скачать книгу бесплатно
– Ну конечно, – проговорил Джозеф тихо, – сейчас пойдет дождь! Когда выплескивается такая мощная молитва, что-то обязательно должно случиться!
Он с радостью наблюдал, как огромная туча перебирается через горы и направляется к солнцу.
Когда начались танцы, Томас скрылся в конюшне. Необузданных чувств он боялся точно так же, как животное боится грома. Однако ритм проник даже сквозь толстые стены. Чтобы успокоиться, Томас принялся гладить лошадь. Через некоторое время рядом послышались тихие всхлипы. Томас пошел на звук и обнаружил в пустом стойле Бертона: стоя на коленях, брат плакал и молился. Отогнав страх, Томас рассмеялся.
– Что с тобой, Берт? Не нравится праздник?
– Говорю тебе, это поклонение дьяволу! – сердито закричал Бертон. – Ужасно! И где? Здесь, у нас, на нашем дворе! Сначала мерзкий католический священник с раскрашенными деревянными идолами, а теперь дикая оргия!
– Что это тебе напоминает, Берт? – невинно осведомился Томас.
– Что напоминает? Колдовство и шабаш ведьм! Все дьявольские языческие обряды мира!
– Так продолжай молиться, Бертон, – спокойно посоветовал Томас. – Знаешь, на что похоже это общее действо? Прислушайся, и услышишь звуки почти религиозного собрания. Словно великий евангелист проповедует пастве.
– Поклонение дьяволу! – снова воскликнул Бертон. – Грязное, греховное поклонение! Если бы знал заранее, непременно ушел бы куда подальше!
Томас хрипло рассмеялся, вернулся на свое место, снова присел на край яслей и принялся слушать молитву брата, радуясь тому, как благочестивые возгласы подчиняются ритму гитар.
Пока Джозеф наблюдал за распухшей черной тучей, она стояла на месте и все же пожирала небо, а потом вдруг схватила и проглотила солнце. Яркий день тут же сменился сумерками, а горы ответили неуютным, резким металлическим блеском. Спустя миг после того, как скрылось солнце, из тучи вырвалось золотое копье молнии, а следом по вершинам гор прокатился гром. За первой вспышкой последовала вторая – тоже в сопровождении гулкого рокота.
Музыка и экстатические танцы как по команде прекратились. Сонными испуганными глазами танцоры посмотрели в небо – так смотрят разбуженные землетрясением дети. Мгновенье все стояли, не понимая, что происходит, но потом сознание вернулось к ним. Люди бросились к привязанным лошадям, достали сбруи и принялись поспешно впрягать животных в повозки и брички. Гитаристы торопливо сняли флажки, убрали так и не пригодившиеся фонари и спрятали реквизит в седельные сумки в надежде сберечь от дождя.
В конюшне Бертон встал с колен и торжественно провозгласил:
– Снисходит гнев Господень!
– Послушай внимательно, Берт, – с улыбкой возразил Томас. – Это же гроза.
Молнии сыпались из могучей тучи, как струи дождя, а воздух сотрясался от ударов грома. Через несколько минут к воротам потянулась длинная череда экипажей. Почти все направились в сторону городка Пресвятой Девы, а некоторые свернули к горным ранчо. В ход пошли все имеющиеся в наличии способы укрытия. При каждой вспышке молнии лошади фыркали, а при каждом ударе и раскате грома испуганно дергали головами и сбивались на галоп.
Едва начались танцы, женщины семьи Уэйн собрались на крыльце Джозефа – как положено хозяйкам, отдельно от гостей. Алиса не удержалась от искушения и спустилась на площадку, а Элизабет и Рама остались сидеть в креслах-качалках, наблюдая за весельем.
Теперь, когда туча накрыла небо, Рама встала и собралась домой.
– Ты сегодня не похожа на себя, Элизабет. Слишком тихая. Не простудилась?
– Все в порядке, Рама. Просто от возбуждения и грусти чувствую себя немного вялой. Праздники всегда нагоняют грусть.
