и сомнениями, вот только Мэтт чаще осаживал ее жесткими замечаниями вроде: «Моя глупышка Лиззи! Как же можно не знать, чего ты хочешь от этой жизни? Чего ты хочешь добиться здесь, на Земле? Как можно не знать, чем будешь заниматься завтра? Как вообще можно метаться от одного к другому? У тебя должна быть четкая цель и стройный план, как к ней однажды прийти».

Она не решалась напомнить парню, что и тот сам не сразу пришел к пониманию того, что его путь – это юриспруденция, а не медицина. Ей казалось нетактичным напоминать любимому человеку о том, о чем бы он сам предпочел забыть. А планов на жизнь у нее действительно не было, так что Мэттью, ее любимый Мэттью, здесь был абсолютно прав… И она молча выслушивала его наставления и справедливые, как ей казалось, упреки в собственной «бесцельности существования». Выслушивала всегда с искренней благодарностью: ей действительно было это приятно – знать, что кому-то ты небезразличен и кто-то беспокоится за тебя. Заботу она видела именно такой – в наставлениях и советах. Что у людей бывает и по-другому, она не задумывалась, как и о многом другом в своей жизни, предпочитая в последнее время просто плыть по течению. Ей казалось, что судьбе виднее, что скоро – уже вот-вот! – тот самый поворот, за которым она обретет свое долгожданное счастье: уверенность и любовь к себе, избавится от непонятного чувства одиночества. Поворот, однако, все никак не виднелся, сценарист жизни, видимо, забыл прописать его в сценарии…

Все чаще она испытывала это гнетущее, идущее откуда-то изнутри необъяснимое чувство одиночества. Любимый мужчина рядом, а тепла и поддержки от него как будто и нет. Будто он и она – сами по себе. Отдельные половинки, кем-то свыше однажды поставленные в пару, но по-настоящему ею так и не ставшие.

За советами Лиз всегда предпочитала обращаться к подруге Кейт, к этой роковой красавице их курса (черные, цвета воронова крыла волосы, неизменно яркий макияж, откровенные наряды и чертики, пляшущие в глазах), которой упорно не везло в любви, но опыт-то по этой части у нее как раз имелся, и немаленький, если верить словам самой Кейт. А Лиз безоговорочно ей верила.

Иногда она даже с грустью думала о том, что Мэттью наверняка больше бы подошла девушка с типажом Кейт, а вовсе не она, скромная Лиз с абсолютно невзрачной, как будто усредненной внешностью. Непрошеные, чертовски не приятные и обидные мысли она тут же старалась выкидывать из головы по мере их появления, но нехороший осадочек от них все равно оставался и долго еще потом отравлял существование и общение с подругой. Она завидовала легкости и манкости той. Казалось, здорово быть такой же, как Кейт, вечно уверенной в себе, не дающей себя в обиду, легко находящей язык со всеми вокруг.

– Ну так как у вас с Мэттом? – непонятно чему улыбаясь, нагло допытывалась тем временем подруга.

Лиз в ответ бормотала что-то невнятное, убеждала (подругу, но в большей степени, наверное, саму себя), что все у них с Мэттом хорошо, и даже замечательно. Подруга верила или же только делала вид – Лиз была уже ни в чем не уверена.

– Он так много работает в последнее время, мы видимся с ним исключительно здесь, в стенах университета…

– Ну а как ты хотела, подруга? – самым бесстыдным образом неожиданно и некрасиво перебивала ее всегда Кейт, будто бы не замечая, что обижает этим робкую Лиз. – Понятное дело, что он занят… – В глазах брюнетки вспыхивали вездесущие чертики и даже что-то слегка похожее на злость.

«Зависть? Обида, что выбрал не ее?» – Лиз не знала ответа на этот вопрос, упорно предпочитая не задумываться о несущественном. Впрочем, столь ли уж несущественном?

– И вообще, Лиз, ты же, по сути, ничего не знаешь о мужчинах и их потребностях. Мужчины же, к твоему сведению, предпочитают свободу в отношениях, воздух, как они сами всегда выражаются. Уж поверь моему опыту, детка. Не вздумай на него давить или, чего доб- рого, показывать свой характер – потеряешь ведь мужика, уйдет к той, что полегче в отношениях. Ты хорошо меня поняла?

