скачать книгу бесплатно
Глава 11
Повозка благополучно миновала ущелье. Лошади высоко поднимали ноги, для надежности стараясь ступать как можно дальше от обрыва, и с опаской косились на реку, а Джозеф с силой натягивал поводья и до визга выжимал тормоз. Едва выйдя на простор, лошади успокоились, и долгое путешествие возобновилось. Джозеф остановил бричку, помог Элизабет вернуться на место. Она села прямо, запахнула на коленях плащ, опустила на лицо вуаль и заметила:
– Если поедем через город, все будут нас рассматривать.
Джозеф что-то сказал лошадям на понятном им языке и ослабил поводья.
– Людское любопытство раздражает тебя?
– Разумеется, нет. Напротив, радует. Испытаю гордость, как будто сделала что-то необычное. Но когда все будут на меня смотреть, придется сидеть прямо и держаться правильно.
Джозеф засмеялся.
– Может быть, никто и не посмотрит.
– Все посмотрят. Заставлю посмотреть.
Они поехали по единственной длинной улице городка, где дома лепились к дороге, как будто старались согреться. Женщины выходили на крыльцо, чтобы увидеть молодую пару, приветственно махали толстыми руками и бережно произносили новый титул, так как само слово звучало совсем по-новому:
– Buenas tardes, se?ora[7 - Добрый вечер, сеньора (исп.).]. – И тут же через плечо обращались к кому-то в доме: – Ven aca, mira! mira! La nueva se?ora Wayne viene![8 - Иди сюда, смотри, смотри! Едет новобрачная – сеньора Уэйн! (исп.)]
Элизабет приветливо махала в ответ, но все же старалась выглядеть чинной, взрослой особой. Чудь дальше пришлось остановиться, чтобы принять подарки. Посреди дороги стояла пожилая миссис Гутьерес; она держала за ноги курицу и громко расхваливала ее достоинства. Однако едва птица оказалась в багажном ящике брички, миссис Гутьерес застеснялась. Она поправила волосы, сжала руки и наконец с криком «No le hace!»[9 - Здесь: «Какая разница!» (исп.)] убежала во двор.
Прежде чем они доехали до конца улицы, в ящике собралась шумная компания связанной живности: два поросенка, ягненок, коза с испуганными глазами и подозрительно сморщенным выменем, четыре курицы и бойцовый петух. Из салуна высыпали веселые посетители и радостно вскинули кружки. Некоторое время молодоженов сопровождали пожелания счастья. Но вот последний дом остался за спиной, а дорога пошла вдоль реки.
Элизабет откинулась на спинку сиденья и глубоко вздохнула. Ее ладонь украдкой забралась в сгиб локтя мужа, на миг сжала руку и замерла в покое.
– Как в цирке, – сказала Элизабет. – Как на параде.
Джозеф снял шляпу и положил на колени. Влажные волосы спутались, глаза смотрели устало.
– Они хорошие люди, – проговорил он умиротворенно. – Буду рад оказаться дома. А ты?
– И я тоже, – ответила Элизабет и вдруг добавила: – Иногда любовь к людям становится такой же сильной и горячей, как страданье.
Джозеф быстро обернулся и взглянул удивленно: она только что высказала его собственную мысль.
– Почему ты об этом подумала, милая?
– Не знаю. А что?
– Я думал о том же: иногда люди, холмы, земля – все, кроме звезд, становится единым целым, и любовь к этому миру остра, как страданье.
– Значит, не звезды?
– Нет, звезды никогда. Звезды всегда чужие. Порою зловещие, но всегда чужие. Чувствуешь, как пахнет шалфей, Элизабет? Приятно вернуться домой.
Она подняла вуаль и глубоко, жадно вдохнула. Платаны начали желтеть, а земля уже покрылась первыми опавшими листьями. Бричка выехала на повторявшую линию реки длинную дорогу; солнце повисло над вершинами гор, за которыми прятался океан.
– Приедем глубокой ночью, – вздохнул Джозеф. Свет в лесу казался золотисто-синим, среди круглых камней бежал ручей.
С наступлением вечера воздух стал влажным и прозрачным, так что горы выглядели твердыми и острыми, как хрусталь. После захода солнца настало волшебное время: Джозеф и Элизабет смотрели вперед, на четко очерченные холмы, и не могли отвести глаз. Стук копыт и журчанье воды углубляли состояние транса. Джозеф сосредоточил немигающий взгляд на линии света над западным гребнем гор. Мысли замедлились, превратившись в картины, и на вершинах появились причудливые фигуры. С океана прилетела черная туча и зацепилась за гребень, а воображение превратило ее в голову черного козла. Джозеф ясно видел косо поставленные желтые глаза – умные и ехидные – и изогнутые рога. «Знаю, что козел действительно сидит, положив бороду на горный хребет, и смотрит в долину, – промелькнуло в сознании. – Он должен там быть. Кажется, я где-то прочитал или кто-то мне рассказал, что из океана должен выйти козел. – В эту минуту ему ничто не мешало собственной властью создавать вещи столь же великие, как сама земля. – Если решу, что козел там, он там появится. И я это сделаю. Козел важен».