Всю вторую половину дня Элизабет наблюдала за одиноко стоявшим Джозефом и видела, что муж то и дело поглядывает на небо. «Предчувствует дождь», – решила она, а когда прокатился гром, подумала: «Джозефу понравится. Грозы всегда его радуют». Сейчас, когда гости разъехались, а гром свободно разгуливал над головами, Элизабет продолжала украдкой посматривать в его сторону.
Пастухи торопились убрать под крышу посуду и еду. Джозеф дождался первых дождевых капель и только тогда перешел на крыльцо, присел на верхнюю ступеньку перед женой, ссутулился и сложил руки на коленях.
– Понравился праздник, Элизабет?
– Да.
– А раньше приходилось видеть что-нибудь подобное?
– Уже видела фиесты, но такую буйную ни разу. Как по-твоему: может случиться, что собравшееся в небе электричество довело людей до исступления?
Джозеф обернулся и посмотрел ей в лицо.
– Скорее подействовало вино, дорогая. – Он серьезно прищурился. – Выглядишь неважно, Элизабет. Хорошо себя чувствуешь? – Джозеф встал и заботливо склонился над ней. – Пойдем в дом, становится холодно.
Он вошел первым, зажег висевшую в центре комнаты лампу, открыл заглушку и развел в печи огонь. Тяга тихо загудела в трубе. Дождь мерно шуршал по крыше, как будто мела грубая метла. В кухне Алиса что-то тихо напевала, все еще оставаясь во власти танца. Элизабет тяжело опустилась в кресло.
– Давай сегодня поужинаем немного позже, дорогой.
Джозеф встал на колени рядом.
– Выглядишь страшно усталой.
– Это от возбуждения и от множества людей. Да и музыка… слишком энергичная.
Она умолкла, пытаясь понять, что значили музыка и танец.
– Такой странный день, – проговорила она наконец. – Столько людей, месса, а потом пир, танцы, и вот теперь гроза. Я глупая, Джозеф, или в чреде событий есть какой-то скрытый смысл? Похоже на те картинки, которые продают в городах. Сначала пейзаж кажется немудреным, но если хорошо приглядеться, то среди линий появляется множество скрытых фигурок. Понимаешь, о чем я говорю? Камень превращается в спящего волка, облачко оказывается черепом, а среди веток деревьев возникают марширующие воины. Тебе не показалось, что день полон скрытого, не очень понятного смысла?
Джозеф все еще стоял на коленях, низко склонившись в свете лампы, и внимательно смотрел на ее губы, как будто плохо слышал. Машинально гладя бороду, он то и дело кивал.
– Замечаешь все, что происходит вокруг; каждую мелочь, – проговорил одобрительно. – Стараешься проникнуть в самую суть вещей.
– Значит, ты тоже почувствовал странность событий? Скрытый смысл показался мне предупреждением. О, даже не знаю, как объяснить…
Джозеф слегка отстранился и посмотрел на печку, из которой пробивался свет. Его левая ладонь по-прежнему гладила бороду, а правая поднялась и легла на колено жены. Ветер завывал в кроне дуба над домом, а печка ровно и едва слышно потрескивала, отвечая притихшему огню.
– Corono ale de flores que es cosa mia sentidos…[12 - Венок из цветов, что открывает мои чувства… (исп.)] – напевала Алиса.
Джозеф тихо заговорил:
– Понимаешь, Элизабет, оттого что ты стараешься проникнуть в суть, мне должно быть менее одиноко, но этого не происходит. Хочу все тебе объяснить и не могу. Не думаю, что это предупреждение нам. Скорее указание на то, как движется мир. Облако – вовсе не адресованный людям знак надвигающегося дождя. Сегодня предупреждения не было, и все же ты права. Мне тоже кажется, что здесь есть скрытый смысл.
Он на мгновенье умолк, а Элизабет протянула руку и погладила мужа по волосам.
– Танец выпал из времени, – продолжил Джозеф. – Превратился в вечность, стал прозрением. – Он снова замолчал и постарался освободить сознание от подступивших словно густой вязкий туман тяжелых и смутных мыслей. – Люди радовались танцу и наслаждались им – все, кроме Бертона. А Бертон чувствовал себя несчастным и боялся. Трудно предвидеть, когда и чего он испугается.