Лиз покорно кивала, она прекрасно понимала рекомендации своей подруги, но следовать им не спешила: что-то внутри нее всегда восставало против этих советов. Раньше ей казалось, что если двое любят друг друга, то не нужно бояться быть с любимым человеком откровенной, что любят как за достоинства, так и за недостатки (вернее, принимают последние, мирятся с ними, учатся сосуществовать в компромиссе), что мысли другого, отличные от твоих, не считают какой-то запредельной глупостью. А вот на практике, в первых своих взрослых отношениях, отчего-то выходило иначе. Как-то так всегда получалось, что ошибалась она, а права всегда оказывалась именно Кейт. А Лиз… Лиз оставалась для Мэттью «милой и очаровательной глупышкой Лиззи, совсем не приспособленной к этой жизни», которую он вечно порывался учить со словами: «Ты же пропадешь без меня!»

«Наверное, у всех так в парах и бывает, просто никто не признается, и все только делают вид, что счастливы и всем безоговорочно довольны в своих отношениях, и зря я сейчас, наверное, по этому поводу так расстраиваюсь», – вздыхала про себя Лиз и радовалась тому, что она все же не одна. Что она нужна кому-то (да не просто кому-то, а такому классному мужчине!), тщеславно думая украдкой о том, что ей ведь сейчас (в этот самый момент, когда она переживает о какой-то ерунде!) завидуют все остальные девочки с их курса, полсотни человек точно: каждая мечтает о Мэтте, а достался он ей, скромной и такой неказистой с виду Лиз…

Глава 4

Через несколько дней Лиз все-таки набралась храбрости поговорить с Мэттом на животрепещущую для нее тему. Теребя в руках какую-то мелочь, что-то вроде упаковки от печенья, девушка осторожно, слегка запинаясь, спросила парня, что он думает насчет предстоящей хэллоуинской вечеринки в их университете и не будет ли он против, если она пойдет на нее, а еще составит ли он ей в таком случае компанию.

В своих мечтах Лиз уже нескромно представляла, что он, скорее всего, обрадуется неожиданному предложению и сделает для нее исключение, сопроводив девушку на главный осенний бал. Она мысленно воображала себя если не королевой этого праздника, то уж точно не хуже других и достойной своего мужчины. В мыслях гадала, какой бы образ подошел ему больше – романтичный или роковой, фэнтезийно-мистический? Под стать самому октябрю или более реалистичный? Хотелось гармонично смотреться с ним. Не бедной родственницей и приживалкой, а настоящей королевой его сердца.

Она жутко волновалась перед тем, как начать этот непростой для обоих разговор. Его характер, его вкусы и привычки за время их отношений Лиз уже успела основательно изучить, но столь взрывная реакция на ее невинный, в общем-то, вопрос все равно удивила, если не сказать больше – обескуражила и даже шокировала девушку. Выслушивать его ответ оказалось обидно до слез, ведь она вовсе не хотела нарушать планы и заставлять делать то, чего бы Мэтт не хотел. Просто подумалось: «Мужчине ведь должно быть приятно выйти куда-то вместе со своей избранницей…» Видимо, ошиб-лась. И поняла это сразу, как только он начал говорить.

«И зачем я только спросила?» – Запоздалое раская- ние уже ничего не могло изменить.

Мэттью злился на нее, это было ясно как день, видно даже невооруженным взглядом. И злился он не на шутку, как иногда бывало до того (да, временами они ссорились, но всегда быстро мирились), а всерьез, по-настоящему.

Голосом на повышенных тонах он язвительно спросил:

– Лиз, а тебе что, в самом деле заняться больше нечем? Вот ни за что не поверю. Уж от кого-кого, а от тебя я такой глупости ну никак не ожидал…

Девушка растерянно моргала, не смея даже посмотреть парню в глаза (теперь-то она и сама понимала всю нелепость своего вопроса и действительно жалела о том, что его задала), а тот тем временем продолжал бросаться в нее обидными, резкими и ранящими словами.

– Блажь и дурость – этот ваш разрекламированный Хэллоуин, и ничего больше! Тоже мне, придумали! Ночь всех святых! Да кому это вообще нужно!..

Лиз хотела было скромно возразить, что лично для нее этот день как раз-таки очень важен. И совсем, мол, это не дурацкий праздник, а теплый и семейный, соединяющий людей. Ей так одиноко в большом городе без семьи и друзей, а праздник всегда ассоциируется с мамой…

«Мэтту-то что? Вот самому повезло: его родные живут рядом с ним, в Нью-Йорке! Он-то, поступая в университет, ни с кем не разлучался!» – думала она при этом про себя, а слезы так и наворачивались на глаза.

Она много еще о чем хотела поведать парню, но вдруг передумала: к чему переубеждать в чем-то человека, если он для себя все уже давно решил окончательно? Вдобавок так некстати вспомнила советы подружки. А Кейт, возможно, и права: не стоит перечить Мэтту, наверняка ему лучше знать, он же, как-никак, старше ее, а значит, опытнее, совсем как Кейт…