Высоко в небе порхали птицы. Ловили крылышками последние солнечные лучи и мерцали, как маленькие звезды. Сыч вылетел на охоту и теперь отважно парил в воздухе, оглашая округу пронзительным криком в надежде вспугнуть притаившихся в траве маленьких существ, заставить их вздрогнуть и выдать свое присутствие. Долину быстро заполнил мрак, а черное облако, словно налюбовавшись земной красотой, вернулось в океан.
«Надо запомнить, что это был козел, чтобы никогда не оскорбить животное недоверием», – подумал Джозеф.
Элизабет слегка вздрогнула, и он обернулся:
– Замерзла, милая? Хочешь, прикрою колени попоной?
Она снова вздрогнула, но уже не так заметно, потому что постаралась сдержаться.
– Мне не холодно. Просто сейчас какое-то странное время. Поговори со мной. Опасное время.
Джозеф все еще думал о козле.
– Что значит опасное? – Он взял ее сжатые ладони и переложил на свое колено.
– Опасность в том, что можно потерять себя. Это из-за света. Вдруг показалось, что я таю и растворяюсь, как облако; сливаюсь со всем, что есть вокруг. Ощущение очень приятное, Джозеф. А потом закричал сыч, и стало страшно, что если слишком сильно сольюсь с холмами, то больше никогда не смогу снова превратиться в Элизабет.
– Так влияет вечер, – успокоил он. – Действует на все живые существа. Замечала когда-нибудь, как в это время ведут себя животные и птицы?
– Нет, – ответила она и с готовностью повернулась, почувствовав, что нашла взаимопонимание. – Кажется, я раньше вообще мало что замечала. А теперь словно глаза открылись. Как же по вечерам ведут себя животные?
Голос Элизабет прозвучал слишком громко и спутал его мысли.
– Не знаю, – ответил Джозеф угрюмо. – Точнее, знаю, но должен подумать. На подобные вопросы не ответишь так сразу, – поспешно добавил он, почувствовав, что был резок. Умолк и посмотрел в сгущающийся мрак. – Да, – заговорил он наконец. – Примерно так: вечером, когда становится по-настоящему темно, все животные замирают. Даже не мигают. Как будто о чем-то мечтают.
Он снова умолк.
– Помню кое-что интересное, – заговорила Элизабет. – Сама не знаю, когда заметила. Но ты сказал, что дело во времени суток, а эта картина важна для вечера.
– Что же? – уточнил он с интересом.
– Когда кошки едят, их хвосты лежат прямо и неподвижно.
– Да, – кивнул Джозеф. – Да, так и есть.
– И это единственное время, когда хвосты кошек лежат прямо и не шевелятся.
Элизабет весело рассмеялась. Теперь, рассказав об этом глупом наблюдении, она поняла, что его можно считать пародией на мечтающих животных Джозефа, и обрадовалась. Замечание показалось ей довольно глубоким.
Однако Джозеф не понял, какой мудрый вывод следует из кошачьих хвостов, и просто сказал:
– Сейчас поднимемся на холм, потом снова спустимся к лесу у реки. Проедем по длинной равнине, и все – мы дома. С вершины увидим огни.
Уже совсем стемнело. Опустилась глухая молчаливая ночь. Бричка взбиралась по склону, словно не желавшая подчиняться закону природы упрямая букашка.
Элизабет прижалась к мужу.
– Лошади идут уверенно. Знают дорогу или ориентируются по запахам?
– Видят, дорогая. Это только для нас совсем темно, а для них сейчас всего лишь глубокие сумерки. Скоро поднимемся на холм, и сразу появятся огни. Слишком тихо, – пожаловался он. – Мне эта ночь не нравится. Ничто вокруг не движется.
Подъем занял не меньше часа, и на вершине Джозеф остановился, чтобы дать лошадям отдых. Склонив головы, те дышали тяжело, но ровно.
– Смотри, – показал он. – Вон там горят огни. Уже поздно, но братья нас ждут. Я не сказал, когда приедем, но они, наверное, догадались. Один из огней движется. Скорее всего, фонарь во дворе. Должно быть, Томас пошел в конюшню, чтобы проверить лошадей.
Ночь накрыла округу плотным покрывалом. Впереди послышался тяжелый вздох; из долины прилетел ветерок и зашуршал в сухой траве.
– Где-то близко враг. Воздух недружественный, – с тревогой пробормотал Джозеф.