Элизабет заметила, как губы мужа тронула мимолетная улыбка.
– Проголодался, дорогой? Можем поужинать в любой момент. Только сегодня еда будет холодной.
Она знала, что произносит незначительные слова, чтобы сохранить секрет, однако секрет все равно просочился прежде, чем удалось его удержать.
– Джозеф, утром меня тошнило.
Он взглянул сочувственно.
– Слишком много работала перед праздником.
– Да, возможно. Но, дорогой, дело не в этом. Не хотела пока тебе говорить, но Рама считает… как по-твоему, она понимает? Говорит, что никогда не ошибается, значит, должна понимать. Она многое повидала и все знает.
Джозеф усмехнулся:
– Что Рама знает? Сейчас подавишься словами.
– Ну, видишь ли… Рама говорит, что у меня будет ребенок.
Слова упали в странную тишину. Джозеф сидел неподвижно, глядя в огонь. Дождь на миг прекратился, а Алиса перестала петь.
Элизабет осторожно, робко нарушила молчание:
– Разве ты не рад, дорогой?
Джозеф шумно, тяжело выдохнул.
– Никогда в жизни так не радовался! – А потом шепотом добавил: – И никогда так не боялся.
– Что ты сказал, милый? Не расслышала последних слов.
Джозеф встал и склонился над женой.
– Будь осторожна, – предупредил он строго. – Сейчас тебя укрою. Нельзя мерзнуть, нельзя падать.
Он бережно укутал Элизабет пледом.
Радуясь заботе и гордясь неожиданной тревогой мужа, она улыбнулась.
– Скоро пойму, что и как делать, милый; не бойся за меня. Все выясню и пойму, – произнесла она уверенно, – потому что, когда женщина носит ребенка, перед ней открывается целый мир новых знаний. Так сказала Рама.
– Будь осторожна, – повторил Джозеф.
Элизабет радостно рассмеялась.
– Ребенок уже так тебе дорог?
Джозеф опустил голову и нахмурился.
– Да, ребенок дорог, но еще дороже его ожидание и рождение. Это так же грандиозно, как гора. Настоящая связь с землей. – Он умолк, подыскивая слова, способные точно передать чувство. – Доказательство того, что мы живем здесь, моя милая. Единственное доказательство того, что мы не чужаки. – Вдруг он поднял голову и посмотрел на потолок. – Дождь прекратился. Пойду проверю лошадей.
Элизабет снова рассмеялась.
– Я читала или слышала, что где-то далеко на севере – то ли в Норвегии, то ли в России – есть странный обычай. Надо обо всем рассказать скотине. Когда в семье что-то случается – рождение или смерть, – хозяин идет к лошадям и коровам, чтобы сообщить новость. Ты тоже идешь для этого?
– Нет, – ответил Джозеф. – Просто хочу проверить, все ли привязи хорошо укреплены.
– Не ходи, – жалобно попросила Элизабет. – Томас позаботится о животных. Он никогда о них не забывает. Останься со мной. Если уйдешь сегодня, мне будет одиноко. Алиса! – окликнула она громко. – Можешь подать ужин прямо сейчас? – И снова заговорила тихо: – Посиди со мной, Джозеф.
Она схватила его ладонь и прижала к груди.
– Помню, как в детстве на Рождество мне подарили куклу. Когда увидела ее на елке, сердце наполнилось невыразимым жаром. До того момента, как взяла куклу в руки, я очень боялась и страдала. Так хорошо это помню! Не знаю почему, но жалела, что кукла принадлежит мне. Она казалась слишком волшебной, слишком прекрасной, чтобы стать моей. У нее были настоящие брови и ресницы. С тех пор Рождество всегда наполнялось чудом, и сегодня тоже такой день. Если то, о чем я тебе сказала, правда, то это слишком большая драгоценность, и мне страшно. Посиди со мной, милый. Не уходи сегодня.