– Что ты говоришь, милый?
– Говорю, что погода меняется. Скоро начнется гроза.
Ветер усилился и принес протяжный собачий вой. Джозеф сердито подался вперед.
– Бенджи уехал в город. Я же сказал ему, чтобы, пока меня нет, сидел дома. Это его собака воет. Каждый раз, когда он уезжает, всю ночь не дает спать. – Он натянул поводья. Лошади сделали несколько тяжелых шагов, но тут же выгнули шеи и навострили уши. Джозеф и Элизабет тоже услышали ровный стук копыт. Лошадь скакала галопом.
– Кто-то едет навстречу, – проговорил Джозеф. – Наверное, Бенджи торопится в город. Попробую его вернуть.
Всадник приблизился и так резко натянул поводья, что лошадь едва не встала на дыбы. Хриплый голос крикнул:
– Сеньор, это вы? Дон Джозеф?
– Да, Хуанито, в чем дело? Куда спешишь?
Лошадь пронеслась мимо, а хриплый голос ответил:
– Скоро захотите со мной встретиться, мой друг. Буду ждать вас возле камня, среди сосен. Я не знал, сеньор! Клянусь, не знал!..
Послышался глухой стук шпор. Лошадь фыркнула и ринулась вперед, вниз по склону. Джозеф выхватил из гнезда хлыст и пустил своих лошадей рысью.
Элизабет постаралась заглянуть в его хмурое лицо.
– Что случилось, милый? О чем он говорил?
Руки Джозефа мерно поднимались и опускались, крепко сжимая поводья и одновременно подгоняя лошадей. Железные обода скрежетали на камнях.
– Пока не знаю. Не зря чувствовал, что ночь плохая.
Бричка уже спустилась в долину. Лошади пытались замедлить шаг, однако Джозеф продолжал подгонять их до тех пор, пока они не перешли на неровный бег. Бричку так трясло на ухабах, что Элизабет пришлось упереться ногами в пол и обеими руками вцепиться в борт.
Теперь уже были видны строения ранчо. Фонарь стоял на куче навоза, и свет отражался от заново побеленной стены конюшни. В двух домах горел свет, и сквозь окна Джозеф увидел, как внутри беспокойно снуют люди. Как только они подъехали, во двор вышел Томас и остановился возле фонаря. Он взял поводья и погладил лошадей по шеям. На его лице застыла неподвижная улыбка.
– Быстро вернулись, – заметил он.
Джозеф спрыгнул на землю.
– Что случилось? Я встретил Хуанито.
Томас отстегнул мартингалы и пошел к крупам, чтобы ослабить лямки.
– Мы ведь знали, что однажды это произойдет. Даже обсуждали с тобой.
Откуда-то из темноты возле брички появилась Рама.
– Здравствуй, Элизабет. Наверное, тебе лучше пойти со мной.
– В чем дело? – испуганно воскликнула Элизабет.
– Пойдем, дорогая. Сейчас все объясню.
Элизабет вопросительно взглянула на мужа.
– Да, иди, – кивнул Джозеф. – Иди с ней в дом.
Дышло упало; Томас снял упряжь с мокрых лошадиных спин.
– Ненадолго оставлю их здесь, – сказал он, будто оправдываясь, и бросил упряжь через ограду загона. – Пойдем.
Джозеф неподвижно смотрел на фонарь. Потом взял его и обернулся.
– Конечно, Бенджи что-то натворил. Сильно поранился?
– Умер, – ответил Томас. – Уже два часа как мертв.
Братья вошли в маленький дом Бенджи, миновали темную гостиную и остановились в спальне, где горела лампа. Джозеф взглянул на искаженное дикой болью лицо младшего брата: зубы обнажились, сломанный нос распух. На глазах тускло мерцали монеты в пятьдесят центов.
– Через некоторое время лицо немного разгладится, – сказал Томас.
Джозеф медленно перевел взгляд на лежащий на столе, возле кровати, нож. Он воспринимал события так, словно смотрел на все с высоты. Душу наполнял странный, похожий на высшее знание, могущественный покой.
– Это сделал Хуанито? – произнес Джозеф почти утвердительно.
Томас взял нож и протянул брату, а когда тот отказался взять, снова положил на стол.
– Вонзил в спину, – пояснил он тихо. – Хуанито поехал в Нуэстра-Сеньора за пилой, чтобы укоротить рога тому драчливому быку, который так всем надоел, но слишком рано вернулся.
Джозеф отошел от кровати.
– Давай его прикроем. Что-нибудь накинем сверху. Я встретил Хуанито по дороге; он сказал, что не знал.
Томас жестко рассмеялся.
– Откуда он мог знать? Лица же не видел. Просто застал на месте и ударил. Хотел сразу сдаться, но я велел дождаться тебя. Нам предстоит суд.