В ее глазах блеснули слезы.
– Конечно останусь, – успокоил Джозеф. – Ты слишком устала да и вообще теперь должна много отдыхать.
Он просидел дома весь вечер и лег спать вместе с женой. Однако, как только ее дыхание стало ровным, бесшумно поднялся и оделся. Элизабет слышала движенье и лежала тихо, притворяясь спящей. «У него какие-то важные ночные дела», – подумала она кротко и вспомнила слова Рамы: «Если Джозеф мечтает, то ты никогда не узнаешь, о чем его мечты».
От одиночества стало холодно. Элизабет вздрогнула и тихо заплакала.
Джозеф неслышно спустился с крыльца. Небо прояснилось, ночь стала колючей от надвигающегося мороза, однако с деревьев по-прежнему капала вода, а с крыши на землю стекал крошечный ручеек. Джозеф подошел к большому дубу, остановился и, подняв голову, едва слышно заговорил:
– Ждем ребенка, сэр. Обещаю, что, как только родится, сразу принесу его вам.
Он дотронулся до холодной мокрой коры и медленно провел пальцами по стволу. «Священник знает мою тайну, – подумал он спокойно. – Знает какую-то часть и не верит. А может быть, верит, но боится этой веры».
– Надвигается буря, – снова обратился к дереву Джозеф. – Понимаю, что укрыться не удастся. Но вы, сэр, должно быть, знаете, как защитить нас от бури.
Он долго стоял, осторожно водя пальцами по черной коре, и думал: «Это чувство захватывает все сильнее. Поначалу я искал утешения после смерти отца, а теперь влечение стало настолько острым, что превосходит почти все. И все же по-прежнему утешает».
Он подошел к яме, где жарили мясо, и взял с решетки большой кусок.
– Вот, пожалуйста, – проговорил умоляюще, поднял руку и положил мясо в развилку веток. – Защитите нас, если сможете. Надвигающаяся стихия способна уничтожить всех.
Внезапно рядом послышались шаги. Голос Бертона произнес:
– Джозеф, это ты?
– Да. Уже поздно. Что тебе нужно?
Бертон подошел ближе и остановился.
– Хочу поговорить с тобой, Джозеф. Хочу предостеречь.
– Сейчас не время, – угрюмо возразил младший брат. – Поздно. Поговорим завтра. Я проверял лошадей.
Бертон продолжал стоять неподвижно.
– Лжешь, Джозеф. Думаешь, что никто ничего не замечает, но я за тобой слежу. Видел, как ты приносишь дереву дары. В тебе крепнет языческое начало, и я пришел, чтобы предостеречь. – Бертон волновался и часто дышал. – Сегодня ты видел гнев Господень и предупреждение идолопоклонникам. Да, пока всего лишь предупреждение, Джозеф! В следующий раз молния попадет в цель. Я наблюдал, как ты подкрался к дереву, и вспомнил слова Исайи. Ты покинул Бога, и гнев Его тебя покарает! – Задыхаясь от наплыва чувств, Бертон ослаб и умолк. – Джозеф, – попросил он почти робко, – пойдем в амбар и вместе помолимся. Христос примет тебя в свое лоно. Давай спилим дерево.
Однако Джозеф отпрянул и сбросил пытавшуюся удержать его руку.
– Спасайся сам, Бертон, – рассмеялся он коротко и сухо. – Ты слишком серьезен. Отправляйся спать и не лезь в мои игры. Занимайся своими делами.
Он оставил брата под дубом и вернулся в дом.
Глава 17
Весна началась уверенно, и холмы щедро покрылись травой – изумрудно-зеленой, буйной, жирной, богатой травой. Склоны блестели и перекатывались мягкими волнами. Дожди не прекращались, и река текла мощно, а деревья на берегах склонялись под весом мокрых листьев и сплетали ветви над водой, так что на протяжении многих миль поток прятался в темной пещере. Сырая зима оставила заметный след на строениях фермы: дома почернели, на северной стороне крыш начал расти бледный мох. Вершины навозных куч зазеленели от непрошеной поросли.
